Черничка

      Тэхён на вкус словно мятная жвачка вперемешку с сигаретами. Холодит язык и горчит. Чонгук настолько к этому привык за три недели, что, кажется, отвыкать будет потом ужасно. Но сейчас он об этом не думает. Потому что в ушах долбит громкая музыка, сам он зажат у стены, а Тэхён, этот высокий, поджарый, красивый альфа, берет его на весу. Он больно трется спиной о стену и, кажется, рукой сносит какую-то рядом висящую картину, но Тэхён и ухом не ведет. Тот вгрызается в его рот тем же мятным поцелуем. Чонгук не помнит, как они начали этот марафон сегодня. Но одно он знает точно: к Тэхёну он не ходит просто так посидеть и выпить пива, например. Нет. Это всегда вот так заканчивается. Раком на полу, на столе, в душе, а теперь вот у стены. Кажется, они попробовали всё. Как-то Чонгук сосал Тэхёну, пока тот курил на балконе. К Тэхёну он всегда приходит подготовленный. Словно бойскаут. Чонгуку нравится, что тот тоже ненасытный. С Тэхёном можно и не раз, и не два, и не три… Можно остаться на всю ночь. Даже если его не будут трахать, его обязательно обласкают. Доведут еще руками и языком. А еще с Тэхёном не нужно особенно много разговаривать. Может, в этом и заключается еще один неоспоримый плюс спать с другим альфой.       Сейчас Тэхён дерет его на славу. Он закинул одну руку на спину тому, а другой зарылся в черные кудри. Чонгуку нравится скулить в мокрый поцелуй, переплетаться языками и всячески показывать, как ему это нравится. Потому что Тэхёна это возбуждает. Тот старается еще лучше. Музыка в квартире стоит громкая, чтобы перекричала стоны Чонгука, хотя та справляется с этим весьма хуево. Он уверен, соседи слышат всё. Слышат и его крики, и Тэхёна. Они намеренно редко используют кровать, чтобы та не ходила ходуном, не скрипела и не билась изголовьем о стенку. Один раз они рискнули, и на полу появились царапины от ножек. В кровати можно позволить себе лишь лениво сосаться, дрочить, может, отсос. И всё бы ничего, но это квартира не Тэхёна. Это квартира его дяди, который уехал на два месяца к родителям со своей семьей.       Чонгук жмурится, прижимая теперь Тэхёна к себе ближе, чувствуя, как толстый член растягивает отверстие, он уже привык к этому. Ему с Тэхёном давно уже не туго, не жжется, ему отлично. Хотя первые разы были не такие. Но нужно отдать альфе должное, тот знал, что делает. Поэтому Чонгук пришел еще. И еще. И потом снова. И отказаться уже не мог. Это походит на безумие.       — Давай, Черничка, — эти слова он не слышит, скорее, угадывает движения губ.       В первый раз за «Черничку» он Тэхёну двинул и сказал, что тот совсем ебу дал такое болтать. Он альфа. Альфа. И его не положено так называть. Но когда тот ляпнул это во время их первого секса, весь запал куда-то пропал. Стало хорошо. Приятно.       Интересно это «Черничка» у Тэхёна получается. Мягко и проникновенно с его низким голосом.       Он жмурится, пытаясь подобраться к своему члену, альфа его держит под ягодицы и вбивается снизу как можно быстрее. Тэхён явно взмок, тому тяжело, но едва ли они остановятся. Нет, не остановятся. Потому что на это они поспорили. Поспорили, что Тэхён сможет довести его так, на весу. И доводит же. Чонгук отнюдь не пушинка. Он активно занимается спортом, они одного роста с Тэхёном, поэтому Чонгук и засомневался, когда тот пообещал выебать его вот так просто, цитируя самого Тэхёна, «да хоть у той стены».       Но сейчас, на самом деле, Чонгуку было всё равно, что они поспорили. Поспорили на какую-то хуйню. На банку пива, что ли. Ему слишком хорошо. Ему слишком мокро, жарко. И накричался он вдоволь, поэтому когда предоргазменный узел внизу живота завязывается, он уже не может стонать, может только мычать в рот Тэхёну, который и не целует его вовсе. Нет, тот мажет по его губам языком, по щеке, спускается к подбородку и шее. Левой рукой Тэхёна приходится притягивать к себе ближе, пусть неудобно и жарко. Правой рукой он дрочит себе, стараясь подгадать.       — Давай, — повторяет Тэхён.       Альфа кончает в нем, и он доводит себя следом. Он никогда не чувствует, как тот изливается, потому что они всегда используют презервативы. Но он точно знает, как Тэхён стонет, когда того накрывает оргазм. И это что-то особенное. Нечто, что делает ему приятнее вдвойне, когда он кончает сам.       — Да-да-да, — после каждого «да» Тэхёна следует беспорядочный поцелуй то в щеку, то в губы, то в нос, то в лоб.       Тот привалился к нему и все еще держит, и Чонгук не знает, как он сейчас встанет на свои трясущиеся онемевшие ноги.       Музыка, которая до этого била по барабанным перепонкам, теперь будто где-то далеко, он чувствует, что у него по шее пот стекает. Это не первый их заход за сегодня. Может, и не последний.       Чонгук позволил себе это. Позволил спонтанно. И теперь не может отказаться.       Они валятся на пол, и Чонгук лениво наблюдает, как Тэхён дотягивается до валяющихся рядом джинсов, пытаясь выудить пачку красных Мальборо и зажигалку.       — Провоняет всё, — растягивая слова, замечает Чонгук.       — Похуй, — ёмко.       — Делись, — просит Чонгук, потому что если уж Тэхёну всё равно, что будет вонять сигаретами, то ему тем более.       Тот сначала закуривает сам, и Чонгук наблюдает, как под загорелой лоснящейся от пота кожей движется кадык, когда Тэхён глотает дым. Тот не глядя передает ему пачку и зажигалку. У Чонгука даже пальцы дрожат, еле слушаются.       — Блядь, — ругается Чонгук, когда у него ничего не выходит.       Тэхён ничего не говорит, просто забирает зажигалку и помогает ему прикурить, дотягивается и берет банку из-под пива со столика, стряхивает туда пепел.       И это всё. Чонгук не так чтобы особо любитель заводить разговоры. Особенно учитывая тот факт, что поддался на всю эту авантюру только лишь потому, что в конце августа уедет обратно в Сеул. Осенью начнется учеба, и он никогда больше не увидит этого альфу. Но это будет потом. Он старается особо не думать об этом. Потому что дать волю своим желаниям, когда тебя никто не знает в городе, было очень просто. Это тут он устроился на подработку в магазин на лето, живет себе у деда, и никто ничего толком не знает о нем.       В Сеуле же он студент. Чон Чонгук. Альфа, у которого есть определенная репутация. Липовая, к слову. Но этого никому не нужно знать. Все уверены, что он сердцеед и любитель омег. Популярный в университете парень.       Когда другие альфы начали лет в тринадцать уже что-то болтать про омег, он думал, что ему тоже так положено. Положено любить омег. И он правда пытался. Но ни их запахи, ни их тела никогда не вызывали в нем ничего. Просто ноль. И это знание так потрясло его в шестнадцать лет, что он решил никому об этом не говорить. Никому. И никогда.       «Семья. Дети. Нормальная жизнь. Семья. Дети. Нормальная жизнь. Семья. Дети…»       Он талдычил себе это еще и еще. Пока сам не поверил в то, что всё нормально. Но всё же, даже когда ты противишься всеми силами, природа дает тебе знатного пинка.       К Чонгуку этот пинок пришел в виде Ким Тэхёна.       Если раньше он просто украдкой смотрел на других альф, не решаясь при этом найти кого-то для удовлетворения своих истинных потребностей, то, когда встретил Тэхёна на подработке, вся его уверенность в том, что он сможет натянуть на себя личину нормальности, растаяла за считанные мгновения.       Это всегда начинается со взглядов. Сначала вскользь. Чтобы человек и не подумал даже, что за ним наблюдают. Но потом всё тяжелее себя контролировать. Смотришь дольше, пристальнее. В конце концов, выдаешь себя. А потом ловишь такие же ответные сигналы. Странно, что Чонгук, который к подобному не привык, в этот раз определил безошибочно: в нем были заинтересованы.       После взглядов идет этап, когда вы случайно сталкиваетесь. Пальцами, когда тянетесь за чем-то одновременно. Локтями, когда проходите мимо стеллажей. Бедрами, когда тот протискивается как бы сзади.       Череда бесконечных «случайно», которая приводит к тому, что Чонгук и Тэхён в пыльной подсобке запираются. Срывает чеку. И вот теплый рот вгрызается в податливо раскрытые губы. Едва различимо лицо Тэхёна. Но зато запах… Запах яркий. Говорящий о многом. Тогда они подрочили друг другу наспех. Тэхён умудрился сплюнуть, попадая точно на головку члена Чонгука, и обхватить одной рукой сразу два ствола, размазывая и смазку, и слюну.       Пока Чонгук курит на полу, эта сцена почему-то воспроизводится на подкорке, словно записанная на старую пленку кинолента. Такое себе независимое кино с налетом порнографии.       — Как ты понял, что я хочу тебя? — спрашивает Чонгук, забываясь, что разговоры, вообще-то, не для них.       Хотя Тэхён такого не говорил никогда. Это он сам почему-то так решил.       — Хуй его… Я просто всегда знаю, — задумчиво говорит Тэхён, затягиваясь вновь, выпуская едкий дым в потолок.       — Даже я не знал.       — Потому что неопытный.       Что тут добавишь? Всё правда. Он неопытный. И до Тэхёна у него альф не было. Был смазанный секс с омегами. И было их не столько, сколько думают все в университете. Их было всего двое. Если первые разы он списывал также на неопытность. Мол, не может получать удовольствие, потому что не втянулся. То последующие разы уже с другим омегой окончательно укрепили догадку о самом себе. Его тело хотело другого. Хотелось иначе. Не хотелось трахать кого-то. Не хотелось вдыхать запах ароматной смазки. Феромоны не действовали на него. Хотелось… Хотелось того, что он в итоге получил от Тэхёна.       Стало неприятно. Закололо. Он больше не стал ничего говорить. Продолжил курить. Вообще, он сигаретами баловался редко. Но у Тэхёна были только они. И как-то втянулся. Привык.       — Эй, — Тэхён вдруг поворачивается набок, подпирая голову рукой, Чонгук чувствует взгляд, а после и прикосновение.       — М-м? — Чонгук смотрит в ответ.       — Я не имел в виду ничего плохого, Чонгук. Неопытность — это не так страшно.       — Ну, спасибо. Что-то не смущала она тебя вовсе последние… Сколько прошло?       — Не быкуй, — чеканит Тэхён, Чонгук только губы поджимает. — Я тебе говорю правду. Ты неопытный. Но мне очень… Мне с тобой хорошо.       — И на сколько из десяти ты меня оценил?       — Я вообще-то таким не занимаюсь никогда. Я похож на долбоеба? — усмехается Тэхён.       Чонгук присаживается, смотрит с подозрением. Ему правда интересно, насколько он хорош.       — А если подумать?       — Погоди… — тот показательно задумывается, вновь откидывается на спину. — Думаю, семь из десяти нам обеспечено.       — Семь? Ты охуел? — вырывается автоматически, на что Тэхён издает смешок. — А были на десять? — любопытство всё же побороло приступ возмущения.       — Я думаю, что с тобой у нас могла бы быть и восьмерка, и девятка, и десятка потом… — тот всё же поднимается, и Чонгук смотрит на крепкую фигуру снизу вверх.       На длинные крепкие ноги, на широкие плечи, на темные кудри, и то, как Тэхён между губ держит сигарету.       — Пойдем в душ, и жрать охота… — добавляет Тэхён, направляясь в сторону ванной.       — Ты не ответил. Были лучше? — не унимается он.       — Нет, Чонгук, — вздыхая, произносит Тэхён, поворачивается, глядя внимательно, — лучше не было.       — Тогда откуда уверенность, что можно и на восьмерку… Такой ты пиздабол, конечно, — Чонгук трет глаза, усмехаясь, поднимается тоже.       — Чувствую так. Еще ни разу пока не ошибался, — пожимает плечами тот.       И почему-то Чонгуку кажется, что тот точно не врет.       Так пролетают дни. Недели. Чонгук практически забывает, что у него, вообще-то, другая жизнь. Та, в которой есть строго выверенный образ. Перед родителями он прилежный студент. Перед одногруппниками и омегами из университета он спортсмен и видный альфа. И не беда, что покуривает. Пока не спалился — не страшно.       Но лето близится к концу. Ему нужно уехать обратно. А Тэхёну… Видимо, вернуться к себе. Тот говорил, что родом из Тэгу. В последний день перед отъездом у Тэхёна не получается встретиться с ним.       — Прости, мне нужно встретить дядю, да и квартиру перед этим привести в порядок… — говорит тот по телефону.       — М, ясно, — он старается не выдавать своего разочарования.       Не на такое «прощай» он рассчитывал. Чонгук думал, что его ждет хороший секс напоследок. С Тэхёном было хорошо. Легко. Как иначе может быть, когда между вами нет никаких обязательств и вы разойдетесь в разные стороны? Каждый пойдет своей дорожкой.       — Черничка, не расстраивайся, — говорит тот мягко, и Чонгук чувствует, что вопреки всему, его это не бесит, не хочется возмущаться и перечить. — Мне было очень хорошо с тобой. К тому же никто не умирает. Мы можем встретиться потом.       — Не думаю, что это возможно. Я уезжаю в Сеул, — Чонгук смотрит в потолок и представляет, как Тэхён произносит слова, как двигаются пухлые губы с родинкой на нижней. — И я не расстраиваюсь, — говорит он как можно более твердо. — Это было классно. Хорошее лето.       — Да, конечно, — он слышит в голосе Тэхёна улыбку.       — Это был просто хороший секс, — повторяет Чонгук будто больше для себя.       — Как скажешь, Черничка.       — Прощай, — произносит он.       — Увидимся, — говорит Тэхён и сбрасывает.       Чонгук задумывается над этим «увидимся» на короткие пару мгновений. В желудке стало тяжело. От чувства неправильности. Как будто он смотрел очень хороший сон, и тот прекратился. Отлично было жить так. Где тебя никто не знает. Где всем плевать. Где нет знакомых и друзей. Где есть подработка в магазинчике. И Тэхён. Но всё хорошее имеет свойство заканчиваться.       Чонгук принимается собирать чемодан. Завтра он уже будет в Сеуле. Далеко от Тэхёна. Лето подходило к своему концу. Как и их роман. И пусть это слово слишком громкое для их связи, в которой не было никакой романтики. Чонгуку это и не нужно было никогда. Он не так воспитан. Ему и так сойдет.       Он еще раз повторяет себе, что это была летняя слабость. Мимолетное увлечение. Попробовал и ладно. А так у него на жизнь другие планы. Учеба. Работа. Семья. Дети. Только от этих мыслей больше не становится спокойнее. Наоборот, какой-то кислый привкус во рту появляется. Перспектива взять в мужья какого-то омегу когда-нибудь даже в туманном будущем вовсе не привлекает. Даже если родители будут очень довольны.

***

      Чонгук думал, что, когда вернется на учебу, воспоминания о лете быстро затрутся. Забудутся. В первый учебный день, после пар, он идет с приятелями посидеть в ресторане, поесть, выпить, отметить первый день третьего курса. Ребята болтают о том, кто где провел эти каникулы, и он слушает отстраненно.       — А ты? Чонгук? — обращается к нему Юнги.       — Я… Да я работал, — отмахивается он, хотя в голове вспыхивает ярко сцена того, как стоял на коленях в свой тридцатиминутный перерыв и сосал без рук Ким Тэхёну в подсобке.       — Так где работал? Я от тебя ни строчки за лето не получил, ты вечно где-то пропадал, — не унимается тот.       Юнги он знает дольше остальных, если бы он и мог назвать кого-то из присутствующих другом, то это был бы Юнги. Так уж случилось, что он заканчивал школу в Сеуле, перевелся в средней школе. И там повстречал своего хёна.       — Ладно, не ерепенься, — вскидывается он. — В магазине я подрабатывал. Я там работал, потом домой приходил, там дед… Ну, сам понимаешь, не до переписок.       — Что-то ты не договариваешь, — щурится Юнги.       — Что ты к нему пристал? — вклинивается подвыпивший Чимин, приземляясь подбородком на плечо Чонгука. — Ебал поди каких-нибудь омежек в перерывах…       — Ясно всё, такие мы друзья, — наигранно начал грозить Юнги пальцем.       Чонгук только фыркает и качает головой, принимаясь пить свое пиво. Становится немного полегче.       С Чимином они познакомились уже в университете, и тот в принципе относился к нему, как к младшему братишке. И всё же, никому из приятелей он не решался рассказать правду.       Всегда ведь легче говорить себе, что это временно. Что на самом деле не такой. Что встретится правильный омега, и все будет хорошо.       В принципе, вечер скрашивает состояние Чонгука. Всё проходит не так плохо, и он даже почти верит в то, что Тэхён из его головы уйдет. Уйдет всё это лето. Каким бы хорошим и приятным ни было общество другого альфы, какой бы крышесносящей ни была их близость, у него были и есть обязательства перед семьей. Перед собой.

***

      Следующие два дня Чонгука не покидает стойкое ощущение, что что-то не так. И, наверное, это по его лицу читается. В четверг ему совсем как-то странно. Как-то не так. Утром поймал себя на мысли, что кажется, будто кто-то смотрит за ним. Следит.       — Первая пара прошла, а ты уже так заебался? — приподнимает бровь Юнги, когда они выходят из аудитории.       Чонгук на мгновение замирает. Ему кажется, что он ощущает знакомый запах горькой мяты. Запах, который спутать с чем-то сложно. Но он не видит того, кому он мог бы принадлежать. И это случается уже не впервые. Предыдущие два дня он тоже чувствовал нечто похожее. Рецепторы будто улавливали фантомный аромат.       — Не могу сосредоточиться, — кивает Чонгук. — Паранойя какая-то, — он трет глаза.       — Плохо спал?       — Да, — соглашается он. — Я сейчас, — говорит Чонгук, когда и Чимин подоспевает к ним в коридоре.       Он уходит в туалет. Хочется ополоснуть лицо, в глазах будто песок. Чонгук думает, что странные ощущения и запахи связаны с тем, что он просто не привык к новому режиму. Всё же теперь он просыпается раньше. И теперь нужно заниматься интеллектуальной деятельностью. А он всё лето проебал. То есть буквально.       Он склоняется над раковиной и старается осторожно умыться, конечно, сделать нормально этого не получается, в рукава лонгслива затекает, и брызги летят, но холодная вода как будто немного облегчает его состояние. Чонгук думает, что вполне может пережить этот день, но в ноздри вновь забивается знакомый аромат.       Близко. Очень близко. И Чонгук так и замирает, упершись руками в раковину, зажмурившись, чувствуя, как вода холодит кожу. Он вдыхает запах глубоко. Слишком знакомо. Он, наверное, совсем умом тронулся.       А после дверь в туалет открывается, ударяется о стену, и Чонгуку приходится быстро сделать вид, что всё в порядке, но когда он разворачивается на выход, то понимает, что нормально не будет. Не может быть.       Аромат забился в рецепторы намертво. И это никакой не глюк. И не фантомный отголосок прошлого. Ким Тэхён в цветастом бомбере стоит прямо перед ним, а дверь за ним с глухим стуком закрывается.       — Какого хуя? — выдает первое, что приходит ему на ум.       — И тебе привет, грозная Черника, — тот усмехается.       — Привет. Какого хуя? — повторяет он.       — Что именно? — Тэхён проходит, как ни в чем не бывало.       — Что ты здесь делаешь?       — Руки зашел помыть.       — Я серьезно, что ты делаешь в моем универе?       — Ну, это и мой универ тоже.       — Пиздец, — ругается Чонгук, наблюдая, как Тэхён включает воду и делает то, что собирался.       — Что тебя смущает? — тот очень спокоен.       — Тот факт, что ты, вроде как, должен быть в Тэгу.       — С чего бы? Да, я там родился, но живу в Сеуле уже лет десять точно, — тот спокойно заканчивает мыть руки, затем смотрит на Чонгука, явно не собираясь никуда уходить.       — Почему ты не сказал?       — Отпираться не буду. Не сказал, потому что ты бы меня отшил. Тем более, если бы я сказал, что учусь с тобой в одном вузе.       — Почему я раньше тебя не видел?       — Ну, ты меня не видел, но я-то тебя очень даже да, — тот склоняет голову набок, смотрит хитро.       — Заебись, — вспыхивает Чонгук. — Если ты кому-то скажешь… — он подходит близко к альфе, так, что почти нос к носу.       — То что, Черничка? — тон мягкий, привычный, такой, что Чонгука опять накрывает знакомым ощущением, когда под коленями холодок, и ноги дрожат. — Что сделаешь?       Чонгук стискивает челюсти, так, что желваки играют. Если Тэхён собрался всем раззвонить, что он любитель подставлять задницу другим альфам… Ладно, не любым альфам. Но для остальных — это незначительные детали.       — Черника, неужели ты думал, что я мудила, который собирается выдать твой секрет? — тот вмиг становится серьезнее, и Чонгук смотрит внимательно, слушает, что еще тот скажет. — Я не собирался. Я знаю, что никто не в курсе твоих пристрастий. Это твое дело.       — Я не думал, что встречу тебя вообще еще когда-нибудь, — Чонгук с трудом делает шаг назад, потому что его к Тэхёну тянет по привычке.       — Зря. Прости, это некрасиво вышло, но я знал, что иначе ты пошлешь меня. А ты… — тот глубоко вздыхает, — … слишком мне понравился. И нравишься до сих пор, Чонгук.       — Заебись, давай поплачем и обнимемся, — хмурится он, — я пошел, у меня пара, — Чонгук перехватывает рюкзак поудобнее и собирается уходить, но Тэхен не дает.       Сильной рукой тот притягивает к себе, и тепло чужого тела теперь в опасной близости. Тэхён прижимается виском к его виску, и Чонгук чувствует, как носом тот зарывается в его волосы, вдыхает, и в какой-то момент его будто парализует.       В голове «убегай» соревнуется с «останься и узнай, чего он хочет». Хотя и так понятно чего. И Чонгук это знает по той простой причине, что их желания совпадают. Тэхён притягивает его к себе близко одной рукой и ведет мягкими пухлыми губами по щеке, а после касается приоткрытого рта Чонгука. Он даже не заметил, что всё это время дышал быстро, поверхностно.       Простое прикосновение чужих губ к его. Они сто раз целовались. Но почему-то сейчас это ощущается особенно ярко. Может потому, что обстановка другая. Словно теперь всё реально, а до этого была игра, симуляция. Хорошая, но, к сожалению, такая, которая закончится рано или поздно, когда игроки покинут локацию.       Тэхён знакомо сминает его губы, и он тому не уступает, отвечает тем же, проталкивая язык в рот альфе, скользя, оглаживая так, как он точно знает, тот любит.       Рюкзак, который висел у Чонгука на одном плече, падает, и он с готовностью закидывает руки на шею Тэхёна, а тот и рад, судя по всему, потому что обхватывает его ягодицы, обтянутые плотной джинсовой тканью, мнет пальцами. Чонгук чувствует, что слегка злится, поэтому терзает рот Тэхёна, чтобы было даже чуть больно, но того не пугает ни этот напор, ни легкая боль. Альфа не унимается, вылизывает его рот, с влажным звуком отрывается от губ Чонгука, чтобы приникнуть вновь. Тот в принципе целуется требовательно, будто забирает своё, но Чонгук делает то же самое, и от этого ему голову кружит.       Оглушительная трель звонка, которая оповещает о начале новой пары, возвращает Чонгука в реальность. Ему приходится отпрянуть, Тэхён смотрит неприлично довольно.       — Встретимся после пар? — спрашивает тот как ни в чем не бывало, и Чонгук невольно скользит взглядом вниз и натыкается на стояк, Тэхён возбудился не меньше, чем он.       — У меня сегодня четыре, — говорит он.       — У меня тоже, — тот кое-как старается поправить свои брюки, чтобы не было заметно стояка. — Ты спросил, как так получилось, что ты меня не видел. Всё просто: я учусь во втором корпусе. Там где биологи, химики, экологи и так далее. Никакой загадки.       — Но ты меня видел?       — Поговорим после пар, Черника, — тот не удерживается и напоследок целует его щеку, и пусть Чонгук недоволен, но этот незамысловатый жест ему нравится. — Я встречу тебя.       — Не нужно. Я не хочу объясняться с приятелями.       — Стесняешься меня? — усмехается тот.       — Я… — начинает было Чонгук, ощущая, что приливает раздражение.       — Ладно-ладно, — вскидывает руки Тэхён. — Я понял. Тогда встретимся возле моего корпуса. Там твоих не бывает.       Сначала выходит Тэхён, а потом он, чуть позже, чтобы не привлекать внимания.       — Ты блять где лазил? — шепотом спрашивает Юнги, когда Чонгук тихо проскальзывает в аудиторию, стараясь создавать как можно меньше шума, хотя преподавателя почему-то нет.       — Я… Мне плохо стало, — пожимает плечами Чонгук.       — У тебя чего губы красные такие…       — Ага, плохо ему стало, — закатывает глаза Чимин, — сосался с кем-то уже. Что за омега?       — Да… Из второго корпуса, ничего серьезного, — отмахивается Чонгук.       Меньше всего ему нужны расспросы на эту тему.

***

      Он себя возле чужого корпуса ощущает инородно. Словно воришка, который решил пробраться в чужой дом. Рядом проходят студенты, кто-то смеется, болтает, и он слегка дергается потому, что не хочет пересечься с кем-то знакомым.       — Чонгук, — окликает его Тэхён.       Тот стоит на крыльце и ждет, пока он поднимется.       — Пойдем, — говорит Чонгук.       — Нет, заходи. Пойдем со мной, — говорит тот.       — Блядь, — Чонгук вздыхает, смотрит по сторонам и всё же идет за Тэхёном.       Похоже, никому до них нет дела.       — Почему ты так дергаешься? — спрашивает Тэхён, легкий, непринужденный. — Всем плевать, Чонгук. Никто не обращает внимания на нас.       — Куда мы идем? — Чонгук шагает рядом с Тэхёном по едва знакомому корпусу.       Тут у него проходили какие-то пары, но было это давно. Курсе на первом. В самом начале, когда они проходили все общие предметы.       — Туда, где нас не побеспокоят, — просто говорит Тэхён.       Через пару минут они доходят до одной из аудиторий, от которой у Тэхёна есть ключи. Но они не остаются там, они проходят в следующую дверь.       — Лаборантская, — просто говорит Тэхён. — Главное ничего не разбить.       Чонгук окидывает взглядом рабочий стол, пару стульев, какие-то банки-склянки на полках, коробки, пособия, плакаты… Всякая ерунда, в общем. Какая-то техника, которая, очевидно, уже давно не рабочая или пылится за ненадобностью.       — Ближе к делу. О чем ты хотел поговорить? — Чонгук невольно складывает руки на груди.       Ощущает он себя глуповато. Неловко.       — Я хотел сказать тебе, что у меня к тебе ничего не изменилось. Я всё еще хочу тебя. И не желаю отпускать, — говорит тот серьезно, смотрит испытующе.       — Ты говорил, что видел меня. А раз ты видел меня, раз ты что-то слышал обо мне, то ты должен быть в курсе, что я не встречаюсь с альфами, — говорит Чонгук, стараясь звучать ровно, хотя заявление Тэхёна его взбудоражило, едва не заставляя сказать «я всё еще хочу тебя тоже» в ответ.       Хотя вряд ли по нему это не ясно. Наверняка Тэхён со своей этой въедливой проницательностью всё понял. Всё знает. Видит.       — А мне и не надо, чтобы ты встречался с другими альфами. Мне надо, чтобы ты был со мной. Безраздельно. И всё. Я видел тебя раньше, да. И слышал разговоры какие-то. Твой приятель Юнги дружит с моим хёном — Намджуном.       — Трепло, — закатывает глаза Чонгук.       — Зря ты так. Он ничего плохого про тебя не говорил. Просто, что вы дружите. И да, я намеренно не сказал тебе, что учусь с тобой в одном вузе. Ты ведь не принимаешь себя. Я это понял сразу.       — Я такой очевидный? Да? И ты так просто во мне разобрался? Разобрался в том, в чём я сам с трудом могу? — вскидывается Чонгук, невольно сжимая руки в кулаки так, что ногти впиваются в ладони.       — Я разобрался потому, что был на твоем месте, Чонгук, — мягко замечает Тэхён. — Я сразу хочу сказать тебе, что не собираюсь болтать. Ни в коем случае. Нет. Но я от тебя не отстану. Уж прости, но у меня яйца тяжелеют от одной мысли о тебе, и мозг тут же подкидывает кучу всякого. Ты запал мне в душу, и просто так я не намерен отступать.       Наглый альфа. Хотя Чонгук понимает. Он тоже такой. Тоже наглый и прямолинейный.       — У меня другие планы на жизнь, — отрицательно машет головой Чонгук. — Я не собираюсь стать изгоем общества и…       — Откуда у тебя эти установки? Кто тебе втемяшил это в голову?       — Еще раз, — говорит он тверже, — у меня другие планы. Я не готов всё смыть в трубу ради перепиха. Ты поиграешься, будет у тебя потом еще кто-то, а я испорчу отношения с близкими, с друзьями…       — Почему ты думаешь, что тебя не примут? — у Тэхёна взгляд мрачнеет.       — Нечего принимать. Мы с тобой развлеклись, это было здорово. На этом всё. Не нужно этого. Забудь.       — Ты сейчас в отрицалове каком-то. Это то, кто ты есть. Ты не будешь любить никаких омежек, тебе не будет доставлять это удовольствие. Поверь, я пытался. Я был на твоем месте…       — Закончил? — резко перебивает того Чонгук. — Если это всё, то я пошел. И я всё сказал. Не нужно мне рассказывать про меня же. Тоже мне, психолог ебучий, — вспыхивает он.       — Даже когда ты такой грубый, резкий, всё равно хочу тебя, — Тэхён подходит ближе, и Чонгук понимает, что это на него действует словно катализатор.       Реакция сразу идет. И вопреки тому, что он произносит, Чонгука к этому альфе тянет. Так тянет, что он готов отказаться от всего сказанного ранее. Поэтому он пятится. Пятится словно загнанное животное.       И… Тэхён останавливается.       — Я оставлю тебя. На время, — говорит Тэхён. — Подумай хорошенько. Почему тогда, летом, ты позволил всему случиться? Если спустя время ты скажешь мне, что женишься на каком-то омеге и будешь радостно и весело ебать того до конца своих дней, если скажешь это искренне, так уж и быть. Наверное, я сдамся.       — Наверное? — приподнимает бровь Чонгук.       — Ты попробуешь солгать. Я уверен, — усмехается Тэхён.       — Хватит меня анализировать. Ты тут на психолога учишься или что?       — Нет, я будущий биохимик. Подумай, Чонгук. Пожалуйста. Мне правда не хочется тебя отпускать из-за глупых установок, которые тебе кто-то когда-то вшил. Ты ведь тоже не хочешь меня прогонять, я чувствую по твоему запаху, Черника.       — Просто не подходи ко мне. И забудь, — Чонгук говорит это, поворачивается и уходит.       А Тэхён не останавливает. Не делает ничего. И с одной стороны в Чонгуке разливается облегчение от этого, когда он выходит из лаборантской, а с другой колет что-то. У него в жизни никогда такого не было. Это впервые. Так мощно и сильно он кого-то хочет. И этот кто-то такой прямолинейный и простой, говорит вещи, от которых просто голова кругом идет. Но Чонгук сам себя отговаривает.       Ввязаться в такие отношения — значит наткнуться на неприятие со стороны многих людей. На насмешки. Но даже это не так пугает Чонгука, как тот факт, что это могут узнать родители. Вряд ли те будут счастливы узнать, что их сын выбрал подставлять кому-то задницу вместо того, чтобы завести нормальную полноценную семью.

***

      Тэхён бы наотрез отказался идти на студенческую вечеринку, если бы не один факт:       — Там будет Чимин, — говорит Намджун.       — А, этот альфа, — понятливо кивает Тэхён.       У Намджуна страсть к таким парням. Сексапильные. С виду булочка с корицей, а внутри трахаль.       — Да, и Чимин дружит с Чонгуком…       Тэхён сказал бы «ни слова больше», но он держит лицо.       Чонгук — это его единственная неудача. Он надеется — временная. Обычно парни тут же хотят с ним встречаться, быть вместе. С этим альфой всё изначально пошло не так. Чонгук — его черничное недоразумение. Щетинится, огрызается, говорит всякое, но Тэхён выучил — это напускное.       Он тут же узнал его, когда встретил в магазине у дяди. Видел в универе. Тэхён ценитель красивых людей, а Чонгук очень красив. И несмотря на всю внешнюю жесткость, он его разгадал.       Чонгук млеет, когда с ним нежно. И плавится, когда называешь Черничкой. Обожает долгие ласки. И Тэхён первое время не мог поверить, что заполучил такого альфу. Заполучил, конечно, громкое слово, учитывая, что всё, что их связывало и, вроде как, связывает — секс. Чонгук закрыт, и он может узнавать о чувствах того лишь косвенно.       Тот не разобрался в себе, и Тэхён прекрасно Чонгука понимает. Сам был на его месте. Правда, случилось это порядком раньше. В шестнадцать лет он впервые поцеловался с альфой. Тот был старше, и случилось всё по глупости. Он тогда, будучи малолеткой, дорвался до алкоголя. Кто же знал, что это так на него подействует. Вскроются потаенные желания. Тэхёну нравились и омеги тоже, чисто внешне. Но когда дело доходило до какой бы то ни было близости, что-то было попросту не так. Не было того чувства восторга, возбуждения, которое вызывали альфы. У Тэхёна родители всегда были довольно либеральными, но посвящать тех в свою личную жизнь он не спешил. Просто научился жить в гармонии с собой, со своими желаниями. Он не хотел усложнять себе жизнь, просто наслаждался ею. Для отца и папы он всегда был беспроблемным ребенком и хотел, чтобы это так и оставалось. Тэхён сомневался, что те учинят скандал, если выяснят, что он спит с альфами, но выбирал блаженное неведение для них.       До Чонгука его не накрывало так мощно. И он только к концу лета осознал, что причина, по которой сразу не признался, что тоже живет в Сеуле, состояла в том, что ему бы не хватило одного перепиха. Нет. Ему Чонгук нужен был на постоянной основе. Он почти сразу осознал, что тот, в отличие от него самого, себя не принимает на все сто процентов. Поэтому в голове сложилось нечто напоминающее план. Хотя состоял он в одном: Тэхён хотел убедить Чонгука принять его и принять себя самого.       Тэхёну было с Чонгуком просто. А в простоте и кроется тот секрет. Простота не давит грузом ответственности. Чонгук, в отличие от альф, которые осознавали свою ориентацию, не спрашивал про какие-то долгосрочные перспективы, планы, не требовал обещаний, не пытался привязать к себе. Нет, это была взаимная сумасшедшая тяга, чистое удовольствие без лишних примесей. Естественная в своих проявлениях. Меньше слов — больше дела.       А сейчас он с ума сходит от того, что Чонгук близко, но не принадлежит ему. И никакая перспектива быть ответственным за их отношения его не пугает. Не пугает ничего.       Намджун сказал на всю эту историю, что ему нужно либо переключиться на кого-то другого, либо помочь Чонгуку, только так тот станет ему доверять. Тот хорошо чувствовал такие вещи.       Сначала Тэхён решил, что это просто классный секс на него так повлиял. Но потом, когда вновь увидел Чонгука, идущего в свой корпус, то понял, что потерпел фиаско. Он даже не стал пытаться переключиться на кого-то там. Чонгук, в обычных спортивных штанах, черном лонгсливе, с трогательными отросшими волнистыми волосами, пересекал кампус и болтал о чем-то со своим приятелем, а у него сердце заходилось в бешеном ритме.       — Ну, пиздец, — резюмировал Намджун, когда он сообщил о таком.       — Он делает обычные повседневные вещи, а мне это кажется самой прекрасной вещью во вселенной, — закрывая лицо руками, сказал Тэхён.       — Держись, — поджимая губы, произнес Намджун сочувственно и сжал его плечо, выражая поддержку.       Поэтому он никак не мог пропустить вечеринку, куда в теории мог явиться Чонгук.

***

      Он с Чонгука глаз не сводит. Не потому, что хочет смутить, а просто потому, что нет сил. Он бы и рад как-то скрыть свой интерес только ради того, чтобы Чонгук не дергался, на других Тэхёну наплевать. Но он не в силах.       Чонгук так хорош. Вроде бы ничего особенного, темный лонгслив, черные карго и кроссовки, длинные сережки выглядывают между отросших волос. Но важно ведь не то, как одет. Важно, что Тэхён знает каждый изгиб, знает, как выглядит Чонгук под этой одеждой, и всё равно неизменно любуется непростительно красивым лицом.       Они сидят друг напротив друга, и Тэхён практически не слушает болтовню вокруг, а потом Чонгук подрывается и уходит в сторону кухни. Ему бы, может, и следовало бы вести себя умнее, хитрее, но он не виноват, что мозги рядом с Чонгуком не вполне нормально работают, тем более, он подвыпил. Чонгук тоже пьет. И когда Тэхён проходит на кухню, в которой они остаются одни, Чонгук наливает себе еще что-то. Смешивает. Пьет.       — Ты бы не налегал так.       — Блядь, — тот поворачивается, застигнутый врасплох. — Ты нахуя приперся? Чтобы мне было неуютно?       — А тебе неуютно?       — Ты пялишься, — хмурится Чонгук.       — Не могу не пялиться, прости. Правда не хотел, но не выходит, — откровенно говорит Тэхён. — Ты очень красивый. Не буду говорить «сегодня». Ты просто всегда красивый, — ноги сами ведут оказаться поближе к Чонгуку, встать напротив.       — Уйди, Тэхён. Пожалуйста, — просит тот, глядя по-особенному, вроде и колюче, а вроде и беззащитно. — Иди веселись…       — Я сюда пришел не веселиться, — говорит Тэхён, глядя серьезно. — Я пришел, чтобы увидеть тебя.       — Прекращай, — тот сжимает руку в кулак, упирается Тэхёну в грудь, не больно, просто прижимает руку, и даже от этого хорошо.       — Может, лучше ты прекратишь? Я же вижу, я знаю, что тебе меня надо. Никому нет дела до того, где ты, что ты делаешь, все заняты собой, Чонгук, — говорит он тихо, чуть склоняясь к уху альфы.       — Тэхён…       — Чонгук, ну ты где? Пойдем танцевать, там классный трек… А, привет, вы разговариваете, я помешал? — этот омега жался к Чонгуку с самого начала вечера, и от Тэхёна это не укрылось.       Чонгук натягивает свою самую изысканную маску, Тэхён поражается тому, как тот вообще это делает. Умело. Хотя, казалось бы, перед ним тот всегда как на ладони.       — Всё в порядке, мы уже поговорили, — выглядывая из-за его плеча, произносит Чонгук. — Пойдем, — кивает тот и отстраняет Тэхёна.       Песня до смехотворности старая, но Тэхёну она нравится. Только под этот ритм Чонгук идет танцевать не с ним. Тот со знанием дела за талию притягивает омегу к себе и улыбается. Мягко. Совершенно меняясь на его глазах. Тэхён челюсти стискивает до скрежета, до играющих желваков. Люди мельтешат, танцуют, смеются, музыка громкая. А он опять залип. Завис.       Не то. И не так. Это он Чонгука должен обнимать за талию, заглядывать в глаза, ему тот должен улыбаться. Но Чонгук делает вид, что ему интересен омега. Они кружатся размеренно, переговариваясь о чем-то, и, когда в очередной раз Чонгук поворачивается лицом к Тэхёну, они встречаются глазами. И он не в силах сдержать улыбки с привкусом горечи. Красивый. Красивый, только закрытый, и ему не принадлежит. И боится. Тэхён понимает. Поэтому и тошно.       Тэхён допивает всё из стакана залпом и приглашает какого-то альфу. Чонгук замечает. Смотрит, видно, как внимание всё больше рассеивается, не важен омега, ничего не важно.       Минута. Песня заканчивается. И Тэхён, кидая последний взгляд на Чонгука, мысленно приглашая его пойти за ним, уходит наверх. Он помнит — там была ванная. А ему нужно успокоиться, умыть лицо. Ему мгновенно стало жарко.       Когда он оборачивается, Чонгук что-то говорит омеге. Тэхён надеется и не надеется, что его Черничка пойдет за ним. Тот ведь строптивый. Мог и специально, из-за упрямства не пойти. Он заходит в небольшую ванную, смотрит на себя в зеркало. А взгляд дикий. Заведенный. Он не знал, что может выглядеть таким. Быстро включает воду, умывается, кое-как бумажным полотенцем вытирает лицо. Музыка за дверью приглушенная. Басы бьют по стенам. На секунду звук врывается в тесное пространство ванной, а после опять становится приглушенным. Чонгук пришел.       — Ты привлекаешь к себе внимание, да? — тот защелкивает замок, а после опирается на дверь спиной, стоит, скрестив руки на груди.       Серьезный, заалевший слегка от хмеля. Глаза бездонные.       — Я не пытался, но хотел. Просто не могу смотреть на тебя с кем-то еще, — честно говорит он. — А ты? Ты можешь смотреть на меня с кем-то?       — А я не ревнивый, — произносит Чонгук, приподнимая бровь. — К тому же мы не в отношениях, чтобы я тебя ревновал.       — Но ты тут. Ты пошел за мной.       — Потому что не договорили.       — Ты сам ко мне тянешься, я же чувствую, — говорит Тэхён упрямо, опять подходит первым — просто Черника у него непокорный.       — Это не значит, что я готов на отношения с тобой.       — Чего ты так боишься? Ты видел, что я танцевал с альфой. И никому не было и нет дела. Все знают, с кем я сплю.       — А родители твои? Родители что думают? — вскидывается Чонгук.       — А это их не касается, Черничка, — говорит он, упираясь одной рукой в белую дверь, прямо рядом с лицом Чонгука, нависает. Тащит его. Кажется, он более пьяный, чем ему казалось. Кажется, что Чонгук тоже. И весь этот разговор выглядит как жалкий повод. Просто повод, чтобы оказаться вдвоем. Рядом. Вместе.       — И ты сможешь так жить?       — Как? Выбирая то, что хочу, а не то, что надо? Смогу, — уверенно произносит Тэхён. — Я знаю, что ты боишься, и я готов дать тебе время, я не хочу, чтобы ты бежал всем рассказывать…       Чонгук смотрит внимательно, взгляд того гуляет по его лицу. Он слышит тяжелый вздох. А запах Чонгука становится гуще, слаще, знакомое ощущение. Всё лето грани этого аромата раскрывались. Особенные. Приятные. Его черничный альфа беспечно приоткрывает губы, а он только этого и ждал. Нет ничего естественнее, чем целовать Чонгука, и нет ничего другого, что имеет над Тэхёном такую же власть. Разве что сам по себе Чонгук. Весь. Тот открывает рот шире, толкается языком знакомо, напористо. Тэхён не ожидает, что Чонгук обнимет его за шею, скорее, он ждал того, что его оттолкнут. Чисто из вредности.       — Ты сильно пьян? — отрываясь от Чонгука, спрашивает он всё же.       — Не больше твоего. Лучше заткнись, — требует его Черничка, а после вновь вгрызается в рот Тэхёна поцелуем.       Конечно, тот прав, они не настолько пьяные, чтобы списывать всё на алкоголь, но всё же ведут себя несколько свободнее, чем когда трезвые. Тэхён чувствует, что в голове легко. Это и Чонгук, и алкоголь. Всё вместе. Он опускает руки тому на плечи, после ниже, на талию, прижимает к себе, чтобы не жался к двери. Тэхён не готов к тому, что Чонгук прекратит поцелуй, а после мазнет влажными губами по щеке, поведет ниже, впиваясь в шею, там где он особенно ярко пахнет. Прикусит слабо, но от этого у Тэхёна вырывается задушенный стон. Он бы Чонгуку позволил себя пометить, такая шальная мысль проскальзывает в его голове. Но задумываться некогда. Его черничный альфа ведет языком ниже, проводит руками по его плечам, а после вдруг оказывается на коленях. Он совсем поплыл от понимания, чего Чонгук хочет. Тот нетерпеливый, Тэхён замечает у альфы румянец на щеках, и как лихорадочно блестят глаза. Тот задирает его белую свободную футболку, оставляя влажные поцелуи на животе, а рукой знакомо оглаживает грудь.       — Черника, ты что делаешь? — на автомате зарываясь в смоляные волосы пальцами, говорит он. — Я говорил… Мне нужен ты. Мне не нужен просто секс, я же серьезно. Я… — мямлит Тэхён, чувствуя, как мир медленно идет по кругу.       Его прикусывают где-то внизу живота, но потом Чонгук останавливается, смотрит снизу вверх.       — Ты. Да. Ты загнан в угол. Заткнись, пожалуйста, — просит Чонгук, принимаясь поглаживать правой рукой его затвердевший член через ткань брюк.       Прекрасно, он рядом с Чонгуком думает не тем местом. Это факт. Он хотел не так. Вообще не так. Но происходит то, что происходит, и он не в силах отказываться от подобного.       Альфа трется щекой, а после виском о его живот, ластится, вновь целует, Тэхён не сдерживается, перебирает пряди, оттягивает слегка. Он любит волосы Чонгука. Сложно сказать, что он в этом альфе не любит. Хотя, если потрудиться, то можно найти одно.       Одно важное: он не любит тот факт, что Чонгук всё еще не его.       Он запрокидывает голову, шумно выдыхая, чувствуя, что просто так такое возбуждение не спадет. Нет. Ему нужен Чонгук. Нужны его ласки. Руки. Рот. Всё, что тот захочет предложить. Но тут раздается шум со стороны двери, кто-то пытается войти.       — Занято! — выкрикивает Тэхён.       Ломиться прекращают, а на Чонгука это, похоже, вообще не произвело никакого впечатления. Тот принимается расстегивать его ширинку, и уже через мгновение Тэхён чувствует горячее дыхание на члене, скрытом тканью боксеров. Тот обхватывает губами прямо через ткань. Плотно, с обещанием того, что хочет сделать.       — Чонгук…       Но Чонгук не реагирует, тот высвобождает его член, приспуская боксеры, обхватывает рукой, проводит вверх-вниз, прежде чем провести по всей длине кончиком языка, оставляя мокрый след.       — Чонгук… Черничка, — зовёт он еще раз, не в силах оторвать взгляд от темноволосой макушки и розового языка, которым тот скользит по стволу еще и еще.       — М? — всё же поднимает черные глаза на него Чонгук, и словно в насмешку проводит покрасневшей головкой себе по губам, обводит приоткрытый рот.       — Обещай мне, что мы поговорим… Я ведь серьезно.       Но тот не отвечает. Глядя прямо в глаза снизу вверх, Чонгук обхватывает губами плотно головку, тут же ведя языком по уздечке, выбивая из Тэхёна стон. Глаза у Тэхёна закрываются сами собой, он уже не видит, как Чонгук заглатывает член, но он это отлично чувствует. Плотно сжатые губы и язык, которым тот умудряется ласкать его. Рукой тот мягко обхватывает яички, принимаясь опускаться на член почти до упора и подниматься вверх. До него доносятся мокрые звуки и то, как Чонгук сам начинает мычать с его членом во рту, когда он всё же находит силы посмотреть вниз, то понимает, что Чонгук расстегнул свои джинсы и дрочит в такт своим же движениям. Мычание по его члену отдается вибрацией, и он опять издает задушенный стон.       — Эй! Открывай! Какого черта так долго? — кто-то возмущается за дверью, принимается вновь ломиться.       — Я же сказал — занято! — выкрикивает Тэхён, кое-как совладав со своим голосом.       — Это не смешно, ты там уже минут двадцать! — возмущается кто-то другой. — Всем надо в туалет…       — Внизу есть еще одна ванная комната! — Тэхён уже начинает раздражаться.       — Давай быстрее! — вклинивается кто-то еще.       — Блядь, — ругается Чонгук, выпуская его член изо рта с мокрым звуком, альфа тоже явно недоволен. — Тебе сказали, что есть еще одна ванная комната внизу, уебок. Пошел нахуй, а то я реально выйду сейчас, — громко говорит тот, и по голосу Чонгука легко можно понять, что это не шутка.       Даже Тэхёну стало страшновато. Чонгук ведь и правда может вломить. А потом приятное чувство появляется. Тот ведь не хочет, чтобы это заканчивалось. И действительно, не позволит никому прервать их.       — Ты чего так смотришь? — вскидывается Чонгук.       — Как?       — Как влюбленный идиот.       — Хорошо смотришься, — Тэхён чуть подается бедрами вперед, решая не заострять внимание на том, что он влюбленный идиот и есть.       Чонгук ремарку оставляет без внимания, вновь обхватывая его член губами, и Тэхён забывает всё, что было в голове до этого. Оставляет до лучших времен, когда сможет нормально анализировать и соображать.       Чонгук втягивает щеки, двигает головой вверх-вниз, ускоряясь вместе с тем, как ускоряется рука на его собственном члене, и в конце концов Тэхёна срывает. Он пальцами обеих рук зарывается в копну темных волос, принимаясь самостоятельно подаваться бедрами, трахая Чонгука в рот, а тот и не против, мычит, жмурясь, и Тэхён в тумане из алкоголя и сладострастного опьянения видит, как тот заламывает брови от удовольствия, как раскраснелись у того щеки. Мокрые звуки доносятся до ушей, доводя до крайней точки, Тэхён стонет, чувствуя, как приятное томление внизу живота нарастает, через мгновение он ощущает, как сперма толчками выплескивается из него прямо в рот Чонгуку, он притягивает альфу, толкаясь до упора, Чонгук не противится, он знает, что тот такое любит. Тэхён не видит, что происходит, потому что запрокидывает голову, жмурится. Пик спадает понемногу, он ощущает, как Чонгук принимается вылизывать, словно кошка, его опадающий член, ластится, трется. Тэхён тянет его вверх, заставляя встать, замечая, что тот кончил себе в руку.       Он целует раскрасневшиеся губы со вкусом собственной спермы и смазки, но сладость черники перекрывает этот вкус. Чонгук лениво раскрывает рот, толкается языком в ответ, и Тэхён так бы вечность стоял, не отрываясь от того, но черничный альфа сам всё прекращает. Так же внезапно, как и начал.       — Покурить бы, — произносит Чонгук, принимаясь отмывать руки, приводя себя в порядок.       — Можно выйти, — говорит Тэхён, тот не отвечает, повисает неловкая тишина.       Если бы не шум музыки за стеной и вода, льющаяся из крана, было бы слышно, как муха пролетает.       — Как мне это понимать, Чонгук? — становясь за спину альфы, прижимаясь сзади, спрашивает Тэхён, решаясь нарушить неловкое молчание.       — Что понимать? — вскидывается тот внезапно грубо.       — Ну, хватит, прекрати строить из себя идиота, ты не такой, — Тэхён смотрит на него через зеркало. — Я, конечно, люблю минеты, но…       — Захотелось, — просто говорит Чонгук. — Я пойду, — произносит тот.       — Откат произошел, да? — хмыкает Тэхён. — В следующий раз, как захочется сосать — купи себе резиновый член. Я не твой мальчик по вызову.       — Это ты за мной ходишь, — выплевывает Чонгук. — Извини, я не могу тебе предложить гомосятскую любовь, или что ты там выдумал…       — Ясно, забрало упало, — застегивая ширинку, произносит Тэхён.       — Ой, иди нахуй, знаток, — зло говорит тот, открывает дверь и уходит в шумную толпу.       — Пиздец, — тяжело вздыхая, говорит Тэхён, провожая альфу взглядом. — Ну нормально же общались, что началось-то…

***

      Чонгук уходит с вечеринки, не попрощавшись ни с кем. Он не хотел грубить. Не хотел говорить того, что сорвалось с языка. Просто в одночасье захлестнул страх. Осознание. В один момент, когда Тэхён целовал его после этого злосчастного отсоса, он понял, что хочет всегда вот так. Хочет с Тэхёном. Хочет вместе. Представил дурацкую постель на двоих, и как просыпаются вместе, как пьют пиво и захмелевшие играют в приставку. Да много чего, на самом деле, пронеслось у него в голове. И напугало. Напугало до чертиков. Не прошло. И не проходит. Только хуже становится.       Как Тэхён ему не вмазал, он не знает. Он бы сам себе вломил за такое. Тэхён нахуй отправляется чаще, чем Чонгук там бывает. И терпит же его. Такого. И что-то пытается доказать. Своё.       У Чонгука в душе натуральное месиво, а в голове бардак, свалка мусорная. Он бредет домой, не разбирая особо, вступает в лужу случайно, но мокрая кроссовка его не волнует вообще. Мир слегка шатается из-за выпитого алкоголя.       Он соврет, если скажет, что это просто пьяный порыв. Соврет, что не может предложить Тэхёну взаимность. Соврет, если скажет, что не хочет, чтобы Тэхён попробовал еще раз.       — Ага, попробует, он мне по ебалу настучать должен и тоже послать, — бубнит он сам себе, выискивая ключи в кармане бомбера, который не забыл всё же забрать с вечеринки.       Когда Чонгук уже стоит под душем, покачиваясь, ловя запоздалый удар алкогольного опьянения, то в голове один лишь Ким Тэхён. Чувство тоски накатывает. И одиночества. Необъяснимого. Возможно потому, что оттолкнул единственного человека, который хоть примерно понимает, чего он боится, от чего прячется, от чего закрывается.       От тошнотворного ощущения никому ненужности спать не получается, Чонгук по старой привычке достает истрепанный скетчбук. Только он там не рисует никогда. Записывает странное. Что приходит на ум. Бумага терпит. Она всегда всё терпит. Даже его непостоянство, даже его взрывной характер, даже его запутанность.       «Ким Тэхён — это…»       И правда, кто это? Кто он такой, который за одно ничтожное лето сделал из него загнанного, запутавшегося в себе, такого сомневающегося ничтожного человека? Чонгук никогда не был злым, нет. Резким — да. И сейчас эта резкость прорывалась кислотой. А совесть мерзко подкидывает: «Это не Тэхён сделал, ты всегда таким был, трус».       Бумага терпит.       «Ким Тэхён — это плохие боевики девяностых и запах перед дождем, дикая мята и сигаретный дым. Ким Тэхён — это рассветы, сонные глаза, растрепанные волосы, драные джинсы. Ким Тэхён — это смех, пролитое пиво, тягучая музыка и шепот в пять утра. Ким Тэхён — это клубничное мороженое, утро воскресенья, когда никуда не надо, это спонтанные поездки за город. Ким Тэхён — это всё, что мне нравится».       Он засыпает, чувствуя влагу на глазах. Чон Чонгук хочет одного — прекратить ощущать так много. Но еще одно желание он отгоняет от себя, даже мысленно не произносит. Но бумага сохранит его, даже если Чонгук сам не хочет.

***

      Выходные он лежит. Лежит, пялясь в экран, смотрит фильмы, всё подряд, на что не хватало сил или желания до этого. Сейчас Чонгук готов на всё, лишь бы отогнать от себя мысли. Скетчбук он утром спрятал подальше. Чтобы не видеть, что написал в неадекватном состоянии. Будто все чувства вывернул наизнанку, обнажил сам перед собой и испугался.       Ему пишет Юнги, зовет в кино, Чимин предлагает кататься, но он отказывается. И вроде как надо делать бытовые дела, но сил подняться нет. К вечеру воскресенья он понимает, что само по себе ничего не решится. Не решится, только если Тэхён не забьет на его существование. Если тот хоть какое-то внимание снова проявит, он ведь поверит. Он ведь вверится тому. Прямо в руки пойдет. Потому что чувства — цепкая вещь, так просто не избавишься. Только вырывать с корнем, изолировать.       Только не хочется. В ночь с воскресенья на понедельник он засыпает с четкой уверенностью, что соберет яйца в кулак и сам поговорит с Тэхёном. Скажет, что испугался. Скажет, что не хотел. Именно так.

***

      В понедельник он ничего не говорит. И не подходит. И виной тому сам Ким Тэхён.       Чонгук весь день проводит в ожидании, когда сможет пойти и подкараулить того у второго корпуса, но это не понадобилось. Потому что Ким Тэхён является в их корпус сам. Своими длинными ногами приходит, и его с распростертыми объятиями встречает какой-то альфа-второкурсник. Тэхён по-хозяйски закидывает на того руку, якобы не замечая, что Чонгук здесь же. В этом же холле стоит.       — А это не Тэхён? — спрашивает Чимин. — Друг Намджуна, с вечеринки…       — Ага, он самый, — мрачно замечает Чонгук.       — На свидание пришел, — издает смешок Юнги.       Того, похоже, забавляет эта ситуация. Альфа рядом с Тэхёном разве что не становится от смущения фиолетовым в крапинку. Ким Тэхён что-то яростно нашептывает тому на ухо, и Чонгук смотрит внимательно на этот цирк.       — Ага, или на ревность кого-то выводит, — хмыкает Чонгук.       — Что? — не понимает Юнги.       — Ничего, — качает головой Чонгук, — пойдем.       Если он и хотел извиниться перед Тэхёном, то сейчас понимает, что тот очевидно держится бодрячком. Чонгук не идиот. Да и он не врал. Не ревнивый он. Нужно быть кретином, чтобы повестись на спектакль, который Тэхён так старательно разыгрывает. Ну да, до этого такие речи толкал, пламенные, не говоря уже про запах, взгляд Тэхёна, а тут резко переключился на какого-то замухрышку со второго курса. Если Чонгук переживал все выходные, то сейчас внутри растеклось что-то сладко-приятное. Тэхён от него не отказывается. И какой-то посыл нахуй не травмировал альфу. Нет. Вон, устраивает перформанс показательный. Чонгук решает посмотреть, что будет дальше.       Как он и предполагал, во вторник представление повторяется в столовой. Голубки смеются, и Тэхёна кормят салатом.       — Я сейчас блевану, — глядя на это шоу, вырывается у Чонгука.       — Ты фто, гомофоб? — вопросительно смотрит Чимин, уплетая свой обед.       — Я? — Чонгук праведно удивляется, потом спохватывается: — Да я же не потому, что они альфы. Просто… Не люблю, когда милуются у всех на виду.       — Согласен, прям перед моим салатом, — издает смешок Юнги.       Чонгук тяжело вздыхает, принимаясь копаться в своей порции. Ему интересно, к чему приведет эта показуха. Он, конечно, не железный, но потерпит. Дойдет до поцелуев? Что еще Тэхён решит продемонстрировать?       В среду после пар ему нужно в библиотеку, Чимин и Юнги отправились по своим делам, и он выдвигается из корпуса в нужном направлении в гордом одиночестве, на улице мерзкая ветреная погода, и он натягивает капюшон, но не успевает Чонгук и двух метров пройти, как перед ним открывается занятная картина.       Альфа со второго курса бежит в объятия к Тэхёну. Чонгук закатывает глаза на то, как тот с улыбкой встречает парня, обнимает, что-то рассказывает. Он стоит и смотрит несколько мгновений. Всему есть свой предел. И у его терпения он есть тоже. И хочется ему сейчас убрать эту притворную радость с лиц альф чисто из вредности. Не потому, что ревнует. Не ревнует. Потому, что дед всегда говорит: «Твое от тебя не уйдет. А уйдет, значит не твое было».       Ноги будто сами решают за него, ведут к парочке. И Тэхён мгновенно считывает движение, тут же переводит взгляд на Чонгука. Он подходит и останавливается.       — Отпочковался отсюда, — говорит Чонгук второкурснику.       — Ты вообще кто такой? Тебе чего надо? — вскидывается тот.       — Ты глухой? Или тугодогоняемый? Может, по пояс деревянный? Свали отсюда нахуй, мне поговорить надо, — Чонгук знает, он умеет напирать, у этого щуплого нет шансов.       — Не нужно так с ним разговаривать, — с нажимом произносит Тэхён. — Иди, Минги, всё в порядке, — добавляет тот.       — Напиши потом, Тэхён, — говорит Минги, а потом полосует напоследок Чонгука взглядом, но всё же уходит.       — Не ревнивый, значит? — у Тэхёна невозможно довольное собой лицо.       — Всё верно, не ревнивый, — кивает Чонгук, доставая из кармана пачку сигарет. — Пойдем отойдем отсюда.       Они заходят за угол, и он подкуривает сигарету. Всё же, нервяк присутствует. Чонгук протягивает Тэхёну пачку, замечая, как подрагивают всё же пальцы, зажимающие картонную упаковку.       — Так раз не ревнивый, чего подошел? — хмыкает Тэхён, не отказываясь от сигарет.       — Сказать, что цирк убогий ты устроил. Я похож на придурка? Ты за кого меня держишь? — затягиваясь, произносит Чонгук, вскидывая брови.       Тэхён меняется в лице. Видимо, актер почуял свой знатный проеб. Фиаско. Никаких оваций, единственный зритель готов кинуть помидором.       — Ладно, хорошо, ты не ревнивый, и цирк я устроил. Но ты же подошел, — гнет свою линию Тэхён. — Зачем? Ржал бы дальше, какой я тупой, устроил всё это, а тебе всё равно. В чем смысл? Ты меня нахуй послал. Я понял.       — Рассказываю, — начинает Чонгук, судорожно выдыхая дым. — Подошел еще и потому, что не идет тебе стоять с ним рядом. Не идет с ним обжиматься. И он сам тебе не подходит. Да вообще никто не подходит. Может, он красивый, может, еще кто-то будет красивым, их сотни. Только всё не то будет. Этот хлыщ — не я. И любой другой — тоже не я. Мы с тобой смотримся. Подходим.       — Обнимемся, поплачем? — копируя интонацию Чонгука, произносит Тэхён.       — Нет, я всё сказал, — туша сигарету о кирпичную стену, произносит он, чувствуя, как начинает потряхивать всё тело.       Ему это нелегко далось. Все эти слова. Пересилить себя. Настолько нелегко, что охота сейчас же второй затянуться. Мята и сигареты забираются в ноздри, а после в самые легкие.       — Ты так завуалированно пытаешься сказать, что хочешь быть со мной? — Тэхён старается заглянуть ему в глаза, Чонгук чувствует, но сам взгляд отводит, не хочется ему, он всегда перед этим альфой как на ладони.       — Не надо меня дожимать, — цедит Чонгук сквозь зубы.       — Я понял, прости, не всё сразу, — вскидывает руки Тэхён в примирительном жесте.       Он всё же рискует глянуть на альфу, тот смотрит ласково. Так ласково, что аж под коленками холодок появляется.       — И я должен извиниться, — говорит всё же Чонгук, гулко сглатывая. — Я не должен был посылать тебя, говорить такого… Ты за мной ходил, это факт, но и я за тобой тоже в ту ванную пошел. Потому что меня к тебе тянет. Ужасно. Я… Ты только пойми, я не умею…       — Что не умеешь? — Тэхён смотрит обеспокоенно.       — Разговаривать. По душам, вот это всё. Ясно? Если мы вместе, то я не смогу сразу же бежать и всем говорить об этом, я не смогу сразу начать тебе изливать душу и плакаться на плече. Это не то, что я умею, — он смотрит на Тэхёна внимательно, пытаясь считать реакцию, но альфа серьезен, не смеется, не глядит с издевкой, не закатывает глаза.       — Ты сказал «мы вместе», это, в принципе, всё, что мне нужно, — Тэхён подходит ближе, выкидывая бычок куда-то в сторону, смотрит прямо.       — Не подходи, — Чонгук пятится назад.       — Почему? — хмурится Тэхён.       — Просто… Не надо, — шумно выдыхая, произносит он.       Для Тэхёна, конечно, это не очевидно. Не очевидно почему он так себя ведет.       — Ты боишься, что кто-то увидит?       — И это тоже, — соглашается Чонгук. — А еще я себя не контролирую рядом с тобой.       Тэхён приоткрывает удивленно рот, а потом закрывает, кивая.       — Я пойду, до скорого, — он порывается уйти, но Тэхён его хватает за плечо.       — Может, дашь свой номер телефона? Твоему бойфренду положено знать такие вещи, как считаешь? — смотрит насмешливо.       — Ты что, в ебучей американской мелодраме? — Чонгук не удерживается, закатывает глаза, Тэхён на это только прыскает.       — А как бы ты предпочел меня называть? — альфу это, похоже, очень веселит.       — Не знаю, мой мужик, ёбарь, альфа… Да как угодно, только не бойфренд, — кривится Чонгук.       — Мой мужик… Звучит, — Тэхён аж закашливается от смешка. — Это забавно, как ты против бойфренда, но Черничка тебе нравится, — вбивая в память телефона Чонгука свои цифры, говорит тот.       — Это другое, — бурчит Чонгук.       Хотя нихуя это не другое. Просто Чон Чонгук млеет от этого обращения из уст Тэхёна. Прицепилось, кажется чем-то родным уже. Привычным.       Когда он забирает свой телефон из рук Тэхёна, смотрит на дисплей, то там красуется «Мой альфа». Чонгук не показывает смущения или того, что что-то не так.       — Я напишу тебе сегодня, можно? — тот смотрит до ужаса преданно.       Как будто Чонгук вправе распоряжаться волей Тэхёна, как будто он имеет какую-то власть, и от этого не чувство гордости распирает, нет, от этого трепетно, страшно.       — Почему ты спрашиваешь? — Чонгук поджимает губы. — Хочешь писать — пиши.       — Я не хочу тебя спугнуть, — говорит Тэхён, тот как-то вмиг вновь стал серьезным.       — Я сказал, если хочешь писать — пиши, — с нажимом повторяет Чонгук.       Просто он не может сказать «да, пожалуйста, напиши, я очень буду этого ждать». В голове звучит отвратительно и сопливо.       — Я не могу поверить, что ты согласен встречаться со мной, боюсь, что проснусь, а это всё какой-то сон, — Тэхён кривовато усмехается, глядя на него.       — Всё, хватит, слишком много слов, мне нужно домой.       — Хочу поцеловать тебя.       — Нет, — он старается не смотреть на жалобное выражение лица Тэхёна и просто уходит, сжимая телефон. — До скорого.       — До скорого, Черничка, — произносит Тэхён ему вслед.       Может, он научится когда-нибудь выражать чувства на публике, но точно не сейчас, когда кругом ходят другие студенты, и любой вполне может заметить их здесь.

***

      Когда от Тэхёна приходит лаконичное приглашение встретиться на следующий день после разговора, у Чонгука член в штанах дергается, и по загривку табун мурашек проходит. Это происходит прямо во время заунывной лекции, и Чонгук незамедлительно отвечает лаконичное «хорошо».       Тэхён присылает адрес, а Чонгук уже планирует мысленно, что ему нужно съездить домой, провести все необходимые процедуры, потому что он не собирается с альфы слезать всё время, что ему позволят. Отсосы, поцелуи, объятия — это прекрасно, но ему нужно другое. За эти дни у него появилась целая куча фантазий, в которых так или иначе присутствовал Тэхён, просто он предпочитал об этом не задумываться.       — Ты чего? — толкает его локтем Юнги, который сидит рядом.       — Что? — шипит Чонгук, отрывая глаза от переписки.       — Ты телефону улыбаешься, — шепчет тот озадаченно.       — Слушай лекцию, — бурчит Чонгук, блокируя телефон.       Не нужно его друзьям знать, что он неприлично рад, что встретится с Тэхёном и предвосхищает всем своим телом, как ему будет хорошо. Юнги хмыкает, качает головой, но ничего не говорит.       Чонгук приезжает домой взбудораженный. Он сам не понимает, почему так переживает. Тэхён его уже видел. Причем всяким. Сонным, пьяным, в плохом настроении и в хорошем. Одетым и раздетым. Не сказать, что Чонгук впечатлить того пытался когда-то. Нет, не пытался. Одевался как всегда.       Мой альфа: «В семь жду тебя по адресу. Ты приедешь?»       Я: «Да»       Мой альфа: «Хочу скорее увидеть тебя»       Чонгук чувствует, что улыбка у него по лицу расплывается, и тут же этого пугается. Видимо, он выглядел как полный кретин, когда на лекции так же улыбался. Неудивительно, что Юнги заметил.       Чонгук на это ничего не отвечает. Что тут ответить? Сопливое «я тоже»? Сначала он хочет, даже порывается, но в последнее мгновение сообщение удаляет.       Впервые за долгое время Чонгук серьезно смотрит, что надеть. Чтобы не как попало. А красиво. Он умеет это, если нужно. Сначала выбирает черные штаны, белую майку и бомбер, но потом вдруг цепляется взглядом за узкие джинсы. Он не очень часто такое носит, но сегодня почему-то хочется, чтобы Тэхён себе, видимо, сломал глаза, а лучше завалил его с порога. И вроде как сверху все невинно, футболка да черная толстовка с капюшоном, но внизу драные джинсы в облипку и белые кроссовки. Чонгук смотрит на себя в зеркало, вертится. Определенно, у его альфы шансов нет.       Когда Чонгук приезжает и подходит к нужному адресу, то понимает, что это никакой не жилой комплекс, он еще раз сверяется с картой, и оказывается, что здесь действительно только ресторан. Сквозь огромные стекла виднеется внутренний антураж. Нечто розово-рюшечное, а еще полно парочек. Чонгук тяжело вздыхает.       — Чонгук, — окликает его Тэхён.       Тот, видимо, тоже только что подошел, и Чонгук окидывает того безрадостным взглядом.       — Чонгук, — повторяет тот, ускоряясь, оказывается рядом, — привет, — тот улыбается, смотрит по-доброму, ласково.       Чонгук все никак не привыкнет к этому. Если раньше такие взгляды не вызывали особого трепета, то сейчас он знает — всё серьезно. Они же вместе. Тэхён ожидаемо неприлично красив в черном пиджаке, белой футболке, оголяющей ключицы, и джинсах. Тонкая цепочка с подвеской на мощной шее смотрится ужасно соблазнительно, и он сглатывает гулко.       — Привет, — произносит он. — Что это? — кивает он на ресторан.       — Это место нашего свидания.       — Вот это? — Чонгук хмурится.       — Да, — кивает альфа. — Попробуй. Не понравится — мы уйдем. Но я, честно, хотел, чтобы наше первое свидание прошло как положено.       — Я буквально на днях сосал тебе в ванной комнате чужого дома, не думаешь, что поздно для первых свиданий? — вскидывается Чонгук.       — Никогда не поздно для свиданий. Я хочу ходить с тобой на них, Чонгук, это важно, — усмехается Тэхён, — пойдем, — тот берет его за запястье и тащит ко входу.       Внутри, пока Тэхён говорит с хостес, Чонгук с самым кислейшим выражением лица рассматривает обстановку. Розовое, целые стены, украшенные розами, сердечками с фразами на английском, с потолка свисают декоративные цветы, играет какая-то до ужаса романтичная музыка.       Их проводят за столик, и Чонгук невольно окидывает взглядом парочки за столиками. Не сказать, что они с Тэхёном чем-то сильно выделяются, разве фактом того, что оба альфы, и Чонгук не сказать, что с энтузиазмом относится к таким местам.       — Ну, как тебе? — изучая меню, спрашивает Тэхён.       — Очень… Много розового, — сдержанно произносит Чонгук.       — Ты не любишь розовый?       — А ты?       — Хороший цвет, — пожимает плечами альфа.       — Ты специально позвал меня сюда, поиздеваться? — спрашивает Чонгук, когда они уже делают заказ и отдают меню официанту.       — Нет, — удивленно произносит Тэхён. — Просто понял, что мы не ходили ни разу никуда. А этот ресторан мне посоветовали. Хорошее меню, интересный дизайн.       — Ты не думаешь, что я сюда как-то не особо вписываюсь? Не приходила такая мысль? — Чонгук ерзает на стуле, Тэхёна, судя по всему, вообще ничего не смущает.       — Почему? Чонгук, то, что я альфа, люблю выпить пива, ругаюсь матом и курю, никак не запрещает любить мне и такие милые приятные места. И тебе тоже. Часто ли ты вообще был на свиданиях?       — Не знаю. Считается ли свиданием прогулка? — сдержанно отвечает Чонгук.       — У тебя вообще были отношения? — осторожно спрашивает Тэхён.       — Не знаю, можно ли это назвать отношениями, — пряча взгляд, произносит Чонгук. — Я знаю, как это должно быть. Но, наверное, в нормальном понимании, то были не отношения.       — Не думай о том, как правильно и как должно быть. Главное, чтобы тебе всё нравилось, Черника, — ласково произносит альфа.       — Я вообще не так представлял нашу встречу, — произносит он, находя силы посмотреть на Тэхёна.       — А как? Расскажи мне, Черничка.       — Я думал, что приеду к тебе, и мы наконец поебемся, — поджимает губы Чонгук.       — Успеется, — тяжело вздыхая, говорит Тэхён.       Им приносят заказ, они принимаются есть, и, в принципе, еда вкусная. Только вот Чонгук не может расслабиться. Ему кажется, что в таком месте он выглядит инородно. Неправильно.       — Чонгук, ты почему дергаешься? — ничего от Тэхёна не укрывается.       — Тебя не смущает, что мы, двое альф, сидим в месте, которое никак для нас не предназначено? — откладывая приборы, всё же спрашивает Чонгук.       — Почему не предназначено? Это ресторан, люди тут едят, общаются. В основном, влюбленные люди. Разве мы не входим в эти категории?       — Я не омежка, которую надо впечатлять, я не пойду фотографироваться возле розовых кустов, чтобы поделиться фоткой в инстаграме.       — Я в курсе, что ты не омежка, — хмурится Тэхён. — Если ты боишься, что подумают другие люди, то советую тебе оглянуться. Никому нет дела, Черничка. Вообще никому. Всем плевать. Все заняты собой. Только ты переживаешь о том, что кто-то подумает, будто ты здесь неуместен. Но это не так.       — Раз зашел этот разговор, — сдавленно произносит Чонгук, — допустим, мне должно быть плевать на всех вокруг. И, допустим, люди и правда не обращают на такое внимание. Но как быть с моими близкими людьми? Они ведь должны знать…       — Куда ты торопишься? — Тэхён накрывает его руку своей ладонью, сжимает. — Ты не должен признаваться никому, если не хочешь этого. Мои родители до сих пор ничего не знают, и я не хочу, чтобы знали до тех пор, пока я не пойму, что есть тот человек, с которым хочу провести всю жизнь. Зачем понапрасну их тревожить? Мои родители не очень консервативны, я думаю, что они с легкостью примут такое от меня, но я всё равно считаю, что всему свое время. Сейчас оно не подходящее. И ты тоже не обязан тут же рассказывать всё. Если ты боишься своих родителей…       — Я не хочу быть их разочарованием, — Чонгук невольно переворачивает руку, и сжимает пальцы Тэхёна в ответ. — Я не знаю, как они отнесутся. Но мы всегда говорили с ними о простых вещах. О понятном будущем. Как у всех. Но…       — Но ты не думаешь, что будешь счастлив. И я тебя прекрасно понимаю. Я всегда знал, что со мной всё не будет просто и обычно. Можно, конечно, притвориться, Чонгук. Можно, я знаю такие истории. Истории альф, которые берут в мужья омег, заводят детей, а потом просто изменяют с парнями из Хорнета. Находят себе молоденьких альф и гуляют. Я от такой перспективы просто в ужасе. Не знаю, как ты. Я не хочу казаться кем-то другим, скрывать то, кто я есть.       — А что, если я всё же их разочарую? Пусть не сейчас. Пусть потом.       — Это им нужно будет с этим жить. А не тебе. Их разочарование, если оно случится, сигнал тебе, что эти люди не стоят твоего внимания. Задай себе вопрос, отказался бы ты от своего ребенка, если бы он пришел к тебе с чем-то таким?       — Нет, — уверенно произносит Чонгук.       — Вот и ответ. Если они не примут тебя, нужны ли они в твоей жизни? Родители всегда найдут в себе силы принять ребенка. Родительская любовь — безусловная любовь, самая сильная.       — Да, только вот родители разные. И, как ты говоришь, безусловная любовь — это далеко не про всех, — мрачно подмечает Чонгук.       — Я буду надеяться, что, когда придет час, твои родители окажутся способны на принятие. Но ты не обязан признаваться в ближайшее время. На самом деле, если не захочешь — можешь вообще не делать этого. Если тебе загорится, ты можешь признаться тому родственнику, которому безоговорочно доверяешь. Должно стать легче. Не загоняйся так, Чонгук, я же вижу, что тебя просто растаскивает в разные стороны, — тот притягивает его руку к своему лицу, целует костяшки.       Чонгук смотрит по сторонам, никто не удивляется и не смотрит на то, что альфа целует руку другого альфы. Тэхён прав — все слишком заняты собой. А он, видимо, много о себе возомнил, думая о том, что до его персоны и того факта, с кем он спит, кому-то есть дело.       — Я хочу быть с тобой, — говорит Тэхён. — И я понимаю, что ты чувствуешь. Знаю эти сомнения. Я не хочу делать тебе больно и не позволю этого никому.       Внутри становится и тяжело, и легко одновременно, он хотел бы что-то внятное ответить Тэхёну, но надеется, что тот и так поймет. Как тот всегда умеет. Не по словам. По его взгляду, по мимике, по жестам. Потому что пока «я тоже хочу быть с тобой» не хочет срываться с губ. Все эти будоражащие признания, громкие фразы кажутся Чонгуку неуместными.       — Это всё, — Чонгук сглатывает тяжелый ком, — дохуя романтично, и еда ничего, но…       — Но? — Тэхён чуть наклоняет голову, смотрит с затаенным интересом.       — Может, всё же купим пива и ко мне?       — Всё, что пожелаешь, моя боевая Черничка, — у Тэхёна во взгляде разливается патока. — Хотел сказать тебе сразу, но боялся сбить настрой, я заметил в каких джинсах ты сегодня. Ты это специально, чтобы у меня не было шанса?       — У тебя его так и так не было бы, — хмыкает Чонгук, хотя приятное тепло разливается по всему телу от понимания, что его альфа оценил.       — Это правда, — усмехается Тэхён, признавая поражение.

***

      С глазами Чонгука может сравниться разве что нефть. Такая же темная, вязкая. Одна искра — загорится пламя. Чонгук тоже такой. Чуть что — заводится.       Конечно же, они купили пиво и даже какую-то закуску. По дому альфы было видно, что тут живет человек, который особо не заморачивается декором, уютом. У того свои причуды, и Тэхён не против. Интересно узнать Чонгука и с этой стороны.       И сейчас черничный альфа распластан под ним на кровати. У Чонгука она большая. Есть где разгуляться.       — А если сломаем? — спросил Тэхён, когда они, позабыв о мирном плане «пиво и кино», завалились на кровать.       — Да и хуй с ней, — подставляя шею под поцелуи, пробормотал Чонгук.       Конечно, сначала всё было показательно-спокойно. Тэхён честно держался в ресторане и после него. Но у него, на самом деле, крышу срывало от того факта, что Чонгук теперь его альфа. Что тот хочет с ним серьезно. Не просто так. Не одноразово. Не наспех. Не так, чтобы забыть через пару недель. И что-то ему подсказывает, внутреннее какое-то наитие, что именно Чонгука он захочет представить родителям. Именно про него, черничного, красивого, дерзкого, расскажет, обязательно с играющей на губах улыбкой. Иначе он про Чонгука не умеет ни думать, ни говорить.       Когда они прибыли к Чонгуку, Тэхён долго уговаривал себя в ванной, пока мыл руки, что успокоится. Что они просто посидят вместе, и, возможно, всё закончится поцелуями. А потом попрощаются. Смотрел на себя в зеркало, встречаясь с загнанным подернутым мутной поволокой сладострастия взглядом. Только вот когда он вышел из ванной, то понял, что у Чонгука был другой план.       Тот стоял посреди гостиной, глотая жадно холодное пиво, в одних боксерах. И Тэхёну очень сильно захотелось слизать хмельной вкус с розовых губ. Какой там у него был план? Нормальное свидание? Нормы приличия? На первом свидании ни-ни? Это подходит тогда, когда еще не знаешь губы на вкус, когда не в курсе, как сладко Чонгук пахнет при сильном возбуждении, когда не видел ни разу обнаженным и не в курсе, как звучит голос во время сорванных стонов.       — Чего стоишь как неродной? — Чонгук зыркнул темными глазами, и у Тэхёна не осталось сомнений — тот специально.       И сейчас Чонгук под ним. Пахнет ярко собой, теплый, чувственный. Тэхён ласкает мощную шею, плечи, покрывает поцелуями красивое лицо, не забывая про каждую родинку на нем, вновь спускается ниже.       — У меня нет презервативов. У тебя есть? — тяжело дыша спрашивает он, а затем втягивает кожу на груди с мокрым звуком.       — Почему нет? — кое-как спрашивает Чонгук.       — Потому что я хотел так обезопаситься…       — От чего? — спрашивает Чонгук, Тэхён останавливается, смотрит на того внимательно.       — Хотел обычное свидание, хотел, чтобы все прилично…       — И как, успешно обезопасился? — Чонгук приподнимает вопросительно бровь, а Тэхён думает только лишь о том, какой тот красивый.       У его альфы зацелованные губы, разметавшиеся черные волосы, заалевшие щеки и грудь и бесконечная уверенность в собственной правоте в глазах.       — Если честно, тупая была идея, но я рад, что мы поговорили…       — Я тоже рад, что мы поговорили, — отводя взгляд, произносит Чонгук.       Тэхён не комментирует это никак, не хватало еще засмущать его Чернику, получить пиздюлей и остаться ни с чем. Но один факт того, что Чонгук признает, что ему тоже был важен разговор, воодушевляет его, заставляет растянуть губы в улыбке, только он прячет ее, припадая к солнечному сплетению Чонгука, оставляет поцелуй, руками ласкает, гладит, спускаясь вниз.       — Презервативы у меня есть, — судорожно вздыхая, произносит черничный альфа, толкаясь своим стояком Тэхёну куда-то в низ живота.       Тэхён ощущает себя сразу и пьяным, и находящимся в бреду. Поверить не может, что Чонгук снова в его руках. И не просто в статусе «не ясно», а в статусе «принадлежит». Он мажет губами по горячему телу, поджарому, обкатанному тренировками, сплошное сплетение всего того, что он любит. У Чонгука особый цвет кожи, сливочно-приятный на вид, а на вкус и запах та еще лучше. Он, кажется, совершенно отключается от реальности, трется щекой и виском о живот, ощущает, как Чонгук вцепляется в его волосы руками, что-то нещадно мычит, лаская слух.       Внутри него надламывается то, что держало его в тисках рационального, понятного, того, что диктовало рамки приличия. Его срывает, как верного пса тащит к коленкам хозяина, намеренно обходя возбуждение. Тэхён и к округлым коленям ластится, не забывая обводить руками напряженный живот, ведет пальцами, поглаживает член, скрытый тканью боксеров, засасывая кожу на бледном бедре, прикусывает легонько. Он поглаживает, потирает пах Чонгука, вызывая у того нетерпеливое ерзание, мычание, шумные вздохи. А ему и в радость.       — Ты издеваешься? — наконец взрывается черничный альфа.       — Хочу, чтобы тебе было хорошо, — он отрывается от бедра Чонгука с мокрым звуком, смотрит прямо в глаза.       — Мне охуенно, но…       — Но?       — Но ты далеко, мне надо ближе. Хватит там возиться, — бубнит Чонгук, поднимаясь на локтях, мышцы рук перекатываются под кожей.       Чонгук такой ладный. И такой невыносимый со своими резкими словами и такими понятными контрастными реакциями. Кусается, чтобы показать, как Тэхён ему нужен, как важен. Удивительное сочетание.       Он невольно улыбается, поглядывая на того.       — Прости, Черничка, я поднимусь после того, как закончу здесь, — было бы всё не так интересно, будь Тэхён тоже покладист.       О нет. У него, конечно, к Чонгуку — безграничная нежность, затаенная любовь, осторожные ростки которой он умело лелеет, но есть и еще кое-что. То, в чем они сходятся. Так или иначе, Тэхён не тот, кем Чонгук может так просто вертеть. Не всегда, по крайней мере.       Он стягивает с Чонгука боксеры, наблюдая, как тот заламывает брови, закрывает пылающее лицо руками, а потом до Тэхёна доносится отчетливый всхлип, когда он, стащив наконец белье с Чонгука, проходится кончиком языка по всей длине члена.       Его альфа очень возбужден, крупная головка налилась, из уретры выступил предэякулят, который пачкает Чонгуку низ живота. Смазка соблазнительно блестит, и Тэхён не удерживается, спускается губами туда, к этой самой капле, присасывается к нежной коже, чтобы потом тут же плотно захватить головку члена губами.       Тэхён заглатывает член, стараясь вобрать длину полностью, и у него получается. Он обожает делать минет Чонгуку, сжимать плотно губы, умудряясь пройтись языком, опускаясь и поднимаясь вверх, чтобы тот звучно стонал. А тот и не скрывает, как хорошо. Тэхён ускоряется, останавливаясь только лишь для того, чтобы сплюнуть на головку, размазать все языком, провести мягко губами, затем пройтись кончиком по уздечке, получая особенно задушенный стон. Ему доставляет особое удовольствие тот факт, что он изучил тело Чонгука, знает, что тот любит, но всё равно они еще не на том уровне близости, когда точно и безошибочно угадывают желания друг друга. Тэхён уверен, Чонгук еще не познал себя полностью, еще не до конца осознает, что любит и как, но он старается узнать. И то, как пальцы Чонгука сжимаются на прядях его волос, то, как тот издает очередной всхлип, как подкидывает бедра, служит ему ответом.       — Тэхён… Тэхён, — зовёт тот словно в лихорадочном сне.       — Хочешь меня? — отрываясь от черничного альфы, говорит Тэхён, делая пару движений рукой по члену Чонгука.       — Да, очень. Хочу с тех пор, как узнал, что ты тоже здесь живешь. Не мог перестать думать о тебе, поэтому прекрати измываться надо мной, — тяжело дыша, произносит альфа, — возьми смазку и презервативы под кроватью и выеби так, чтобы я поверил…       — Поверил во что? — Тэхён ощущает, что нечто животное в нем откликается на такой голос Чонгука, на такой вид.       — Поверил в то, что я твой. Ты умеешь, я знаю…       Он демонстрирует сполна. А смазка с запахом черники находится прямо под кроватью, как Чонгук и сказал.       — Хочешь стать моим текущим омежкой? — усмехается Тэхён, выдавливая густо смазку на пальцы.       — Нет. Хочу быть твоим хорошо выебанным альфой, — Чонгук зыркает на него черными глазами, на дне которых вспыхивает опасное пламя.       — Прости, Черничка, я пошутил, — улыбка тут же слетает с лица, когда он встречается с серьезным взглядом Чонгука, меньше всего он хочет того задеть или обидеть.       Для него Чонгук — альфа. И альфой остается, даже несмотря на то, что хочет, чтобы его взяли. Дурак тот, кто думает, будто альфа теряет свои качества, если у него другая ориентация. О нет, Чонгук даст фору любому любителю и обольстителю омег. Сильный, красивый, дерзкий. Поэтому Тэхён и потерял голову.       — Пошутишь так еще раз — я оставлю тебя тут дрочить, пока сам буду прыгать на резиновом члене, который у меня в ванной в шкафчике лежит, — голос опасно опускается.       — Пиздец горячо звучит, — Тэхён даже не лукавит, — как-нибудь потом, Черника, ты мне обязательно покажешь.       Он знает, сейчас нельзя допустить момента возмущений и пререканий, а то Чонгук ведь и правда может его оставить вот так. Гордый. Поэтому он обводит по кругу пока еще плотно сжатый сфинктер, кружит, пытаясь расслабить Чонгука.       — Не обойдешься так. Ртом придется работать, — командует Чонгук.       — Слушаюсь, — не прерывая зрительного контакта, говорит он, опускаясь вниз.       Ему в радость. Ему нравится доставлять Чонгуку удовольствие.       Он подхватывает Чонгука под коленями, разводя бедра как можно шире в стороны, приникает к яичкам, засасывает, облизывает каждое поочередно, спускается по шовчику кончиком языка ниже, мокро широко лижет отверстие, которое смазал до этого.       — Сплюнь, как всегда это делаешь, — требует Чонгук, сгребая в охапку его волосы, чуть дергает, не больно, но ощутимо.       И Тэхён повинуется, густо сплевывает и тут же размазывает широко, слушая, как Чонгук выстанывает свое «да», протяжно, сладко. Ему это лучшая награда. Он присасывается к сфинктеру, лижет, проталкивается внутрь, трахает языком до тех пор, пока Чонгук не начинает дергать бедрами, пытаясь подаваться навстречу, хнычет нетерпеливо.       — А теперь… Теперь вставь мне, — требует черничный альфа.       Тэхён отрывается от отверстия с мокрым звуком, напоследок проводит языком еще раз, словно это его любимый десерт. Тэхён дергает пряжку ремня, расстегивает ширинку, а Чонгук смотрит снизу вверх разморенный.       — Какого хуя ты одет?       — Занят был твоим обслуживанием, — криво усмехаясь, произносит Тэхён.       Он подцепляет белую футболку, тут же скидывая её куда-то в сторону. Пиджак он снял еще до этого, оставил в прихожей.       — Уже лучше. Но я всё еще не чувствую в себе член, — тон наигранно-задумчивый.       — Погоди, Черника, это не так просто, как кажется. Где презервативы? — он осматривается, вроде как он кинул их где-то рядом.       — Да оставь ты их, — тот чуть ли не рычит, и Тэхён совсем не ожидает, что Чонгук притянет его за руку на себя, тут же находя губы, мажет нетерпеливым поцелуем.       — Без них? — отрываясь от Чонгука, спрашивает он. — Я ни с кем… То есть…       — Без них, — уверенно произносит тот. — Я тебе верю. Но справку покажешь потом, — выдает Чонгук.       Чонгук нетерпеливый, а у Тэхёна будто тормоза отказали. Без. Без латекса. То есть вот так. Кожа к коже. То есть, если Чонгук разрешит, он может повязать того. Если…       Множество «если» уходят куда-то на задний план. Да, ему не удалось полностью снять джинсы, но это и не важно. Тэхён пристраивается головкой к смазанному подготовленному отверстию, стенки под давлением охотно раскрываются, впуская его внутрь, сначала сжимая плотно, а затем чуть ослабляя давление, Тэхён толкается внутрь, издавая невольно стон облегчения и наслаждения. Он держится на одном локте, на весу, но Чонгук притягивает его двумя руками к себе, ближе.       А дальше он едва ли может описать свои ощущения. Кто бы попросил — не смог бы. Чистый неразбавленный кайф. Он на Чонгука подсел. Подсел, как на самый тяжелый наркотик. Отказаться — легче себе все конечности отгрызть.       Чонгук под ним стонет, а он толкается еще и еще, пока в какой-то момент не понимает, что надо мощнее, быстрее, приходится всё же от черничного альфы отлипнуть, держать свой вес на локтях, чтобы было удобнее вбиваться. Чонгук призывно открывает рот, высовывает язык, и Тэхён мажет мокрым поцелуем, не прекращая мощные фрикции. Альфа держит себя под коленями, так, чтобы Тэхён мог входить глубже, чтобы было удобнее. По комнате разносятся шлепки и стоны, в какой-то момент Чонгук обхватывает его ногами, а руки закидывает на шею, притягивает, впиваясь мокро в его шею, мычит, ластится, требуя, чтобы теснее, чтобы сильнее. А Тэхён старается, только кажется, что сильнее — это только если стать одним человеком, впитать друг друга и быть не просто Чонгуком и Тэхёном, а одним организмом. Но он старается.       — Я скоро кончу, — шепчет задушенно Чонгук на ухо, зарывается носом в копну волос Тэхёна.       — Давай, Черника.       — Нет…       — Нет? — Тэхён от неожиданности даже притормаживает.       — Я хочу кое-что…       — Что? — Тэхён притормаживает, нависает над Чонгуком, хотя отстраняться от разгоряченного тела ему вообще не хочется.       — Придуши меня, — просит Чонгук, заглядывая ему доверчиво в глаза.       Сама невинность.       — Что? — еще раз переспрашивает Тэхён, пытаясь понять, правильно ли он расслышал.       — Я… Много думал. Я хочу, чтобы ты это сделал. Иногда я сам так делаю. Перекрываю себе доступ к кислороду, чтобы кончить. И часто представляю, что это ты…       — Черника… — он смотрит на раскрасневшееся лицо Чонгука, на его темный взгляд, полный не только взаимного желания, но и доверия.       — Человек в обычном состоянии, без тренировок, без навыка, может задержать дыхание секунд на тридцать. Просто… Сделай, чтобы было чуть больше. Но до минуты. Иначе я могу потерять сознание…       — Ты уверен?       — Ну, ты же будешь соблюдать правила, — говорит Чонгук. В глазах ни капли стыда.       Тэхён умеет придушить правильно. Это факт, с которым Чонгуку придется смириться. Держаться за крепкую загорелую шею Чонгука, покрытую испариной, когда вбиваешься в него, пока тугие стенки обхватывают член, а сам Чонгук едва не теряет сознание, закатывая глаза — чистое удовольствие. Неразбавленное ничем. Это факт, с которым придется смириться уже Тэхёну. Фрикции сменяют одна другую, пока пальцы Тэхёна обхватывают горло Чонгука. Опять громкие шлепки звоном отдаются в ушах, а Чонгук гонится за своим наслаждением. Тот быстро водит по члену рукой и тут же выплескивается себе на живот, прямо в тот момент, как Тэхён мысленно досчитал до пятидесяти пяти.       — Сплюнь. Сплюнь мне в рот, прямо сейчас, я не могу, — когда Тэхен ослабляет хватку, просит Чонгук неожиданно.       Рука Тэхена все ещё сжимает его горло, но не перекрывая кислород, Чонгук призывно открывает рот, высовывает язык.       Тэхен чуть притормаживает, чтобы склониться над Чонгуком, лицом к лицу. Похоже Чонгук себя изучал. Похоже, тот знает о себе чуть больше, чем Тэхён предполагал. Ему не жаль. Ему — лишь бы Чонгуку было хорошо, приятно.       Слюна стекает медленно, прежде чем попасть крупной каплей на язык Чонгука и чуть испачкать губы. Он облизывается, закрывает глаза.       — Это не должно быть сексуально, — хрипит Тэхён Чонгуку в губы, прежде чем коротко поцеловать в этот порочный рот. — Но ты…       Дальше у Тэхёна слов не находится, наверняка Чонгук представляет, что он хотел сказать. Все он знает прекрасно. Это сексуально, потому что грязно и запретно. Слишком лично. Чонгук его принимает. И от этого осознания он кончает, чувствуя, как сперма толчками выплескивается глубоко в Чонгуке. Тот притягивает его вновь, близко. Узел растет, и Тэхён понимает, что выходить поздно.       — Я повяжу тебя, — произносит Тэхён, тяжело дыша Чонгуку прямо в ухо.       Тот ничего не говорит, обнимает руками и ногами, ластится, целует его щеку. И Тэхён только сейчас понимает, как взмок, как неприятно джинсы сбились где-то в районе колен, как липнут. У него и со лба, и с висков течет, а Чонгук ласковым зверем вылизывает его плечо, щеку, целует еще и еще, что-то скулит, сгребая его в объятиях. Тэхён понимает — это стопроцентное «я твой».

***

      Отношения с Тэхёном — это очень просто. Чонгук сам не заметил, как прекратил дергаться. У них было несчетное количество разговоров, в которых он учился выражать свои страхи, чувства, эмоции. А Тэхён — терпеливый. И Чонгук всегда испытывает чувство защищенности рядом с ним. Привык засыпать со своим альфой, если оставался с ночевкой у Тэхёна или если тот оставался у него, привык просыпаться, ходить гулять, разговаривать часами по телефону, переписываться между парами, иногда и на самих парах. Голова в облаках — это, пожалуй, теперь про Чонгука. Голова в облаках, а единственная точка гравитации, которая держит, чтобы не улетел в открытый космос — это Тэхён.       У Чонгука не было намерений открываться перед друзьями, но в какой-то момент, буквально через пару месяцев, стало сложно скрывать то, какое хорошее настроение и как радуют сообщения одного конкретного абонента. Юнги смотрел подозрительно, Чимин играл бровями, но Чонгук отмалчивался.       Но однажды они шли в университет вместе, Чонгук в среду остался у Тэхёна, а потом вышел в его толстовке даже не потому, что ему очень нужна была сменная одежда, нет, просто было приятно ходить в вещах Тэхёна, чтобы сохранялся родной аромат. Так и день проще проходит. Спокойнее как-то. Он привык, что на улицах и правда всем плевать на то, с кем он идет за ручку и так далее. Так и шли, держась за руки, разговаривая, а потом Чонгук, сам того не осознавая, потянулся к Тэхёну, когда они дошли до развилки — нужно было каждому в свой корпус. Чонгук своего альфу притянул одной рукой, мягко вовлекая в поцелуй на прощание. Совсем забыл, как рычал до этого и отказывался что-либо делать на людях. Тэхён чмокнул его еще раз в губы коротко, улыбнулся озорно, а глаза лучились теплым, ласковым. Но нужно было идти, и когда он, помахав Тэхёну на прощание, повернулся в сторону своего корпуса, то перед ним на мощеной дорожке стояли друзья. Рты приоткрыты, замерли, словно восковые фигуры самих себя.       — А я всегда знал, что что-то тут не так! — выдал наконец Юнги.       — Давно тут стоите? — поинтересовался Чонгук.       — С самого начала ваших воркований, — прыснул Чимин, отходя от первичного шока.       — Заебись. Значит объяснять ничего не надо. Чего встали? Пойдемте, — проходя мимо друзей, произносит Чонгук.       Но за спиной начался поток расспросов:       — Нет, погоди, объясниться придется… Как? — недоумевает Юнги.       — Когда? — добивает Чимин.       — Ким Тэхён правда такой крутой любовник, что ты ориентацию сменил?       — Чимин, ориентацию нельзя сменить, — фыркает Юнги.       — Нет, я в шоке…       — Я не буду ничего объяснять, — Чонгук, не оборачиваясь, поднимает руку с красноречивым средним пальцем.       — Ну, так не честно, — Чимин подбегает и пытается отпустить пендель, но Чонгук уворачивается.       — Нечего объяснять. Мы просто вместе. На этом всё.       — Счастье любит тишину? — подбегая с другой стороны, произносит Юнги.       И Чонгуку хочется тому двинуть за это довольное выражение лица. Он тяжело вздыхает, игнорируя новые и новые вопросы друзей, которые смакуют новость об их с Тэхёном отношениях. Весь день проходит под эгидой того, какой Чонгук скрытный жук, и как так вообще. Юнги же сводит все ниточки вместе, припоминая необычное поведение приятеля. Когда после пар Тэхён встречает его и крадет из этого бедлама, он ощущает того своим принцем, королем, спасителем, не иначе.       — Тэхён, как давно вы вместе? Чонгук не признается, — вдогонку всё же спрашивает Чимин.       Тэхён усмехается и выдает емкое:       — Смотря откуда считать. Может, три месяца. А может, все шесть.       Чонгук тычет своего альфу под ребра, и они уходят под недоуменные возгласы. Его друзья очень любопытные. Хотя, в чем-то он их понимает.

***

      Лето пришло, вместе с ним наступила и летняя сессия, которую, Чонгук думает, не пережил бы без Тэхёна. Тот со своим аналитическим складом ума помог подготовиться к защите курсовой, задавал каверзные вопросы, просматривал его работу на предмет несостыковок. Хотя казалось бы, что биохимик может смыслить в маркетинге? Но тот отлично разбирается именно в том, как должна строиться научная работа, и безошибочно нашел слабые места в курсовой Чонгука, которые он благополучно исправил. Сессия их настолько вымотала, что они даже не занимались сексом в нормальном понимании этого слова, хотя всё чаще и чаще Чонгук стал оставаться у Тэхёна дома — это был единственный шанс видеть друг друга во время сессии.       Когда они сдают последние экзамены, то принимают решение: нужны отдых и смена обстановки. Уже через день после окончания сессии они собирают чемоданы и уезжают по старой памяти туда, откуда всё началось. Откуда начались их отношения. Тэхён опять берется присматривать за квартирой дяди, берется за работу в магазине, только на этот раз его берут не просто обычным продавцом, дядя распоряжается, что тот заменит управляющего магазином. Чонгук и должностью продавца доволен вполне. Дед Чонгука всегда внуку рад, это даже не обсуждалось.       — Ты бы мог жить со мной здесь, в квартире дяди, — подмечает Тэхён, распаковывая чемодан.       — Я и так буду с тобой восемьдесят процентов времени, но я должен побыть и с дедушкой. Я люблю его, и ему иногда нужна помощь, — произносит задумчиво Чонгук.       Тэхён улыбается, кивая, ничего не говорит.       Отношения с дедом-альфой у Чонгука хорошие. Он помнит его и дедушку-омегу как бодрых и веселых людей. Его всегда баловали, и он с удовольствием ездил в гости каждое лето. Когда дедушки-омеги не стало, это нанесло удар по всей их семье. И сейчас Чонгук не мог позволить себе жить где-то еще, время, как показывает практика, так быстротечно. Нужно уделять внимание любимым.       Дед Чонгука прекрасно готовит и в день его приезда наготовил всякого. Он сидит за столом, уплетая вкусности, рассказывает про университет и про родителей. Дед рассказывает, как его сосед уже десятый раз проигрался ему в карты, рассказывает последние сплетни дома и заводит речь про то, что у Чонгука наверняка не только активная студенческая жизнь, а и любовный интерес уже какой-то имеется в таком возрасте. Чонгук даже откладывает в сторону палочки. Смотрит на дедушку внимательно, а потом, сам того от себя не ожидая, произносит:       — Деда, я… Хотел сказать тебе. Я — гомосексуал, — голос не надламывается, звучит как будто не так уж и жалко.       — М? — альфа приподнимает седые брови в удивлении. — Это эти, которые мясо не едят? — обеспокоенно уточняет дед.       — Нет, — растерянно произносит Чонгук. — Это люди… Которые вступают в отношения, ну… Ну там, альфа с альфой, омега с омегой…       — А, — дедушка о чем-то задумывается, выдерживает паузу. — Но мясо ты ешь? — тот смотрит серьезно.       — Да, деда, конечно, вон как самгепсаль твой уплетаю, — Чонгук кивает на тарелку.       — Вот и хорошо, главное — мясо есть, там столько белка, молодому организму нужно, — тот продолжает есть как ни в чем не бывало.       — У меня есть альфа, мы приехали вместе, — тихо добавляет Чонгук.       — Так ты приводи его сюда на днях, — тот захватывает кусок кимчи палочками. — В покер сыгранем, старый хрыч этот мне надоел, торчит мне пятьсот вон с того вторника.       — Можно? — Чонгук удивленно приподнимает брови.       — Отчего же нельзя? — хмыкает дед.       Когда Чонгук в эту же ночь уходит к Тэхёну и рассказывает про свой порыв, тот начинает хохотать и отпускает шутку о том, что белка Чонгук употребляет и так предостаточно, на что он отвешивает альфе подзатыльник.       — Я рад, что ты сделал это, — произносит Тэхён уже серьезно, сгребая Чонгука в постели в объятия.       — Я тоже. Если я заручусь поддержкой деда, то родители не так страшны, — прыскает он.       Тэхён целует его щеку, ласково ведет носом к виску, зарывается в волосы, вдыхает запах. В объятиях его альфы всегда спокойно.

***

      Ему чертовски жарко. Форменный комбинезон сбился где-то в районе коленей, Тэхён старается задрать его футболку, но вместо этого в конце концов захватывает ту в кулак, притягивая Чонгука назад, словно за поводок. Альфа вбивается сзади, яйца шлепаются со звонким звуком о его ягодицы при каждом толчке, и Чонгук только и может, что выгибаться навстречу, подаваться назад. Стол, в который он уперся руками, шатается, стучится каждый раз о стенку подсобки. Чонгук честно старается не кричать, не стонать, слыша, как сдерживается Тэхён сзади. Если сейчас они заорут, то все покупатели за стенкой услышат это.       Чонгук вообще этого не планировал. Он планировал сделать всё как водится — после работы. Но уже утром что-то подсказало ему, что не дотерпит он до вечера. Подготовился, проходил полдня с пробкой, которую Тэхён приобрел. Сначала Чонгук рычал и отнекивался, пульнул коробкой в альфу, потом, правда, пока тот не видел, подобрал ее, пообещав устроить Тэхёну сладкую жизнь. Вот и расплачивается теперь в подсобке. Только он бы соврал, если бы сказал, что сам не наслаждается. Ему нравится, какой Тэхён неприлично заведенный и горячий, как толстый член наполняет его, как движения становятся с каждым разом резче, мощнее, словно каждый раз альфа старается засадить ему еще глубже. Чонгук чувствует, как Тэхён выпускает футболку из рук, тут же зарываясь пальцами в его растрепанные, изрядно отросшие волосы, тот тянет пряди так, что Чонгуку приходится запрокинуть голову, он ощущает, как Тэхён приникает к его взмокшей шее, обдает горячим дыханием, тот засасывает кожу, прикусывает, тут же зализывает. Чонгук понимает, что вот-вот и он кончит прямо на стол, за которым обычно они перекусывают в этой подсобке. Когда он чувствует подступающую предоргазменную судорогу, и как Тэхён не сбавляет обороты, вбиваясь всё так же мощно, он распахивает зажмуренные до этого глаза, вместе с оргазмом из него вырывается звучное «Блядь!». И не только потому, что ему очень хорошо. Нет.       — Тэхён, — зовет он.       Судя по всему, Тэхён тоже кончил, потому что движения замедлились, тот выпустил волосы Чонгука из хватки.       — Тэхён, — еще раз настойчиво произносит Чонгук, толкая того локтем под ребра, по крайней мере, пытаясь это сделать.       — Что?       — Тут камеру поставили, ты видел вообще? — Чонгук тыкает пальцем вверх.       Сверху на них смотрит круглое око камеры, сигнализирующее красным мигающим индикатором, что их непотребство запечатлено на все триста шестьдесят градусов обзора.       Тэхён кое-как выходит из Чонгука. Он поворачивается, смотрит обеспокоенно. Но тот, похоже, разморенный после оргазма вообще не придает значения.       — Да и похуй на нее, — тот машет рукой.       — Ты ебнулся, а если нас уволят? Ладно уволят… А если статья?       — Не будет ничего, — отмахивается Тэхён, передает Чонгуку салфетки.       — Почему ты так уверен? — вскидывается он.       — Потому, что камеры удаляют записи через сорок восемь часов автоматически. Но в реальном времени, если охранник смотрел, то у него было охуенное шоу, — прыскает тот.       — Пиздец, — ругается Чонгук.       — Да ладно тебе, зато я выиграл.       — Чего это? — возмущение так и встает поперек горла.       — Ты выкрикнул.       — Я не из-за оргазма! — возмущается Чонгук.       — Какая разница, я технически победил, — вовлекая его в объятия, произносит Тэхён.       — Хуй с тобой, — фыркает Чонгук, отводя взгляд, хотя то, как альфа его прижимает к себе, целует в мокрый висок, на самом деле приятно. На самом деле, не так уж сильно он и возмущен. Всё равно опять поспорили на какую-то хуйню, на две пачки Мальборо вроде как.       — Я тоже очень люблю тебя, моя Черничка, — усмехается Тэхён, находит его губы своими, которым Чонгук с радостью поддается.