ʙнᴇɯний ʙᴩᴀᴦ – ʙᴀжнᴇйɯий ʙнуᴛᴩᴇнний дᴩуᴦ ᴛоᴛᴀᴧиᴛᴀᴩноᴦо ᴩᴇжиʍᴀ.
збиᴦнᴇʙ бжᴇзинᴄᴋий
– Ты мог бы стать одним из нас, – Оэцу Нимайя заходит со спины, даже не стараясь быть незаметным. Его особенная девочка сражается с асаучи уже третий день, а самому Айзену приходится лишь безмолвно наблюдать и быть наблюдаемым. Изучающий взгляд создателя занпакто сверлит затылок до тех пор, пока мужчины не поравнялись. “Предатель” стоит у самого обрыва. Тысячелетним скалам все равно на живых и мертвых. – Мог бы, – запросто соглашается Соуске. Оэцу раздраженно хмыкает. – Жаль. Твой злой гений мог бы послужить Обществу Душ, – создатель занпакто прячет руки в карманы и наклоняется вперед, заглядывая за край обрыва. – А разве он уже не служит? – Айзен мягко улыбается, но во взгляде единственного открытого глаза – сталь. Даже если собеседник не видит. Оэцу переводит взгляд на хибарку у самого края и прищуривается, хотя солнце не слепит. – Плохой из тебя творец, Соуске. Как сказала Шутару, ты – безусловное зло. – И на этом месте я должен начать извиняться? – узник Мукена насмешливо поднимает бровь. – Зря язвишь, – Оэцу отходит от края и машет рукой, призывая идти за собой. Айзен складывает руки за спиной и следует за Королем меча. – Если ты внесешь вклад в победу над Яхве, мы подумаем над тем, как смягчить твое наказание. Дорога к мастерской была коротка, но диалог по-странному растянул ее. – Похоже, ты хотел сказать, что вы попросту не знаете, что со мной делать. – хозяин дворца задыхается от возмущения, но Айзен продолжает: – Вы не можете казнить меня, но и отпустить боитесь. Вам лишь оста… – Тебя никто не боится, наглый мальчишка! – яростно перебивает Нимайя. – Верно. Вы боитесь моих идей, – мужчина ступает неспешно, словно в насмешку. – Потому что ваш псевдорелигиозный фетишизм держится лишь на своде древних законов и табу, установленных еще большими преступниками, чем я. Разве я не прав? Или ты предпочитаешь ритуальный каннибализм? – О чем ты говоришь? – сквозь зубы цедит Оэцу и останавливается. – А разве не этим вы занимаетесь… – Айзен делает невнятный жест, описывая все измерение Короля Душ, и поворачивается к собеседнику. – … здесь? Поклоняетесь нетлеющему мертвецу? Или храните миропорядок, построенный в грехе? Нимайя молчит, и это для Соуске самый однозначный ответ. – Вам легко заткнуть не знающих правды, – мужчины обмениваются многозначительными взглядами. Опальный капитан вежливо ждет ответа, хотя уже знает каждую реплику диалога. Создатель занпакто с молчаливой злобой сжимает кулаки, а рот превращается в тонкую полоску. – Каким бы гением ты ни был, Айзен, ты не знаешь всей правды, – мрачно отвечает мужчина. – В любом случае, не тебе судить о Короле… – Вы были такими же как я, – настало время Соуске перебивать собеседника. – Творцами с уникальными талантами. Вот только Совет, из страха за свою жалкую власть, посадил каждого из вас в этот комфортный вольер, назвал королевской стражей, дал почести и особые полномочия. И разрушал ваши разумы. Столетие за столетием. Капля за каплей. Айзен смотрит единственным свободным глазом прямо на хозяина дворца духов. – Скажи, Оэцу, мое творение тоже расчленят, выпотрошат и запечатают ради выгоды Ичибея? Шинигами сглатывает под тяжелым взглядом и спрашивает: – Если ты так печешься о своем творении, почему же допустил поломку? – Соуске на это усмехается. – Я, как и ты, совершил одну очень большую ошибку, – Оэцу выгибает бровь. – Мы оба отдали лучшие творения на растерзания шинигами. Нимайя не успевает ответить – шум битвы в мастерской затих, унося с собой странную беседу.нᴇ оᴋᴩыᴧяᴇᴛ. нᴇ ʙᴧᴀᴄᴛʙуᴇᴛ. нᴇ ʙᴧᴇчᴇᴛ.
ʙыбᴩоɯᴇно. ᴩᴀзʙᴇяно у обочин.
ʙзᴦᴧяд оᴛᴩᴇɯᴇн иᴧи ᴨоᴨᴩоᴄᴛу обᴇᴄᴛочᴇн.
оɸициᴀнᴛ, ᴨᴩинᴇᴄиᴛᴇ ʍнᴇ ᴦᴀʍбуᴩᴦᴄᴋий ᴄчᴇᴛ.
ʙᴇᴩᴀ ᴨоᴧозᴋоʙᴀ
Оба шинигами, Ичиго и Ренджи, трое суток безвылазно сражались с разгневанными асаучи, и это почти высосало моральный дух из юной воительницы. Кровь застилает глаза, дышится тяжело как в самой запаренной бане, духовное тело болит и стонет, а финалом ее страданий звучит приговор: – Ичиго, ты не справилась. В отличие от своего друга, – насмешливо сообщает Оэцу, позволяя друзьям выбраться из хилой на вид хибарки. А Ичиго не боится. Переводит взгляд на стоящего поодаль любителя чая, что внимательно и колюще осматривал ее с ног до головы, словно бы пытаясь что-то найти, а после решительно зыркает на Нимайя вновь. – Я готова продолжать, – твердо заявляет она, сжимая маленькие, но жилистые и покрытые паутиной вздувшихся вен кулаки. – No-no-no, так не пойдет. Ты больше не шинигами, darling, поэтому тебе закрыта дорога не только сюда, но и в Общество Душ. Даже занпакто у тебя нет. Людям не место здесь, – спокойный тон этого темнокожего мужчины льется словно растопленный шоколад на холодные фрукты. Как же раздражает, хочется выключить эту фондюшницу. У рыжеволосой постепенно ком иголок разрастается в горле: и ни проглотить его, ни выплюнуть. Во рту же становится горько, и кровь, попавшая в рот из-за разбитой губы и поврежденных внутренних органов, ощущается намного ярче. Миндалевидные глаза расширяются, кажется, до размеров десертных блюдец, а коленки предательски дрожат: как это так? – Послушай сюда, я не для того сюда пришла, чтобы меня отсылали обратно, – она отчаянно дергается, пытается схватить Короля меча за грудки, но последний искусно использует кидо – никаких заклинаний и ритуалов, никаких шевелений даже чертовым кончиком пальца. Тонкую талию обхватывают два кольца золотистой плотной энергии, и прежде чем рыжеволосую затягивает в другое пространство, Ичиго чувствует, как рука, обтянутая черными бинтами, крепко хватает ее руку и не отпускает до самого конца, будто бы давая надежду на что-то лучшее. Вспышка, пробуждение словно ото сна – в теле легкость, боль уходит и раны будто бы в обратной перемотке исчезают. За руку рыжую держит Айзен и не отпускает. Перед глазами – магазинчик, в который она часто заходила с Юзу за продуктами. Ее тонкие пальцы с нечеловеческой силой сжимаются вокруг чужой широкой ладони, зубы скрипят друг о друга от того, как сильно девушка стискивает челюсти. Жить не хочется, но терять – это естественно и важно, иначе будет некуда найти. Айзен не кривится от крепкого рукопожатия, а лишь смотрит прямо в глаза из чистого сepдoлика. – Это же тебя не остановит? – в голосе мужчины нет насмешки, но есть подстегивание. Он криво улыбается, словно здесь он лишь для одного – понаблюдать за новыми неудачами. Яркая вывеска чуть ли не выжигает сетчатку, Куросаки резко отворачивается, вырывая ладонь из чужой руки, даже не заморачиваясь над тем, в кого она так вцепилась мгновение назад. Ее пальцы впиваются в рыжую гриву, оттягивая волоски до характерной боли, а затем руки обессиленно опускаются вдоль тела. – Черт, – прикусывает нижнюю губу с такой силой, что вот-вот прокусит тонкую кожицу до крови, – черт, черт, черт! Она злостно пинает ботинком брошенную кем-то упаковку из-под сока, перед глазами вдруг начинает становиться мутно. – Сука… – еле слышно шипит Ичиго, поднимая взгляд на прохожих и понимая, что они смотрят в ответ. Юная шинигами осматривает себя – легкое пальто, узкие джинсы и свитер – нормальная человеческая одежда. Как она вернулась в свое тело? Возникшая улыбка с лица Айзена пропадает. Пока рыжая риока ругается, он прислушивается к Каракуре, выискивая нужную реацу. – Идем. В отличие от Ичиго, смертные его не видят, и Соуске беспрепятственно идет в нужную сторону. – Что? – только сейчас она поднимает глаза на Соуске и истинно удивляется. – Как ты тут оказался? В своем отчаянии она не поняла, кто последовал за ней – все происходило слишком быстро и водянисто. Временная шинигами – или уже больше никакая не шинигами – уткнулась взглядом в шатенистую макушку впереди, гипнотизируя ее своим взглядом снизу. – Если ты хочешь завести меня в подворотню и задушить, чтобы оказаться на свободе, – девушка болезненно усмехается, перебарывая желание разреветься как подросток в пубертате прямо посреди улицы, – то я буду только за, веди. Ей с высокой колокольни плевать на то, что она идет и разговаривает с воздухом сейчас, что люди смотрят, что люди находят это как минимум странным. В груди рыжеволосой риоки будто кто-то кулачищем сжимает и сердце, и легкие – нет безвыходных ситуаций, но Готей и шинигами снова оставили ее одну, лишив выхода. Мужчина хмурится, но продолжает идти по улице. Он свернул на одну из жилых улочек, и людей стало поменьше. – Пожалуй, я повторю свой вопрос, – начал говорить Айзен. – Это тебя остановит? – Уже и пошутить нельзя, – резко и будто бы обиженно отзывается она, по какой-то причине не равняясь с мужчиной, ступая позади него. Прохладный ветер заметно приподнял рыжие пряди, когда пара проходила между зданиями, заставляя девушку поежиться – это вам не духовное тело, более терпимое к температурам. – Зачем ты пошел за мной? Думаешь, в Каракуре тебя трудно будет найти? – Будто бы меня может почувствовать кто-то кроме тебя, – Соуске фыркает, но все же останавливается и поворачивается к рыжей. – Ичиго, ты ведь не думаешь, что шинигами отпустят просто так один из с в о и х, – на этом слове он едва заметно чертыхается, – козырей? Куросаки же чуть ли не врезается в его плечо своим бледным лбом, но вовремя останавливается в паре сантиметров от бывшего капитана. Поднимает на него взгляд кофейных глаз и хмурит рыжие брови, стараясь не сопеть носом от злости и обиды. Обиды на правдивые слова, обиды на Готей, который не бросает и не забывает ее только тогда, когда она им нужна, а когда проку с нее нет – и в ус не дует, как это случилось после битвы с Айзеном. Персиковые губы горько поджимаются, и девочке хочется провалиться сквозь землю от взгляда напротив – слишком серьезного, правдивого и честного. – Веди, куда вел, – тихо бормочет она, в разочаровании опуская взгляд в пол. Тошно. Бывший владыка Уэко Мундо долго смотрит с высоты своего роста и наконец кивает. Редкие прохожие, словно чувствуя присутствие кого-то перед рыжей девушкой, отходят в сторону. Вновь налетел ветер, и с неба упала первая капля дождя. Для Ичиго их диалог с Соуске – что-то из ряда вон выходящее. Кто бы мог подумать, что единственным, кто будет рядом с ней после того, как шинигами ее пнули восвояси как ненужный бездушный булыжник, окажется Айзен. И смейся, и плачь, Куросаки, до чего ты докатилась? Они неспешной смиренной походкой блуждают улицами Каракуры, а Ичиго и не замечает, что маршрут становится уж слишком знакомым и родным до тех пор, пока мужчина не останавливается перед ее же домом. На вывеске: “Клиника Куросаки”. Карамельные глаза озадаченно смотрят на левую сторону лица беглого преступника. – Ты решил… меня домой проводить? Очень благородно с твоей стороны, но не стоило сбегать ради этого из владений Короля, – какого именно Короля, она решила не уточнять. – Ичиго... – он тяжело выдыхает и поворачивается к ней. Темные, почти черные глаза смотрят сверху вниз. Несмотря на духовное тело, с каштановых волос капает вода, стекая по открытой щеке и теряется в бинтах печатей. Хотелось бы сделать этот момент более радостным, но… – Мы здесь ради одного шинигами, задолжавшего тебе правду. Ливень усилился. Девочка вторит настроению мужчины и хмурится еще сильнее. Она отшучивается лишь потому, что ей тяжело сейчас держать себя в руках, хоть как-то держаться на плаву – она не всесильная, сколько бы силы в ней ни теплилось. Ичиго уже надломлена в нескольких местах и всеми силами пытается поддерживать это хрупкое состояние. – Пойдешь со мной. Погода отвратительная, ненавижу дождь, – о дожде говорит совсем тихо, вспоминая Зангецу и то, как тот жаловался на погоду во внутреннем мире. Юная шинигами давно избегала откровенных разговоров с отцом, но пришло и ее время, по всей видимости. Она решительно шагает в дом, приглашающе помахивая узкой ладонью Айзену – вот отец удивится. – Я – не тот, кто должен присутствовать при этом разговоре, – отвечает Айзен и остается перед домом семейства Куросаки. Он привычно складывает руки за спиной. Внутри бушует реацу главы маленькой семьи – похоже, увидел его в окно. – Ну и черт с тобой, – тихо лепечет девочка себе под нос, даже не останавливаясь и не оборачиваясь – предчувствие тяжелого разговора давит на горло и грудь свинцовым одеялом.ʍожно и ᴨᴩᴀʙду... дозиᴩоʙᴀнно. ᴨᴩᴀʙду ʙᴄᴇᴦдᴀ нᴀдо ᴦоʙоᴩиᴛь дозиᴩоʙᴀнно, ϶ᴛо ᴨᴧохо ᴨᴇᴩᴇʙᴀᴩиʙᴀᴇʍый ᴨᴩодуᴋᴛ, ᴄ нᴇᴨᴩиʙычᴋи чᴇᴧоʙᴇᴋ и зᴀбоᴧᴇᴛь ʍожᴇᴛ.
ᴄᴇᴩᴦᴇй ᴧуᴋьянᴇнᴋо
ᴋонᴋуᴩᴇнᴛы
Они стоят с отцом на кухне, желтоватый свет от люстры должен согревать, но Ичиго всю трясет. – …и потом родилась ты, – Ишшин находится в духовной форме, с капитанским хаори, припрятанным за пояс, – и однажды в тебе проснулся тот самый пустой. – Отец, – Куросаки младшая горько всхлипывает, давая себе слабину и утыкаясь влажным лицом родителю, которому не привыкла открываться, в грудь, чувствуя сильные руки на своих плечах. Мужчина крепче прижимает дочь к себе. – Иди, Ичиго. Я рассказал тебе все, что смог. А вот что делает за дверью этот предатель, я даже спрашивать не хочу. Ты умная девочка и наверняка знаешь, что он тебе не навредит, правда ведь? – Правда, пап, – бормочет она, утирая рукавом слезы. Ей пока тяжело принять всю правду и то, что все оказалось намного запутаннее. Когда Ичиго возвращается, Соуске не допытывается. Он терпеливо ждет, что скажет девушка и стоит, все так же не сменив позы. – Идем, нас должны найти, – обращается она к Соуске, не скрывая покрасневших от слез глаз, и раскрывает зонт, – откажешься пойти под зонтом – я не постесняюсь и дам подзатыльник. Мужчина наконец отмирает и подходит ближе, протягивая руку, чтобы взять зонт. Пальцы невесомо касаются девичей ладони, перехватывая ручку. Айзен смотрит в покрасневшие глаза напротив и отмечает про себя синяки от переутомления. – Тогда веди. – Соуске, отдай обратно, нас не так поймут, – устало выдыхает она, обхватывая ручку зонта аккурат под рукой мужчины, но тот, смолчав, не стал отпускать зонт. Ичиго бросила на него разбитый взгляд снизу-вверх, а затем вновь повторила, смирившись: – и черт с тобой. Шинигами черепашьим шагом направились ближе к городскому парку – неважно, куда идти, их найдут по нестабильной духовной силе Ичиго, а повидать любимые места сейчас в самый раз. Они не особо замечали набежавшие лужи под ногами. Вода текла ручейками по узеньким улочкам, а прохожие и вовсе пропали. Мимо проехала машина. Айзен понимал, что девочке нужно время на осознание всей правды, а ему... все спланировать. Досконально отшлифовать все этапы, чтобы в финале ему удалось совершить задуманное и… вернуть с в о ю особенную девочку, которую он по глупости своей запер в Уэко Мундо, посчитав, что вместо рыжей девочки с Эспадой будут сражаться сильнейшие капитаны, а сама она – останется в безопасности. Сейчас от собственной наивности особенно горько. Он не замечает, как хмурится и крепче сжимает ручку зонта. Каждый думал о своем. Ичиго все пыталась переварить то, что отец грубо ей набросал в рыжеволосую голову. Меньшее, чего девушка ожидала, так это истории о собственной маме. Кровь квинси в Куросаки-младшей – нонсенс, тяжело в это верится. И то, как смешались в ней все монстры этого мира – совершенно противоречиво и непостижимо человеческому воображению. А Айзен, вышагивающий рядом – виновник всему, но и он – причина ее рождения. Благодарить или проклинать? Ичиго не определилась. Карамельные радужки переместились левее, она вдыхает влажный озоновый воздух, решая, что бесполезно говорить о том, что сама плохо обдумала: – Это школа, где я училась, – “и которую ты в том числе хотел разрушить” хочет добавить она и кивает на светлое здание, потемневшее на пару тонов из-за ливня, – и пропустила выпускной по итогу. Много пустых в тот день было, но я не могла позволить моим друзьям пропустить праздник и вызвалась пойти одна. Айзен внимательно слушает и возможно, совсем немного – Суйгецу во внутреннем мире ворчит, ведь хозяин опять обманывает себя – позволяет насладиться моментом. Он открывает рот, чтобы поздравить с окончанием школы, но выдыхает облачко пара – на улице заметно похолодало. – Мне жаль. Ичиго тихо хмыкает, припоминая, что и последние годы школы-то она совсем пропустила и не насладилась этими замечательными временами, который каждый взрослый человек вспоминает с любовью и приятной ностальгией. – Ты, наверное, был отличником в академии? Она не смотрит на него – находит странным спрашивать такое у Айзена, который, не прошло и пяти лет, задумывал организовать войну, апокалипсис и единоличное правление. Айзен впервые после выхода из Мукена удивляется. – Обучение не вызывало сложностей, – не стал отрицать свою образованность мужчина. – Но, что касается других аспектов... – он улыбается. – Ты меня обошла. Куросаки настолько озадачило его заявление, что она останавливается, и предателю приходится вторить ее движению. Она все же поднимает взгляд на лицо мужчины, отмечая никак не высыхающие каштановые пряди волос. Ее – тоже не успели высохнуть до конца после прогулки под ливнем до дома, отчего завывающий ветер ощущается еще более морозным. Все-таки, Ичиго создана для тепла и континентальной жары, как ей кажется. – Это где я тебя обошла? – в карих ее глазах плещется чистое детское любопытство, ведь Айзен однажды безмолвно огласил себя Королем, Владыкой, самим Богом, а сейчас признает, что кто-то в чем-то его обошел. Соуске продолжает мягко улыбаться. – Никакому аристократу не хотелось бы водиться с выскочкой из Руконгая. А тебя, если я правильно помню, всегда окружали друзья. Разве не ради них ты сражаешься? Она хлопает своими рыжими ресницами, не отрывая взгляда от нескрытого печатью глаза, а затем, словно – или совершенно натурально – расстроившись, опускает голову и возобновляет шаг. – Ради них, – кивает Ичиго, поджимая губы и хмурясь. Ее эмпатичная душа способна сочувствовать даже врагу, что иногда выходит ей боком. – Ты всегда был одинок? – Неужели это сейчас важно? – он наклоняет голову вбок, наблюдая за реакцией девушки. Куросаки совсем отворачивает от него лицо, будто бы рассматривая домики с горящим светом в окнах по левую сторону – безкультурщина, а не ведение диалога. Она обычно, какой бы взбалмошной ни казалась, в душу лезет редко и личные границы нарушает еще реже. Но вина Айзена будто развязывает ей руки, и она решает пользоваться: мол, наделал гадостей – теперь, будь добр, расплачивайся хотя бы своими границами, если они вообще у тебя есть. – Да, важно. Кьека заливается смехом. К заливистому голосу занпакто присоединяются тихие смешки Хогиоку. Айзену же кажется, что сердце пропустило удар. Он смотрит на ее профиль и не может простить себе ошибку, совершенную в Уэко Мундо. Соуске едва ловит себя на мысли: что бы Ичиго ни спросила сейчас, он ответит на все. Мужчина опускает голову. Потемневшие от воды волосы упали на лицо. – Не всегда. – Расскажи, – она говорит так тихо, что шум дождя практически затмевает тембр ее голоса. Девушка все еще не поворачивается к мужчине – такое впечатление, что она и не с Айзеном сейчас болтает о жизни – чуть меланхолично, до беспокойства спокойно, словно скрашивая разговором хорошую прогулку в плохую погоду. – Обычная история из Руконгая того времени, – бывший капитан пожимает плечами. Неприятные воспоминания о казалось бы самых приятных годах жизни для человеческого ребенка. – Я родился в Обществе Душ, из-за чего обладал большим количеством духовной силы, чем обычные души с реацу. Но мои родители были бедняками, и им приходилось много трудиться, чтобы хотя бы немного прокормить меня. Как только я научился ходить, мою мать забрали за долги в поместье аристократа. Через несколько лет пьяные шинигами разрубили моего отца, приняв его за пустого. Так что да, когда-то я не был одинок. Он грустно улыбается и добавляет: – Это было слишком давно, но я рад, что у меня остались воспоминания о детстве. Девичья голова опускается еще ниже, чуть ли не касаясь подбородком ключиц. Ичиго знавала страшные потери – потеря мамы была самой страшной. Однако вокруг нее всегда было много людей – иногда излишне веселый, но любящий отец, любимые сестры, близкие друзья. Она росла сильным ребенком, всегда могла постоять за себя и начистить морду очередному хулигану, защитив друга, но друг всегда защищал ее в ответ. Чего не скажешь об Айзене. – Самое страшное, Соуске, что это “не всегда” кончается в твоем раннем детстве, а тебе как минимум сотня лет, – Куросаки могла бы просто поразмышлять об этом, но по какой-то причине решилась произнести вслух такой трагический вывод. – Четыреста восемьдесят... – он задумывается, подсчитывая точный возраст, – ... четыре или шесть, если быть точным. – грустная улыбка не сходит с лица Айзена. Куросаки нервно сглатывает вставший в горле ком, слыша в ушах собственное сердце, ускорившее свой ход. – Мне искренне жаль, Соуске, – уже в который раз она зовет его по имени, а не отстраненно окликая того по фамилии. И все же снова бросает на него взгляд, где в карамели купается честное сочувствие и непреодолимое понимание. Если это все – обман, то бывший капитан актер, коих не видывал мир, Готей, измерение Короля Душ и иже с ними. Сердце мужчины еще раз пропускает удар, а он словно пес, заглядывающий хозяйке в рот, следит из-под упавших на лицо волос за ресницами-веерами. – Ты не виновата, что правила нашего мира таковы. – Нет, Соуске. Это ты не виноват, что правила нашего мира таковы. Ичиго до ужасного серьезна, будто поучает ребенка грамоте и правописанию, будто рассказывает, что руки мыть нужно не менее двадцати секунд. Глаза словно светятся в озоновом мареве. – Ни один человек, а особенно ребенок, не виноват в своем одиночестве. А уж тем более, ни один из них не заслуживает одиночества, – добавляет она. Айзен сглотнул собравшуюся вязкую слюну. Его особенная девочка так хорошо понимает его, что одновременно пугает и будоражит душу. Подобранные ею слова кажутся настолько правильными, что впору сходить с его уст при обмане очередного глупца. Налетел порыв ветра, и на подсохшие волосы брызнули очередные капли дождя. Он машинально провел рукой по волосам, убирая со лба. Взгляд темного глаза устремлен на рыжую риоку. И в этом взгляде всё – одиночество, сожаление, печаль, гнев и отчаянное желание обладать. Бывший капитан открывает рот и уже готов повторить извинения, сказанные на источниках, как в стороне появляется одна из помощниц Оэцу.нᴀ ᴨуᴛи ᴋ ʍᴇчᴛᴇ нᴇ ᴩᴀз ᴩᴀзочᴀᴩоʙыʙᴀᴧᴄя ʙ ᴄʙоᴇй ᴄиᴧᴇ. оᴛчᴀяниᴇ ᴛоᴧᴋᴀᴧо нᴀ ᴨоᴄᴛуᴨᴋи, зᴀ ᴋоᴛоᴩыᴇ ʙᴨоᴄᴧᴇдᴄᴛʙии ᴄᴛᴀноʙиᴧоᴄь ᴄᴛыдно. оᴛчᴀяниᴇ ᴛоᴧᴋᴀᴧо нᴀ ᴦᴧуᴨыᴇ бᴇзуʍᴄᴛʙᴀ, о ᴋоᴛоᴩых ᴄᴇйчᴀᴄ ᴄᴛᴀᴩᴀюᴄь нᴇ ʙᴄᴨоʍинᴀᴛь. ᴦоᴩᴄᴛь ᴛᴀбᴧᴇᴛоᴋ, ᴩᴀзъᴇдᴀющᴀя ᴄухой жᴇᴧудоᴋ. ᴨобᴇᴦ ᴛудᴀ, ᴦдᴇ ᴛьʍᴀ ᴨоᴦᴧощᴀᴇᴛ ᴄʙᴇᴛ. ᴨоиᴄᴋ дуɯи, зᴀᴛᴇᴩяʙɯᴇйᴄя ᴄᴩᴇди обид, боᴧи, ʙоᴨᴩоᴄоʙ бᴇз оᴛʙᴇᴛоʙ. дуʍᴀᴧ, чᴛо ʙ оᴛчᴀянии я ᴩᴀзыщу ᴄᴇбя. зᴀбᴧуждᴀᴧᴄя... изʍᴇниᴛь ᴨᴇᴩᴇжиᴛоᴇ нᴇʙозʍожно, ᴧучɯᴇ ᴨᴩиняᴛь ᴇᴦо ᴄо ᴄᴧоʙᴀʍи: “϶ᴛо быᴧо…”. оᴛᴨуᴄᴛиᴛь ᴨᴩоɯᴧоᴇ – знᴀчиᴛ ᴄуʍᴇᴛь ᴄᴋᴀзᴀᴛь ʙᴄᴧух “ʙᴄё ᴨᴩоɯᴧо”.
϶ᴧьчин ᴄᴀɸᴀᴩᴧи
...нᴇᴛ ʙоᴄᴨоʍинᴀний бᴇз ᴛᴇбя
Никогда. Она никогда не видела таких глаз у него. Никогда не видела, чтобы он так смотрел на кого-либо или что-либо – да она-то и знала его мало, но была уверена в своих суждениях: такой взгляд Айзен никогда и никому не показывал. Соуске – не того сорта человек, чтобы показывать свою слабость, а сейчас он раскрыл ее нараспашку, повесил перед ней на вешалку и приказал любоваться. И это все, черт его дери, отчаянно странно. Это же Айзен – манипулятор, обманщик, чернильная душа, что может вынашивать коварный план сотню лет, жить во лжи сотню лет. Но такой взгляд врать не может – Ичиго готова клясться всеми живыми и мертвыми. Бледные губы напротив размыкаются, чтобы что-то ответить, но их прерывают. – Ичиго, пора возвращаться! И тебя это тоже касается, беглец! – чересчур громко звучит голос красноволосой Меры, особенно после тихого диалога между Куросаки и Айзеном. Но оба на предложение лишь тихо кивают, стряхивая с себя омут тяжелого разговора.