The Piano

— Наконец-то ушла, — Леви с облегчением опустился на кровать, перемыв всю посуду после гулянки. — Мне теперь неделю отходить от этого бесполезного потока информации, которым пытались заполонить мой мозг. Не понимаю, как эта чокнутая создаёт столько шума? — скривился он, закрывая глаза и вслушиваясь в тишину, которая теперь казалась блаженством. Через несколько спокойных минут кровать скрипнула, и воздух вокруг него стал теплее, согреваясь чужим дыханием и телом. Пианист нехотя открыл глаза и увидел перед собой лицо Эрвина, который нависал над ним, опираясь руками и ногами в постель. Леви молча смотрел на доктора, а Смит на него. Потом лицо врача начало приближаться, а губы приоткрылись с явным намерением. — Эй, — Леви поднял руки вверх, останавливая Смита за плечи. Потом нахмурился, прожигая мужчину жутковатым взглядом. — Я почистил зубы, — улыбнулся доктор, одной рукой расстёгивая пуговицы на рубашке Леви. — Дело не в зубах, — процедил тот, пытаясь остановить руку партнёра. Эрвин неожиданно обхватил его лицо ладонями и страстно приник к губам, пытаясь проскользнуть сквозь сомкнутые зубы. Около минуты напряжённого сопротивления — и барьер медленно открывается, позволяя пианисту почувствовать вкус настоящего поцелуя. — Ты опять перепил? — тяжело вздыхал Леви, ощущая, как Смит с напором целует его тело, спускаясь от шеи к паху. А заодно и прижимает его руки к постели, больше не позволяя оттолкнуть себя. — А ты? На тебя это совсем не действует? — с интересом спросил Эрвин, когда Леви зажал его горло коленями, заставляя остановиться. К лицу доктора начала стремительно приливать кровь, хотя он уже был покрасневший до этого. — Нет. Словно лимонад пил, — Леви выдернул свои руки, затем расслабил ноги, садясь на кровати и отстраняясь от Эрвина. Тот успел расстегнуть его рубашку и ширинку брюк. Однако, несмотря на свои слова, тело пианиста всё же было странным, а голова медленно, но верно кружилась. На самом деле, алкоголь конечно действует, просто даже он не в силах сдвинуть его характер. — Хотя… кажется, на тебя подействовало кое-что другое, — стараясь глубоко дышать и не слишком распаляться, произнёс Эрвин. Леви косо на него посмотрел, сжав подушку. Доктор одной рукой стянул с себя галстук и взмахнул им перед глазами Леви. Парень стал смотреть ещё подозрительнее. — Сегодня, когда Ханжи завязала тебе глаза, ты немного странно себя вёл, — перебирая в руках галстук, произнёс Смит. — Да? И как же? — скептически переспросил Леви, не двигаясь с места и смотря на мелькающий кусок ткани. — Был не таким уверенным, как обычно. И вместо того, чтобы тут же снять шарф, будто вслушивался в тишину. Что ты почувствовал? — Эрвин замер, пристально смотря на подопечного. Леви пришлось поднять глаза. Он хмуро молчал, потом ответил. — Сначала я остался в пустоте. Но потом понял, сколько всего меня окружает: запахи, звуки, ощущения… Я привык смотреть на этот мир одними глазами. И кроме серости и грязи не видел ничего. А теперь понял, что есть ещё что-то помимо этой серости. Что-то, на что я раньше никогда не обращал внимания, считая это очевидным для себя. Кстати, — он мгновенно переключился с одной темы на другую и сомнительно глянул на Смита. — Ты так давно знаком с Ханжи. Между вами что-то было? Эрвин на мгновение оторопел от прямого вопроса, а потом рассмеялся. Легко и непринуждённо. — Что здесь смешного? — насупился Леви, мрачнея. — Прости, — успокаиваясь, покачал головой доктор. — Нет, мы просто друзья. Хорошие друзья в прямом смысле этого слова. Ханжи… понимаешь, она Учёный. И Учёный с большой буквы. Она уже много лет разрабатывает лекарства и стоит на пороге открытий. Некоторые препараты, созданные ею, прошли апробацию, получили лицензию и используются для лечения больных не только в её клинике. Для неё это настоящее счастье, — улыбнулся врач, — как и для меня каждая спасённая жизнь. Так что… — он хитро посмотрел на Леви, который продолжал сидеть с каменным лицом. — Ты не хочешь попробовать ещё? — Эрвин вновь тряхнул галстуком и двинулся на парня, настигая его и практически забираясь на него сверху. Голова и плечи Леви прижались к подушке. Замерев, он напряжённо уставился на доктора. — Что за грязные игры придумала твоя пьяная башка? — пробурчал пианист, пытаясь перевернуться на бок и выползти из-под врача. Однако тот быстро и надёжно осуществил свой план. — Эй, — руки Леви двинулись к повязке, но Смит быстро остановил их на полпути. Любовник замер, а потом скривил губы. — Извращенец, — презрительно выдохнул он. — Я не только для себя стараюсь, — голос Эрвина уже звучал у самого уха. Леви вновь заледенел и затаил дыхание. Он не видит. Не видит, кто перед ним. Но знает, что это Эрвин. — Тебе это тоже будет полезно, — договорил мужчина, легонько прикусывая кончик уха неподвижного любовника. Леви сделал резкий выдох, чувствуя, что начинает согреваться. Да, это Эрвин. Это он. Больше никто не смеет прикасаться к нему. Нечего бояться. — Что ты чувствуешь? — через несколько секунд спросил Смит, проводя ладонями по ключицам парня и снимая с его плеч рубашку. На лице Леви застыло странное выражение, будто он находился в каком-то трансе или сне. — Твой голос — будто что-то живое касается кожи, — прошептал он, понимая, что так даже совсем неплохо. Тело не бьёт дрожью, как в прошлый раз. Да и отвращения почти нет. Сейчас как будто это происходит не с ним. Так легче. — Хах… — музыкант судорожно выдохнул, чувствуя, как влажный язык, оставляя прохладу после себя, медленно скользит по его телу, обводит ключицы и сползает к груди, мягко, но настойчиво теребя чувствительные точки. Леви напряжённо затих, делая частые вдохи. Надо же. Он чувствует. Действительно чувствует, как от этих прикосновений тело пронзают импульсы. Короткие и довольно слабые, но такие желаемые. Ему нужно что-то посильнее. Он хочет чувствовать больше. — Больше… — невольно выдохнул Леви, замирая от очередного прикосновения Эрвина. Тот, прижимая его предплечья к постели, продолжал целовать и покусывать весь корпус, от плеч до живота. — Хм? — Смит отстранился, смотря на напряжённое тело любовника, который делал глубокие вздохи и изредка подрагивал. — Тебе мало того, что я делаю? Леви развернул голову в сторону его голоса. — Да… — выдохнул он, облизнув губы. — Только если ты приложишь больше сил, я почувствую это до конца. — Но тогда тебе снова будет больно, — с сожалением ответил Эрвин, проводя по его боку тыльной стороной ладони. — Нет. Какая к чёрту боль, если я её не чувствую? — Леви даже оторвал спину от кровати. — Не бойся сделать мне больно. Для меня понятие боль вообще отсутствует, — огрызнулся он. — Что ж, ты сам напросился, — зловеще прошептал Смит и резко прижал любовника к постели. Леви, заметив изменение настроя, хотел спросить, что тот задумал, но вместо этого слабо охнул, почувствовав, как плечо на несколько мгновений объяло огнём. Поначалу он даже не сообразил, что могло вызвать такой жар, однако догадался, когда зубы сомкнулись ещё раз, на этот раз чуть выше, почти у самой шеи. — Ха-ха, — тихо засмеялся Леви, когда жар равномерной волной начал завладевать его телом, а Эрвин, будто сорвавшись с цепи, не мог никак остановиться, продолжая терзать его. — Уже лучше. Гораздо лучше… — Тебе правда не больно? — подхватив его ноги и сорвав с них брюки, сбивчиво спросил Смит, видя странную улыбку, играющую на губах подопечного. — Нет. Мне даже нравится. Давно такого тепла не было в моём теле. Похоже, эта штука действительно помогает, — он указал на повязку. — Я не вижу, но наконец-то хоть что-то чувствую. Его тело вновь напряжённо изогнулось. Эрвин с силой стиснул его бёдра, оставляя на коже яркие следы. Он склонил голову и резко провёл языком по плоти любовника. Леви прерывисто вдохнул, а Смит ещё сильнее впился в его ноги, практически до онемения, и продолжил ласки языком. Иногда он отрывался, чтобы оставить след на внутренней стороне бёдер. Смесь противоположных ощущений, резких и опаляющих, колючих и мягких, привнесла в Леви головокружительные чувства. Впервые он почувствовал, что разум не может справиться с полным контролем, а тело не мертвенно пустое. Наконец-то в нём горит жизнь. — Леви… — голос Эрвина колебался всё сильнее. Похоже, не только одного пианиста наполняли эти своеобразные ощущения. Ему захотелось увидеть любовника. Руки потянулись к повязке, однако Смит неожиданно и быстро перевернул парня и прижал его лицо к подушке. Затем, не дав перевести дух, вновь сжал бёдра. Леви стиснул зубы, чувствуя несдержанное и резкое проникновение. Жара в теле вмиг прибавилось в несколько раз. Эрвин не дал сказать ему ни слова. Он действительно вышел из привычной колеи. Был сам не свой, не беспокоился о том, что сейчас буквально силой берёт любовника, не спросив его согласия, хотя в прошлый раз он боялся даже коснуться его. А сейчас в нём нет ни капли осторожности. И это самое лучшее, что может быть… Прижимаясь лбом к подушке, а руками цепляясь за постель, пианист действительно наслаждался этими уверенными, резкими и грубыми толчками. Наверное, обычному человеку было бы больно. Но не ему. Даже если кровь вновь течёт по ногам, он чувствует лишь пламя, разжигающее всё в его теле. Каждый миллиметр согрет и опалён им. До самого предела. — Леви… — вновь частое дыхание над его головой. Голос слегка взволнован. Музыкант чувствует, как безумный жар, переполнив его до конца, постепенно уходит из тела, оставляя за собой лишь пульсирующее тепло. — Что? Теперь тебя начала мучить совесть? — придя в себя, ухмыльнулся он и сорвал со своих глаз повязку, чтобы самодовольно взглянуть виноватому любовнику в лицо. — Прости, я не сдержался, — порывисто выдохнул тот, опустив голову и освободив подопечного от своего веса. — Надо же. Я думал, в выдержке тебе нет равных, — поморщился парень, переворачиваясь на спину. Пах весьма ощутимо пульсировал и слегка немел. — Ты бы видел себя со стороны. Тут любой голову потеряет, — улыбнулся Эрвин. — Так развязно двигался, да ещё глаза были завязаны. Кажется, ты перестал себя контролировать. И это было превосходно, — восхищённо добавил мужчина. — Да ну? — Леви скептически посмотрел на него. Потом сузил глаза. — Я развязно себя вёл? Он выхватил из рук Смита галстук и на этот раз завязал глаза ему. Тот в недоумении поднял брови. — Что ты делаешь? — он сначала тоже попытался избавиться от повязки, но Леви, вытащив из его брюк ремень, довольно сильным ударом в грудь уложил доктора на лопатки и надёжно привязал его руки к кровати. — Выражаю свою развязность, — тоном мясника, обратившегося к туше, произнёс пианист. — Ты обиделся на меня? — улыбнулся Эрвин, чувствуя, что кого-то надо задабривать. — Совсем нет. Мне было хорошо. От твоей грубости. Меня завела твоя агрессия. Похоже, ты наконец-то запомнил, что боль — не преграда для меня. А для тебя она преграда? — облизнув губы, он открыл пошире рот и вонзил зубы в руку Смита с такой силой, что тот дёрнулся, будто через него пропустили ток. Его кровь тут же заструилась по губам и зубам Леви, а сам парень испытал странное чувство удовольствия от того, что другой принял от него боль. — Неплохо, — он переместил голову и склонился над губами Эрвина, который часто дышал. — Только я немного испачкался. Очистишь меня? Немного заторможено, но Эрвин высунул язык и провёл по солоноватым губам любовника, убирая с них собственную кровь. Затем проник в рот, старательно очищая всё там. — Не ты один можешь вынести боль, — когда Леви отстранился, прошептал Эрвин. Потом тяжело и обречённо вздохнул. — А я надеялся, что наш второй раз будет более романтичным… — Тебе не хватает щенячьих нежностей? — пианист спустился ниже и сел на его ноги, а ладонями провёл по мощному торсу. Смит в блаженстве улыбнулся от его прикосновений, Леви тоже, отчасти восхищаясь его телом. Покорным телом. Пальцы медленно перемещались с живота к паху вверх и вниз, дразня любовника всё больше и не давая ему тех прикосновений, которых он хотел больше всего. Эрвин пару раз вздрогнул, но продолжил улыбаться, чувствуя быстро нарастающее возбуждение от скупых касаний Леви. Тот насмешливо усмехнулся — партнёр под ним был открыт, как на ладони. — В этом нет ничего смешного, — прокомментировал доктор. — Ты же знаешь, что я хочу тебя. Поэтому желание просыпается даже от твоих жадных касаний. — Жадных? — Леви поднялся на колени, освободив мужчину от своего веса. — А ты наверняка хочешь, чтобы я набил свой рот твоим… — Только не порть эту минуту чем-то гадким, — не дав ему выругаться, прервал его Эрвин. — Ладно, — музыкант снова шевельнулся, перемещаясь к паху любовника и начал медленно опускаться на него. Эрвин чуть не задохнулся от возбуждения, когда почувствовал, как Леви принимает его в себя. Он будет сверху. Сейчас сидит сверху прямо на нём! Будто в подтверждение бурных мыслей доктора, пианист тихо выдохнул, а его мышцы сжались плотнее, заставляя Смита чуть ли не простонать от фантастических ощущений. — Освободи мои глаза. Позволь мне увидеть тебя… — страстно прошептал Эрвин, до предела напрягая руки и пытаясь освободить их, чтобы сорвать с глаз галстук. Ему невыносимо хотелось увидеть своего любовника в такой раскрепощённой позе. Наверняка это зрелище невероятно… Леви в очередной раз презрительно усмехнулся и снова сделал плавное движение. — Нет, ни за что, — отрезал он, сжимая бёдра. Тело Смита содрогнулось, а сам он судорожно выдохнул, чувствуя сильное несдержанное возбуждение. Потом снова слегка дрогнул, когда ладони партнёра неожиданно легли на его торс и заскользили по телу, поднимаясь к груди. — Ты знаешь, пальцы у пианиста крепкие и ловкие, — тихо прошептал Леви, взбираясь руками всё выше. — Требуется много сил, чтобы заставить рояль звучать на всю мощь и брать широкие интервалы. Иногда даже нужно терпеть боль, когда разбиваешь фаланги в кровь от проработки глиссандо. Пальцы должны гнуться по максимуму и фиксировать нужное положение. Вот так, — добравшись до шеи, он обхватил горло любовника двумя ладонями и сжал их. — Ты что, Леви? — Эрвин не на шутку испугался, чувствуя, что тот действует вполне серьёзно. Кровь начала скапливаться у лица доктора, рот сам собой открылся, губы и щёки налились тяжестью, а вздохнуть удавалось лишь с усилием. — Не волнуйся, я не убью тебя, — прошелестел Леви, наслаждаясь его видом. — Просто хочу посмотреть на это… Эрвин замер в недоумении, пытаясь трезво оценить ситуацию. Однако в таком положении это было практически невыполнимым. Леви, позволяя ему делать прерывистые вдохи, продолжал двигаться и явно испытывал от этого больше наслаждения, чем несколько минут назад. Он стал нетерпеливым и всё чаще поднимался и опускался, будто не мог насытиться этими толчками. Его тело напрягалось, а мышцы и руки сжимались сильнее, заставляя любовника существовать лишь на одних инстинктах. Не в силах себя проконтролировать в такой ситуации, задыхаясь и теряясь в невероятном жаре, Эрвин кончил гораздо раньше, чем думал. Леви тут же остановился, хотя тоже был на грани и мелко дрожал от разожжённого исступления. Его руки медленно освободили горло партнёра, и Смит сделал долгожданный глубокий вдох и резкий выдох. — Как много, Эрвин, — вновь с презрением обратился к нему любовник, едва ощутимо подрагивая, сидя на нём. — Даже в первый раз было меньше. Тебе понравилось, что я душил тебя? Или это потому, что я был сверху? — Леви стиснул свой член ладонью и, сделав пару движений тоже достиг предела, закатывая глаза от удовольствия. Похоже, завести его может не только грубость к себе. Эрвин продолжал часто и глубоко дышать. Краска постепенно сходила с его лица, а сильно вспотевшее тело расслаблялось. Леви развязал его руки, затем сорвал повязку. Но не успели их взгляды пересечься, как пианист положил свою голову любовнику на грудь. — Ты… — Нет, — едва Эрвин открыл рот, Леви тут же перебил его. — Это не связано с прошлым. Я просто не хотел оставаться в долгу перед тобой, — он отстранился и заглянул Смиту в лицо. Тот выглядел спокойно, но в глазах застыло подозрение. — Можешь делать со мной всё, что хочешь, только помни, что я отплачу той же монетой, — серьёзно произнёс Леви, пристально смотря в напряжённые голубые глаза. Смит усмехнулся. — Я всего лишь завязал тебе глаза, а ты был готов чуть ли не удушить меня. Это не равноценно. — Что ж, тогда следующий раз будет «бесплатным», — нехотя ответил Леви и буквально через секунду вновь оказался на спине. Эрвин, перевернув его, успел схватить подопечного за ногу и как следует открыть для себя. — Тогда я им воспользуюсь. Прямо сейчас.