Снег на моей голове...

Хорошо сейчас Антошке, бродит по Нью-Йорку, разглядывает достопримечательности. Ариадна бы тоже могла, но день рождения Евы — событие неоткладываемое ни при каких условиях. Вот только когда она теперь окажется на этом празднике жизни? По плану было приехать домой к десяти утра. Вот уже начало одиннадцатого, а картина все та же — аэропорт и снег. Набрала номер Евы. Телефон ответил длинными гудками и замолчал. Ребенку не до нее, похоже. Начала праздновать без опаздывающих. Да и слава богу. Кажется, Антошка был прав, сказав, что в двенадцать мама на дне рождения — не главный человек. Хорошо, что пока не лишний! Позвонила матери, та ответила сразу. Выслушала стенания про аварию и пробку. Спокойно доложила, что об этом уже вся Москва знает, так что ее никто и не ждет особенно. Сидишь в своем аэропорту, вот и сиди. Никто не страдает. В общем, В Нью-Йорке можно было и остаться. С Антошкой и труппой. Там ее ценили и хотели видеть, похоже, больше, чем родная дочь. Антон, конечно, лучший мужчина в мире, но вот мамина идея оженить их не лезла никогда ни в какие ворота. Ариадна даже думать не думала о напарнике в таком ключе, пока однажды не услышала от матери: — А Антоша так трепетно к тебе относится! Вот бы и ты обратила на него внимание! Посмотрела, подумала, представила. Ничего более инцестуального, чем секс с Антоном в ее голове до этого не было. Ни до, ни после. А трепетное отношение? Так еще бы ему не беречь Ариадну, которая его заштатное хозяйство сначала вывела на видные позиции, суткуя в их клубешнике, а потом и вовсе вознесла в космос своим трудолюбием и упорством. Школу и театр Серебряковой сделали две энергии — ее и Антошкина. Он хоть страшненький, щупленький, слепенький, что тот крот, а все-таки очень сильный и пробивной мужик. Одни достоинства, но вот… никак не виделся не то что любимым, даже любовником. Тот же Коля, не говоря уж про Володю, экземпляр намного менее понятный и приятный, чем Антон, а мужики в них нюхом чувствуются. В глазах, в руках, даже в том, как бесят. Антошка и бесил, как братишка, а то и сестренка. С Евкой тоже взбесил, конечно, хотя бы потому что не нашел ничего лучшего, чем причитать о потерях школы, если не дай бог, что приключиться в ее стенах с ребенком. — Тош, это мой ребенок! Ты понимаешь, что я рискую большим, чем школа? — Я понимаю, что в случае чего, от нашей работы и жизней останется пшик и не более!— возмущался Антон так, что кадык дергался сам собою, а не в такт словам.— И Ева тебе точно спасибо не скажет за это! Сцепились знатно. Тоха сказал, что ничего выяснять не будет, интересоваться — тем более. Нашла дурака, самому себе веревку на шею повесить! Расплевались, разошлись по кабинетам. Каждый занялся своим делом. Через час без стука Антон ввалился, плюхнулся на стул напротив стола Ариадны и выдал: — Значит так, я все выяснил. От тебя нужна справка с допуском дочери от врача. На часть препаратов надо будет разрешение, тут еще решаю, как выбить, может, придется сильно попрыгать. Ставки на кардиолога у нас точно нет. Прости, но и не предвидится. Могу на какие-нибудь курсы записать нашего медработника. Какие — пока не знаю? Годится? — И где мне достать допуск ребенку? Кто его даст?— растерялась женщина. — Это мне все равно, с одной стороны,— честно признался Антон.- С другой - я надеюсь, что на этом месте ты и сломаешься, оставив свое безумие там, где ему и положено быть, то есть в собственной голове! С тем и разошлись: Ариадна искать авантюриста, что разрешит Еве полноценное обучение в школе балета, а Антон — все остальное. Несколько месяцев была тишина. Даже как-то и не о чем было ни с кем поспорить. Занимались все тихо своими делами. Против занятий Коли и Евы тоже возражать не стала, больше пугала, что будет искать ребенку другого учителя, чем хотела этого. Именно из такой временной тишины потом вырастает что-то серьезное. Огромное. Напряжение создалось апрельским днем, когда незадолго до обеденного перерыва позвонил Владимир и предложил срочно встретиться и обсудить варианты для покупки жилья. — У меня много работы,— ее действительно ждал индивидуальный класс с парой, готовящей партию в спектакле, который никак нельзя было отменить. После этого необходимо было заняться документами по театру, а уж потом, если повезет, успеет что-нибудь съесть, назвав, то ли обедом, то ли ужином. — Тогда только на работе. Приезжай, у входа позвони, я тебя проведу,— хотела положить трубку. — Я вообще-то тоже занят,— начал Дадиани.— Я разве должен срываться, отвлекаясь от своих дел, ради твоих нужд? — Откупные — это твоя нужда,— напомнила и бросила трубку. И ведь, что важно, сделал все, как она хотела: приехал, позвонил от входа, дождался покорно под дверями. Была своя сладкая месть в том, чтобы не спешить. Заглянула к Еве и Николаю по пути, они снова занимались днем, неторопливо спустилась, дала указания охране. Вела за собой, ощущая, что выиграла эту жизнь. Замерла у одного из классов: — Хочешь посмотреть на ребят? — Нет, я тороплюсь,— дернул плечом Владимир. Удивленно поглядела на мужчину и вдруг поняла: в маститом хореографе жила банальная профессиональная ревность. Его звезда еще горела высоко, ученики пока оставались на лучших позициях, а все же время Дадиани, пусть десять, пятнадцать лет и уйдет. А ее наоборот лишь входит в силу, в расцвет. Звезда Ариадны будет гореть ярче звезды ее бывшего возлюбленного. Владимир Эдуардович завидовал девочке, которую по душевной доброте пристроил в заштатную танцшколу. — Хорошо, пошли!— дальше уже без остановок. Дадиани оценил интерьер и прокомментировал: — Можно и посолиднее обставить. — Можно, но меня все устраивает,— усмехнулась Ариадна. — При таком аскетизме тебя почему-то не устраивает нормальное жилье в нормальной новостройке,— огрызнулся мужчина. — Не устраивает,— безразлично ответила блондинка.— Давай быстро посмотрим, что ты нашел, я выберу, съездим оглядимся, да и закроем вопрос. — Ты решила меня вышвырнуть из жизни намертво?— кажется, он совершенно не верил, что кто-то может отказаться от такого приза. — Это решил ты, я всего лишь не против твоего решения,— махнула на стул рядом со своим столом, сама села на привычное рабочее место. Владимир, и впрямь, в целом постарался. Лишь два из шести вариантов были отвергнуты сразу — не прошли по базовому критерию, то есть местоположению. Еще один, поморщившись, отложила в сторону. — Что тебе не так?— удивился визитер. — Место хорошее, но метраж… Это не квартира, а клетка для хомячка. — Семьдесят пять квадратов! Побойся бога, Ариша!— возмутился ее аппетитами. — Это общая площадь, судя по планировке, все сильно печальнее с жилой,— отодвинула вариант на самый край. Еще один тоже забраковала из-за планировки. А два оставила. — Вот это будем смотреть лично,- передала Володе.— У тебя все? Мужчина вдруг улыбнулся той улыбкой, с какой смотрел на нее в первый вечер в ресторане, восхищенной и от этого восхищения чуть удивленной. Он будто и не ожидал, что кто-то может настолько впечатлять. А вот же, есть такой человек. — Как же ты восхитительна в образе деловой дамы,— поднялся со стула и плавно обогнул стол. В нем оставалась вышколенность и грация высококлассного танцора, которую невозможно было истребить ни возрастом, ни некоторой полнотой тела. До сих пор, когда Дадиани садился и складывал ноги, носок привычно оттягивался, стопа становилась изящной и благородной. Поза завершенной. Ариадна не сомневалась, им до сих пор любовались женщины, оказывающиеся рядом. Она и сама любовалась: ни в ком, даже из балетных, ни до Володи, ни после не видела она такой природной стати и созданности для классического танца. Владимир уже приблизился склонился над креслом, в котором сидела блондинка: — Ариш, гордость — это красиво, тебе идет, но есть более важные вещи в жизни, которые гордостью не компенсирует. Легко провел пальцами по лицу, очерчивая контур, задержал ладонь на длинной женской шее: — Подумай о нас. Мы были хорошей парой. Можем ею и остаться. Тем более при моих нынешних возможностях, ты выиграешь не только… Недвусмысленно положил руку на грудь, сжимая ту под одеждой, склонился еще ближе: — Я вполне могу продвигать твои начинания. Хороший бонус к неплохой постели. Наверное, был бы поцелуй, а дальше, возможно, они бы сговорились. Долгая дорога вместе. Есть привычка к особенностям друг друга, да и смирение с ними. Но не успел, щелкнул язычок, удерживающий дверь, и на пороге появилась Ева, а за ее спиной стоял Николай. Дадиани сразу отпрянул, распрямился, забрал свои бумаги и довольно холодно сказал: — Я договорюсь о времени просмотров. — Со мной надо будет согласовать,— коротко и спокойно ответила женщина. — Я осознал, что ты занятая как господь бог,— усмехнулся маститый деятель культуры. Выходя, Владимир Эдуардович небрежно подвинул так и не вошедшего в двери Колю, на Еву даже не взглянул током. И исчез в коридорах школы Серебряковой. — Хорошо прошло занятие?— улыбнулась дочке Ариадна, а на Колю глаз не подняла. — Да-да-да, пропел ребенок, забираясь с ногами на стул.— Николай Сергеевич считает, что вечером надо сделать еще один класс. Пришлось оторваться и взглянуть на учителя своего ребенка. Взгляд у мужчины был задумчивый, но не особенно добрый, впрочем, и не злой. Непонятный. — Николай Сергеевич решил посвятить жизнь твоим танцевальным урокам?— обращалсяь, конечно, не к ребенку, а к лохматому, широколицему педагогу. — Ее можно и нужно нагружать больше, если со следующего года давать полные объемы,— говорил Коля тихо, даже мягко, но слова подтверждали, что от своей идеи не собирался отказываться. — А мы уже решили, что будет полная нагрузка?— не любила она подобной манеры гнуть свою линию. — Да, решили!— звонко оповестила Ева.— Мы обо всем договорились с Николаем Сергеевичем! Еще раз глянула на преподавателя. Тот смотрел прямо, не отводил глаз. Спорить при ребенке не хотелось, да и смысла особенного не имело: уж дочь на ее сторону не встанет ни за что! — Обсудим все подробно,— в голосе был лед и сталь, фраза предназначалась точно не ребенку, но ответила все равно она. — Да, мамочка, я вечером тебе все расскажу!— весело защебетала девочка. — Конечно,- улыбнулась ей Ариадна.— Ты расскажешь вечером, а Николай Сергеевич поделится планами завтра… до начала рабочего дня!— она отдала приказ явиться на ковер, он это понял. — Могу и сегодня,— пожал безразлично плечами. — Сегодня не можете,— напомнила мать Евы,— у вас вечернее индивидуальное занятие с моим ребенком. Вы о нем сами просили. Похоже, сильно удивила мужчину, тот даже глазами захлопал. Неловко улыбнулся, будто боясь порадоваться от души. — Да, я приду завтра! До начала занятий,— сразу и позабыл, что ничего доброго весь предыдущий разговор, слова и интонации, не обещали, радовался пусть маленькой, но победе, единственному шагу вперед. На удивление в этой мальчишеской улыбке стал красивым, хотя уродом и до того не был, просто для Ариадны был никаким. Обычным, нормальным, не хуже и не лучше прочих. А оказалось, настоящая радость Николая просто преображает. Даже ругаться на тему его безобразного самоуправства и подговариваний дочери за ее спиной на миг расхотелось. Счастье заразительно. Светло улыбнулась в ответ.