***
Кристе и раньше приходили во снах картины прошедшего, нынешнего и грядущего, но нечасто они выглядели настолько реалистичными. Словно Криста стояла не среди бестелесных образов-видений, а среди живых людей, из плоти и крови. …Широкоплечий альфа со свирепым выражением на благородном лице нависает над щуплым бетой в сером лекарском одеянии. За спиной альфы стелется алый плащ, в медной рыжине волос поблёскивает изящная корона. Рубины в золотой оправе горят капельками крови. Император. — Говори же! — требует он, и в голосе гнев смешивается со страхом. — Я точно слышал детский плач. Они живы? Что с ними? Почему стало тихо? — Хватает лекаря за плечи и встряхивает, будто тряпичную куклу. — Почему ничего не говоришь? Мои дети родились прежде срока, а ты молчишь, демоны тебя сожри! Император изо всех сил сдерживает себя, но неподалёку со звоном разлетается стекло в окне и с грохотом падает что-то за дверью. Сопровождавшие императора гвардейцы спешат убраться подальше, не желая попасть под смертоносную силу альфы. Не старый ещё лекарь горбится и втягивает в плечи увенчанную шапочкой голову; тело его то и дело пронизывает дрожь. — Ваше величество… дети… — Да не тяни ты! Его снова встряхивают, случайно прикладывая затылком о стену. Но лекарь едва это замечает. — Дети родились полностью здоровыми, — чуть слышно произносит он и обречённо зажмуривается под горящим радостным неверием взглядом императора. — Потому что родились они вовремя! — выпаливает на одном дыхании, не смея открыть глаза. — Простите, пожалуйста, простите. Я не мог утаить от вас это. Госпожа Годеливе не позволяла себя нормально осмотреть, видно, чтобы скрыть, когда именно понесла. Но за свою жизнь я принял немало родов и знаю, как выглядят рождённые прежде времени. Эти дети провели в материнской утробе отведённый природой срок и зачаты не позднее края зимы. Простите меня, умоляю, я не виноват! — позорно рыдает он и падает на колени, стоит только императору разжать пальцы и отшатнуться. — Простите… — Ты лжёшь мне, — голос императора рокочет приближающейся грозой, с лица невидимой рукой стирают все краски. — Всю зиму я страдал раной и не был с женой, как не был с ней почти весь первый месяц весны. Мои дети не могли… — он осекается, услышав топот за спиной, и резко оборачивается. Тяжело дыша, как после долгого бега, к нему приближается высокий рыжий омега в белом камзоле с алым двуглавым драконом на груди. Медно-рыжие кудри касаются плеч, в голубых глазах сверкает решимость пополам с отчаянием приговорённого к смерти. На лицо императора набегает тень, такие же небесно-голубые, как у омеги, глаза заволакивает чёрной злобой. — Значит, ты и правда был с ней… брат. Тот не отрицает и не подтверждает, но жадный взгляд, брошенный на дверь, за которой скрываются императорская жена и её дети, выдаёт всё без слов. — Как ты мог?.. — в голосе императора боль и глухое отчаяние. — Пока я проливал кровь на северной границе и страдал от дровийского проклятия, ты делил ложе с моей женой. Моей. Только моей! Как ты посмел, расскажи мне?! Зачем? Осознаёшь ты, что наделал?! Император Юстиниан делает шаг вперёд и хватает Юстаса за грудки, встряхивает. И лицо у него одновременно злое и несчастное, как будто его величество из последних сил сдерживает слёзы. — Я гнал прочь всех, кто мне о вас доносил. Сжигал любого, кто смел распространять эти мерзкие сплетни, — негромким ровным голосом произносит он. — Гнусной клеветой разговоры о вашей тайной связи считал. А ты в самом деле предал меня. За что? Юстас красив, как и многие омеги, но сейчас лицо его искажает лютая ненависть; глаза превращаются в узкие щёлочки, губы ломает злобная усмешка. — Благодари вон того труса, — сквозь зубы цедит он, показывая взглядом на лекаря. — Не укажи он тебе на рога — ты бы их не заметил. Мерзавец. Ты обращался с Годеливе как похотливое животное! Сколько раз ты её бил?! Мы любили друг друга, а тебя, скотину, она только терпела. Ты… Сокрушительный удар сворачивает ему набок челюсть, не позволяя договорить. Со стоном Юстас падает под ноги брату, плечи которого подрагивают от гнева. Но когда император оглядывается на лекаря, выражение его лица становится надменным и практически спокойным. — Проследи, чтобы леди Годеливе вместе с её потомством дожила до завтрашнего полудня. Только попробуй вмешаться. На костёр они должны взойти живыми и в полном рассудке. Если умрут или сбегут, клянусь своим драконом, вместо них я сожгу тебя и всю твою семью. — Как прикажете, ваше величество, — блеет в ответ лекарь, не смея подняться с колен. — Извините мою дерзость… Я должен оказать вашему брату помощь… Позволите? Император недобро усмехается и подхватывает того за шиворот, тут же награждая сокрушительным пинком под рёбра. С усмешкой на лице прислушивается к сдавленному стону и слабым трепыханиям. — Его светлость более не нуждается в твоих услугах, лекарь. Потому делай, что велено… Криста подскочила с гулко колотящимся сердцем и срывающимся дыханием, не сразу осознавая, что сидит на собственной постели, а на соседней кровати мирно сопит спящая Софи. Что никто никого не избивает и к смерти не приговаривает. И что всё только что увиденное минуло десятки лет назад. Тело пронзила судорога, желудок содрогнулся, и во рту стало противно и горько. Усилием воли удалось совладать со страхом, накинувшимся с жадностью огня. Верить в увиденное не хотелось, но Криста давно научилась отличать обычные кошмары от вещих видений. Приснившееся сегодня — страшная былая реальность. Леди Годеливе и правда сгубила измена, да не с кем-нибудь, а с императорским братом. Она же отняла жизнь и у Юстаса. Потому что нет для альфы унижения страшнее, чем предательство самых близких людей. Какая же дурочка Криста, когда втайне заслушивалась сказками, в которых такие же юные девочки втайне от супруга находили настоящую любовь! Что-то внутри Кристы противилось этим историям, и не покидало ощущение мерзкой неправильности. Может, то говорила натура омеги, требующая хранить верность партнёру, но скорее — интуиция и здравый смысл. Его величество Юстиниан даже брата родного не пожалел, и сын его, Яромир — такой же беспощадный монстр, который глазом не моргнёт, убивая супругу, если она в чём-то не угодна окажется или разочарует. Но бояться этого Криста уже устала. Толку-то терзаться страхами. Просто надо будет сохранять осторожность, чтобы даже тени подозрения на себя не навлечь. Криста с грустью подумала о двух совсем махоньких малышах, собственными жизнями заплативших за недозволенные чувства родителей. Ведь поначалу император волновался за детей и отчаянно жаждал их увидеть. Пока не узнал, что зачаты они не от него. Глядя на супруга матери, Криста давно поняла, что мужчины-омеги смиренно растят нагулянных на стороне детей. Но то омеги, обязанные хранить верность в любых обстоятельствах. Сегодняшнее видение окончательно убедило, что альфа ни за что обман прощать не станет. Но неужели бывает такая сильная любовь, чтобы врождённую слепую верность семье и своему альфе перебить? Вправе ли вообще омеги своим умом решать, кого им любить? Или причина лишь в том, что у драконов-омег крепче характер и больше собственной воли? Силы-то у них телепатической точно немало. Наверняка Юстас заморочил ею голову бедной Годеливе, чем и погубил их обоих. Или чувства были взаимными? Вопросы теснились в голове, как утки маминого супруга во время кормёжки, но ответы взять было негде. Может, Высшие Силы для того приоткрыли Кристе прошлое, чтобы напомнить, в чём её долг перед мужем? Под утро она с большим трудом уснула вновь, но Высшие Силы пожелали показать ей ещё немного картин минувшего. …Мертвенно бледный лекарь трясущейся рукой откручивает крышку с пузырька и осушает его в несколько глотков. Со слепым отчаянием смотрит на склянки, повязанные красной ленточкой — смертельно опасные яды. Нетрудно догадаться, что творится у лекаря в голове. Однако определиться он не успевает. В следующий миг через приоткрытую дверь проскальзывает немолодая худощавая женщина невысокого роста, взгляд у неё цепкий и колючий, как у мелкого хищника, навроде ласки. Белая со сверкающими серебристыми узорами мантия выдаёт в гостье Инкарнацию Высших Сил. Следом заходят двое мужчин в тёмно-серых плащах и с сокрытыми чёрными платками лицами. Церковные воины — Тени. Один из них сразу хватается за кинжал, но архижрица даёт знак остановиться: — Он нас не выдаст, — говорит она, и Тень послушно убирает клинок. Второй сопровождающий в это время вынимает из-под плаща и выкладывает на стол небольшой поскуливающий свёрток. При виде вошедших лекарь сперва испуганно вскакивает, а потом, приглядевшись, падает на колени. — Ваше святейшество, как хорошо, что вы пришли! Мы с его светлостью сделали всё, как вы велели, но его величество… Взмахом руки архижрица велит лекарю умолкнуть. — Я осведомлена о произошедшем с Юстасом. Его величество не видел детей? — Не видел, ваше святейшество. Отвлёкся на его светлость, как вы и предполагали. Ужасное зрелище. Мы обязаны помочь его светлости, пожалуйста, ваше святейшество, найдите способ повлиять на его величество. Он под угрозой смерти запретил мне приближаться к его брату! Не представляю, что нам теперь делать, никогда не видел нашего владыку в такой ярости. Боюсь, его светлости разумнее было повременить с опасным своим признанием. — Глупости, — отмахивается архижрица. — Юстиниан давно обо всём догадался, просто до последнего тешил себя надеждой, что Годеливе, вопреки измене, в своём чреве носит его потомство. Он быстро бы раскрыл обман, и тогда погибли бы все причастные и непричастным заодно досталось. — Неужели его светлости совсем никак нельзя помочь? — На всё воля Высших Сил, нам же остаётся лишь смиренно подчиниться ей. Не изводи себя бесплотными терзаниями. Благодаря жертве Юстаса мы спасём его детей, что уже немало. Лекарь горестно качает головой, но спорить не смеет. — Вы должны их увидеть, ваше святейшество, — с благоговением в голосе произносит он. — Это чудо, поистине чудо! Они обязательно должны жить. Убийство столь удивительных малышей — страшное преступление. Высшие Силы не простят. Этого нельзя допустить! Ой, как это? Откуда? Что вы задумали?! Вместо ответа архижрица разворачивает свёрток, являя миру двух вяло копошащихся младенцев. — Выменяла их у шлюхи на флягу вина и горсть медяков, — бесстрастным тоном поясняет она. — Пока они под сонным зельем, но к ночи очнутся. Не вздумай опаивать их снова. Пусть вся столица знает, что император заживо сжигает новорождённых детей. — Но это же невинные крохи! — восклицает лекарь, догадавшийся, что задумала архижрица, но тут же сконфуженно умолкает. — Может, существует способ обойтись без лишних жертв, ваше святейшество? Она поворачивается, и он невольно отступает под её тяжёлым взглядом. — В нищих кварталах таких, — небрежно взмахивает пальцами на принесённых с собой младенцев, — сотнями уносит обычный понос. Прочих подстерегают десятки болезней и случайных несчастий: они замерзают, порой становятся кормом для крыс и собак, их продают чёрным магам и работорговцам родные родители, ненароком теряют на улицах и преднамеренно выносят в лес. А кто выживает, вырастает вором, попрошайкой или шлюхой. Парочка обречённых — невеликая плата за спасение драконьих отпрысков, которым суждено перекроить историю, не находишь? Не похоже, чтобы слова архижрицы убедили лекаря, но перечить он не смеет и покорно отдаёт ключ от покоев роженицы. Вскоре Инкарнация Высших Сил возвращается, сопровождающие её Тени бесшумно крадутся следом, прижимая к груди мирно спящих младенцев. Едва ли представляющих, как сильно им повезло… Уснуть больше не удалось. За завтраком Криста отвечала невпопад и витала в облаках, погружённая в невесёлые мысли об увиденном. Порывалась даже рассказать всё Направляющей, но возможности не представилось. Да и какой смысл? Что бы там ни случилось между Юстасом и Годеливе — всё это давно в прошлом. Дети их, если припомнить точные годы, должны быть сейчас не меньше тридцати лет. И раз до сих пор ничего о незаконнорожденных Эждерах слышно не было — выжить им не удалось. Возможно, их даже из Блэк Кастла вынести не смогли. А может, они погибли позднее от одной из множества детских болезней, или до них добрался его величество Юстиниан. Непонятно только, зачем Высшие Силы показали это всё Кристе?***
Вблизи драконица выглядела значительно крупнее, чем казалась из окна Эквихолла. Не отрывая от неё взгляда, Криста несмело пошла навстречу. Вышедшая вместе со всеми проводить бабка попыталась окликнуть, но Криста только дёрнула в ответ плечом. Откуда-то она знала, что опасность ей не грозит. Вопреки немалому размеру, драконица смотрелась грациозной и подтянутой. А ещё — величественной и бесконечно прекрасной. Насыщенной алой масти, с четырьмя когтистыми лапами и парой мощных перепончатых крыльев, с длинной изогнутой шеей, украшенной кожистым гребнем. Затылок венчали небольшие рожки, вытянутая морда щерилась частоколом острейших зубов, немигающие глаза с вытянутым зрачком следили за приближающейся Кристой. Шаг. За ним ещё один. Смелость таяла с каждым из них. Драконица попробовала воздух раздвоенным, как у змей и ящериц, языком и приблизила голову. У Кристы на миг всё обмерло внутри: показалось, что её сейчас сожрут. Но, потянувшись мысленно к канцлеру, Криста не заметила в нём даже толики волнения и потому приказала себе успокоиться. Расправила плечи и смело заглянула в оранжевыми с золотистыми росчерками драконьи глаза. Отчаянно грохотало сердце и подрагивали ноги, но в груди уже распускалась отчаянная решимость. Пусть все увидят, что Криста не боится! Пахнущая распалённой жаровней и чем-то остро-горьким большая драконья морда замерла близко-близко; язык затрепетал возле лица Кристы, обдавая его холодком. Вопреки попыткам раздавить остатки страха, такой же холодок пробежал по её внутренностям. Криста сглотнула, но не отступила. Она чувствовала на себе пристальный взгляд канцлера и не сомневалась, что сейчас от её реакции многое зависит. Стоит проявить трусость — и уважение драконьего сына не заслужить уже никогда. А отец успел предупредить, что не стоит пренебрегать расположением человека, имеющего на императора наибольшее влияние. Даже если этот человек Кристе решительно противен. Ведомая интуитивным чутьём, она медленно вытянула перед собой и вверх руку. Ощутила, как самодовольно ухмыльнулся канцлер и напряглись родители, как перепугались слуги и братья, как оживилась Софи. Но сама страху не поддалась. Что-то нашептывало, что всё Криста делает правильно. И что едва ли кто-то до неё осмеливался на подобное. Драконица коснулась ладони с удивительной осторожностью для такого огромного существа. Криста восторжённо прислушалась к ощущениям — чешуя была шершавой и горячей, а сама драконица словно пульсировала первобытной магией. Той самой, что таили в себе все магические звери. Но как же ничтожны теперь казались флайхорсы и грифоны по сравнению с драконом! Но в следующий миг Криста увидела, что так уже было. …Алая драконица и множество притихших зрителей вокруг… …Тонкая белокурая девушка в походном плаще, смело протягивающая руку к зубастой драконьей морде… …Высокий медно-рыжий юноша в одежде с символикой Дома Эждер, и искреннее восхищение в распахнутых голубых глазах… В прошлом Годеливе сделала то же самое, что сегодня Криста, и именно в тот день зародились чувства Юстаса Эждера к невесте его брата. Ох… Вот, значит, о чём хотели предупредить Высшие Силы. И почему Криста сразу этого не поняла? Глупая-глупая девчонка. Криста резко отдёрнула руку и отшатнулась. Зрачки в драконьих глазах превратились в узкие чёрточки, из ноздрей с шумом вырвался воздух. Но Криста едва это замечала, с колотящимся сердцем озираясь, пока не встретилась глазами с канцлером. Лисья ухмылка и насмешливый прищур Яросвета и близко не походили на светлую улыбку и наивный восторг Юстаса из видения, но Кристе всё равно стало не по себе. Мама заверяла, что Эждерам нужно только здоровое потомство, и прегрешение неразумной тётки никто вменять Кристе не станет. Но вдруг мама ошибается? Что, если из-за этого император будет следить за Кристой в оба и подозревать не пойми в чём? Или её начнут презирать при дворе, видя в ней потенциальную изменницу? Как ей быть в таком случае? В одном Криста не сомневалась — добровольно она судьбу леди Годеливе не повторит. Хотя бы потому, что противный канцлер ей даром не сдался, даже не будь она уже помолвлена. Только бы негодяй сам не вздумал приставать с целью обвинить потом в измене. Вдруг помолвка ему потребовалась лишь затем, чтобы отомстить Дому Эквинорд за загубленного его девицей дракона? — Ой, — вскрикнула Криста, едва не упав от ощутимого толчка в спину, и растерянно оглянулась на драконицу. — Ты чего? — Думаешь слишком громко, — ухмыльнулся канцлер, быстро приближаясь к Кристе. — Расслабься. Ты ей понравилась. По-настоящему понравилась. Неожиданно. Криста мысленно застонала, не зная, куда спрятать виноватый взгляд и полыхающее жаром лицо. В груди противно заныло от жестокого чувства стыда. Неужели, канцлер всё-всё из её головы прочитал? Вот же балда, почему не догадалась мысли свои прятать?! Позорище-то какое. Кошмар, просто кошмар. И что его светлость теперь подумает о ней? Правда, насмехаться или гневаться он не спешил. Криста в отчаянии попыталась заглянуть в его мысли и считать чувства, но наткнулась на непроницаемую стену. От этого стало только страшнее. — Прощайся со своими и выдвигаемся, — с нечитаемым выражением лица произнёс канцлер. — Нормально прощайся — обратно ты уже не вернёшься. Так что не тороплю. — Усмехнулся. — Добрый я сегодня почему-то. — И так, чтобы услышала только Криста, добавил со снисходительной улыбкой: — Для коварного подлеца, задумавшего подлую месть. И прошёл мимо, на ходу дав знак драконице отойти подальше. Криста проводила их растерянным взглядом и закусила губу, сгорая от вновь захлестнувшего стыда. Надо же было так опозориться. Дура, ужасная и неисправимая дура. Вдруг его светлость всё брату расскажет? Да глупый это вопрос. Обязательно расскажет, что она про них думала. Спасением стала подбежавшая и обнявшая её Софи. Все эти дни сестра ни слова не говорила, обиженная на Кристу, но тут не выдержала. Разревелась, как маленькая, и сквозь слёзы всё просила себя беречь, напоминая этим, что всё происходящее — вовсе не сон, и через миг Криста не проснётся в своей постели, будто ничего не случилось. Что она в самом деле покидает родной замок. Навсегда. Это стало последней каплей. Не в силах больше держаться, Криста крепко прижала сестру к себе и разрыдалась вместе с ней.