***
Время действительно лечит. Осаму вышел на работу и через пару дней влился в рабочий процесс. Он остался верен своему стилю — всё также опаздывал, мял бока на диване и шутил. А когда восстановился, решил наконец-то прибраться дома. Он старательно протёр пыль, пропылесосил и добросовестно помыл полы, почистил раковину, душ и туалет. Под конец он исчерпал весь запас сил, проголодался до спазмов в животе и дважды прослушал любимый плейлист, который всё это время мотивационно играл на фоне. А вот дальше было сложнее. Осаму понимал, что ему необходимо вывести свой дом из состояния запущенности и обустроить хоть как-то по-человечески. Нужно это не только для банальной гигиены, но и для улучшения собственного самочувствия. С полученными знаниями и рекомендациями он мог позволить себе вздохнуть спокойно, уделить себе чуть больше приятного внимания, направить имеющуюся энергию на что-то полезное и просто привести себя наконец в порядок. В один из обычных дней Дазай решил обратиться к Доппо. Тот сидел за рабочим столом напротив него, закинув ногу на ногу. — Как часто ты убираешься? Куникида поправил очки на переносице. — Три раза в неделю, в понедельник, четверг и субботу. — Так часто… — досадно протянул Осаму. — Я же не вымываю каждый раз дом целиком. — А как тогда? — В основном, только полы мою. Иногда пыль пипидастром смахиваю. А основательно только по выходным. — Хе-хе, пипидастр, — Дазая позабавило слово. Куникида раздражённо закатил глаза. — Читай почаще словари. Применив график Доппо, Дазай понял несколько вещей — так он утомлялся сильнее, чем от работы в офисе. И то, что Куникида — машина по отработке заложенной программы, не иначе. Неделя прошла так тяжело, словно Осаму каждый день подрабатывал грузчиком. Было принято решение сократить количество уборки до двух случайных дней в неделю. Не часто, но лучше, чем никогда. Так с собой и договорился — и жить приятней стало, и дышать легче.***
Были попытки приучиться к готовке. В Портовой Мафии Дазай ел чёрт-те что: покупал готовые блюда в супермаркете, крал булочки у Чуи, заказывал острое карри вместе с Одой, но только не готовил сам. А в обычной жизни это неотъемлемый процесс. Однако, тут Дазай всё-таки хотел схитрить. — Куникида-кун, — подкрался сзади Дазай, пока тот что-то печатал, — У меня к тебе выгодное предложение. Доппо отклонился на спинку кресла и скрестил руки на груди. — Слушаю. — Давай я буду покупать нам продукты, а ты готовить? — А сам-то? Дазай обошёл стол и сел напротив него. — Ну, пожалуйста, — просяще протянул Осаму. Куникида отложил ноутбук в сторону и серьёзно спросил: — Нет, скажи честно, почему сам не можешь? — Ты готовишь вкуснее, чем я. Доппо снисходительно выдохнул и заметно смягчил тон. — То есть, ты признаёшь, что не умеешь готовить? Осаму всё ещё нужен повар, поэтому с лёгкостью сдался. — Признаю. — В таком случае, могу научить. — Хах, ты вроде завязал с преподаванием? — Могу развязать. Дазай одобрительно хмыкнул. Кажется, у Доппо начало развиваться чувство юмора. — Тогда тебе предстоит запастись терпением, — Дазай вынул из кармана телефон, чтоб напомнить себе сегодняшний день недели, — Сегодня сможешь прийти? — Думаю… да.***
Дазай купил немного овощей и филе скумбрии, а Куникида принёс свои любимые специи: перец, паприка, сушёный чеснок, не забыл и про соевый соус. Этот вечер обещал быть уютным… — У тебя стало чище, — заметил Доппо, пробегая взглядом по кухне. Осаму показательно вздёрнул носом. — Сделал всё, чтобы угодить дорогому гостю! Строит из себя подлизу. Но Куникида даже находит это забавным. В конце концов, раз паясничает, значит есть на это силы — иначе бы он и до магазина не дошёл. Разбирая пакет с продуктами, Куникида откладывал в сторону то, что пойдёт сегодня на ужин, и то, что будет храниться в холодильнике на будущее. Осаму не вмешивался, а наблюдал как Доппо с видом знатока придумывал рецепт на ходу. Несмотря на свою деловитость, Куникида казался умилительным. Даже к бытовой задачке он подходил с гипертрофированной серьёзностью. Пока Доппо возился, Дазай принёс и поставил на тумбу ноутбук, включил один из любимых плейлистов и уменьшил громкость, чтобы музыка не отвлекала. На немой вопрос напарника ответил просто: — Для атмосферы. Куникида пробежался взглядом по списку треков и приятно удивился. — Я думал у тебя тут только песни о любви и самоубийстве. — Если бы это было так, то я помер бы от скуки. А ты что… — Осаму облокотился на плечо Куникиды и с любопытством заглянул в глаза, — Слушаешь что-то из этого, раз узнал некоторые песни? Доппо нахмурил брови, но руку не убрал. — Мы живём в мире попсы и рока. Не удивительно, что в чём-то наши вкусы совпали. Дазай досадно отстранился, получив абсолютно не остроумный ответ. Готовка началась, когда рукава рубашек были приподняты к локтю, все продукты были освобождены от пластиковых упаковок и промыты под струёй из крана. По ходу дела Доппо подробно рассказывал, как чистить рыбу, сколько соуса добавить, сколько жарить на плите и как тушить пряный рис в маленькой сковороде. Дазай с интересом слушал его, но всё чаще отвлекался на незначительные детали и собственные, насыщающие противоречиями чувства. Куникида умел располагать своей размеренностью, уверенностью и басистым голосом. И в который уже раз он привносит нечто приятное в его быт, и заражает надеждой, и одаривает вниманием? Лучше не думать не о чём, хотя очень хочется. В одном чане кипело и противоречивое чувство отторжения к присутствию Куникиды в доме, и инфантильная потребность во внимании. Какая бы бушующая сила ни была ведущей — Осаму не станет предпринимать ничего, выходящего за рамки. В конце концов, ему нужен ужин, ему нужно общение, ему нужно насытиться чужой заботой. Какой паразитарный подход. Дазай откупается от своей совести мысленным напоминанием того очевидного факта, что Доппо делает всё это для него по собственному желанию. Запах пряностей заполняет кухню и в животе начинает неприятно урчать от голода, но в груди всё-таки наступает спокойствие. От еды должно подняться настроение. Пока Куникида накладывал еду в тарелки, Осаму заливал чай кипятком. — Точно, в этом доме же нечем есть, — с досадой цокнул Куникида, смотря на полупустой ящик столовых приборов. Осаму многозначительно улыбнулся и сбегал в спальню. Вернулся со сложенным в четыре раза листом бумаги. — Твои палочки, — протянул его Куникиде. Он сначала не понял сути, но прикоснувшись к листку, «Поэзия Доппо» признала родной элемент. Бумага вспыхнула зелёным и превратилась в пару изящных палочек. Дазай всё ещё находит проявления «Поэзии» очень красивыми. — Как знал, что стоит сохранить. — Лучше бы купил новую пару, — пожурил Доппо, не выходя из роли учителя. — Зануда, — отшутился Дазай. Скумбрия пропиталась соусом и легко разваливалась на волокна, пряный рис обладал вкусным ароматом. Осаму и впрямь чувствует себя лучше. Интересно, это ли люди имеют в виду, когда говорят, что счастье в мелочах? Еда была чудесна, как и всегда. Доппо был чудесен, как и всегда. Разговор шёл сам собой, легко и непринуждённо, не волнуя, но и не обжигая. И всё же, может быть тот уют, что привносит в его дом Куникида не заслужен и прост, что трата сил на неполноценного человека безрассудна? Ещё как. Но это определённо греет полумёртвую душу. Надо бы заткнуть все удручающие мысли и позволить себе насладиться приятной компанией. Этот вечер точно стоил всех стараний над собой. Если бы он знал, что для того, чтобы стать к Куникиде ближе, нужно было переворошить всё своё прошлое и всю свою тёмную головушку в том закрытом кабинете, Дазай пошёл бы на эту сделку гораздо раньше. — …Знаешь чего не хватает? — Дазай расслаблено откинулся на спинку стула и сложил руки на сытый живот. — Чего же? — Зажжённых свечей. А так, в целом, прекрасное вышло свидание, — и смотрел, прищурив глаза. Куникида смущённо посмеялся над этим. Осаму наблюдал, как тот прикрывает рот рукой, чуть сжимает плечи, и нашёл это забавным. Потому решает добить. Осаму придвинулся вперёд и облокотился об стол. — А знаешь, чем занимаются после хороших свиданий? — и поднял бровь, глядя с забавой в глаза. И тут же под столом его пнули под коленом — это Куникида там возмущается. Сам Доппо заметно покраснел то ли от раздражения, то ли от стыда. Он переместил очки с глаз на голову и отодвинулся подальше, чтобы близорукость размыла лисью морду нечётким пятном. Как будто так он спрячется от внимательных карих глаз и звонкого хохота. Осаму не напугать нахмурившимися бровками и грозным взглядом. Напротив, хотелось только расцеловать злющее личико и пощипать за розовые щёчки. — Идиот. — Ханжа. Этот вечер пролетел незаметно. Дазай наконец-то позволил себе полностью расслабиться и подавить все смятения. От сытости и смеха приятно клонило в сон, создавалось ощущение нежного опьянения, как после дорогого вина. Самое то после затяжных переживаний и слёз — настоящий бальзам на душу. Осаму мог только молиться о том, чтобы эта посиделка была далеко не последней. Всё-таки жили они в одном общежитии, работали в одном офисе и могли гостить друг у друга часами. И почему раньше они так не делали? Ах, точно, Дазай сам не позволил бы. Это ли имел в виду Куникида в пылу той ссоры?***
У Доппо он постепенно учился планировать свой распорядок, вроде графика уборки, готовки или бытовых мелочей. У него он почерпнул, как лучше ухаживать за одеждой, как удобно хранить крупы, муку и макароны, какие специи и с чем сочетаются… Он очень помог Дазаю организовать собственный комфорт. Ещё и покорил своей чёрствой очаровательностью, но это уже вышло само собой. Шли дни, и Дазай чувствовал себя всё лучше и лучше. Осень прекращала баловать обилием солнечных дней и всё чаще подбрасывала дожди и холод. В тёплые месяцы парни могли себе позволить прогулки по паркам и улочкам города. В один из приятных деньков они были на набережной. Выходной день подходил к концу, на дорогах зажигались фонари, пока солнце догорало последние минуты. Яркая полоска рыжего света ещё виднелась из-за моря. По мощёной дороге бегали дети с приторной сахарной ватой, проезжали подтянутые велосипедисты, пробегали суетливые студенты, неспешно шагали дамы с собачками. Дазаю казалось занятным рассматривать случайных прохожих, словно стараясь одним взглядом выцепить из них что-нибудь интересное. Ноги уже гудели от долгой прогулки, а лавочек, как назло, всё не было и не было. Вместе с Доппо они остановились у каменных перил, смотрящих на воду. Позади по-прежнему шли люди, их шаги и голоса едва перебивали шум в ушах от ветра и прибывающих волн. Море постепенно чернело от надвигающейся ночи, но вдали ещё виделись редкие белые паруса. Бриз безжалостно путал волосы, игрался с листвой и сухой травой, даже неприятно кусал морозом лицо, отчего Куникида морщился и прятал нос в шарфе, а потом раздражённо цокал, ведь от тёплого дыхания помутнели очки. Дазай сложил локти на ограду и недолго любовался пейзажем, стоящий рядом Доппо задумчиво протирал линзы. Так шумно было здесь, но так спокойно. Осаму позабыл, когда в последний раз ощущал себя так непринуждённо в толпе людей. Он вздохнул глубоко, чтобы свежий воздух как следует прочистил лёгкие и шумно выдохнул. Не сдерживая бодрой улыбки, Дазай игриво обернулся к напарнику. — Знаешь, я ко многому могу привыкнуть. И к твоей вкусной еде, и к звонкам, и к беседам. Но я так и не смог понять, почему ты мне помогаешь, — Осаму наклонил голову, чтобы ветер сдул с глаз мешающие пряди. Пара карих глаз сверкали любопытством. — Ты прекрасно знаешь о моем преступном прошлом, так в чём же дело? Доппо этот вопрос застал врасплох. Он замер, удивлённо смотря на собеседника. Но тут же собрался, поправил очки на носу и начал рассуждать вслух. — Признаться, я задавался тем же вопросом, — Куникида не сводил глаз с моря, не обращая внимания на уставившегося Осаму. — Мои идеалы говорят о том, что ты достоин осуждения. Но с другой стороны, благодаря тебе мы уже спасли немало жизней. Можно ли назвать это искуплением — отдельный вопрос, — Доппо натужно улыбнулся. — Я достаточно наивен, чтобы ответить утвердительно, потому мне и хочется тебе в этом способствовать. Дазай откинулся назад, издав самый досадный стон, на который способен. — Нет-нет-нет! Наивность? Хах. То, что в себе ты зовёшь наивностью, я зову верой. И это я в тебе и люблю, — и подбадривающе похлопал его по плечу. — Правда? Веру? — недоуменно переспросил Куникида. — Нет, я про твою очаровательную привычку к самокритике. — Опять отшучиваешься? — Ага. Дазай закрыл для себя очередной важный вопрос, касаемо характера Куникиды. Он удовлетворёно вздохнул и прижался грудью к поручням. — Дазай, учти, что я говорю, как человек, которого твои проступки не коснулись. Будь я знаком с… — Я понимаю, — перебил Осаму. — Теперь понимаю… Куникида абсолютно умилителен в моменты неприкрытой честности. Ещё никогда сердце так приятно не щипало. Хотелось только прижаться с боку и приобнять, но, увы, Доппо станет упираться. Из принципов он просто не позволит подобных нежностей, остаётся только вздыхать с сожалением. После недолгой стоянки, они решили закругляться с прогулкой. Ещё один чудесный вечер в копилку. Дазай больше не касался ничего личного — всё-таки в разговоре куда важнее простота и незатейливость, так пусть будет место и шуткам, и забавам, и глупостям, и немой человеческой радости…***
Время действительно лечит. Осаму вышел на работу и через пару дней влился в рабочий процесс. Он остался верен своему стилю — всё так же опаздывал, мял бока на диване и шутил. А когда восстановился, продолжил улыбаться и подтрунивать младших коллег, как ни в чём не бывало. Но теперь Куникида не чувствовал за этим фальши. С Дазаем стало гораздо легче. Его всё так же необходимо было пинать, критиковать и направлять, но подобные утруждения были предсказуемы. Больше никаких срывов планов из-за приступа лени или позывов разыграть — вот уже который день подряд весь график осуществляется как надо. Доппо даже стал подозревать, что Осаму специально позволяет им укладываться в сроки, чтобы почаще собираться вместе. И Куникида долго не мог понять, что должен чувствовать от этой мысли. Доппо всё наблюдал за Осаму со стороны с чистым исследовательским интересом. Пока тот блистал умом в ходе расследования, шутил в разговоре с Ранпо, болтал с Ацуши, Куникида всё подмечал, как ловко у того получается оказываться в центре внимания, не привлекая его напрямую. Он просто был расслаблен, улыбчив, бодр — и этого было достаточно, чтобы побуждать взглянуть на себя, вслушаться в слова. Словно очень харизматичный ведущий телешоу, он умело находил подход к каждому человеку и делу. Доппо и раньше замечал в нём эту способность, но теперь она казалась крайне любопытной. А может, ему просто стал приятен Дазай? Куникида всё не мог оценить весь масштаб происходящих изменений, а ведь они касаются не только самого Осаму. Всему Агентству стало проще иметь дело с более продуктивным Дазаем, но разве дело только в этом? Куникида продолжал тайком смотреть на него и пытался прочесть хоть какие-то ответы по улыбчивому лицу. Но тут их взгляды неожиданно пересекаются, Осаму смотрит со смешинкой, прищурив глаза, от чего Доппо моментально становится неловко, и он одёргивается, словно испугавшись. И тут же корит себя за глупость, а воображение тут же дорисовывает насмешливое выражение лица Дазая. Куникида оборачивается посмотреть, заметил ли его нервную реакцию кто-то из коллег, но все были заняты своими делами. Доппо поправляет очки и облегчённо вздыхает. Больше он не отвлекался на высокий силуэт рядом, по крайней мере, старался изо всех сил. Хватило его ровно до начала обеда — и вот они вдвоём уже вместе спускаются в кафе на первом этаже. Доппо перечитывал собственные заметки в блокноте и с удивлением обнаружил, как число пометок об Осаму росло. Сначала он связал это с тем, что Дазай просто начал активней проявлять себя, но, вчитавшись, понял, что подмечал совсем уж бесполезные детали вроде отсутствия бинтов на запястьях, смешных анекдотов, громкой песни из наушников, неожиданного прихода на работу вовремя, невзначай оставленного рядом кофе и новой рубашки. Лишь по этим записям незнакомый с Осаму человек уже мог составить его неоднозначный портрет. Другие члены Агентства тоже получали свои непримечательные комментарии, но Куникиду волновали только пометки о напарнике. Будь его предыдущий блокнот цел, он бы сравнил записи из двух разных времён, но, увы, он мог только припоминать, что там было раньше. Могут ли все эти глупости действительно что-нибудь говорить об отношении к напарнику? Доппо подошёл к этому вопросу с позиции абстрактного незнакомца, которому мог бы попасть блокнот в руки. Да, может, без знания контекста он и не придаст рассказам о Дазае значения, а будет оценивать всех героев в целом. А в конце решит, что это обыкновенный личный дневник какого-то трудоголичного работника с разношёрстным коллективом. Но тут Куникида представил, что это мог быть Дазай. Плечи вздрогнули от этой картины. Точно, Осаму ведь не может не нарушать его личное пространство. Совсем скоро он доберётся до блокнота, прочтёт и обязательно будет мерзко хихикать, позабыв о том, что когда-то эти же записки подняли ему настроение в тоскливый момент. Куникида недовольно поморщился и закрыл блокнот. Он не смог бы уберечь его от напарника, но попытаться писать о нём меньше — вполне. Пусть Доппо направит своё драгоценное внимание на что-то другое, ради собственной же гордости. Получалось туго. Дазай был слишком приметным, слишком шумным и навязчивым, слишком постоянным чтобы отводить глаза. Даже опуская взгляд вниз, было невозможно не ощущать его присутствие рядом. И когда Осаму фривольно кладёт руки на плечо Доппо, и когда задорно толкает локтем, и когда, идя по улице, весело берёт под руку — Куникида лишь проникается настроением напарника. А почему так — следующий вопрос. Куникида предположил, что с улучшением качества отношений он просто стал лучше относится к Осаму. Звучало логично, но как будто ответ был неполный. Догадка тихонько всплыла в голове во время очередного разговора по душам на крыше агентства. Стоял закат, и ветер дул надрывно. Они с Осаму стояли на краю у перил и наблюдали за улицей с высоты четырёхэтажного здания. — …Ну а потом я щёлкаю пальцами, наручники эффектно спадают с моих рук и тут я… — Осаму активно жестикулировал, иллюстрируя руками свои действия. Махал руками и играл голосом. — Кувырок! И бац! — ему прямо в морду, мужик падает, а я, гордый весь, встаю. А Чуя мне позади орёт: «Ты не того завалил, придурок!» — Пхе-хе-хе, — Доппо не сдерживает своего смеха. Куникида слушал его, оперевшись локтями в перекладину. Щёки болели, не привыкшие так часто улыбаться. Кажется, Доппо начинал любить то сумбурное и хаотичное чувство юмора, каким наделён был Дазай. Ветер трепал пышные карие волосы и чёрные ресницы, и глаза его, обычно тёмные и бездомные, загорались искрами от вечернего солнца и озорства. Яркие лучи падали на бледное лицо, придавая ему нежно-розовый оттенок и едва грели мягкую кожу. В каждом слове звучала уверенность, в каждом взгляде было заметно доверие. Доппо всё рассматривал давно знакомые черты, открывал для себя новые, красивые детали, будь то мелкие морщинки от прищура, дрожь ресниц на ветру или непослушная торчащая прядь волос. — Всё нормально? Куникида и сам не мог понять как давно уже его взгляд застыл на собеседнике. Хуже всего стало то, что Доппо припомнил себе другие подобные моменты в прошлом. Дело не просто в том, как ведёт себя Дазай, а в том, какой он. Какой? Куникида побоялся отвечать себе сразу. — Да, просто задумался. Осаму не стал уточнять, и продолжил болтать как ни в чём не бывало. Доппо насторожился из-за встревоженного потока мыслей. Он признавал в Дазае его гениальность, харизму, уверенность — в каком-то узком смысле даже упорство, но почему тогда он так погрузился в раздумья об этом человеке? Почему начал ждать его появления на работе с лёгким трепетом и легко шёл ему на встречу?***
Для начала Доппо хотел найти ответ на вопрос о собственной заинтересованности этим человеком. Да, он уже принял то, что на Дазая просто приятно смотреть. Предположительно, это может быть лишь влияние общественных эстетических предпочтений во внешности. Может, Осаму просто подходит под стандарты красоты, вложенные в Куникиду толпой? Думая над этим поздно вечером, Доппо выписал себе в столбик на отдельном листке черты, которые в современном мире считаются красивыми и решил ставить галочки или крестики, в зависимости от природных данных Осаму. Ручка зашуршала по бумаге, быстро вырисовывая незамысловатые символы: «Высокий рост — ✔» «Стройное телосложение — ✔» «Светлая кожа — ✔» «Большие округлые глаза — ✔» «Густые волосы — …» В памяти всплыло воспоминание о сегодняшней беседе на крыше, о растрёпанных ветром волосах цвета крепкого кофе. Доппо напряжённо вздохнул и поставил метку. «Густые волосы — ✔ » «Узкое точёное лицо — ✔ » «Чистая кожа — …» Тут Доппо засомневался. У Дазая бывали неудачные дни, когда на лице образовывались покраснения или сухость. Что конкретно люди подразумевают под этим критерием? Куникида хотел бы подумать подольше, но решил не тратить время. «Чистая кожа — скорее ✔, чем ✘» «Опрятно одет — ✔ » «Низкий голос — …» Опять трудно. У Дазая голос приятный, но не басистый. Или главное, чтоб не писклявый? Он весьма приятный и мелодичный… Пришлось полагаться на собственную оценку. «Низкий голос — ✔ » «Уверенная походка — ✔» «Ровные зубы — ✔…» Куникида потратил полчаса, отмечая пункт за пунктом, порой останавливался чтобы примерить его на Дазае. Из всех двадцати пяти пунктов не подошли всего два — и то они больше привязаны к этикету и поведению. Внешне Осаму тот, кого принято считать красавчиком. Доппо гордо щёлкнул ручкой, отложил в сторону её и лист, и вышел из-за стола. Он понял, он всё-всё просчитал. Дазай просто красивый, вот и привлекает внимание. Не зря же люди придают такую значимость всем этим стандартам красоты, ведь они действительно влияют на дружеские отношения, рабочие, любовные и прочие. Так говорят, по крайней мере. Сам Доппо никогда об этом не задумывался, а того же Осаму полгода назад видеть не желал. Да, Дазай кажется таким, потому что все так его воспринимают. Ответ прост и кажется исчерпывающим. Доппо выключает свет, ставит телефон на зарядку, снимает очки, кладёт их в футляр, ложиться, накрывается одеялом и с улыбкой первооткрывателя утыкается носом в холодную подушку. Дазай красивый, потому что его принято таковым считать. И дело не в проницательных глазах, не в мягком тембре голоса, не плавных движениях, не в лёгких взмахах рук, не в холодных пальцах, не в задумчиво сведённых бровях и поджатых губах… Доппо вспоминает незаметные аспекты внешности с особенным умилением. Тревожная мысль с дальнего конца сознания прерывает поток приятных воспоминаний: Неверный вывод.