Что имеем — не храним...

С кладбища по всему Лентяево раздавались приглушённые рыдания. Изумлённо выглянула из окна своего дома Стефани; Зигги оторвался от лежащей у него на коленях коробки конфет; Пиксель потёр глаза, отвлекаясь от компьютера. Даже Стинги сбился со счёта, а Трикси выронила из рук маркер, которым дорисовывала спящему мэру усы. Проснулся Милфорд Добродушный, а мисс Деловая осеклась и отодвинула от уха телефонную трубку. Но всё было верно: по Лентяево разносились звуки, которых тут никогда прежде не слышали. Звуки горечи потери. — Дядя, кто это? Стефани выбежала на улицу, даже забыв свою сумку; Милфорд неожиданно быстро подскочил с лежака и чуть не упал, но чудом удержался на ногах. — Я... Я не знаю... — Нужно проверить! Бежим! Топот жителей почти смог заглушить рыдания. Картина была невесёлой: склонившись над гробом, в платок рыдала облачённая во всё чёрное женщина. — Мой сынок... Мой бедный сын... — Боже правый! Что-то случилось?! — М-мой сын... Он мёртв... Я... — О господи... — Наверное, нужно подготовить речь... — Интересно, сколько стоил этот гроб? — Заткнись, Стинги! Мадам, ваш сын... Он... — Он умер, а никто даже не заметил! — женщина зашлась в новом приступе рыданий. — Всем было наплевать... Никто не заметил его исчезновения... А теперь его нет! После долгой болезни он... Он... — Дайте посмотреть, дайте посмотреть! Я хочу посмотреть! — Зигги! Но останавливать его было уже поздно; прорвавшись к гробу, он тут же отшатнулся обратно и с ужасом выдал: — Р... Робби?! — Мой мальчик... Мой бедный-бедный мальчик... — Робби? Робби Злобный?! — ахнула Стефани; поднялся галдёж — а потом всё резко затихло — и только плач скорбящей матери не прекращался. Стефани сглотнула — и первой тихо заговорила: — Нужно... Нужно сказать Спортакусу... — Господи... Я отправлю ему письмо... — Нужно быстрее, дядя. Простите. Стефани опустилась на колени и одним движением развязала шнурки Милфорда; тот растерянно уставился на свои ноги — а потом вздохнул: — Я всё-таки отправлю пи... А-а-а! Он не успел сделать и шага — рухнул в руки Спортакуса; тот поставил его на ноги и нахмурился: — Всё в порядке? Мэр? Дети? — Спортакус умер, — выдохнул Милфорд; Спортакус вскинул брови, но Милфорд быстро поправился: — В смысле... Спасибо, Робби... В смысле... — Спортакус, Робби умер. Спортакус поперхнулся воздухом, глядя на подавленную Стефани. — Ты... Ты серьёзно? — Сам посмотри. Спортакус сглотнул и неуверенно шагнул к гробу; глаза лежащего в нём мертвенно-бледного Робби были закрыты, руки сложены на груди, а на лице застыла какая-то странная улыбка — будто и вовсе не улыбка. — Р-Робби... — А что? Может, и к лучшему, что его теперь нет? — Стинги фыркнул. — Сами подумайте: все проблемы в городе были от этого парня! А теперь... — Стинги, что ты такое говоришь?! — Он прав, розовая, — Трикси отмахнулась. — Робби пора на покой. Его шутки уже давно-о перестали быть смешными. — Дети! — Милфорд охнул. — Но так же нельзя! — А мы можем забраться к нему в логово и забрать все конфеты? — Там, наверное, столько интересной техники... — Замолчите. Все тут же затихли — но Спортакус смотрел не на них. И всё же продолжил: — Вы не понимаете. С этим тяжело сталкиваться, однако... Робби нет. И Робби не будет. Он останется в этом гробу навсегда. Не будет больше ни маскировки, ни странных изобретений — ничего. Он никогда больше не будет ругаться, что мы слишком активные. Никогда больше не будет плеваться от овощей и фруктов. И он никогда не присоединится к нам на рождественском празднике. Стало тихо. — Ты... Ты имеешь в виду, что он пропустит этот рождественский праздник, Спортакус? — Нет, Зигги. Я имею в виду, что он пропустит не только этот, но и все рождественские праздники. Мы никогда его не увидим и не услышим. Только сейчас. — Ты уверен, Спортакус? — Да. — М-может, я отдам ему Пигги? Ну так... На денёк... Отдам — и он всё-таки вернётся? — Нет, Стинги. Он не вернётся. Никогда. Послышался всхлип. И ещё. И ещё. — Н-наверное, н-нужно сказать речь... — мисс Деловая подтёрла глаза платком — и, глубоко вдохнув, собралась с силами: — Робби... Ты редко бывал с нами, но когда бывал... Воспоминания, которые ты нам подарил, навсегда останутся в нашей памяти... И пускай тебя больше с нами нет... Продолжить она не смогла — разрыдалась. — Робби... Стефани прикрыла рот рукой, Трикси спрятала лицо в ладонях, Стинги судорожно прижимал к себе Пигги, Зигги держал в опущенных руках свой леденец... Только Спортакус стоял прямо над гробом, сжав пальцы на его стенке. — Робби... — он сглотнул. — Прощай, друг. Я буду скучать. — Мы все будем скуча-ать! — вдруг завопила Трикси — и остальные присоединились к ней, отчаянно плача. И тогда со стороны раздался робкий голос: — Вы... Будете скучать? Правда? Все резко обернулись; мать Робби растерянно смотрела на всех. — Конечно, будем, — глухо отозвался Спортакус. — Он был нашим другом. Частью нашей семьи. Да, он был не идеален — но кто идеален? Женщина всхлипнула. А потом стянула с себя шляпку и парик. — Робби Злобный! На этот раз в этом крике не было ни осуждения, ни злости — только безграничная радость; Робби и сам не заметил, как он, плачущий, оказался зажат в объятиях рыдающих детей. — Робби! Не оставляй на-ас! Мы тебя любим! Робби-и! — Ну, ну... Я здесь... — бормотал Робби, поглаживая по голове то одного, то другого. — Всё хорошо, я... Спортакус тяжело вздохнул — и, сделав несколько решительных шагов, крепко обнял Робби, прижимая к себе — и тот неловко обхватил его руками в ответ. — Это было жестоко, — шепнул Спортакус ему на ухо, сжимая его ещё сильнее. — Не делай этого снова. — Прости... Простите меня все... — Это нужно отпраздновать! Робби, хочешь торт? — А моего медвежонка? — А, м... Монетку?.. — Я отдам тебе свой самый любимый маркер! — Может, поможет мой голосовой помощник Вектор-шесть-тысяч? Тогда тебе никогда не будет одиноко! — Экскурсия по Лентяево на дирижабле отлично тебя взбодрит, — Спортакус с улыбкой похлопал Робби по плечу. — И тебе больше не придётся инсценировать собственные похороны. Робби со всхлипом кивнул. А потом, резко выпрямившись, собираясь вернуться к привычному образу, с визгом согнулся пополам: — Моя спина-а!.. И в Лентяево снова раздался смех.