Посчитай овечек

— Тэхён-а, — шепчет омега, обнимая любимого за талию. — Тэ, я не могу уснуть, — губы надувает, голову укладывая на чужое плечо, и дышит в шею. Они лежат привычно близко под любимым одеялом Чонгука, пытаясь уснуть после тяжёлого дня. Точнее, Чонгук пытается, потому что Тэхён уже давно видит десятый сон, в котором катается на фиолетовых лошадках и кушает синюю сладкую вату. Образно говоря, конечно же! В общем, альфа спит, словно младенец, потому что уморился за целый день принимать заказы и общаться с кучей людей — приятных и не очень. А Чонгук вот уже больше двух часов лежит, втыкая в потолок, пока сна ни в одном глазу. Вот вообще никак не прёт. Хотя спать хочется ужасно сильно, всё тело гудит от усталости, а голова кипит от загруженности. А сон, чёрт его подери, всё никак не идёт. Омега что только не пробовал: и напрягал всё тело на пятнадцать секунд, резко расслабляясь после; и дыхание задерживал, хотя это, кажись, больше помогает при икоте; и шею массировал, чтобы расслабить больше; и даже нашёл в холодильнике молоко, чтобы выпить, подогрев перед этим. Сон так и не пришёл, зато желудок начал выть, переваривая жидкость. Чонгук правда не хотел будить любимого, знает ведь, что тот устал как собака, но поделать ничего не может. Голова уже начинает болеть от усталости, вдруг Тэхён поможет ему уснуть? Если нет, то Чонгук… А что Чонгук? Ну, допустим, посуду мыть будет две недели? Тэхён ведь не любит это делать. — Гу? Что случилось? — бурчит альфа, приоткрыв глаза, и привычно чмокает в макушку. Как бы сильно ни хотелось спать, он пытается разогнать дрёму, моргая часто. Чонгук носик морщит, оставляя невесомый поцелуй где-то в районе ключицы альфы, и бормочет едва слышно: — Уснуть не могу, — и вздыхает, мысленно себе влепив пощёчину за такую беззащитность. Даже с этим не в силах справиться, заставляет своего парня тратить драгоценное время на себя, вместо того чтобы отдыхать. — Прости, что разбудил, но я правда не знаю, что мне делать. Тэхён смотрит в чужие глаза блестящие и пытается понять, за что Чонгук извиняется. За то, что разбудил? Или за то, что не может уснуть? Совсем уж странно. Чонгук же не виноват в этом. — Хочешь поговорить? — предлагает негромко, чмокая в лоб. Обнимает одной рукой за плечи, и теперь омега почти полностью лежит на нём. Тэхёну безумно нравится ощущать эту приятную тяжесть. — Может, молока нагреть? У нас где-то было, — и порывается встать, но его останавливают. — Я уже выпил, — снова губы надувает, закидывая на альфу и ногу. Так удобно, тепло и приятно. — И расслаблялся, и тёплой водой умывался, — перечисляет устало, прикрыв глаза, и зевает смачно. — Но всё мимо. А уже, между прочим, почти два часа. Тэхён руку удобнее устраивает, укрывая их одеялом, и еле слышно шепчет: — Посчитай овечек. Чонгук на это хихикает куда-то в шею, вызывая мурашки, и вдыхает поглубже любимый хвойный аромат. Успокаивает. — Ну, — бормочет и снова зевает. — Я не хочу. Тэхён улыбается устало, чувствуя, как чужое дыхание становится ровнее, и еле сдерживает смешок, когда омега сквозь дрёму несвязно шепчет: — А если овечка упадёт, зацепится за что-то, — снова зевает, — потом упадут и другие, я собьюсь со счёта и… — вдыхает глубоко, причмокивая губами, и замолкает. Альфа тоже прикрывает глаза и под тихое сопение снова засыпает. Теперь ему снятся не единороги, а овечки, которых Чонгук аккуратно и по одной переводит через заборчик, чтобы те не упали.