Провидица

Ее пробудил легкий шепот, пронзивший гулкую тишину и разорвавший путы дремы. Ее уши залиты морской водой — оттого еще неожиданнее вновь услышать свое имя так ясно, словно его зазвучало прямо рядом с ней. Ани открывает глаза и замирает от восхищения: она не ожидала, что пока спала, ее собственный покой преобразится. Она вытягивается струной, словно не ощущая окружившую ее толщу воды, стряхивает крошечные пузырьки с зависших точно в невесомости темных волос и обращает взгляд вверх. Дрожит поверхность синего водоема, белеет над головой дно жемчужной лодки Уты, и со всех уголков ее обители взлетают наверх серебристые огоньки-медузы. Ани сначала казалось, что это в ее Покой пришли новые недородки, но не найдя на дне ничего, кроме пронизывающего холода, отправились на поиски более гостеприимного дома. Ани опускается на камень и любуется, ловит мгновения случайно забредшего сюда чуда. Одна из медуз, сияющая и отражающая блики рассеянного света, подплывает совсем близко, слишком близко для обыкновенного пугливого недородка, и Ани прежде чем успела подумать, протягивает руку раскрытой ладонью кверху. Медуза легко планирует, касается щупальцами пальцев Сестры, и ту мгновенно пронзает током и на мгновение останавливается дыхание. Вспышкой приходит осознание, слишком фантастическое для истины. «Это не недородки. Это Цвет!» У Ани, как и у любой Сестры, четыре сердца. В них сплелись вихрем Лазурь и Серебро. Волшебное Серебро, пища для сновидцев, подарила ей светлую Мечту, достойную того, чтобы подарить ей всю себя, но холодная Лазурь сделала ее фантазию недостижимой, как одноокая печальная луна в граффитово-сером небе. Серебро дало ей способность видеть грядущее, а Лазурь — сковала руки и запечатала уста, лишив возможности вмешаться и позволив быть лишь безмолвным наблюдателем. Помни, строго напутствовала она, удел ведающих — ведать, удел меняющих — менять. Тяжела ноша провидцев, горька их доля. Ани видела угасание и медленную гибель Промежутка: как засыхали некогда роскошные сады, как иссякал щедрый поток Цвета, ранее казавшийся неисчерпаемым, а с каждым циклом все меньше капель орошало соцветия, как Братья под влиянием перемен становились все алчнее и свирепее, как Сестры под их неусыпным гнетом становились все слабее и оттого пускали в ход единственное доступное им оружие — коварство. Видела паломничество тюремщиков в Кошмар в тщетной попытке замолить грехи и вернуть благосклонность Спящего, бегство из заключения двух Сестер-демониц, воспользовавшихся отсутствием стражей; рождение от союза Сирени и Золота ангелоликой Оле, которая мало походила на Сестру, а больше — на те светлые создания, что согревали своим звонким смехом Поверхность. Видела и спасение, снизошедшее на Промежуток в лице таинственного Гостя, его щедрость и справедливость, его нежную заботу о пленницах и неожиданное преображение их гаснущего мира с помощью Нервы. Видела она и свою смерть, маленькую, но бесконечную; самую жестокую расправу Кошмара над Сестрой: как мрак отсекает конечности, меняя их на железные штыри с намотанной на них парусиной, как врастают в кожу спицы колес, как выкалывают ее голубые глаза и занимают их место осколки серого от пыли стекла, как сначала расплавленный металл сжигает лицо до кости, а затем, застыв, стягивает вместе ее челюсти. Но иногда в снах Ани являлся далекий прекрасный мир, и от таких видений она не хотела пробуждаться. Она слышала отголоски дивной песни, что пел Цвет, струящийся шумным водопадом на Поверхности. Этот Цвет, озорной и игривый, притворившись крохотной сияющей медузой, и поведал ей Мятежное Откровение, прошептав на ухо, как самый большой секрет. И тогда Ани пренебрегла той суровой печатью, наложенной на нее Лазурью и, страдая от поразительного, дразнящего разум своей яркостью и сладостностью знания, подаренного Серебром, поделилась им с самой близкой ей Сестрой. Ани стряхнула с себя печальные грезы, объединилась с огненной Ино, пугающе переменчивой, но хранящей верность своей страсти до конца, в опасной, запретной игре, воспрянула с надеждой вверх, к свободе... и потеряла все. Цвет — могущественный хранитель и ласковый любовник, но для неверных своему предназначению он может стать и суровым судьей. Удел ведающих — ведать, удел меняющих — менять. Мятежное Откровение изменило Сестер, исказило их суть: свои взоры и устремления они обратили на Поверхность. Все мечты разом пожелали немедленного осуществления, принялись непрестанно тревожить разум и требовать свободы для себя. Разительно отличающиеся друг от друга, взаимоисключающиеся, не способные ужиться вместе, они терзали Его, не давали ни мгновения покоя, и каждая настаивала на своей правде, своем видении Поверхности. Он безумно любил их всех, не мог ради одной принести в жертву остальных, и потому избрал единственный путь, дабы сохранить их всех и вернуть себе утраченный покой — Он погрузился в вечную дрему и стал Спящим. Ани верила, что сумеет перешагнуть через природу своего покровителя, желала спастись сама и спасти других, и для этого открыла тайну, что должно ей оберегать. Она пыталась отодвинуть исполнение своих снов, но сама же привела их к воплощению. Отныне ее тело не чувствует холода, соль не щиплет глаза, а каменистое дно не впивается в ступни. Цепи уже давно не сдавливают грудь, в часы забытья ее не тревожит тихая песня испаряющегося Цвета. Ани больше не видит снов. Может оттого, что прежней Ани в ней больше не осталось. Когда брат Буран, изнывающий в Кошмаре от сводящего нутро голода, будет впиваться пальцами-спицами в каменные стены так сильно, что на поверхности останутся глубокие борозды, и молить уже не об искуплении, но о конце, хоть каком-нибудь завершении мучительного существования, откуда-то сверху, точно вняв горестному скрежету петель, заменившему ему голос, спустится странный недородок: полупрозрачный, внутри которого сладким завихрением будут парить вожделенные Серебро и Лазурь. Брат с жадностью выпьет подаренный ему глоток жизни, возблагодарит Спящего и заключит, что он идет по праведному пути. Где-то глубоко под панцирем из груды металла и коконом чуждых помыслов у того, что когда-то было провидицей, зажжется крохотный огонек веры в то, что однажды она будет прощена.