Навсегда

-я давно тебя не видел. чем ты занимаешься? все ещё пишешь? мог бы ты показать свои последние стихи? Калигула смотрит хитро, с едва заметным страданием в замутнённых безумием глазах. «Давно не видел» - хорошо отрепетированная ложь. Калигуле кажется, что они не виделись долгие годы. Сципион не изменился. Все та же вихрастая макушка, какая-то жалкая, подрагивающая улыбка на губах и тонкие, нежные пальцы, нервно сжимающие ткань на плечах. Калигула уверен, что выглядит намного хуже. Мешки под глазами, искусанные губы, судорога, надсадно сводящая скулы. Все считают его сумасшедшим. Наверное, и Сципион тоже. Смотрит он с опаской, словно боится. Ничего. Перестанет. Когда-нибудь и он поймёт, что только вседозволенность и есть истинная свобода. У Калигулы кружится голова. Мелко дрожат напряженные руки. У Сципиона, как и у всякого творца, пальцы длинные, тонкие, изящные, словно струны. У Калигулы же - костлявые, кривые и изрезанные шрамами. Во всем виноваты розы. Порой их шипы жалят гораздо больнее людских обид. Порой Сципион напоминает ему розу. Светло-красную, как едва зацветающий в небе рассвет. Такой же нежный и ранимый. Такой же опасный и беспощадный. Запястья сводит резкой болью. Ужасно хочется дотронутся... до такого живого и наивного Сципиона. Хочется провести ладонью по его гладкой, лишенной признаков щетины щеке. Коснуться мягких податливых губ, пересчитать родинки на его лице и украсть поцелуй... -я написал поэму, Цезарь. Ужасно. У него ещё есть силы думать о литературе. Калигулу это раздражает. Какого черта он должен мучаться, а этот поэтишка - нет? Почему у него, великого цезаря, из головы не выходит этот мальчишка? А Сципион улыбается. Неуверенно, несмело. Он еще не привык преклоняться перед императором, не привык ненавидеть Калигулу. Ничего. Научится. Он способный. Калигуле совсем немного больно. Но он никогда не признается, что этот юноша сводит его с ума. Когда вот так легко приподнимает уголки губ, когда поправляет свою вихрастую шевелюру или взволнованным голосом рассказывает о своих творческих успехах. Когда шаловливо смеётся над глупыми шутками Калигулы, когда забывшись хватает цезаря за руку и краснеет, как невеста на выданье. Сципион очарователен в своей бесшабашной юности и странной привязанности к Калигуле. Мальчик почему-то уверен, что его правитель изменится и в один прекрасный день прекратит свои зверства. А Калигуле смешно. Смешно до боли между рёбер и хриплого кашля, выворачивающего легкие. Потому что он-то знает: никогда убийства не прекратятся. Не он им виной. Свобода - это вседозволенность и безнаказанность. Это беззаконие. Никто этого не понимает пока. Ничего, потом поймут. А пока Калигуле только и остаётся мечтать о невозможном. О немыслимом. «Ты же сам хотел Луну. Так расплачивайся за свои желания!» - неуместно и до странного навязчиво шепчет внутренний голос. Он вообще последнее время слишком много говорит. «Казнить его надо,» - думает Калигула. И не может понять кого он имеет ввиду. Внутренний голос? Или же Сципиона? -о чем? Действительно, о чем? О чем ты можешь писать, презренный мальчишка, если не о своём повелителе? Калигула до крови закусывает губу, раздирая острыми зубами нежную плоть. Нельзя. Нельзя пугать его. Только не сейчас, когда он стоит такой встревоженный и взбудораженный, готовый поделиться сокровенными тайнами своей души. А Сципион лукаво смотрит на Калигулу долгим взглядом, в котором плещутся сомнения. Ненависть и привязанность. Доверие и злость. Рассказывать или нет? Глаза у юноши блестят весельем, в них отражается ураган чувств. «Какого черта у него такие красивые глаза?» - раздраженно думает Калигула, неспешно подходя ближе к Сципиону. Мальчик напоминает безжалостному цезарю нежный едва распустившийся цветок. Такой же хрупкий и наивный. Такой же прекрасный. В охваченном пожаром безумия разуме Калигулы мелькает идея выкалывать глаза своим подданным. Чтобы они никогда не увидели такого Сципиона. Такого ЕГО Сципиона. Цезарь коротко усмехается. Да, было бы неплохо. Если лишить зрения все государство, вряд ли мальчишка найдёт себе пару. И останется только он. Только Калигула. Не будет этого. Потому что, если он осуществит свою кровавую задумку, Сципион уйдёт навсегда. Юноша против убийств и жестокости. Он ещё просто не знает, что такое власть. Наверное, ему никогда не хотелось Луны... -не знаю, Цезарь. Может, быть о природе. Отчего так хочется смеяться? Отчего в глазах напротив мелькает лукавство и стеснение? -прекрасная тема. и обширная... - Калигула отчаянно пытается поддержать разговор, цепляясь за него, как за спасительную нить, - а какое тебе дело до природы? «А какое тебе дело до меня?» - читает цезарь во взгляде Сципиона. Юноша медлит с ответом, слегка опускает голову. Закусывает губу. «Дьявол!» - Калигула поспешно отводит глаза. -она утешает меня, когда я вспоминаю, что я не цезарь. Сципион вздергивает подбородок вверх и глядит на правителя с вызовом. А Калигула не может серьезно воспринимать юношу. Они стоят слишком близко. Непозволительно близко. Цезарь с легкостью может пересчитать светлые веснушки на слегка порозовевших щеках мальчика. -зато я - цезарь... - задумчиво, смакуя каждое слово, произносит Калигула и вглядывается в тёплые карие глаза Сципиона, чувствует поверхностное, загнанное дыхание мальчишки на шее, - может ли она меня утешить в этом? -я думаю она исцеляет и более серьезные раны. Нечестный ход. Как удар под дых. Эта фраза выбивает воздух из легких Калигулы. И цезарь понимает: никогда. Никогда Сципион не простит ему казней. Никогда мальчишка не поверит в существование высшей свободы. Никогда не уверует, что он, Калигула, и есть Бог. Потому что Сципион ранимый и нежный. Он много читает и ещё больше пишет. У него вьющиеся рыжие кудри и легкие веснушки, нежные ладони и аристократичные пальцы. Он совершенно не похож на грубого Калигулу, который состоит из одних углов. У Цезаря острые локти. Острые рёбра и скулы. У него жесткие мазолистые ладони и покрытые шрамами пальцы. Волосы у Калигулы темные и слишком прямые. Кожа - слишком бледная. Он некрасив. Скорее нелеп. У правителя в глазах - огонь безумия, а у Сципиона - надежды и мечты. -раны? - хрипло выдыхает Калигула, отступая назад, - в твоём голосе злость. Не потому ли, что я убил твоего отца? Раны. Если бы ты знал, как удачно это слово! Лишь по злости можно узнать умного человека. Сципион кажется смущенным. Он понимает, что допустил непозволительную ошибку. Обидел правителя. Калигуле хочется смеяться. Любого другого он бы давно казнил. А Сципиона не может. Потому что тот глядит своими невыносимыми карими глазами, слегка наклонив голову. Ждёт чего-то. Наверное, праведного гнева. В глазах Калигулы все плывет. И отчего-то безудержно хочется плакать... -я только ответил на твой вопрос о природе. А Калигуле хочется спросить: «Только ли?» Сципион стоит на месте. Не двигается. Он никогда не сделает первый шаг. Потому что слишком юн и не уверен в себе. Потому что знает, как ненавидеть и презирать цезаря. Но совершенно не знает, как любить. Калигула хмурит точеные брови. Так даже лучше. Стоять на месте. Не рисковать жизнью, общественным статусом и положением. «Не ловить чужих стонов своими губами, не касаться его мягких и нежных щек, не считать веснушки, которыми его щедро наградила природа...» - тут же добавляет ехидный внутренний голос. Действительно, надо было казнить... Калигула тяжело опускается на землю. Ощущает неистовую дрожь в руках и коленях. Лихорадка - это теперь его постоянное состояние. Ничего. Безумие никому ещё не мешало править. Кажется, он шепчет что-то невразумительное, потому что взгляд Сципиона становится взволнованным. Беспокоится? О ком? Калигула-человек слишком ничтожен, чтобы о нем беспокоится. А Калигула-Бог не нуждается в чужом волнении. Как страшно и смешно. Цезарь смеётся, захлебываясь воздухом, хрипя и ругаясь. Смех истерический. Безумный. И ужасно несчастный. А Сципион отчего-то оказывается близко. Слишком близко. И чужое горячее дыхание на щеке. Калигула думает, что если это сон, то он должен длиться вечно. Цезарь отчаянно цепляется за юношу и тянет его на себя. Сципион, нелепо приоткрыв рот, опускается у ног правителя. И смотрит. Черт возьми, как же он смотрит! Калигула хватает лицо мальчика своими сухими горячими ладонями и чувствует, какая прохладная у него кожа. Точно из мрамора. Цезарь поворачивает лицо Сципиона к себе и обкусанными губами ловит удивленный вздох юноши. Это и не поцелуй даже. Смазанное касание. Сципион чувствует привкус крови и безумия. А Калигула понимает, что хочет он вовсе не Луну. Больше нет. Цезарь отстраняется быстро. Смотрит загнанно, дышит рвано. Снова закусывает губу. Сципион краснеет и не отводит взгляд. Гипнотизирует. Сводит с ума. -читай свою поэму, - слишком громко и слишком быстро говорит Калигула, разбивая повисшую в зале тишину. -пожалуйста, цезарь, не надо, - шепчет Сципион и, наклоняясь к цезарю, горячим дыханием опаляет его губы. -почему? - Калигула прикусывает губу мальчика, терзает ее, не углубляя поцелуя. Сципион коротко стонет и цепляется за плечи цезаря своими тонкими пальцами. -у...меня...ах!..да!..нет ее...с...с-собой... - юноша изумителен, он выгибается даже под легкими почти невинными поглаживаниями Калигулы и невыносимо жарко стонет. -ты не помнишь ее наизусть? - цезарь старается сделать голос жестким, чтобы в нем прозвучала сталь. Но кажется в нем звучит только страсть и желание. -нет...ааах!.. - Сципион не врет, но Калигула всегда получает то, что хочет. -хотя бы расскажи ее содержание, - одновременно с этими словами правитель проникает языком в рот Сципиона, а руками - под его мешковатое одеяние. Калигула чувствует нежную прохладную кожу, ловит чужую дрожь, сковывающую тело, ласкает хрупкую грудь. -в ней...ах!..пожалуйста!..да!..говорится... -ну? -нет, я не знаю... - рука Калигулы опускается ниже, Сципион немедленно прогибается в пояснице, извиваясь от дикого желания. -а ты попытайся, - с нажимом шепчет цезарь, прикусывая нежную кожу за ушком Сципиона, оставляя свои метки на тонкой шее. Дарит юноше ещё один влажный и страстный поцелуй. -в ней...говорится...о земном согласии...ах!..да, вот так!..цезарь... -...о согласии земном - Калигула опрокидывает Сципиона на спину, нависая над ним, - и предвечном... -да...ах!..что-то в этом...р-роде... - Сципион выглядит потрясающе: раскрасневшийся, с растрёпанными волосами, умоляющий, просящий большего. -продолжай... - приказ, смешанный со страстью. -ещё...о...линии римских холмо-о-в...ах!...и о том...скоротечном, волнующем...да!..покое, который приносит...ах!..с собой...вечер... -какая сложная длинная фраза...- рычит Калигула, кусая ключицы Сципиона, -...о криках стрижей в зелёном небе?... -да...и об этом... - Сципион смотрит на Калигулу замутнёнными дымкой желания глазами и неспешно облизывает губы. Калигулу передергивает, он яростно набрасывается на мальчишку, сминая его губы страстным поцелуем. -ну? - цезарь отрывается от Сципиона и вопросительно смотрит на юношу. -и о том неуловимом мгновении, когда небо...ещё полное золота...внезапно опрокидывается и обращает к нам свой лик...весь усыпанный звёздами... - мальчик увлекается рассказом, в его глазах - к желанию примешивается восторг и безудержное стремление поделиться своим гениальным литературным открытием. Калигула любуется им. Да, и как можно им не любоваться. Не восхищаться. Не желать. Такого красивого, горячего, вдохновленного. И юного. Безудержно юного. Бесстыдного в своей юности. Он - гений. Цезарь уверен в этом. Писатель, у которого все впереди. У него будет слава. И поклонники. И поклонницы. Наверняка он заведёт себе обаятельную жену и очаровательную любовницу. Зачем ему Калигула? Такой лихорадочный и безумный. Жестокий. «Один раз...» - шепчет внутренний голос. «Если хоть один раз... я больше не смогу его отпустить...» - понимает Калигула. Отчего-то становится больно. -о том запахе дыма, деревьев и воды, который восходит от земли в ночь... - хрипит цезарь на ухо Сципиону, сжимая в руках его тонкий стан. Юноша шипит от боли, но не вырывается, а только плотнее прижимается к Калигуле. -крик кузнечиков...и падение летнего зноя...лай собак...грохот последней повозки...голоса крестьян... - мальчик зарывается руками в жесткие волосы цезаря и притягивает его к себе. Ещё ближе. Болезненно близко. -и дороги затоплены тенью мастиковых деревьев и олив... «И там больше нет места для нас....» - набатом пульсирует в голове Калигулы одна единственная мысль. Страшно. Внезапно весь шаткий мир цезаря затопляет оглушительный звон. Повсюду красный цвет. И голоса. Странно-чужие. Далекие, будто призрачные. Калигула широко распахивает глаза, а на губах замирает немой крик. -как ты узнал? - сквозь туман слышит цезарь и жалко улыбается. Сципион же приподнимает голову и встревоженно вглядывается в безумные глаза правителя, - Калигула? что с тобой? -я не знаю, - задыхаясь, тянет цезарь, взгляд его становится более осмысленным, даже лукавым, - может быть, потому что мы с тобой любим одни и те же истины. «Ну, почти. Я люблю тебя, а ты - природу,» - заторможенно думает Калигула. Сципион же знает, что цезарь никогда не расскажет ему о своём самочувствии. Мальчику становится грустно и совсем немного обидно. Он даже пропускает мимо ушей ответ Калигулы. «Никогда нам не быть вместе,» - запоздало понимает Сципион. Сердце сжимает тоска, а глаза печёт от невыплаканных слез. -о, важно ли это, когда все во мне полно любви, - нацепив радостную улыбку отвечает юноша, а у самого в глазах - миллион вопросов. И столько же волнений. Калигула рычит на это заявление и затягивает Сципиона в лихорадочный поцелуй, кусая его нежные губы, срывая сладостные стоны. Полно любви. Так пусть ответит за свою любовь. -это свойство великих сердец, - задыхаясь, шипит цезарь, - если бы я мог изведать кристальную ясность твоей души! Но моя страсть слишком сильна для такой жизни, она не может удовлетвориться природой. Тебе не понять этого. Ты из другого мира. Ты чист в добре, как я - во зле. Калигула думает, что он впервые в жизни сказал правду. Такую неприятную и горькую. Сципион все понимает. Он умный. Глядит на правителя своими тёплыми глазами и молчит. Закусив губу, напряжённо размышляет. Им не быть вместе. Это ясно, как день. Но ведь можно забыться. На час или на два. Представить, что все возможно. Что и они могут быть счастливы. Что и у них есть право на счастье. -я могу понять, - чуть слышно шелестит Сципион, нежно прижимаясь к Калигуле. И в этих словах цезарю слышится мольба и тоска. -нет. что-то во мне. это озеро молчания, это сгнившие травы... возможно, твоя поэма хороша. но если ты хочешь знать мое мнение... - Калигула знает, что оттолкнуть юношу необходимо. Именно сейчас. Потому что он не ведает, что творит. Он не знает, насколько сильно безумие цезаря. -да, - Сципион клюёт на неловкую приманку правителя. Калигула знает, что после следующих слов дороги назад не будет. Он тяжело втягивает горячий, застоявшийся воздух, чувствуя запах гнили, заторможенно думает, что так пахнет его душа. Последний раз вглядывается в наивные, горящие обожанием глаза и выдыхает, резко, не раздумывая: -во всем этом не хватает крови. Калигула не просто садист. Он ещё и мазохист. Потому цезарь не отводит взгляда от лица Сципиона. Смотрит, как, словно в замедленной съемке, в любимых глазах появляется шок, удивление, а затем ненависть. И злоба. Эти две последние эмоции горят так ярко, что Калигула давится воздухом. И понимает. Все. Конец. Сципион чуть ли не отпрыгивает от цезаря, выворачиваясь из его сильных рук. Он чувствует, как что-то обрывается глубоко внутри. Будто рвётся надежда. А может быть и само глупое сердце. Полюбившее однажды и навсегда жёсткого убийцу. Сципион вглядывается в глаза Калигулы и, кажется, успевает заметить сожаление, боль и... нет, показалось. Не может цезарь любить. Он не способен на это... -о чудовище! смрадное чудовище! ты играл со мной все это время! что ж - ты доволен мной?! - Сципион кричит, срывая голос, сдерживая слезы. Ему кажется, что рухнул целый мир. Калигула смеётся. Он заходится безумным хохотом, будто не замечая гнева и боли юноши. Вот, теперь все правильно. Не достоин цезарь любви. Глаза заволакивает солоноватая пелена. Что это? Слёзы? Калигула некрасиво распахивает рот и замирает, ожидая, когда звонкие капли сорвутся с длинных ресниц. Он давно уже не плакал. Разучился. Морок проходит быстро. Слёзы не катятся по щекам. «Значит, правда,» - думает Калигула, - «значит, я действительно смрадное чудовище...» -должно быть, ты прав, - голос цезаря глухой, надтреснутый, - я играл. Должно быть, играл. Все жизнь играл. Когда всходил на престол и искал Луну. Когда любил и ненавидел. Не бывает счастливого конца. Это все сказки, придуманные наивными романтиками. Вечной любви тоже не бывает. Существуют только боль и кровь. А больше ничего и нет в мире. В глазах Калигулы все плывет и шатается, в голове что-то шумит, а в ушах - звенит. Наверное, это рушатся мечты и надежды. Странно. А цезарь-то думал, что у него давно ничего этого нет. Его обступает красновато-алый туман, лицо Сципиона теряется в этом кровавом мареве. -бесчестное, холодное сердце! как много зла и ненависти бродит в тебе! - мальчик, кажется, задыхается, Калигула не видит, а скорее чувствует, как сжимаются кулаки Сципиона. Бедный юноша. -теперь... замолчи... - шепчет цезарь, и его лицо искривляет вымученная усмешка. Мальчик во все глаза смотрит на ненавистно-любимые тонкие губы, которые хочется расцеловать и разбить одновременно. -как я жалею тебя и как ненавижу! - удар точно в цель. Браво, Сципион. Сто процентное попадание. И Калигула бы посмеялся, да только легкие сдавило стальным обручем. -замолчи! - взвешенно рычит цезарь, кусая свои губы, раздирая их в кровь. Знакомый солоновато-железный привкус на языке немного отрезвляет. Калигула прожигает несносного мальчишку уничижительным взглядом. -на какое гнусное одиночество ты обрёк себя! Зря, Сципион. Очень зря. Эти слова срывают какой-то невидимый барьер, и Калигула бросается к юноше. Он хватает его за ворот, тянет на себя и немного приподнимает над землей. Никогда Сципион ещё не видел Калигулу таким. Захлебывающемся в ярости напополам с безумием. -одиночество! - нечеловеческий рык вырывается из глотки цезаря, - да знаешь ли ты, что такое одиночество? одиночество поэтов и импотентов? одиночество? но какое? а! ты знаешь только одно одиночество, которого не бывает. а весь тот груз прошлого и будущего, который мы всюду на себе таскаем? люди, которых убиваешь, остаются с тобой. Сципион смотрит в глаза Калигулы и видит чёрную бездну. Пропасть. Ему кажется, что он может разглядеть всех жертв кровожадного правителя, всех невинно убиенных. Однако юноша не видит их лиц. Зато он видит цезаря и страх, плещущийся в глубине двух чёрных провалов. Сципиону странно осознавать, что этот жаждущий чужой крови человек действительно может бояться. И чего? Или кого? «Одиночество мнимо,» - так когда-то говорил отец мальчика. Смотря на Калигулу, юноша вдруг понимает значение этих слов. Все наши переживания, страхи и чувства остаются у нас в голове. И, если что-то идёт не так они трансформируются. Делаются более живыми и сводят нас с ума. Цезарь безумен, потому что его эмоции стали голосами. Он слышит их и ему страшно. По-настоящему страшно. «Спаси меня...» - читает Сципион в глазах Калигулы, - «... не дай им забрать меня...» И мальчик изо всех сил цепляется за руки правителя, до боли сжимая тонкие невозможно хрупкие запястья. Цезарь шипит сквозь зубы и выпускает скользкую ткань, оседает на землю. Юноша осторожно садится рядом с ним, заглядывая в лицо Калигулы и стараясь предугадать малейшую опасность. Цезарь дышит тяжело, загнанно, хрипло. И улыбается. Криво, показывая свои острые белые зубы. Продолжает говорить, словно и не было этой ожесточенной борьбы: -если бы вместо одиночества, отравленного присутствием - моим же собственным присутствием - я мог бы изведать истину - молчание, дрожь дерева. одиночество. нет, Сципион. оно переполнено шумом, скрежетом зубов, глухими воплями... Калигуле кажется, что он и сейчас их слышит. Зверей преисподней. Они царапаются своими острыми когтями и вгрызаются в мякоть его мозга белоснежными зубами. Иногда цезарь думает, что ад находится в его голове. А значит, и после смерти не сбежать. Не спрятаться от самого себя. Он бы все на свете отдал, чтобы не быть собой. Чтобы походить на Сципиона или Геликона. Чтобы иметь возможность любить и быть любимым. И чтобы не было этого оглушающего утробного рычания и скрежета. И вязкого всепоглощающего запаха крови. Наверное, это его мечта. Он хочет иметь право быть счастливым. Хочет видеть улыбку Сципиона по утрам и его тёплые карие глаза... Хочет хохотать с любимым юношей над глупыми приевшимися анекдотами и поздно ночью смотреть на Луну, обещая ему невозможное... но у Калигулы нет права быть счастливым. -всем людям в жизни даётся хотя бы немного ласки. это помогает им жить. и именно ласки ожидают они, когда чувствуют, что устали. Цезарь чувствует узкую ладонь Сципиона на своей спине. Ощущает легкое подрагивание кисти. Рука юноши скользит чуть выше и останавливается на плече. Словно поддерживая. Не давая упасть. Калигула решительно накрывает ладонь Сципиона хрупкую, почти женственную, своей жесткой рукой. И сжимает ее. Практически до хруста, вырывая болезненный стон из уст Сципиона. Юноша терпит. И отчего-то не убирает свою ладонь. Безумцы. Оба они безумцы. -это...правда... - Калигула хочет, чтобы его слова звучали хлестко, громоподобно. Но получается откровенно жалко. -так разве в тебе самом нет ничего, похожего на тихое убежище, куда можно уйти, почувствовав приближение слез? - Сципион судорожно сглатывает вязкую слюну и прочищает горло. -есть. -и что же это за убежище? -презрение.... У Сципиона темнеет в глазах. А у Калигулы земля уходит из-под ног. Они, синхронно пошатнувшись, хватаются друг за друга. И тут же отдергивают руки, отпрыгивают подальше и испуганно переглядываются. Цезарь первым отводит взгляд. -и убивать не перестанешь? Тихо и внятно. Так забивают гвозди в крышку собственного гроба: -нет... Сципион уходит, не оглядываясь. А Калигула остаётся. Зарывается дрожащими пальцами в жесткие волосы и сдерживает звериный рык, который, кажется, вторит обитателям его собственного ада. Неправильно. Глупо. Ужасно. «Прощай, Сципион...» прощай навсегда