Во мраке бесконечной ночи

Лилит ощущала два чувства, которые так тесно сплелись, что стали одним целым: насмешка над нелепыми фейри, которые так ждали зрелища, и непонимание. Зачем казнь отложили? Приговор вряд ли пересмотрят. А она этого и не требовала. Слишком много грехов водилось за её душой. Да и после тех гадких слов, сорвавшихся с её языка, Лилит точно не простят. Но она не жалела о них. Дело было нечисто, это слишком понятно. Не могли её помиловать лишь по доброте душевной. И дело даже не в том, что фейри жёстки и злы, не знали ничего кроме смерти и убийств. Короли не способны на милость, когда оскорбили их великую ношу – корону. Их не за что винить: на то они и короли. Им не суждено каяться. Это удел других. Лилит снова вели в этот злополучный зал с витражами и двумя тронами. Она видела его всего один раз, но он стал ей противен. И снова те же лица, вылепленные из мрамора, те же сюжеты на витражах. Со вчерашнего дня, разумеется, ничего не изменилось. Отвратительно. Она надеялась никогда уже сюда не вернуться. Где-то там, у потолка, завывал ветер, гуляя и трепля лохматые волосы. Лилит посмотрела на свои связанные руки: её заставили снять перчатки. Теперь ей ещё хуже, чем в прошлый раз, стоять здесь под пристальным взором. Но другого не оставалось. Время тянулось страшно медленно, будто его специально растягивали. Оттягивали неизвестный, непонятный Лилит финал. Глумились так, насмехались, потому что им мало. Потому что люди, у власти стоящие любили доказывать, что их власть реальна не словом, а делом. И потому Малефисента шуршала платьем медленно и нерасторопно, будто с опаской кралась, а не величественно ступала. Также аккуратно села на свой трон. Она, как всегда, царственна и изящна. Волосы убраны под головной убор, их даже не видно. Но что-то в ней изменилось. Лицо будто сделалось мягче, хотя оставалось всё таким же неприступно холодным. Но Лилит не знала Малефисенту, она не могла понять, что же в ней иное. Но это видели все её прислужники. И, кажется, начинали медленно осознавать, что же происходило с их молодой упрямой, не меняющей своих решений королевой. Время решило совсем остановиться, когда Малефисента разрешила зачитать то, что было в свитке. Печать с гербом династии медленно разломили, а после бумагу шуршаще развернули. Глаза Лилит сверлили этот свиток, фейри, которые не мог избавиться от ненужного пафоса и драматизма. Конечно, решалась не его судьба. Нет смысла волноваться: быть ли живым или убитым: - По высочайшей милости Её Величества королевы Долины Шипов Малефисенты, – Лилит напряглась. Она чувствовала фальшь. В этих словах не могло быть истины. Но как ещё можно было загубить её жизнь? Отмена – или хотя бы перенос – казни – уже милость, а не наказание. – отправляется в пожизненную ссылку. В это невозможно поверить. Неужели, Лилит была неправа? Чудо в жизни случалось, а короли способны на милость? Слово "ссылка", заставляющее богатых фейри метаться в истерике, подарило покой душе Лилит. Она всю жизнь была где-то вдалеке от шумной столицы с её странными непонятными развлечениями и нравами, от пугающего дворца и самодуров-правителей. Её жизнь всегда была и должна быть в лесу или в маленькой деревне, в которой почти никто не жил. Подальше от других. Громкий звук труб глашатаев королевы ей чужд. Можно было выдохнуть. Она останется жива, её жизнь вернётся в привычное русло. И потечёт спокойнее реки. Лилит почти поверила, что ошибалась. Почти возрадовалась. Её наивность чуть не стала по-детски смешной. Конечно, ей сохранили жизнь. Но за такой подарок от самой королевы, которая имела большую власть над жизнями своих подданных, чем судьба, должна последовать соизмеримая плата. И прозвучало продолжение приказа: - И лишается магии. Зал погрузился в тишину. Или Лилит не слышала ничего. Даже своего дыхания. Оно застревало где-то в грудной клетке. Было трудно вдохнуть, голова начала кружиться, а мысли спутываться. Это не могло быть правдой. Её не могли лишить самого ценного в жизнь. То, что стало частью жизни. Самой важной частью. Это просто невозможно. От неё ждали каких-то слов. Благодарность за сохранение жизни? Лилит не благодарна. Зачем ей жить, когда без своей магии она не сможет. Не получится. Она умрет, потому что слишком привыкла к ней. Стала единым целым. Ей нет смысла без неё жить, навсегда потеряв саму себя. Лилит медленно, потому что тряслись закованные руки, подняла их. Взгляд у неё, как у затравленного зверя. Лилия, наблюдавший за всем процессом, впервые видел её такой. Напуганной. Лилит рвано выдохнула, силясь сделать голос ровным. Удавалось с трудом. Она хотела что-то сказать, но бесполезно. Удалось лишь с третьей попытки и третьего глубокого вздоха: - А можно меня все же сожгут? – ей не нужна такая жизнь. Она будет хуже, чем смерть. Смерть – конец, а то, что её ждало, – мучительная пытка. Которая, неудивительно, тоже закончится смертью. Лилит не хотела оттягивать предсказуемый финал. На её желание – даже если оно и не последнее – всем плевать. Больше королева не давала милостей. Лишь раз. Лилит помнила, как кричала – впервые в этом замке –, то против приговора. Но её никто не слушал. Короли снова немы к мольбам своих вассалов. Но Лилит не помнила, как потеряла свою магию. Просто смешно и нелепо, что она не могла вспомнить. Наверное, магия королевы стёрла всё ненужное. Но Лилит запомнила ощущение горячей слезы, скатившейся с её лица. Её наказание – хуже эшафота, который ждал, да так и не дождался. Хуже толпы, желавшей зрелища, но так его и не получившей. Оно хуже, чем что-либо на свете. Лилит не знала страшнее пытки. И оно начиналась – наказанию не было конца –, как только Малефисента открыла магический портал. Чтобы бывшую пленницу замка кинули куда-то в лес. Куда Лилит желала всем сердцем, но не так. Совсем не так. Не смотря на такие привычные черные, но уже не связанные руки, Лилит дрожа всем телом от злости и ужаса своего положения посмотрела вперёд. Какой-то покосившийся дом, в который ещё чудом не залез бродяга. Она шла к нему медленнее, чем ушла к деревянному эшафоту. Медленнее, чем говорила после нового приговора. В каждом шаге она чувствовала острые камни, попадавшие ей под ноги. Боль острая, резкая, от неё не избавиться. Потому что она шла не только от камней. Лилит остановилась перед дверью и осторожно положила на неё руку. Шершавая поверхность мокла от влаги. Холодно, а в доме темно. Значит, никого не было. Здесь пахло ветхостью и сыростью. Ни людей, ни фейри здесь давно не было. Вещи оставались нетронуты. Лилит, жившей одной долгие годы, привыкшей к этому, стало жутко. Ей хотелось съежиться, стать меньше, вжать голову в худые плечи. И испариться. Пропасть вместе со злобным воем ветра. Лилит остановилась у зеркала, смотря на отражение. Оно показывало лишь её саму. Как же паршиво. Вмиг похудевшее, уставшее выражение лица, которое словно бы стремительно набрало свои года. Теперь Лилит могли бы накинуть лишние века, увидь её кто-нибудь. Но это уже не имело никакого значения: поздно жалеть и считать сколько ей лет. Хотелось выть от собственного бессилия, но Лилит сквозь зубы сдавленно, горько шипела. Она ненавидела это. Ненавидела всё. Этот дом, злачное место, королеву с её чёртовым псом-генералом. А главное – Лилит ненавидела саму себя и то, какой она стала. Теперь в ней нет никакого толка. Абсолютно бесполезное существо, пострадавшее от козней судьбы, магии и королевы. Лилит ударила по зеркалу, прямо в отражение своего лица. Она била ладонями, пинала ногами и выла от бессилия. Как только всё зеркало покрылось мелкими трещинами, а рукава платья разъедала отвратительная приторная кровь, будто алые слезы стекали с холодного лица, то Лилит, глубоко дыша, перестала. Но не успокоилась. Она молчала; от звенящей тишины зеркало, не будь оно уже разбито, обязательно бы треснуло. Дыхание раздавалось слишком громко. Слезы тихо текли, капая на пол и юбку. Никто не удосуживался их вытирать. Вокруг холодно и темным-темно, хотя сейчас и утро. Но Лилит не видела ничего вокруг себя. Здесь никого нет. И её тоже нет. По крайней мере, она предпочла так думать. Её уже не существовало. Магия всё, что у неё было. Колдовство – её суть. Оно было с ней всю жизнь, с самого рождения. В чреве её бедной матери. А кто Лилит теперь? Если она пуста. В ней ничего. А значит и она ничто. Теперь она никто. Ей смысла нет жить в этом мире боли, страданий, которые кончаются неминуемым свиданием со смертью. От него раньше Лилит пряталась по лесам, а только приготовилась достойно встретиться с самой старухой-погибелью, как у неё забирают самое дорогое. Единственное, что было постоянно рядом. Что не бросало, не предавало, не обманывало. А жёстко существовало рядом, горя ясным пламенем. Огонь магии её погасили насильно, и свеча оказалась сожжена. Кровать, как и вся остальная мебель, выглядела холодной и пустой. Но Лилит все равно, будь там хотя полчище крыс. Чувствовалась необычайная усталость. Она не спала ни капли, так что неудивительно. А вместе с этим Лилит ощущала и бессилие. Знакомое чувство, о котором она успела позабыть. И вот снова она разгрызла сухую корку горечи, пробуя на вкус знакомые ощущения. Но всё это быстро сменилось пустотой. Её Лилит искала. Это помогало забыть. После пустота исчезнет, вновь появится бессилие и слабость. Но пока она, лишаясь всяких сил, закрыла глаза. Резко провалившись в спасительное небытие.

***

"А можно меня всё же сожгут?" – такова благодарность. Знала бы, кто вымолил у королевы такое помилование, то она сама бы себя убила. Но пусть живёт. Победитель спас проигравшего. Впервые в своей ещё совсем короткой жизни Лилия спас врага, а не убил. Что он чувствовал? Практически ничего нового. Ни ощущения, что он совершил благородный поступок, ни чувства победы. Ничего. Возможно, он, как и рассказывали когда-то старые солдаты, утратил все последние чувства. По их рассказам, наступала в жизни та победа, вкуса которой уже не ощутить. И её бы восприняли как обыденность, а не что-то новое. Это значило, что пути назад уже нет, как, впрочем, не было его раньше. Стал солдатом – навсегда им и остался. Жизнь генерала отличалась только чином, не более. Но всё же отличалась. Чин позволил Лилии просить у Малефисенты. Хотя он думал, что это бесполезно. Был уверен, что это бесполезно. Ему просто повезло – обстоятельства выигрышно сложились. Удача – не то, на что он хотел благоволить. Но случай выпал, так карты разыграла судьба, негласно доказав, что она повелевает чужой жизнью, а не королева. Малефисента ждала ребенка, будущего наследника, а огласить эту радостную новость после чьей-то смерти – дурной знак. А просьбу Лилии, на свершение которой он не надеялся, сочли очередным предзнаменованием. Что казни не суждено случиться. Простое везение. Лилия шёл в комнату, что стала на короткий срок тюрьмой. В башню, где на лестнице всегда гуляли ветра. Сильнее, чем во всем остальном замке. Лилия никогда не узнает, как проходили "последние часы" чужой жизни, но ему интересно. Почти ребяческое любопытство, но оно искренне. Никогда ещё не было такого сочувствия к врагу. Никогда. Но Лилия предпочел не обращать на это внимание. Его долг выполнен. Большего и не требовали. Та комната встретила его не только холодом, но и абсолютным погромом. Всё же, он понял, каково понимать, что скоро ты умрёшь. И от тебя не останется ничего. А после никто и не вспомнит. Лилия зацепился взглядом за разбросанные листы. Грязь на них – не просто разлитые чернила, а выведенные кем-то буквы. Нетрудно догадаться кем. Лилия поднял один листок. Прочесть трудно – написано впопыхах трясущейся рукой. Даже не дописано. Но, все же, удалось сложить пару букв в неоконченное слово. Дневники... Это звучало интересно. Возможно, Лилия найдет их и почитает. Возможно, как-нибудь потом. Сейчас его ждали более важные дела. Он, как генерал армии её Величества, должен обеспечить полную защиту Малефисенте. И ее будущему дитя. Даже если она самый сильный колдун в мире и могла вершить чужие судьбы по собственному желанию. Солнце снова скрылось. Остались одни темные, темнее, чем прежде, тучи. На Долину Шипов будто опустилась ночь. Мрак которой будет бесконечен.