В когтях дракона

Вместе с матерью Криста наблюдала за резвящимися на лужайке огненно-рыжими жеребятами. Они весело носились, время от времени грозно топорща друг на друга крылышки в попытке выглядеть большими и опасными. Бдительная и беззаветно преданная своим детям, Снежинка приглядывала за сыновьями, спрятавшись от солнца под навесом. Горе любому, кто попытается им навредить — защищая детёнышей, флайхорсы пойдут хоть против демона, хоть против дракона. Даже если заплатят за отвагу собственной жизнью. Но людям для того разум дарован, чтобы у них была возможность вовремя отступить, а ещё, чтобы они умели примириться с обстоятельствами. Так говорила Направляющая, объясняя, почему леди Эквинорд не могла спасти дочь. Как будто Криста сама не понимала, что у матери не было иного выбора. Дракон берёт всё, что пожелает — так было, есть и будет всегда. Посмей мать не отдать Кристу — и на Дом Эквинорд обрушился бы гнев не одного только канцлера. Его жестокий брат лично мог прилететь в Нордлэнд на своём чудовищном драконе Регале, и только Высшие Силы ведают, сколько крови пролил бы при этом. Потому что до Нордлэнда успели дойти слухи о бесчинствах, устроенных императором на севере Ремтала. Но Криста узнала об этом ещё раньше — картины огненного кошмара она увидела в последнем посетившем её сон вещем видении. И ни за что не могла допустить, чтобы смертоносное драконье пламя обрушилось на Нордлэнд и, хуже того, добралось до её родных. «Во имя семьи и короны» — девиз Дома Эквинорд. И всё равно смириться с такой страшной несправедливостью не получалось, как и простить гнусного канцлера. Правда, угрозы его имели под собой основание — мать в самом деле родила Кристу и почти всех последующих детей от родного брата. Но против законов людей и Высших Сил пошла не из глупой прихоти, а во имя процветания своего рода. Дед Кристы, желая отблагодарить вассала и лучшего друга за спасение своей жизни, пообещал породниться, взяв в пару для дочери омегу из его Дома. Мать в свою очередь дала слово, что примет этого омегу и не посмеет ему навредить. Слово альфы слишком дорогого стоит, чтобы можно было легко им пренебречь. Однако Эквихолл должен унаследовать одарённый альфа, и для этого матери понадобился партнёр с гораздо большей псионической силой, нежели мог похвастаться навязанный супруг. Младший брат подошёл для этого лучше всего. Смиренный, богатый на псионической дар, и, что важнее всего — безгранично верный. Жрецы с лёгкостью могут доказать, что большинство детей Марлин Эквинорд зачаты не от законного мужа. Достаточно поставить перед ними обычную утку, и никто из них не сумеет ею повелевать, поскольку родились они чистокровными флайхорсами, и нет в их жилах крови утиного Дома. И всё равно мать решилась на столь опасный шаг. Размышляя об этом, Криста понимала, что должна быть не менее сильной и смелой. Её старшие сёстры вышли замуж не по любви, а по решению матери и для укрепления нужных Дому Эквинорд союзов. Если от Кристы теперь требуется угодить императору, чтобы спасти от его гнева семью — так тому и быть, перечить она не станет. Разве не в том состоит долг омеги, чтобы подчиняться сперва альфе-родителю, а потом и супругу? Только вот утешения эти мысли почему-то не приносили. Криста мужественно держалась с того проклятого дня, когда канцлер жестоким решением растерзал её будущее. Терпела сочувственные взгляды прислуги, сухие и бездушные утешения жрицы, демонстративное равнодушие сестры. Софи обиделась так, словно бы Криста самолично лишила её возможности выйти замуж за дракона! Глядя на счастливое семейство флайхорсов, Криста вдруг с горечью поняла, что больше так не может. Нечто очень прочное и одновременно безнадёжно хрупкое вдруг надломилось в ней и рассыпалось прахом. Ветер унёс его, оставив лишь холодную пустоту в душе. — Думаешь, Высшие Силы в самом деле послали через них добрый знак? — глухо спросила Криста, отвернувшись от играющих жеребят, и призналась: — Я уже не знаю, что и думать. Всё так неожиданно случилось. Вот я была невестой молодого лорда Боариу, и вдруг меня потребовали себе драконы. Почему именно я? В империи так много других омег, наверняка были среди них ещё не помолвленные. И вот чем я лучше них? Что, если наша Направляющая ошиблась? Вдруг я не справлюсь? Скажи, мама, ты хоть немного веришь в меня? Сама Криста ни во что уже не верила. — Нисколько в тебе не сомневаюсь, — твёрдо ответила мать. — Церковь и Высшие Силы оказали нам честь, прислав в Эквихолл настолько одарённую Направляющую. Она никогда раньше не ошибалась при толковании пророчеств. К тому же, — она устремила на Кристу строгий синий взор, в котором притаилась толика тепла, — ты моя дочь. Я даже мысли не допускаю, что ты можешь не справиться с женским долгом. В конце концов, ты не бета-крестьянка, а омега и чистокровная Эквинорд. Помни об этом. Криста опустила глаза и вздохнула. — А как же леди Годеливе? — Сестра попалась на супружеской измене и понесла за это заслуженное наказание. К чему вообще её вспоминать? — Просто подумалось вдруг, что не стал бы его светлость требовать омегу из нашего Дома в таком случае, — призналась Криста, глядя на кулон с платиновым флайхорсом поверх сложенной в спираль змеи, лежащий на груди матери. — Мне кажется, он что-то задумал. Мать беззлобно рассмеялась. — Дурочка. Род Эждеров на грани вымирания, потому они готовы взять любую здоровую и богатую на псионический дар омегу. Что же до моей сестрицы, будь она проклята и обречена на вечные муки, то не бери в голову. Годеливе с детства грезила о том, что при иных обстоятельствах могла бы стать Тенью. О подвигах, идиотка, мечтала! Даже будь у неё такая возможность, отец бы никогда не позволил. Церковь для крестьянских щенков, бастардов и уродцев, но никак не для красивых девиц благородного происхождения — так он говорил. В чём я с ним полностью солидарна. — Просто я подумала… — Да, дочь, подумай хорошенько, — перебила мать. — Потому что моя сестрица если и думала, то не тем из своих органов, которым стоило бы. Запомни — все альфы до невозможности ревнивы, и обоняние у нас острое. Омега как угодно может таиться и смывать с себя запах любовника, но рано или поздно попадётся. И тогда даже сами Высшие Силы её не спасут. — Но ты же изменяешь супругу. — Не то, чтобы Криста в самом деле упрекала мать, просто стало немного обидно. — Всё потому, что ты альфа? — Не совсем так, моя хорошая, — мягко проговорила мать, — я не просто альфа. Я — правитель Нордлэнда и, как всякий династ, подчиняюсь только воле императора и Высших Сил. Поэтому вправе сама решать, кто меня засеет, и даже нарушать при этом закон. Альфы из Младших Домов не посмеют распускать обо мне сплетни, прочие тоже предпочтут промолчать, даже канцлер не тронул бы этой темы, не начни я ему перечить. Такова привилегия династов. — Пауза, чтобы Криста уложила в голове эту информацию. — Ты же — всего лишь омега и обязана хранить верность своему альфе в любой ситуации. Понимаешь, что означают эти слова? Осознаёшь, как они важны? Я могу надеяться, что ты не опозоришь наш Дом, как моя скудоумная сестрица? Поверь, оно того не стоит. Криста передёрнула плечами и отвела глаза. Да уж — смерть страшнее и позорнее, чем прилюдное сожжение, представить сложно. И всё-таки… — Это несправедливо, — упрямо сжала кулаки Криста. — Ты сама говорила, что все мы заслуживаем счастья! Что родиться омегой — не приговор. Обещала выбрать для нас всех достойных и добрых супругов. Но в итоге ты… — всхлипнула и утёрла рукавом платья повлажневшие глаза, — отдаёшь меня драконам. Что мне теперь делать? Зачем жить, объясни? — Этот вопрос отпадёт сам собой с рождением первого ребёнка. К тому же, Высшие Силы даруют Эждерам, как и драконам, исключительно двойни. Скучать не придётся, — неожиданно тепло улыбнулась мать, но тут же посерьёзнела: — Не избегай близости с мужем и молись Высшим Силам, чтобы они как можно скорее даровали тебе плоды. Беременность гарантирует омеге защиту рядом с покрывшим её альфой, поэтому не вздумай использовать вытравливающее зелье. Ни в коем случае! Даже мысли такой не допускай. Криста успела выяснить, что канцлеру мать перечила не из страха за неё, а из нежелания предстать перед лордом Стефаном Боариу слабой альфой, не способной слова сдержать. Особенно в свете того, что лорд Боариу, по словам матери — «то ещё мстительное дерьмо». Она и брак этот задумала лишь затем, чтобы через Кристу приглядывать за коварным династом Романии и его наследниками. Правда, с лордом Боариу в итоге всё удалось уладить, от чего Кристе стало только больнее. Надо же, как легко получилось её заменить! Особенно жестоко ранило известие, что леди Эквинорд намерена отдать Флориану в жёны Софи. И что-то подсказывало — он с удовольствием согласится. Едва ли ему есть разница, какая из двух сестёр ляжет к нему в постель и родит для него детей. Но куда сильнее в этот момент волновало другое. — Император Яромир — безумец, — обречённо прошептала Криста и вскинула на мать полный отчаяния взгляд. — Я его попросту боюсь, пойми же! Что, если он будет жесток со мной? — На этот раз предательски защипавшие глаза слёзы получилось сдержать, но голос выдал завладевший душой страх. — Все альфы немного безумцы, — спокойно ответила мать. — Однако тебе нечего бояться. Император мало чем отличается от обычного альфы и мужчины. Не провоцируй его грубостью, не уклоняйся от близости и будь ласкова в постели. Самое главное — держись подальше от других мужчин. При этом не стесняйся мягко напоминать мужу, кто ты и для чего рядом с ним. Ты поняла меня, дочь? Ты идёшь к нему не бесправной наложницей, а императорской женой и матерью его детей. Не мечтай, что станет тебя уважать или сочтёт равной, но ценить и беречь тебя он обязан. Что-то в голосе матери и выражении её лица заставило Кристу насторожиться и заглянуть глубже. Но стоило наткнуться на сгустившуюся в материнской душе тьму, как она стремительно отпрянула из чужого разума. Вдоль позвоночника прополз липкий холодок страха, стоило разобраться, что именно творилось в душе матери. Всё это время она увещевала не столько приготовленную к закланию дочь, сколько саму себя. Ей легче было думать, что ничего дурного не совершает, и верить, что дочь не подведёт свой Дом и обязательно выживет. Возможно, где-то в глубине души мать Кристу по-настоящему жалела. Просто какая же альфа осмелится признаться себе в непростительных для сильного пола чувствах? Наверно, стоило заволноваться, но вместо этого отчаянно захотелось не подвести. Криста — омега и Эквинорд, а не бета какая-нибудь! Мать сама так сказала. Так почему же тогда Криста должна бояться близости с альфой, если тело её для этого создано Высшими Силами? С чего вдруг не сумеет выносить императору потомство, если род Эквинордов славится сильными и плодовитыми женщинами? Что, если Высшие Силы даровали Кристе шанс прославить собственный Дом и искупить предательство глупой Годеливе? Жаль только, что с милым Флорианом ничего уже не будет. Всё же душой Криста настроилась стать ему верной и любящей супругой, чтобы вместе прожить долгую и счастливую жизнь. Но кто она такая, чтобы перечить воле Высших Сил? Ведь это они привели сюда канцлера. Так говорили Направляющая, кухарка и дочка служанки, с которой дружит Софи, но только сейчас Криста в слова их поверила. И всё же в глубине души продолжал трепетать чёрный огонёк животного страха. Как у маленького зверька, вынужденного нырнуть в зияющую темнотой нору, из которой пугающе пахнет хищником. Но если этим получится отвести угрозу от семьи — пусть так. Криста не побоится и сделает, что должна.

***

Кристе и раньше приходили во снах картины прошедшего, нынешнего и грядущего, но нечасто они выглядели настолько реалистичными. Словно Криста стояла не среди бестелесных образов-видений, а среди живых людей, из плоти и крови. …Широкоплечий альфа со свирепым выражением на благородном лице нависает над щуплым бетой в сером лекарском одеянии. За спиной альфы стелется алый плащ, в медной рыжине волос поблёскивает изящная корона. Рубины в золотой оправе горят капельками крови. Император. — Говори же! — требует он, и в голосе гнев смешивается со страхом. — Я точно слышал детский плач. Они живы? Что с ними? Почему стало тихо? — Хватает лекаря за плечи и встряхивает, будто тряпичную куклу. — Почему ничего не говоришь? Мои дети родились прежде срока, а ты молчишь, демоны тебя сожри! Император изо всех сил сдерживает себя, но неподалёку со звоном разлетается стекло в окне и с грохотом падает что-то за дверью. Сопровождавшие императора гвардейцы спешат убраться подальше, не желая попасть под смертоносную силу альфы. Не старый ещё лекарь горбится и втягивает в плечи увенчанную шапочкой голову; тело его то и дело пронизывает дрожь. — Ваше величество… дети… — Да не тяни ты! Его снова встряхивают, случайно прикладывая затылком о стену. Но лекарь едва это замечает. — Дети родились полностью здоровыми, — чуть слышно произносит он и обречённо зажмуривается под горящим радостным неверием взглядом императора. — Потому что родились они вовремя! — выпаливает на одном дыхании, не смея открыть глаза. — Простите, пожалуйста, простите. Я не мог утаить от вас это. Госпожа Годеливе не позволяла себя нормально осмотреть, видно, чтобы скрыть, когда именно понесла. Но за свою жизнь я принял немало родов и знаю, как выглядят рождённые прежде времени. Эти дети провели в материнской утробе отведённый природой срок и зачаты не позднее края зимы. Простите меня, умоляю, я не виноват! — позорно рыдает он и падает на колени, стоит только императору разжать пальцы и отшатнуться. — Простите… — Ты лжёшь мне, — голос императора рокочет приближающейся грозой, с лица невидимой рукой стирают все краски. — Всю зиму я страдал раной и не был с женой, как не был с ней почти весь первый месяц весны. Мои дети не могли… — он осекается, услышав топот за спиной, и резко оборачивается. Тяжело дыша, как после долгого бега, к нему приближается высокий рыжий омега в белом камзоле с алым двуглавым драконом на груди. Медно-рыжие кудри касаются плеч, в голубых глазах сверкает решимость пополам с отчаянием приговорённого к смерти. На лицо императора набегает тень, такие же небесно-голубые, как у омеги, глаза заволакивает чёрной злобой. — Значит, ты и правда был с ней… брат. Тот не отрицает и не подтверждает, но жадный взгляд, брошенный на дверь, за которой скрываются императорская жена и её дети, выдаёт всё без слов. — Как ты мог?.. — в голосе императора боль и глухое отчаяние. — Пока я проливал кровь на северной границе и страдал от дровийского проклятия, ты делил ложе с моей женой. Моей. Только моей! Как ты посмел, расскажи мне?! Зачем? Осознаёшь ты, что наделал?! Император Юстиниан делает шаг вперёд и хватает Юстаса за грудки, встряхивает. И лицо у него одновременно злое и несчастное, как будто его величество из последних сил сдерживает слёзы. — Я гнал прочь всех, кто мне о вас доносил. Сжигал любого, кто смел распространять эти мерзкие сплетни, — негромким ровным голосом произносит он. — Гнусной клеветой разговоры о вашей тайной связи считал. А ты в самом деле предал меня. За что? Юстас красив, как и многие омеги, но сейчас лицо его искажает лютая ненависть; глаза превращаются в узкие щёлочки, губы ломает злобная усмешка. — Благодари вон того труса, — сквозь зубы цедит он, показывая взглядом на лекаря. — Не укажи он тебе на рога — ты бы их не заметил. Мерзавец. Ты обращался с Годеливе как похотливое животное! Сколько раз ты её бил?! Мы любили друг друга, а тебя, скотину, она только терпела. Ты… Сокрушительный удар сворачивает ему набок челюсть, не позволяя договорить. Со стоном Юстас падает под ноги брату, плечи которого подрагивают от гнева. Но когда император оглядывается на лекаря, выражение его лица становится надменным и практически спокойным. — Проследи, чтобы леди Годеливе вместе с её потомством дожила до завтрашнего полудня. Только попробуй вмешаться. На костёр они должны взойти живыми и в полном рассудке. Если умрут или сбегут, клянусь своим драконом, вместо них я сожгу тебя и всю твою семью. — Как прикажете, ваше величество, — блеет в ответ лекарь, не смея подняться с колен. — Извините мою дерзость… Я должен оказать вашему брату помощь… Позволите? Император недобро усмехается и подхватывает того за шиворот, тут же награждая сокрушительным пинком под рёбра. С усмешкой на лице прислушивается к сдавленному стону и слабым трепыханиям. — Его светлость более не нуждается в твоих услугах, лекарь. Потому делай, что велено… Криста подскочила с гулко колотящимся сердцем и срывающимся дыханием, не сразу осознавая, что сидит на собственной постели, а на соседней кровати мирно сопит спящая Софи. Что никто никого не избивает и к смерти не приговаривает. И что всё только что увиденное минуло десятки лет назад. Тело пронзила судорога, желудок содрогнулся, и во рту стало противно и горько. Усилием воли удалось совладать со страхом, накинувшимся с жадностью огня. Верить в увиденное не хотелось, но Криста давно научилась отличать обычные кошмары от вещих видений. Приснившееся сегодня — страшная былая реальность. Леди Годеливе и правда сгубила измена, да не с кем-нибудь, а с императорским братом. Она же отняла жизнь и у Юстаса. Потому что нет для альфы унижения страшнее, чем предательство самых близких людей. Какая же дурочка Криста, когда втайне заслушивалась сказками, в которых такие же юные девочки втайне от супруга находили настоящую любовь! Что-то внутри Кристы противилось этим историям, и не покидало ощущение мерзкой неправильности. Может, то говорила натура омеги, требующая хранить верность партнёру, но скорее — интуиция и здравый смысл. Его величество Юстиниан даже брата родного не пожалел, и сын его, Яромир — такой же беспощадный монстр, который глазом не моргнёт, убивая супругу, если она в чём-то не угодна окажется или разочарует. Но бояться этого Криста уже устала. Толку-то терзаться страхами. Просто надо будет сохранять осторожность, чтобы даже тени подозрения на себя не навлечь. Криста с грустью подумала о двух совсем махоньких малышах, собственными жизнями заплативших за недозволенные чувства родителей. Ведь поначалу император волновался за детей и отчаянно жаждал их увидеть. Пока не узнал, что зачаты они не от него. Глядя на супруга матери, Криста давно поняла, что мужчины-омеги смиренно растят нагулянных на стороне детей. Но то омеги, обязанные хранить верность в любых обстоятельствах. Сегодняшнее видение окончательно убедило, что альфа ни за что обман прощать не станет. Но неужели бывает такая сильная любовь, чтобы врождённую слепую верность семье и своему альфе перебить? Вправе ли вообще омеги своим умом решать, кого им любить? Или причина лишь в том, что у драконов-омег крепче характер и больше собственной воли? Силы-то у них телепатической точно немало. Наверняка Юстас заморочил ею голову бедной Годеливе, чем и погубил их обоих. Или чувства были взаимными? Вопросы теснились в голове, как утки маминого супруга во время кормёжки, но ответы взять было негде. Может, Высшие Силы для того приоткрыли Кристе прошлое, чтобы напомнить, в чём её долг перед мужем? Под утро она с большим трудом уснула вновь, но Высшие Силы пожелали показать ей ещё немного картин минувшего. …Мертвенно бледный лекарь трясущейся рукой откручивает крышку с пузырька и осушает его в несколько глотков. Со слепым отчаянием смотрит на склянки, повязанные красной ленточкой — смертельно опасные яды. Нетрудно догадаться, что творится у лекаря в голове. Однако определиться он не успевает. В следующий миг через приоткрытую дверь проскальзывает немолодая худощавая женщина невысокого роста, взгляд у неё цепкий и колючий, как у мелкого хищника, навроде ласки. Белая со сверкающими серебристыми узорами мантия выдаёт в гостье Инкарнацию Высших Сил. Следом заходят двое мужчин в тёмно-серых плащах и с сокрытыми чёрными платками лицами. Церковные воины — Тени. Один из них сразу хватается за кинжал, но архижрица даёт знак остановиться: — Он нас не выдаст, — говорит она, и Тень послушно убирает клинок. Второй сопровождающий в это время вынимает из-под плаща и выкладывает на стол небольшой поскуливающий свёрток. При виде вошедших лекарь сперва испуганно вскакивает, а потом, приглядевшись, падает на колени. — Ваше святейшество, как хорошо, что вы пришли! Мы с его светлостью сделали всё, как вы велели, но его величество… Взмахом руки архижрица велит лекарю умолкнуть. — Я осведомлена о произошедшем с Юстасом. Его величество не видел детей? — Не видел, ваше святейшество. Отвлёкся на его светлость, как вы и предполагали. Ужасное зрелище. Мы обязаны помочь его светлости, пожалуйста, ваше святейшество, найдите способ повлиять на его величество. Он под угрозой смерти запретил мне приближаться к его брату! Не представляю, что нам теперь делать, никогда не видел нашего владыку в такой ярости. Боюсь, его светлости разумнее было повременить с опасным своим признанием. — Глупости, — отмахивается архижрица. — Юстиниан давно обо всём догадался, просто до последнего тешил себя надеждой, что Годеливе, вопреки измене, в своём чреве носит его потомство. Он быстро бы раскрыл обман, и тогда погибли бы все причастные и непричастным заодно досталось. — Неужели его светлости совсем никак нельзя помочь? — На всё воля Высших Сил, нам же остаётся лишь смиренно подчиниться ей. Не изводи себя бесплотными терзаниями. Благодаря жертве Юстаса мы спасём его детей, что уже немало. Лекарь горестно качает головой, но спорить не смеет. — Вы должны их увидеть, ваше святейшество, — с благоговением в голосе произносит он. — Это чудо, поистине чудо! Они обязательно должны жить. Убийство столь удивительных малышей — страшное преступление. Высшие Силы не простят. Этого нельзя допустить! Ой, как это? Откуда? Что вы задумали?! Вместо ответа архижрица разворачивает свёрток, являя миру двух вяло копошащихся младенцев. — Выменяла их у шлюхи на флягу вина и горсть медяков, — бесстрастным тоном поясняет она. — Пока они под сонным зельем, но к ночи очнутся. Не вздумай опаивать их снова. Пусть вся столица знает, что император заживо сжигает новорождённых детей. — Но это же невинные крохи! — восклицает лекарь, догадавшийся, что задумала архижрица, но тут же сконфуженно умолкает. — Может, существует способ обойтись без лишних жертв, ваше святейшество? Она поворачивается, и он невольно отступает под её тяжёлым взглядом. — В нищих кварталах таких, — небрежно взмахивает пальцами на принесённых с собой младенцев, — сотнями уносит обычный понос. Прочих подстерегают десятки болезней и случайных несчастий: они замерзают, порой становятся кормом для крыс и собак, их продают чёрным магам и работорговцам родные родители, ненароком теряют на улицах и преднамеренно выносят в лес. А кто выживает, вырастает вором, попрошайкой или шлюхой. Парочка обречённых — невеликая плата за спасение драконьих отпрысков, которым суждено перекроить историю, не находишь? Не похоже, чтобы слова архижрицы убедили лекаря, но перечить он не смеет и покорно отдаёт ключ от покоев роженицы. Вскоре Инкарнация Высших Сил возвращается, сопровождающие её Тени бесшумно крадутся следом, прижимая к груди мирно спящих младенцев. Едва ли представляющих, как сильно им повезло… Уснуть больше не удалось. За завтраком Криста отвечала невпопад и витала в облаках, погружённая в невесёлые мысли об увиденном. Порывалась даже рассказать всё Направляющей, но возможности не представилось. Да и какой смысл? Что бы там ни случилось между Юстасом и Годеливе — всё это давно в прошлом. Дети их, если припомнить точные годы, должны быть сейчас не меньше тридцати лет. И раз до сих пор ничего о незаконнорожденных Эждерах слышно не было — выжить им не удалось. Возможно, их даже из Блэк Кастла вынести не смогли. А может, они погибли позднее от одной из множества детских болезней, или до них добрался его величество Юстиниан. Непонятно только, зачем Высшие Силы показали это всё Кристе?

***

Вблизи драконица выглядела значительно крупнее, чем казалась из окна Эквихолла. Не отрывая от неё взгляда, Криста несмело пошла навстречу. Вышедшая вместе со всеми проводить бабка попыталась окликнуть, но Криста только дёрнула в ответ плечом. Откуда-то она знала, что опасность ей не грозит. Вопреки немалому размеру, драконица смотрелась грациозной и подтянутой. А ещё — величественной и бесконечно прекрасной. Насыщенной алой масти, с четырьмя когтистыми лапами и парой мощных перепончатых крыльев, с длинной изогнутой шеей, украшенной кожистым гребнем. Затылок венчали небольшие рожки, вытянутая морда щерилась частоколом острейших зубов, немигающие глаза с вытянутым зрачком следили за приближающейся Кристой. Шаг. За ним ещё один. Смелость таяла с каждым из них. Драконица попробовала воздух раздвоенным, как у змей и ящериц, языком и приблизила голову. У Кристы на миг всё обмерло внутри: показалось, что её сейчас сожрут. Но, потянувшись мысленно к канцлеру, Криста не заметила в нём даже толики волнения и потому приказала себе успокоиться. Расправила плечи и смело заглянула в оранжевыми с золотистыми росчерками драконьи глаза. Отчаянно грохотало сердце и подрагивали ноги, но в груди уже распускалась отчаянная решимость. Пусть все увидят, что Криста не боится! Пахнущая распалённой жаровней и чем-то остро-горьким большая драконья морда замерла близко-близко; язык затрепетал возле лица Кристы, обдавая его холодком. Вопреки попыткам раздавить остатки страха, такой же холодок пробежал по её внутренностям. Криста сглотнула, но не отступила. Она чувствовала на себе пристальный взгляд канцлера и не сомневалась, что сейчас от её реакции многое зависит. Стоит проявить трусость — и уважение драконьего сына не заслужить уже никогда. А отец успел предупредить, что не стоит пренебрегать расположением человека, имеющего на императора наибольшее влияние. Даже если этот человек Кристе решительно противен. Ведомая интуитивным чутьём, она медленно вытянула перед собой и вверх руку. Ощутила, как самодовольно ухмыльнулся канцлер и напряглись родители, как перепугались слуги и братья, как оживилась Софи. Но сама страху не поддалась. Что-то нашептывало, что всё Криста делает правильно. И что едва ли кто-то до неё осмеливался на подобное. Драконица коснулась ладони с удивительной осторожностью для такого огромного существа. Криста восторжённо прислушалась к ощущениям — чешуя была шершавой и горячей, а сама драконица словно пульсировала первобытной магией. Той самой, что таили в себе все магические звери. Но как же ничтожны теперь казались флайхорсы и грифоны по сравнению с драконом! Но в следующий миг Криста увидела, что так уже было. …Алая драконица и множество притихших зрителей вокруг… …Тонкая белокурая девушка в походном плаще, смело протягивающая руку к зубастой драконьей морде… …Высокий медно-рыжий юноша в одежде с символикой Дома Эждер, и искреннее восхищение в распахнутых голубых глазах… В прошлом Годеливе сделала то же самое, что сегодня Криста, и именно в тот день зародились чувства Юстаса Эждера к невесте его брата. Ох… Вот, значит, о чём хотели предупредить Высшие Силы. И почему Криста сразу этого не поняла? Глупая-глупая девчонка. Криста резко отдёрнула руку и отшатнулась. Зрачки в драконьих глазах превратились в узкие чёрточки, из ноздрей с шумом вырвался воздух. Но Криста едва это замечала, с колотящимся сердцем озираясь, пока не встретилась глазами с канцлером. Лисья ухмылка и насмешливый прищур Яросвета и близко не походили на светлую улыбку и наивный восторг Юстаса из видения, но Кристе всё равно стало не по себе. Мама заверяла, что Эждерам нужно только здоровое потомство, и прегрешение неразумной тётки никто вменять Кристе не станет. Но вдруг мама ошибается? Что, если из-за этого император будет следить за Кристой в оба и подозревать не пойми в чём? Или её начнут презирать при дворе, видя в ней потенциальную изменницу? Как ей быть в таком случае? В одном Криста не сомневалась — добровольно она судьбу леди Годеливе не повторит. Хотя бы потому, что противный канцлер ей даром не сдался, даже не будь она уже помолвлена. Только бы негодяй сам не вздумал приставать с целью обвинить потом в измене. Вдруг помолвка ему потребовалась лишь затем, чтобы отомстить Дому Эквинорд за загубленного его девицей дракона? — Ой, — вскрикнула Криста, едва не упав от ощутимого толчка в спину, и растерянно оглянулась на драконицу. — Ты чего? — Думаешь слишком громко, — ухмыльнулся канцлер, быстро приближаясь к Кристе. — Расслабься. Ты ей понравилась. По-настоящему понравилась. Неожиданно. Криста мысленно застонала, не зная, куда спрятать виноватый взгляд и полыхающее жаром лицо. В груди противно заныло от жестокого чувства стыда. Неужели, канцлер всё-всё из её головы прочитал? Вот же балда, почему не догадалась мысли свои прятать?! Позорище-то какое. Кошмар, просто кошмар. И что его светлость теперь подумает о ней? Правда, насмехаться или гневаться он не спешил. Криста в отчаянии попыталась заглянуть в его мысли и считать чувства, но наткнулась на непроницаемую стену. От этого стало только страшнее. — Прощайся со своими и выдвигаемся, — с нечитаемым выражением лица произнёс канцлер. — Нормально прощайся — обратно ты уже не вернёшься. Так что не тороплю. — Усмехнулся. — Добрый я сегодня почему-то. — И так, чтобы услышала только Криста, добавил со снисходительной улыбкой: — Для коварного подлеца, задумавшего подлую месть. И прошёл мимо, на ходу дав знак драконице отойти подальше. Криста проводила их растерянным взглядом и закусила губу, сгорая от вновь захлестнувшего стыда. Надо же было так опозориться. Дура, ужасная и неисправимая дура. Вдруг его светлость всё брату расскажет? Да глупый это вопрос. Обязательно расскажет, что она про них думала. Спасением стала подбежавшая и обнявшая её Софи. Все эти дни сестра ни слова не говорила, обиженная на Кристу, но тут не выдержала. Разревелась, как маленькая, и сквозь слёзы всё просила себя беречь, напоминая этим, что всё происходящее — вовсе не сон, и через миг Криста не проснётся в своей постели, будто ничего не случилось. Что она в самом деле покидает родной замок. Навсегда. Это стало последней каплей. Не в силах больше держаться, Криста крепко прижала сестру к себе и разрыдалась вместе с ней.