Blame It on My Youth : [ вини нашу юность ]

Следующим утром Нил просыпается с мыслью, что будет реально здорово пригласить Райли в гости. Все-таки она — его подруга. И их обычай — ужинать вечерами по средам, а прошлую среду Нил пропустил, потому что забирал детей. Тем более, Райли ас в видеоиграх. И, может, девочкам захочется поиграть. Или научиться. Нил делится мыслями, пока Эндрю чистит зубы. Нил тоже чистит — возможно, сейчас не лучшее время спрашивать разрешения приглашать кого-то в гости, но Эндрю не спорит. — В какой день? — уточняет он, вытирая лицо и полностью уступая Нилу освободившуюся стойку раковины. По прошествии десяти лет, может, Нилу следовало бы чуть аккуратнее распоряжаться своей косметикой, но он по-прежнему этого не делает, и косметика валяется повсюду. Если честно, у него больше нет привычки наносить макияж на постоянке. За какое-то время необходимость отпала сама собой: команда видит его ненакрашенным каждую тренировку, и его обычно не волнует, что подумают прохожие в продуктовом. Но Нил не хочет, чтобы его шрамы видели девочки. Рано или поздно ему придется смириться; наносить макияж дважды в день уже такая морока, а ведь сейчас только четвертый день. А еще раздражает постоянно следить, чтобы предплечья были прикрыты. Прятать эти шрамы Нил уже тоже отвык. Но почему-то каждый раз, стоит только подумать о двух четырнадцатилетних девочках со своим собственным багажом проблем, видящих его шрамы, ему отчаянно хочется эти рубцы скрыть. — Во вторник, может? — предлагает Нил. В этот день Эндрю после тренировки ездит на терапию. Обычно. Ту неделю он пропустил потому, что был не в состоянии подняться с постели. — Значит, меня здесь не будет. Нил встречается с ним взглядом в зеркале. — Значит, тебе необязательно быть здесь, — поправляет он. — А если хочешь присутствовать, я выберу другой день. Эндрю с минуту наблюдает за ним. — Ты не хочешь, чтобы девочки видели твое лицо? Нил рассматривает свое отражение в зеркале. Странно, как он так просто отказывается от своих шрамов. Он к ним уже настолько привык. Его волосы, глаза, нос, форма лица — все эти черты — от отца, и постепенно все становится только хуже, — он приближается к возрасту, в котором был Натан, когда он сбежал, и то, как возраст меняет лицо, делает его к отцу ближе, чем он когда-либо был вообще. Нил цепляется за свои шрамы; они превращают его лицо в его лицо, в то, на что он смотрит в зеркале, в то, которое улыбается, смеется, и на котором мимические морщинки выглядят иначе, в то, что чувствует губы и руки Эндрю. И вот все равно, самое неприятное в том, чтобы каждый день лишаться шрамов из-за косметики — так это нанесение самого мейка. Нил пожимает плечами: — А вдруг они будут задавать вопросы? Вдруг захотят узнать, как я их получил? Какую чертовщину мне им наплести? — Все, что им нужно сделать — зайти в Интернет, и они все узнают. Там есть фотографии. Видео. Куча статей. Все это появилось задолго до того, как шрамы начали исчезать. Хочешь, чтобы они узнали от тебя или все-таки из Интернета? Нил поворачивается и прислоняется к стойке: — Что не так? Эндрю встречается с ним взглядом, но ничего не произносит. — Ты ненавидишь, когда я накрашенный, — продолжает Нил. — Потому что настоящий ты выглядишь не так. — Я же не вставляю цветные линзы и волосы не крашу, — возражает Нил, хотя и не знает, почему спорит — сам же искренне согласен. Эндрю молча пожимает плечами. — Я не хочу их отпугивать. Не хочу, чтобы они думали о… о том, что живут с сыном маньяка. — Ты уже сказал им, что выдал все ФБР. Думаешь, они не поняли, что ты не так-то прост? — Не знаю. Они не спрашивают. Они были уставшими и напуганными; я даже не знаю, обратили ли они внимание. Сильнее всего они были именно раздражены. Я не… я пока к этому не готов. Не готов рассказать им даже половину истории. — Почему только половину? Нил бросает на Эндрю тот самый взгляд. — Я не стану рассказывать им о Морияма. — Почему? Нил буравит его взглядом. Он серьезен. — Это не то, что нужно знать детям, — хмурится Нил. — Почему бы не спросить Кевина? — Кевин — причина, почему я знаю, что это не то, о чем нужно говорить детям. — Кевин все время был с ними. Натали и Пейдж — нет. — Нет, но они со мной, а я принадлежу Морияма. Эндрю закрывается. Он это ненавидит. Нил знает, что Эндрю ненавидит. Но это — факт, и Нил не в силах ни изменить его, ни отозвать. Это, для начала, даже не имело к нему никакого отношения — просто стало правдой, как только мать забеременела им. — Скоро мне надоест краситься, — обещает Нил. — И тогда Морияма и твое прошлое канут в лету, — хмурится Эндрю. — К тому времени я что-нибудь да придумаю. — В среду, — решает Эндрю. — Не настолько быстро, — отвечает Нил. — Пригласи Райли в среду, — уточняет Эндрю. — Хорошо. Дрю. Эндрю останавливается на полпути к двери. — Прости. Я разберусь с этим. Эндрю стоит там, держась за дверную ручку, и внутри у него происходит борьба. У них и раньше случались ссоры, выглядевшие примерно так: — Иди на терапию. — Нет. — Я не могу тебя излечить. Я даже не знаю, могу ли тебе помочь. — Я справляюсь. — Ты не сверхчеловек. Это из-за Би? В ней проблема? Я помогу тебе найти кого-нибудь другого. — Я справляюсь. Нил всегда справлялся. Постоянно обдумывал все. Допоздна задерживался на корте. Колотил боксерскую грушу в подвале. Все это редко затягивало его надолго. Самой продолжительной борьбой, которую он пережил, стали те две недели, когда он был убежден, что либо вся его жизнь была сном, либо реальность вокруг вот-вот рассыпется; сама мысль, что он смог дожить до такого возраста и не умер, казалась настолько нереалистичной, что Нил решил — все было ложью. Пять раз подряд посмотрел «Последний отпуск», вышел на пробежку и решил: пусть он все еще дышит, пусть жизнь рухнет ему прямо на голову — это все неважно, потому что жизнь каждого человека всегда в двух шагах от кончины, и ему надо просто жить каждый день так, будто он последний. А еще у них бывали ссоры, которые заканчивались примерно так: Нил говорил что-то, что Эндрю не нравилось. Эндрю замыкался в себе. Четыре дня спустя сообщал Нилу, что чувствует себя очень, очень несчастно. Это была та самая ссора, которая, казалось, происходила сейчас. Нил делал что-то, что Эндрю считал неправильным; Нил не хотел ни примиряться с корнем проблемы, ни просто прекращать так делать. Вместо того, чтобы снова ругаться насчет психотерапии, Эндрю замыкался, отступал и исчезал. Дистанцировался. Уходил в апатию. В те дни Би звала это пассивной агрессией. Эндрю это ненавидел. Би говорила: «не все механизмы преодоления должны оставаться, выполнив свою задачу. Этот себя уже изжил». Возможно, Нил и не хотел разговаривать с Би как с профессионалкой из чистого принципа, но она ему действительно нравилась. Эндрю поворачивается к нему лицом и кладет палец на шрам от ожога. — Окей, — просто говорит он. А затем, выглядя слегка раздосадованным, добавляет: — Я доверяю тебе. Каждый узел напряжения в теле исчезает; Нил льнет к ладони. — Спасибо. Эндрю вздыхает, убирает руку и уходит. Нил убирается на стойке раковины и идет следом. Райли принимает приглашение с чистейшей, искренней радостью: — Я принесу плойку, — обещает она. — Какие игры захватить? Девочкам какие-нибудь нравятся? Спроси их! Отпишешься мне! — Я не помню твою коллекцию наизусть, — говорит Нил. — Скинь фотку, а я спрошу у них, хотят ли они поиграть во что-то из твоего. — Нет. Ты не понял. Если они захотят сыграть во что-то, чего у меня нет, я пойду и все куплю. Эй! Эй, брюзга! — она голосит на всю раздевалку. Кевин, Эндрю и Мария разом вскидывают головы. — Брюзга Джостен, — уточняет она. — Он же не взял… Райли отмахивается от Нила, продолжая дальше орать через всю комнату: — Ты будешь дома, когда я приеду? Эндрю кивает. — Хочешь, принесу какую-нибудь конкретную игру? Эндрю качает головой. — Оки-доки! — Он же не взял мою фамилию, — договаривает Нил. Она машет ему рукой: — А что, сильно похоже, что мне не плевать? — Нет, — признается Нил. — Джостен — хорошая фамилия. — Да Миньярд тоже ничего. — Тогда почему ты не взял его фамилию? — спрашивает она, и в вопросе сквозит явное «шах и мат». — Я вкалывал ради своей фамилии, — отвечает ей Нил. Райли вздыхает: — Вот всегда найдешь, как окунуть девушку в грязь, ха. — Извини. — Ты со всеми такой? — Нет, — признается Нил, — только с тобой. Все остальные знают меня слишком хорошо. — Прошло шесть лет. Нил пожимает плечами. Ей ни слова не известно о Морияма; из его прошлого она знает лишь то, что попало в прессу. Она никогда не узнает его так хорошо, как знает его семья. — Это же не что-то плохое, — говорит он. — Все нормально. — Хей. Почему на тебе мейк? — спрашивает она, хмурясь. — Из-за девочек. — Они шугаются? — Они не видели его ненакрашенным, — вставляет Эндрю, идя мимо них к двери. — Не видели? — ужасается Райли. — Прошел уже… не один день. И они не видели тебя без макияжа? Эндрю бросает на Нила тот самый взгляд и направляется на корт; за ним шагают Кларк, Кевин и остальная команда, и все уходят. Нил присоединяется к ним. — Они от меня шарахаться будут, — говорит он. — Не хочу их пугать. — Они что, еще не прогуглили тебя? — Не-а. — Хорош сплетничать, — вклинивается Кевин. Нил закрывает рот. Завтра у них матч. Надо быть более сосредоточенным. Райли тоже это знает. Она смолкает и собирается. И так до конца дня, пока не видит, как Нил обновляет мейк. — Ты же не можешь вечно краситься, — говорит она. — Просто не получится продолжать вот так. Нил пожимает плечами. Райли смотрит на Эндрю: — Скажи ему! Эндрю пожимает плечами: — Я пытался. Он упрямый. Райли смотрит на Нила и тычет на Эндрю: — Прислушайся к нему! Нил пожимает плечами. Кевин останавливается, чтобы встать рядом с Эндрю. — Это бессмысленно, — говорит он. — С тем же успехом можешь просто уже взять да покончить с этим. Ну, типа, содрать как пластырь. — Веселуха-то какая, — отвечает Нил. — Вот только не говори мне, что мнение двух детей беспокоит тебя сильнее мнения буквально всех остальных. — Все остальные со мной не живут. — Завтра перед игрой ты должен будешь все это стереть, — требует Кевин, скрещивая руки на груди. — Не хочу, чтобы оно стекло тебе в глаза. — Агап, — Нил оборачивается и видит, как Эндрю обменивается взглядом с Райли. — Чего? Райли закатывает глаза. — У вас башка только в одну сторону работает. Эндрю кивает. — Тебе надо подвести глаза, — говорит Мария, присоединяясь к группке зевак. — Стать готом. — Звучит как заморочка. — Гляди сюда. Подводка. Черные тенюшки. Фиолетовая помада. Пурпурные румяшки. Может, еще бахнуть волосы в черный. Если уж ты собираешься делать мейк, то будь добр выложиться на все сто. — Никакой краски для волос, — отвечает Нил. — Почему? — ФБР. Райли фыркает: — Всегда найдет, как окунуть девушку в грязь. — И это единственная проблема? — говорит Мария. — Потому что прямо сейчас у меня в сумочке буквально лежит вся нужная косметика. — Я не хочу выглядеть как мертвец, спасибо. — Эндрю, он будет горяч. Скажи ему, что он будет горяч. — Я не хочу, чтобы он выглядел как мертвец, — вторит Эндрю. — Вы все такие нудные. — Реально? — спрашивает Нил. — Периодически, — бросает Мария, уже уходя. — Я должен оскорбиться? — спрашивает Нил у команды. В ответ получает только пожатия плечами. Когда они с Эндрю садятся в машину, Нил произносит: — Я мог бы попробовать фиолетовую помаду. Он не получает никакой реакции. — Красную? Эндрю хмыкает. — В следующий раз, когда куда-то пойду. — Я ничего не сказал. — Мне необязательно ее наносить. — Помада, наверное, невкусная. — Наверняка. — Ты сам хочешь накрасить губы? — Не знаю, — задумывается Нил. — Никогда не пробовал. Красная может не подойти к моими волосами. Эндрю фыркает — это почти смех, — и Нил наблюдает за ним, безмерно довольный. Когда они возвращаются домой, Пейдж встречает их у двери с мурлычущей Сэр на руках. — Пейдж, — здоровается Нил. — Сэр. Сэр громко мяучит. — Как ты понял, что ты гей? — спрашивает Пейдж, когда Нил кидает почту в мусорную корзину у двери. В основном письма — сплошной спам. — Я не гей, — отвечает он. — Ты ждала у двери, чтобы спросить меня об этом? — Как ты понял, что ты би? — Я не би. — Ты в браке с мужчиной. — В браке, — соглашается Нил. — Ты когда-нибудь слышала об аромантичности? Асексуальности? — Я думала, это, типа, когда ты не хочешь выходить замуж? Или заниматься сексом? Нил машет рукой; Сэр следит, глазами ища игрушку. — Ароматичность означает, что ты не испытываешь романтического влечения; асексуальность — когда не испытываешь сексуального влечения. Аромантичные люди могут вступать в браки ради налоговой выгоды; асексуальные люди могут заниматься сексом, потому что им просто нравится, даже если их никто не привлекает. Или аромантики могут никогда не заключать браки, а асексуалам может быть ненавистна сама мысль о сексе. Но это лишь общие понятия, в них есть какие-то близкие кому-то идентичности, но не до конца. Вот например: демисексуальность, когда человек может начать испытывать влечение лишь после того, как узнает человека близко — если ты демисексуал, тебя не привлечет актер, потому что ты с ним не знаком. А еще есть грэй. Грэй-эйс или грэй-аро. Это уже значит, что ты можешь испытывать влечение, но редко и к очень немногим людям. Вот, это как раз обо мне. Для меня таким человеком всегда был только Эндрю. — Гадость какая, — кричит Натали из кухни. — Розовые сопли. Нил пожимает плечами и несет два оставшихся письма — из банка, в котором открыты счета Натали и Пейдж, — на кухню, где Натали лежит на полу и играет с Королем. Король не пытается ее сожрать — это уже хороший знак. — Тем не менее, это правда, — говорит он, отдавая ей письмо на ее имя, а Пейдж — ее. — Я поцеловал девушку, когда был подростком. И ничего. Ничего и никогда, а потом Эндрю, и после него — никто. Он берет стакан и, обернувшись, обнаруживает, что Натали с Пейдж застыли на месте. Оу. Они разглядывают свои письма. И игнорируют его, что, наверное, даже к лучшему. — Нечасто получали почту, да? — спрашивает он. Натали отрывает взгляд от пола и пристально смотрит на него. — Ты бы видела мое лицо, когда Эндрю дал мне ключ от дома его двоюродного брата. — Он выглядел так, будто я ему солнце вручил, — добавляет Эндрю с порога. — А еще так, будто сейчас у него будет нервный срыв. Пейдж поднимает голову. В глазах у нее стоят слезы. — Мы здесь живем. — Ага, — говорит Нил. — Да, живете. — Что будет, когда мы уйдем? — Зачем вам уходить? — Приемные семьи — это не навсегда! Нил пожимает плечами. Вот ему и важное напоминание: девочки уйдут. Это не навсегда. Пейдж и Натали просили всего год. — Если захотите уйти, мы можем поговорить об этом. Если нет — что-нибудь придумаем. А до тех пор — у вас есть счета, и они должны быть у вас, как бы там ни было; пока счета зарегистрированы на Эндрю, потому что вы еще не доросли до нужного возраста, чтобы открыть их на ваши имена, и пока мы юридически являемся вашими опекунами, все так и останется. Если вы уйдете и попадете к новым приемным родителям, нам, скорее всего, придется переоформить счета на них. И как только вам, девчонки, исполнится по восемнадцать, имя Эндрю исчезнет с бланка, а на его месте появятся ваши. — А что, если мы сохраним наши деньги? — уточняет Натали. — То есть? — Если мы сохраним деньги, вы их отберете? — Нет, зачем нам так поступать? — У нас была старшая приемная сестра. Ей было семнадцать. Она работала, а наши опекуны забирали все деньги, которые она зарабатывала. Нил вздыхает: — Мы не заберем у вас деньги. — А если мы уйдем, вы же все равно сохраните счета? — Если вы хотите, чтобы мы сохранили — мы сохраним. — И деньги просто будут лежать на счету? Пока нам не исполнится по восемнадцать? — Если только вы их не потратите. — А у нас будут деньги? — Да. Только мы еще не решили, как давать вам карманные. Пятница — хороший день, чтобы выдавать карманные деньги? Тогда в пятницу вечером и по выходным вы сможете заниматься своими делами? Вам по четырнадцать. Чем вообще занимаются подростки в четырнадцать? Сколько вы должны получать? — он смотрит на Эндрю. — На что бы вы тратили? — спрашивает Эндрю. Натали и Пейдж просто глядят на него. Сэр становится скучно, так что она выпрыгивает из объятий Пейдж, раззадоривая Короля прогнать ее из комнаты. — Фильмы? Игры? За одежду, книги или еду вам платить не надо; если соберетесь куда-то за чем-нибудь из перечисленного, мы дадим вам дополнительные деньги. Пятьдесят долларов в неделю — нормально? Сто в неделю — как будто многовато. А что, если мы откроем вам накопительные счета? Полсотни в неделю на счета, полсотни на дебетовые карты. Как вам? Натали и Пейдж глазеют на него. — Как по мне — звучит отлично, — решает Нил. — На следующей неделе нам придется еще разок съездить до банка, чтобы открыть вам накопительные счета. — И в магазин электроники, — добавляет Эндрю. Нил ждет. Эндрю выглядит так, словно только что проглотил три лимона. — Самый быстрый способ закидывать им на счет деньги — это мобильники. Мне нужно будет купить смартфон. Нил хохочет. Хохочет так сильно, что сгибается пополам. — Шел бы ты знаешь куда, — говорит Эндрю. — Ники будет визжать. — Кто такой Ники? — спрашивает Пейдж. — Двоюродный брат Эндрю. Тот самый, который так невероятно сильно хотел, чтобы мы купили хорошие телефоны, и он мог звонить нам по вай-фаю и перестал платить так много за обычные звонки. — Тебе я тоже куплю телефон, — сообщает Эндрю. Улыбка у Нила с лица испаряется. — Нет. — Пора бы дать Ники подонимать и тебя. — Ты так не поступишь. — Вот посмотришь, — говорит Эндрю. Нил на секунду задумывается, ну, что ж… — Теперь Мэтт сможет присылать мне больше видео. — И сможет перестать выедать мне мозг, чтобы я купил смартфоны, — подытоживает Эндрю, вертя в одной руке нож. — Он разве не собирается на выставку машин через две недели? — спрашивает Нил. Эндрю свирепо сверкает на него глазами. Нил ухмыляется: — А знаешь, мы, наверное, можем получать доступ к счетам и через компьютер. — М-м. — А в самом ужасном случае можем просто еженедельно ездить в банк. Нам же необязательно обзаводиться телефонами. Ну, только если ты реально хочешь все те видео с тачками. — Какую машину вы хотите? — спрашивает Пейдж. — Мазерати только два года, — отвечает Нил. — Какую еще надо? — Может, и никакую, — хмыкает Эндрю. — Может, Демон. — Эндрю! Эндрю пожимает плечами: — Я просто хочу поглядеть на нее. — Что еще за Демон? — уточняет Натали. — Она быстрая, — говорит Эндрю. — Она очень дорогая, — ухмыляется Нил. Эндрю его игнорирует. — Вы уже начали делать домашку? — спрашивает Нил у девочек. Натали стонет: — Мне обязательно ее делать? Я никогда ничем не стану. — Почему ты не хочешь делать? — спрашивает Нил. — И мне бы хотелось надеяться, что ты не станешь вещью. Она одаривает его таким взглядом, который должен сдирать плоть с костей, но у Нила ко злостным взглядам иммунитет. В конце концов, Кевин Дэй — один из его лучших друзей. — Это тупо. — Почему? Что-то сложное задали? — Немецкий — трудный, — говорит Пейдж. — Доставайте, я помогу. — Ты не можешь просто помочь с немецким, — отвечает Натали. — Я на нем свободно разговариваю. — Нет, свободно ты говоришь по-русски. — И по-немецки. Как и Эндрю. Вот почему я записал вас обеих на немецкий. — Ты говоришь на трех языках? — спрашивает Пейдж. — Нет. — Это как с ответом про то, что ты не гей? — уточняет Пейдж. — Я задаю неправильный вопрос. На скольких языках ты говоришь? — На пяти свободно; есть еще два или три, и если я встречу носителя, наверное, проблем не возникнет. Доставайте домашку. Я помогу. Вздохнув так, чтобы дать Нилу понять, что вот эти вот все усилия того вообще не стоят, Натали с Пейдж достают учебники и кладут — беззвучно, осторожно — на стол. Нил садится с одной стороны, Эндрю — с другой, и через полчаса домашнее задание по немецкому готово. — Нам обязательно делать остальное сейчас? — спрашивает Натали. — Нет, но точно надо доделать все сегодня вечером, — говорит Нил. — Сегодня пятница. — Агап. О, кстати. Хотите сходить на завтрашнюю игру? Или останетесь дома? Или хотите прошвырнуться с друзьями? — Мы можем остаться дома? — спрашивает Пейдж. — Не включайте плиту и душ. Не думаю, что есть что-то еще, что потенциально может вас убить. Не балуйтесь с ножами. И, если вдруг передумаете и решите куда-то пойти, напишите нам куда и с кем. — Но нам можно просто… остаться дома? — переспрашивает Пейдж. — Никого из вас же не будет? Нил приподнимает бровь: — Ты в курсе, что это звучит так, будто вы двое собираетесь спалить дом? Она яростно качает головой: — Мы бы такого не наделали! Ничего мы жечь не будем. — Это была шутка, — мягко говорит Нил. — Я знаю, что вы этого не сделаете. Да, вам можно остаться дома. Это то, чем вы хотите заняться? Вы обе не обязаны делать одно и то же. Пейдж и Натали смотрят друг на друга. — Мы останемся дома, — решительно говорит Пейдж. Натали встает: — Я хочу пойти на пробежку. — Окей, — отвечает Нил. — Я не знаю, где побегать. — Можешь просто пробежаться по окрестностям. Все кварталы квадратные, трудно там потеряться. Натали недовольно смотрит на него. — Прости-прости, я знаю, ты бы не заблудилась. Она смотрит на него еще недовольнее. — Нил, — зовет Эндрю, — ты идешь на пробежку. — Я иду? — он переводит взгляд на Эндрю, а затем снова на Натали. — Ой. Окей. Я иду. Дай мне минутку переодеться. Ты будешь бегать в джинсах? Она закатывает глаза: — Нет, я тоже сейчас переоденусь. — Окей. Нил переодевается, проверяет состояние и влагостойкость макияжа и встречает Натали в коридоре. О чем таком она хочет спросить, чтобы для этого нужно было остаться наедине? Оказывается, ни о чем. Они просто бегают. Для Нила это скорее лишь легкая пробежка трусцой; Натали еще маленькая, и, хоть она и выше его, Нил подозревает, что последние четыре дня были одними из немногих в ее жизни, когда она кушала трижды в день. Но. Нил ведет ее по своему привычному маршруту, и всякий раз, когда появляется возможность сократить путь, спрашивает, не хочет ли она остановиться, а Натали лишь награждает его испепеляющим взглядом и продолжает бежать. Нил все равно сокращает путь. Не говорит Натали, что сам обычно бегает шесть миль. Две вполне достаточно. Она в самом деле еще слишком мала. Когда они возвращаются домой, Натали кивает ему и идет наверх. Обходит скрипучую ступеньку. Вскоре раздается звук включенного душа. Пейдж с Эндрю сидят в гостиной. У каждого в руках по коту. По телевизору идет диснеевский мультик. — Сколько вы пробежали? — спрашивает Пейдж, изо всех сил стараясь не шевелиться, чтобы не потревожить Короля. — Две мили. — Так долго для двух миль, — говорит она. Нил только плечами пожимает. — Она может лучше. Клянусь. Она покажет результаты получше. Она просто не… В последнее время мы не в лучшей форме. — Я особо-то и не беспокоюсь по этому поводу, — вкрадчиво отвечает Нил. — Она может бегать быстро или медленно — как захочет, главное, чтобы ей было просто приятно бегать. — Ой. Я думала, ты хотел, чтобы она стала спортсменкой? Нил падает на диван рядышком с Эндрю; Сэр даже не двигается, и Эндрю тоже. Вообще, обычно Нил беспокоится, чтобы не быть противным. Ему бы еще макияж проверить. Хотя это были две медленные мили, и он почти не вспотел. — Я хочу, чтобы она была той, кем сама хочет быть. Если она захочет стать спортсменкой, я все усилия приложу, чтобы подсобить ей. Если не захочет, я тоже сделаю все возможное, чтобы помочь ей. Если она хочет просто бегать иногда, я и тут полностью ее поддержу. — Оу, — Пейдж чешет Короля за ушком. — Я просто говорю. Она не никудышная. Это детское горе Нил узнает моментально. — Я знаю. — Хорошо. — И ты тоже, — говорит Нил. — Хорошо. Эндрю берет Нила за руку. — Пейдж? — зовет Нил. — Да? — Вы не никудышные. — Я не спорю, — говорит она, и это ужасный ответ, особенно из-за того, насколько он бесцветен, насколько идеально рассчитан, чтобы не разозлить. Нил мог бы надавить. Или не мог бы. В одночасье ничего не изменится. Вместо этого он льнет и опирается на Эндрю — непоколебимого, такого сильного, единственного человека в этом мире, способного стоять с ним рядом рука об руку, — и просыпается через полтора часа. Он все еще лежит, прислонившись к Эндрю, держит его за руку, и его окутывает аромат мыла Эндрю, и Нил чувствует себя в безопасности, в такой невероятной безопасности и до боли уютно. Он приподнимает голову — совсем немного — ровно настолько, чтобы чмокнуть Эндрю в щеку, и вдруг вспоминает произошедший много лет назад разговор, тот самый, когда он, замученный экзаменами, точно так же заснул на Эндрю и испачкал слюной его футболку. Он ждал, что Эндрю разозлится. Эндрю же, наоборот, только… удивился. Нил проснулся и обнаружил, что Эндрю совершенно не двигался. — У меня ножи, — сказал Эндрю тогда. — Ага, — озадаченно ответил Нил, потому что, конечно же, у Эндрю были ножи. — Ты доверился мне настолько, чтобы заснуть. — Я делаю это каждую ночь. — Обычно, когда я сплю, у меня нет при себе ножей. — Ты собираешься… прирезать меня во сне? — А откуда ты знаешь, что нет? — Я люблю тебя, — шепчет нынешний Нил. Эндрю поворачивается, чтобы легонько стукнуться лбом о его. — И я тебя люблю, — говорит он. — Поможешь приготовить ужин? — Конечно. Ужин — это покидать в мультиварку парочку ингредиентов и включить. — Где девочки? — спрашивает Нил. — Наверху. Доделывают задания. Нил прикрывает веки, все еще ощущая в теле приятную усталость, и чувствует, как Эндрю льнет к нему, прижимая к столу, и просто стоит. Нил наклоняет голову, чтобы коснуться Эндрю, а Эндрю обхватывает одной рукой его щеку. Они стоят там, дыша, пока не срабатывает таймер; Эндрю жмет кнопку сброса давления. Нил достает телефон, чтобы отправить девочкам сообщение:       ужин через 5 минут Наверное, им не следует иметь при себе телефоны, пока они делают домашнее задание. Хотя, кажется, это вообще неважно. Натали пылко жалуется на математику весь ужин, и Нил ломает голову, пытаясь объяснить ей предмет, и в итоге Натали восклицает: — Я не хочу учиться, я хочу жаловаться. Так что Нил закрывает рот и позволяет ей продолжать. — В среду, — начинает он, когда Натали, кажется, полностью и от души высказалась, — придет моя подруга Райли — у нее есть плейстейшен, и она хочет знать, есть ли какие-нибудь игры, в которые вам хочется поиграть. У нее есть чуть ли не все игры на свете, — он не чувствует вины за эту безобидную ложь; если он скажет девочкам, что Райли купит все, что они пожелают, они никогда ничего не выберут, и неважно, что у Райли денег хватит на весь ГеймСтоп — так что, фактически, у нее реально есть все. — Ой, она тоже богачка? — говорит Натали. — Она одна из нападающих в нашей команде. — Получается, ответ — да, — решает Натали. — А ты знаешь кого-нибудь небогатого? — спрашивает Пейдж. Нил жует, задумавшись. — Ваймака. Это наш старый тренер из колледжа. — Вы с ним еще общаетесь? — Ага. Кстати, я так думаю, скоро приедут Мэтт с Дэн, — сообщает он Эндрю. — Так что мы собираемся на ужин у Эбби. — А что за «Эбби»? — спрашивает Пейдж. — Кто такие Мэтт и Дэн? — Мэтт и Дэн — двое наших старых товарищей по команде. Дэн — экси-тренерша; она подменит Ваймака, когда он уйдет на пенсию. А Мэтт… какая-то там важная шишка. Типа начальник финансовой службы, да? Эндрю кивает. — Он планирует сменить работу, чтобы переехать сюда, когда Дэн займет место Ваймака. Эбби — медсестра Лисов, нашей старой команды в колледже, она тоже не особо богатая. Они с Ваймаком… не знаю. Они вместе, но не женятся. В любом случае, они счастливы, и психотерапевтка Эндрю — Би — тоже небогатая и тоже часть их отношений. Дэн считает Ваймака отцом. А другой наш бывший и теперь уже нынешний сокомандник Кевин Дэй — родной сын Ваймака, и Ваймак — лучший отец, чем все, кого каждый из нас видел в жизни, поэтому каждый раз, когда приезжают Мэтт с Дэн, они еще тащат с собой Эллисон и Рене — еще двух наших бывших сокомандниц, и мы все вместе идем к Эбби на ужин. А иногда удается затащить Ваймака, но сейчас он занят, потому что вот только начался учебный год. — Ваймак — приколдесное имя, — решает Натали. — А, простите… это фамилия. Его имя — Дэвид. У Кевина фамилия матери, потому что она много лет никому не говорила, кто его отец, и Кевин не знал этого, пока не поступил в колледж. Доедают они без дальнейших уточнений, и ужин заканчивается в тишине. Нил почти боится открывать рот, опасаясь нарваться на новый раунд расспросов. Но они разговаривают. Натали и Пейдж разговаривают. И Нил доволен этим, хотя и не привык, чтобы его допытывали целый ужин. Субботняя игра проходит приколдесно. Нил, Кевин, Райли и Мария — сбалансированная линия нападающих. Нил учил Райли и Марию работе ног по техникам Воронов еще задолго до того, как Кевин подписал контракт, и стоило только им с Нилом снова оказаться в одной команде, они начали изобретать новые дорожки шагов, новые трюки, новые движения. Теперь для них все это как вторая натура — плавно и доведено до автоматизма. Райли — полная противоположность Нила: высокая там, где Нилу недостает роста, крупная там, где Нил слишком мелкий, и работать с ней — веселуха. Они вместе хохочут, и она вечно в том же возбуждении от игры, что и Нил, а еще куда жизнерадостней Кевина. В драки она ввязывается редко — она такая же высокая, как большинство ее опекающих, если не выше, и может легко запугивать. А вот игра с Марией обычно приводит к куче потасовок — она поменьше Райли, и в сочетании с ее неподдельным удовольствием от провоцирования противников людям нравится замахиваться на нее. Нилу разрешается играть с ней только в первом тайме; во втором тайме уже Эндрю выходит на корт, и тогда страшным становится не то, что кого-то прихлопнут, а то, что Мария с Нилом объединятся, Эндрю ринется защищать Нила, и произойдет кровавая баня. Сегодня он о таком даже не задумывается, потому что играет с Райли в первой четверти и Кевином в четвертой. И играть бок о бок с Кевином, как и всегда, очень непросто. Сможет ли он двигаться резче? Подавать сильнее? Целиться точнее? Кто из них быстрее рухнет от усталости? С Кевином веселухи меньше, чем с Райли, но с ним больше яростных ухмылок, стуканья клюшками и французского. Всю вторую четверть Нил, как всегда, просто меряет шагами площадку. Наблюдает. Эндрю стоит столбом, наблюдая за Чарли Чжаном в воротах, наблюдая, как танцуют по полю Кевин с Марией. Нил вышагивает от своего места до ворот Эндрю за плексигласом и обратно. Он не может позволить мышцам остыть; тогда придется снова разогреваться, а кто даст ему время на это? Опекающий Марии выходит из себя за пять минут до перерыва между таймами. Мария не худышка, и она не настолько быстрая, как Нил, но люди неизменно считают, словно она медленная. Даже те, кто играли против нее раньше, недооценивают ее. Она проворная. Она может остановиться в любой момент и ринуться в сторону, и в сочетании с работой ног Воронов и последними упражнениями Нила с Кевином ей удалось сбить опекающего с ног уже пять раз за последние три минуты, и она ясно дала понять, что и как она думает о нем, и он этим ой как недоволен. Он кидает клюшку и бросается на Марию. Это — извечная ошибка. Мария никогда не раскрывает всех карт, пока не доведет противника до белого каления, чтобы воспользоваться ситуацией. Она отскакивает в сторону и забрасывает мяч в ворота, — они загораются красным; Нил колотит по стене в знак поддержки. Тридцать секунд спустя опекающий впечатывает ее в стену, а она вскакивает и замахивается, а потом появляется Альфи Лин, а затем и судьи. Мария бьет пенальти — легко и просто. После этого ее опекающий чуток набирается ума; немного успокаивается, делает все возможное, чтобы придерживаться выбранного плана и не психовать. Но этого мало, чтобы помешать Марии забить еще три гола, а они создают разрыв в очках. Когда наступает перерыв, она топает прочь с корта. — Ты, — говорит она, указывая на Эндрю, — не дашь его подружке и гола забить. Эндрю пристально смотрит на нее. Она не дожидается его подтверждения. — Должен ли я вообще позволить им набрать хоть сколько-то очков? — спрашивает Эндрю. Нил пожимает плечами. — Ну, если только ты на подобное способен, — отвечает он. Эндрю смеряет его укоризненным взглядом. — Прокатись нахуй. — Тогда давай, постарайся, чтоб я прокатился, — бодро отвечает Нил. Именно это Эндрю и делает. Наблюдая за ним, наблюдая, как он совершает эти свои невозможные сейвы, ставшие его визитной карточкой, Нил так отчаянно хочет быть здесь, на корте; кровь бурлит в жилах; ему так безумно нужно быть частичкой этого — отлично отлаженной машины — их команды, пока рев толпы сменяется ревом разливающегося по венам адреналина. И плевать, что он уже выходил сегодня на корт, плевать, что выходит уже десять лет; экси — все еще его подарок самому себе, награда за то, что выжил, что живет так долго. И вот, он на поле, стукается клюшками с Марией, идя мимо нее, стоит бок о бок с Кевином, ожидая, пока Альфи даст пас, и чувствует за спиной Эндрю — его непоколебимое присутствие. Нил наблюдает, когда выдается шанс, когда он может доверить себе и оглянуться, не отвлекаясь. Так что сейчас он видит, как Гэри Гитта из Северной Калифорнии уворачивается от Фрэнка, видит, как тот убегает за пределы досягаемости Фрэнка, видит, как он прямо у ворот замахивается клюшкой… А потом появляется Эндрю. Мяч пролетает половину корта в направлении Нила, и Нил уворачивается от бэклайнера и подпрыгивает. За последний год Эндрю забили в общей сложности пятнадцать мячей. В конце игры число остается неизменным. Нил хватает клюшку Кевина, встречая его улыбку собственной. Они просто разорвут чемпионат. Эта игра была последней необходимой. Они могут просидеть на скамейке еще три игры и все равно будут в отличной форме. Они собирают своих бэклайнеров, Фрэнка и Афину, и Фрэнк тискает в объятиях Альфи, а Эндрю уже там, ждет их, в воротах, без шлема, абсолютно сияя от гордости. Фрэнк хлопает Эндрю по плечу: — Мы победили! Мы прошли! Мы, блять, сделали это! Ты мог бы быть хоть немного счастлив, чувак. — Да я и так, — машинально отвечает Эндрю, не сводя глаз с Нила. Нил не может перестать ухмыляться. — Невероятно. Ты был невероятен. Блять. Блять! — он запускает пальцы в волосы Эндрю, притягивая его лоб к своему. — Просто ахуеть, поверить не могу, что ты провернул тот сейв… невероятно… — Конечно же, я его провернул, — говорит Эндрю. — Почему ты выбрал наречие «невероятно»? — спрашивает Альфи. — Ты когда-нибудь пробовал «великолепный»? Чутка разнообразия? — Ага, — кивает Нил, отстраняясь, чтобы улыбнуться остальным членам команды. — Но лучше бы не пробовал. Остальная часть команды ждет их, а затем они выстраиваются в линию, жмут руки команде Северной Каролины и идут обратно в раздевалку. Нил будет давать интервью прессе вместе с Марией; они вместе красятся, хотя и с совершенно разными целями: Нил выглядит так, будто и не накрашен, а Мария выглядит по всем канонам уважающего себя гота. Она тянет кулачок — Нил отбивает. — Готова? Мария кивает. Они вместе встречаются с прессой, и Нил все еще улыбается, пребывая в эйфории, а Мария до сих пор подпрыгивает от адреналина. Сначала вопросы идут самые обычные, легкие, целых пять минут, пока не… — На тебе макияж? Мария кидает взгляд в направлении голоса. — А ты думаешь, я так сама по себе выгляжу? — Не ты, а Джостен! Нил смотрит на Марию, — она бы сказала ему, если бы он как-то криво накрасился, верно же? Она пожимает плечами. — Неужели настолько очевидно? — спрашивает он со смехом. А Натали и Пейдж тоже понимают, когда он накрашен? Нил в самом деле думал, что отлично все маскирует, выглядя при этом естественно. — Мы знаем, как выглядит ваше лицо, — кричит другой репортер под одобрительный хохот толпы. Этот хохот так и говорит: «мы знаем о тебе, Нил Джостен, и знаем, как ты выглядишь. Мы — часть толпы, которая привыкла к тебе. Мы не те экси-новички, которые пялятся и задают вопросы». — Знаете? — спрашивает Мария, выигрывая Нилу минутку. — А я-то думала, вы тут поголовно новички. Что отвечать? Он не хочет сообщать им, что взял на воспитание детей. Это явно не та информация, которую им нужно знать — и в любом случае, в экси-сообществе всем и так известно немало подробностей их с Эндрю прошлого, так что тема их возможности брать детей вызвала бы резонанс. — Да, — начинает Нил, — после матча мне надо в продуктовый, и я устал от того, что кассирам приходится тратить по пять минут на разглядывание меня, прежде чем они начинают сканировать — если бы в автоматах самообслуживания был хоть какой-то толк, я бы использовал их, не мучая кассиров, — бодро рассказывает он под общий одобрительный ропот. В последнее время он много лжет. Эндрю это расстроит. Но Нил никому не расскажет о Натали и Пейдж. Только не этой толпе. Только не этим людишкам с их камерами, ток-шоу и шумными сенсациями. Нил очень хорошо усвоил урок, полученный от Кевина: когда люди болтают, секреты имеют свойство всплывать наружу и причинять боль. Репортеры уходят. — Стервятники, — бурчит Мария, когда они направляются к двери. — Вот ты можешь понять? — спрашивает Нил. — Что я накрашен? — Нил, твое лицо настолько пиздецки узнаваемо, что любой, кто не поймет — просто слепой. Но твой макияж безупречен. Если ваши дети не знают, как ты выглядишь, они не заметят, что ты размалеван. Нил вздыхает с облегчением, когда они добираются до парковки. — Но с тем же успехом ты можешь просто рассказать им, — советует она. — В один прекрасный день они тебя загуглят, и тогда это уже будет не в твоей власти. — Эндрю тоже так сказал, — печально делится Нил. — Ну, если хочешь, я могу приехать, — улыбается она. — Откопаю все свои готические штучки, прям по полной. Возможно, на меня они уже даже не налезут. Ну, я все равно их найду. У меня где-то валяются не меньше восемнадцати значков с надписью «фрик». В твою сторону девочки даже не взглянут. — Спасибо. — Дуй давай крутить шуры-муры со своим мальчиком, — приказывает она, кивая на Мазерати. — Вот и пойду. А ты дуй крутить со своей девочкой. Она морщится: — Мы снова порвали. Нил ойкает: — Что уже случилось? — Я просто… больше не хочу быть с ней. Нил останавливается. — Ты порвала с ней? — Не звучи так шокировано, — хмыкает она, но в голосе ее сквозит довольство. — Это типа… я влюблена в нее? Или я влюблена в возможность того, что она будет любить меня? И хочу ли я, чтобы она любила меня? Или я просто хочу, чтобы кто-нибудь любил меня, и мне кажется, что она — мой лучший вариант? Типа, хочу ли я встречаться с ней, или я просто хочу встречаться с кем-нибудь? Нравится мне то, что она заставляет меня чувствовать, или просто приятно снова быть вместе? Сечешь? Нил смотрит на нее и пытается понять. — Наверное, я не самый подходящий человек, чтобы спрашивать об этом, — деликатно отмечает он. Вот это и чувствует большинство людей? Нилу трудно смотреть ромкомы, потому что он вообще не смыслит, как у других там работает с любовью. — Но, думаю, если ты спрашиваешь себя так часто, подходит ли она тебе, что тебе приходится с ней расставаться, чтобы обмозговать, — возможно, она все-таки не подходит. — Ты когда-нибудь задумывался? Об Эндрю? Нил открывает рот, чтобы сказать «нет», но это не совсем правда. — Да. Я, если честно, не понимал, что происходит, и вообще не понимал, что между нами, но я все-таки не решил, что надо прекращать, а решил, что хочу исследовать это больше. Ты, кажется, уже узнала обо всем достаточно. Мария прикусывает губу. Нил на периферии думает, как у нее вообще держится помада, — он-то сам вечно беспокоится о макияже, и у него нет причин трогать лицо. Помада кажется очень нестойкой. — Агась, ты прав, наверное, — говорит она. — Это… успокаивает. — Правда? — Да. — Круто. Она смотрит на него и фыркает: — Тебе ж вообще без разницы, да? Если бы тебе пришлось говорить мне, что я разрушаю свою жизнь, ты бы и глазом не моргнул. — Неправда, — возражает Нил, защищаясь. — Я бы, может, моргнул двумя, — она хихикает. — Я просто не силен в поддержке. — Ну, спасибо, в любом случае. Иди упивайся своими очаровательными маленькими отношеньками. А я пойду домой, одна-одинешенька. — Извини, — говорит Нил, салютуя ей двумя пальцами, и она отвечает ему тем же, и они расходятся по разные стороны. Нил садится в Мазерати. — В продуктовый? — сухо повторяет Эндрю. — Я не стану рассказывать им о двойняшках, — говорит Нил. Эндрю разворачивается боком на сиденье, чтобы взглянуть на него. Нил смотрит в ответ. — Я скучаю по твоему лицу. — Я тоже. — Нил. — Я серьезно. Погляди только. Ты знаешь, что это правда, и люди реально все время пялятся. Я некрасивый. — Нил Джостен, ты один из самых красивых людей, которых я когда-либо только видел, — ласково произносит Эндрю, впившись в Нила взглядом. — И я не один так считаю. Нил улыбается ему — сладко-сладко. — Это не мешает людям на меня пялиться. Я им противен. Я вижу. Когда это репортеры, кассиры, банкиры, мне все равно. Но, — Нил почти слышит голос матери, приказывающей ему спрятать шрамы, слиться с толпой, стать никем. — Но, — подсказывает Эндрю. — Не так уж трудно быть уверенным в себе, когда приходится терпеть всего минуту. Когда я могу сесть в машину и уехать. Я не смогу спрятаться вот так дома. И… мы уже и так пугаем их. Люди со шрамами на лицах точно не заслуживают доверия больше людей с чистой кожей. Я просто… не могу с этим справиться. Пока еще не могу. Мне просто нужно больше времени. Совсем немножко. Эндрю наблюдает за ним. — Почему ты все еще носишь повязки, Дрю? — осторожно, тихонько спрашивает Нил. — Это другое. — В самом деле? — Я сам их нанес. А шрамы на твоем лице? Это было не по твоему… — Эндрю сидит, с полуоткрытым ртом, задыхаясь от собственных слов. А потом выпрямляется, чтобы посмотреть в лобовое стекло. И бьет кулаком по рулю. — …желанию. Я хотел. Я должен был стать ее сыном. Нил ждет. Эндрю, наконец, снова начинает дышать. Кладет руку на центральную консоль. Нил осторожно берет его ладонь, разглядывая костяшки. Кожа покраснела, но не лопнула. — Я понимаю, — говорит Эндрю. — Про макияж. Нил переплетает их пальцы. — Я разберусь с этим. — Не позволяй мне принуждать тебя. Я не позволю себе принуждать тебя. — Не волнуйся об этом. — Я всегда волнуюсь. Но он едет домой, держа ладонь Нила в своей. Дом все еще на месте. — Как прошла игра? — спрашивает Пейдж. — Хорошо, — отвечает Нил. — Вы не смотрели? Она выглядит малость виновато. — Нет. Нил испытывает просто нечеловеческое облегчение, — если они не смотрели игру, то и не видели, как репортеры допытывались с вопросами о макияже. — Да не забивайте голову. Вы, девчат, занимались чем-нибудь веселеньким, пока нас не было? — Мы смотрели «Гордость и предубеждение». Вас там не поранили? — Нет. Просто обычные синяки. Вам понравился фильм? — Она очень умная, — вступает в разговор Натали. — И супер крутая. — И очень хорошенькая, — добавляет Пейдж. А потом они смолкают. Нил достает настольные игры — «Улика», «Прости», «Жизнь». «Монополию» приберегает на другой день. Натали ловко обыгрывает их всех в «Прости»; Эндрю выигрывает «Улику», но лишь потому, что его очередь подошла раньше Пейдж. Нил выигрывает в «Жизнь» благодаря парочке очень удачных ходов. А потом они единогласно решают пересмотреть «Гордость и предубеждение». — Кейтлин с Аароном все еще приходят завтра? — уточняет Пейдж, когда уже идут титры. — Да, — отвечает Эндрю. Нил ждет. Никаких вопросов не следует. — Они славные, — пытается Нил. — У них маленький мальчик. Фредди. Фредрик, но никто не называет младенцев Фредриками. — Оу, — уклончиво произносит Пейдж. — Вы нервничаете? — спрашивает Нил. — С чего бы? — Просто выглядите так. — Мы, типа… посторонние. Нил пожимает плечами: — Кейтлин может заболтать кого угодно. А знает ли она тебя или нет — уже не имеет значения. — Ладно. Можно нам подняться наверх? — Вам не нужно наше разрешение, — вздыхает Нил. Они исчезают. Нил смотрит на Эндрю. — Все будет в порядке, — говорит он. — Худшее, что может стрястись — это то, что она будет трещать о своем племяннике часами. — Ложь тебе не к лицу. — Все будет ужасно. Все пойдет наперекосяк. Аарон и Кейтлин сбегут в слезах. Эндрю выглядит так, будто может просто согласиться. Нил целует его в щеку. — Все будет хорошо. Я врублю «Студию 30». Он реально врубит. Эндрю укладывается у Нила под боком, Нил сворачивается калачиком рядом с Эндрю и всю душу вкладывает в отчаянную молитву, чтобы визит Аарона и Кейтлин прошел хорошо.