Сдержанное обещание

Лололошка был болтливым. Типо, очень. Да, Дилан жаловался на это на протяжении буквально всего их знакомства, но это были скорее жалобы о желании шарфоватого слушать, как люди говорят, а не поддерживать нормальный диалог. Он приходил и стоял с нечитаемым лицом, дай бог говоря что-то вроде "привет", пока Дилан не говорил ему его не доставать или не отпускал комментарий насчёт назойливости Карла, Абилки или ужасной погоды, после чего сосед уходил, по всей видимости до поры до времени удовлетворённый. И это было, ну, стрёмно, да, но в какой-то момент стало даже... Привычно? Естественно, нормально, так, будто так было всегда. Дилан не признается никому и никогда, даже себе, –особенно себе– но он выделял отдельное время на то, чтобы подумать, что сказать в следующий раз, чтобы не слишком повторяться и, очевидно, заставить соседа... Порадоваться. Сделать это интересным, сделать так, чтобы он захотел подойти снова, чтобы не захотел прерывать их маленький и определенно странный с социальной точки зрения ритуал. Нелепый, идиотский, точно такой же, как его участники, но их. Теперь же Дилан говорил ещё меньше, чем при "жизни", и только по делу. Ну, не говорил, а печатал. И это злило. Злило до дергающегося глаза и несуществующей дрожи, потому что теперь он – телефон. Даже не автоматон. Вот теперь он действительно железка, ха. Железки, если быть точнее, ведь был он в одном ноутбуке и двух телефонах, один из которых Лололошка везде и всегда носил с собой, каждый раз вспоминая о зарядке в самый последний момент. Это постоянное нахождение рядом и было причиной открытия Дилана. —Вопрос на миллион ничего: могу ли я зайти в эту дверь? Ац, не могу. Жаль-жаль. Ну ничего, ничего интересного там вроде нет. Самое интересное у нас здесь – гопники! Давно мы их не навещали, ребята, давно мы с ними не виделись и они наверняка уже... Послышались крики вроде "ты на кого нарываешься?!" и "ты у меня сейчас попляшешь!", а причина этих криков, говоря что-то неразборчивое и, по всей видимости, болезненное, побежала в их с Ричардом дом, закрыв дверь и злобно захихикав, пока, видимо не получившая даже настолько базового образования, чтобы открывать незапертые двери гопота ломилась внутрь, осыпая его оскорблениями. И так уже который раз, серьезно. Дилан ничего не спрашивал и объяснений не требовал, а также не просил прекратить, но слушая через динамики то, как Лололошка каким-то неведомым образом дерётся с людьми через окна, задавался вполне логичным вопросом – какого черта? Нет, даже не так – как он это пропустил? —И воооот, всё! А, так мало? Ненадолго мы их видимо слишком оставили, эх, а такие надежды были. Ну ладно. Зато уже вечер! А это значит? Это значит, что я могу пойти и спросить насчёт заданий! Раз уж в почте сегодня выходной, то пусть хоть так подработаем. Очень, очень много трёпа. Бессмысленного, невероятно активного, словно он говорил с невидимой публикой трёпа. Драться с гопниками чтобы отжать у них немножко денег звучало вполне в стиле этого безумца, но балаболить при этом столько, словно это его последний раз, когда он открывает рот? Вообще нет. Дилан метался между непониманием, как он не заметил этой черты раньше и благодарностью, что раньше он не слышал этого, ведь если бы слышал, то у него точно бы вытекли на тот момент ещё материальные мозги. На самом деле, если так подумать, несмотря на тот факт, что они проводили очень много времени вместе из-за побега, Ло почти никогда не был с ними... В расслабленном положении. Он вскакивал на рассвете, уходил куда-то на пару часов, приходил к уже проснувшемуся Дилану, капал ему на мозги и снова уходил, но уже на учебу. Он требовал от него слов, он слушал его планы, он оправдывался перед ним за глупые действия, но он никогда не рассказывал ему ничего своего. Ничего своего лололошечного, глупого, такого же нелепого, наивного и, черт возьми, до тошноты милого, каким был он сам. Ничего. —Эх-эх-эх, и как они так квартиры-то каждый раз пачкают? Кровь там, кровь тут, кровь здесь! Это что нужно делать такого? Они петарду в рот человеку положили? И вот опять. С ними Лололошка никогда не был таким. Никогда не шутил насчёт таких бредней, никогда не относился так спокойно к смертям, никогда... Не звучал так счастливо. Рядом с Диланом он никогда не звучал так счастливо, как когда он дрался с кем-то, как когда он покупал что-то, как когда он оттирал остатки человека и даже когда он оплачивал штрафы! Ну ладно, с Диланом он был счастливее, чем когда он оплачивал штрафы –даже без напоминания! Неожиданно.–, но это вот вообще не показатель. Причём не выглядело (звучало) так, словно эта болтливость появилась у него после побега, а значит, что он всегда был таким, просто Дилан не замечал. Дилан не замечал, потому что был плохим другом, плохим товарищем, плохим во–... Кх. Дилан был плохим, это всё. —А вы что скажете? А? Ничего? Ясно, понятно, хорошо. А вы что-нибудь скажете? Вы да. Вот в привычку подслушивать незнакомцев или стоять у них над душой Дилан поверить мог легко, даже очень. Но то, что Лололошка им ещё и отвечал стало неожиданностью. Одной из многих. —Агх, как же достали эти автоматоны! Кучка проводов, не более. Почему вообще кто-то с ними сюсюкается? Они же-ле-зки, понимаете!? Ничего не дающие железки, фальшивка. И почему ими только заменяют людей? Пф, неважно. Это был не первый и определенно не последний такой комментарий про автоматонов, и Дилан принимал это со всей стойкостью, с которой мог. Если точнее, то ему было с высокой колокольни плевать, что думают о нем какие-то левые люди, которых он в глаза не видел, не видит и не увидит. Не наплевать, что удивительно, было тому, кто был причиной того, что он мог услышать эти слова. Лололошка либо плакался своим воображаемым фанатам, либо почти шипел на каждую такую фразу, не понимая, как у людей вообще язык поворачивается так говорить. —Ну вот опять, опять! Ну чем вам автоматоны не угодили, а? Вы не факт, что виделись с ними, Господи! И кто это ещё фальшивка? Дилан вот, разве ж он фальшивка?! Дилан понастоящее вас всех! И живучий, и умный, и даже в таком состоянии нам очень помогает! А вы... Тьфу на вас. Ничего они не понимают. Вот вернём мы его и ух! Но для этого нужны деньги, это да. Много денег. Держись, Дилан, мы тебя точно вернём, обещаю! Хоть как-нибудь. Опять он забыл, что тот, о ком он говорит прямо в его кармане, ха. Но напомнить Дилан ему не мог, нет. Он был слишком взволнован. У него не было тела, но он чувствовал, что если бы оно было, до он бы покраснел до корней волос. Хотелось закрыть лицо руками и вымученно застонать, назвать его идиотом и ретироваться подальше, лишь бы скрыть свое смущение. Но оставалось только радоваться тому, что та дама, что жаловалась на автоматонов, совсем Лололошку не слушала, а ещё безуспешно пытаться заглушить те эмоции, что он испытывал от этих слов. Лололошке хотелось верить. Хотелось верить, что он вернёт его, хотелось верить, что он даст ему новое тело... И тогда Дилан наконец сможет увидеть, как он выглядит, когда самозабвенно заговаривается. Тогда Дилан наконец сможет обнять его, тогда Дилан наконец погладит этого идиота по спине и скажет ему, что он скучал, позволит ему говорить сколько угодно, но будет сам вставлять что-нибудь и рассказывать о своих мыслях, лишь бы увидеть, как этот придурок улыбается ему. Этот придурок, что был абсурден, но всегда исполнял обещания. Лололошка точно вернёт ему тело, а он точно отплатит ему за это.