В карманах голяк, я опять на мели, И рад бы домой, да мосты развели. Товарищ сержант, забудь обо всём и со мной покури!
***
Отлавливать хулиганьё Лёхе не впервой. Боевое крещение давно пройдено, шишки по чувствительной молодости-зелености набиты и за время успевают как следует загрубеть до чёрствых омертвелых мозолей, поэтому в погоню он бросается, как хорошо натасканная охотничья гончая за зайцем. Впереди небольшая гоп-компания. Лёха насчитывает раз-два… Три подозрительных субъекта, которые трутся у ларька. Не то чтобы Горшенёва А.Ю. было за что обзывать ханжой, но когда ты мент, привыкаешь развешивать ярлыки на людей так же споро, как консультанты барахло в магазинах промтоваров на вешалки. Хулиган-наркоман-бомж. Чудище о трёх головах, что пышет жаром общественного попустительства, как проклятый Горыныч. — Молодые люди! — присвистывает Лёха. Что-то хулиганское и из него не вытравить. Ни временем, ни дрессировкой отца, ни службой. Это что-то впитывается не с молоком матери… откуда бы, свят-свят-свят исполинский, но с кровью из разбитых костяшек точно. «Молодые люди», заприметив хорошо знакомую каждому гражданину милицейскую форму, которая нацеплена на прущего всё равно, что ледокол Лёху, очень быстро из одной клетки, где из троицы мозг присутствует дай боже у одного, посредством митоза делятся на три самостоятельные единицы, которые нелепо мельтешат и бросаются наутёк в разные стороны. Один, самый нерасторопный пасует и даёт Лёхе фору. Такой высоченный лоб, что Горшенёв сразу готовится здорово попотеть, чтобы завалить этакого лося. На деле же, когда кара в лице рассерженного милиционера настигает незадачливого воришку, то всё оказывается куда проще, чем можно вообразить. Следуя неизменному правилу «чем больше шкаф, тем громче он падает», Лёша попросту запрыгивает на него и роняет на асфальт, в сторону отлетают очки. Мужик с косой саженью во плечах, быть может, не лишён недюжинной силы, но, увы, контрафактный алкоголь из-под полы делает своё чёрное дело. Лёха до последнего думает, что это взрослый. Высокий нескладный мужик. Потом приглядывается внимательнее. Оказывается, пацан. Издалека только нихера было не разобрать. При дневном свете Лёха бы уловил то невыразимое, что подростка отличает от взрослого мужчины. А пока Лёха экстренно прозревает и второпях убирает коленку с позвоночника парня, придерживая за предплечье, дёргает его назад. — Поднимайся, — добавив ментовской строгости в голос, приказывает он. Нечего асфальт пузом протирать. Хоть пуза там и в помине не наблюдается. Молодой ещё, не наел. Стервец шумно дышит, упираясь коленями в землю, исподлобья, подслеповато смотрит вслед умчавшимся, ни разу не оглянувшимся «друзьям», а на Лёшу не смотрит вообще. Презирает или стыдно, что прямо за руку волчина позорный поймал? А может думает, что кидокам скажет при следующей встрече?.. Шарит руками по асфальту, нащупывает очки. — Паспорт? — спрашивает Лёша, не особо надеясь на положительный ответ. Его и не следует. Пацан качает головой и мрачно роняет взгляд. Лицо у него в свете фонарей помятое и бледное, тёмные волосы стоят дыбором. Пока он молодой, то последствия перепоя заключены лишь в хмурой тени накрывающей юное лицо. Потом он потеряет ясность черт и оплывёт, как восковая статуя на аномальной жаре. Лёша нотаций не читает. Он уже сутки на ногах и успел затрахаться так, что вставлять пистоны подрастающему поколению оставляет родителям вот таких субъектов. Куда они вообще смотрят?.. А потом вот такие дикари из каменных джунглей выбирают идти по этапу и кочевать по местам не столь отдалённым. А родители «охают» да «ахают», хватаясь за головы. Лёша знает, про что говорит, он не голословен. — Тебе хоть восемнадцать есть? — интересуется он, пока ведёт к бобику. — Есть, — бойко отзывается пацан, сразу активизировавшись. «Прекрасно, — флегматично думает Лёша. — Иначе пришлось бы иметь дело с его родителями». По пути он ещё узнаёт адрес проживания нарушителя ночного спокойствия добропорядочно бдящих граждан, которые и сделали вызов. Поражённо присвистывает. Далековато они забрели с компанией. Неужто не сыскали места поближе, чтобы набедокурить? Что-то из своих соображений он высказывает вслух. Пацан жмёт плечами. Мол, вышло, как вышло. Ну да, хулиганьё вспухает стихийно, кому как не Лёхе о том знать. Звякнув ключами, он открывает служебную машину и придаёт ускорения тычком между лопаток. Пацан выше его, складывается пополам, чтобы не удариться головой о «потолок» и влезает внутрь. Брезгливо кривится, наблюдая в углу гору тряпья, которой оказывается человек. Знакомый Лёхи. Не буйный алкаш, — Валер Саныч. Дрых нынче у кого-то в парадной. Сегодня, вообще, на удивление тихая ночь, хотя по плану Лёха сильно отстаёт. Валит статистику, потом заебут с рапортами, но и напарник его хорош. Надо ведь было забухать в самый ответственный момент. Бухать никогда не кстати, кому-нибудь свинью да подложишь. Лёха снимает фуражку и утирает взмокший лоб рукавом форменной куртки. Собака бывает кусачей только от жизни, от жизни собачьей. Задняя дверца грохает, отрезая малолетнего хулигана от свободы, а Валер Саныча от уличного холода. У кого какие приоритеты и потребности. Обойдя машину, Лёша занимает водительское место и откладывает фуражку на пассажирское. — Товарищ сержант, — начинает парень, а Лёша кидает быстрый взгляд на циферблат наручных часов «Слава». До рассвета пара часов. — Давайте вы меня отпустите, а? Я ведь ничего плохого не сделал! «Но собирался же», — думает Лёша, а вслух говорит другое: — Как тебя зовут? — интересуется он, заводя колымагу. С первого раза не прогорает, приходится несколько раз рывком проворачивать ключ зажигания и морщиться. Всерьёз он не ждёт ответа. А уж тем более вежливого. Поэтому для него становится настоящей новостью голос пойманного хулигана: — Саша, — не «иди нахуй»? — обычно их всех зовут так. Думает Лёша и забывает даже кивнуть. Он трогается с места, пока Саня сопит и что-то бормочет в «клетке» за спиной. Дремлющий Валер Саныч и ухом не ведёт. Ещё бы: чтобы выковырнуть его из парадной, пришлось наручниками по батарее колошматить, переполошив всех жильцов, чтоб в чувство его привести, а тут какой-то голос, немного повышенный. Всё равно, что комариный писк. Лёха вообще может с гордостью заявить, что всех алкашей-тунеядцев этого района знает поимённо. Не раз и не два предстоит ещё увидеться, осознаёт он. Интересная у Лёхи получается служба. Помимо своих прямых обязанностей приходится разрешать семейные конфликты. Бытовой мозгоправ прямо, без которого семейная жизнь многих накроется медным тазом. Бывает, приедешь на вызов, а там картина маслом: супруги скандалят, неравнодушные соседи вызывают людей в форме. При виде таких «ряженых» балагуры быстро успокаиваются. Но план, хочешь-не хочешь, выполнять надо, поэтому и Валер Саныча и Сашу он везёт в отрезвитель. — Товарищ сержант, ну может правда отпустите меня, я ведь реально ничего не сделал, ну сами посудите… — продолжает увещевать Саня. Лёша посмеивается про себя. — Просто рядом стоял? — Ну вот, вы всё сами знаете лучше меня! — оживляется он, просовывая пальцы через решётку и пытливо уставившись Лёхе в затылок. — Вас как послушаешь, так вы все просто рядом постоять вышли. — Отговорка у Сани, словно по ГОСТу состряпанная. «Очкарик», — обзывает его про себя Лёша. Не потому что ему смешно из-за наличия прямоугольных окуляров на тонком прямом носу, а потому, что у кого-то они на переносице погнуты и одна линза разбита. От Сани за километр пасёт перегаром. Этого Лёша не видит в зеркале, но запах до него отлично доходит, а внешний вид не остаётся загадкой: успевает расслеповать кой-чего, пока вёл его к бобику в свете зажжённых фонарей. — А может всё-таки и паспорт с собой? — быстро сбивает спесь Лёха, внимательно прищурившись и обернувшись, чтобы периферией зацепить недовольное лицо парня. — Нет, — хмуро бормочет он. — Товарищ сержант… — Ну вот куда ты сейчас пойдёшь? Мосты развели, метро только в пять откроется. Будешь шататься по улицам, пока не влезешь в неприятную историю? У тебя деньги с собой вообще есть? — Нет, — совсем сникает Саша. Лёха понятливо кивает, мол, вот так-то, поговори мне тут ещё. И Саша действительно говорит что-то ещё. Ещё и ещё, но Лёша почти не слушает. Признаться, ему всё равно, зачем Саня попусту чешет языком, но похоже отчасти на бормотание радио, а раз так, то пусть. Не чудит и хрен с ним.***
Как только становится ясно, что Лёха Саню за красивые глаза не отпустит, тот замолкает и, наверное, как это происходит у малолеток, вечно принимающих всё на свой счёт, обижается. Через решётку виден его чернявый затылок. В воздухе вместе с перегаром висит невысказанное «фи» в сторону толстошкурого мента. Лёха уверен, — как только он остановит машину и откроет дверь, Саня тут же попробует сбежать. Лёха готов на спор без соли надкусить свою фуражку, что так Санёк и сделает. А ещё он абсолютно уверен в том, что не станет его останавливать. Воспитательный манёвр от государственного служителя. Ещё раз попадётся на глаза, так просто не отделается. Останавливая машину у отрезвителя в одном из дворов, и обходя её сзади, Лёша вполне готов к тому, что, как только он откроет дверь, его грубо оттолкнут и что есть дури в горячей голове дадут дёру. В целом, он не прогадывает. Всё так и случается Санёк выскакивает на своих длинных ногах, грузно приземляется на ступни и, не задерживаясь, уносится в неизвестном направлении, сверкая пятками. И поминай как звали головастика. Лёша его не преследует и даже, как и решил для себя заранее, не собирается этого делать. Но плечо, грубо впечатанное в стенку машины трёт, пока смотрит вслед. Ничего, бывало и хуже. — Валер Саныч, дуй на выход, приехали.***
В следующий раз Саня обнаруживается сам. С бутылкой палёной водки наперевес. Урок не усвоен, материал нужно повторить, видимо. Лёша его поначалу не узнаёт, но Саня это исправляет: — Товарищ сержант, это снова вы! — радостно басит он, пытаясь самостоятельно подняться с поребрика. Пара шагов, — и Саша окажется на проезжей части. Лёха ловит его за шкирняк и оттаскивает в клумбу. Саша заваливается в какие-то незабудки и проливает на себя водку. Лютики от такого удобрения посинеют ещё сильнее. В этот раз он пьян по-серьёзному. И аресту сопротивляется также. Саня действительно оказывается сильным и рука у него тяжёлая, но Лёха тоже кое-что умеет, — на службе выучили. Он не зол и бьёт без порывистости, не так, лишь бы причинить боль, а так, чтоб обезвредить бунтовщика. Когда Саша закашливается и падает на колени, примяв ещё пучок ни в чём не виноватых цветов, Лёша усмехается на такого долговязого лосёнка и говорит: — Сопротивление представителям власти, исполняющим свои должностные обязанности по охране общественного порядка уголовно наказуемы, — словно мантру декламирует он, догадываясь, что Саша сейчас не соображает ни черта, но строгий тон-то, должен уловить, а? В этот раз напарник на службе вместе с Лёхой. Видит, что происходит за пределами машины и вылезает наполовину из-за двери. — Штраф? — интересуется он, с сомнением поглядывая на дёргающегося парня в руках Лёхи, а тот мотает головой. Кого тут штрафовать? — Помоги лучше, — просит Лёша и вдвоём они засовывают дебошира и нарушителя общественного порядка в машину, предварительно конфисковав водку, чтобы он не набрался ещё сильнее до участка. Лёха представления не имеет, какого хера Саня тут делает, если живёт он значительно дальше того района, который патрулирует он. Да ещё и так удачно в его смену. Но Лёха быстро забывается, закружившись в веренице бытовухи: работы, визитов к родителям. Но ровно до следующей недели.***
В субботу у него наконец выдаётся выходной. Днём Лёша, как обычно забегает в гости к родителям. Привычно уже обсуждает с отцом работу, слушает его советы, а потом мать зовёт их обоих к столу и к его облегчению тема разговора меняется. Выматывающее напряжение покидает тело и за обсуждением дачи дышится намного легче. Лучше уж поразмыслить всерьёз над тем, как провести загород все необходимые удобства, связанные с телевидением, нынче прочно вошедшие в обиход, чем круглосуточно думать о работе, на которой в последнее время всё не спокойно. Лёха не имеет дурной привычки нервничать по пустякам, но тащить домой работу и дом на работу ему претит, — лучше разграничивать. Хотя отца он в чём-то понимает. На пенсии такому человеку, каким является его батя, невообразимо скучно. Мысли на досуге хочется чем-то занять и, конечно, он начинает мрачно третировать его, Лёху, который как раз варится в этом чане с нечистотами. Уходит он уже ближе к вечеру, получив от мамы завёрнутые с собой остатки творожной запеканки, поцелуй в щеку, а от отца крепкое рукопожатие, которое всегда заставляло встать прямее, расправить плечи и почувствовать себя на равных. На улице Лёша торопится к метро, надеясь успеть до того, как в подземку хлынет нескончаемый поток спешащих с работы людей. Вечером он собирается смотреть футбол — играет Зенит:Спартак; выпить пару стаканов самопального разливного пива, которым бодяжит дядь Славик из соседнего подъезда, и завалиться спать. Желательно до полудня следующего дня. Конечно, Лёха хорошо знает, что столько проспать ему не светит, — привычки нет, но крепкое пиво укачивает, как материнская колыбель, позволяя забыться крепким тяжёлым сном без сновидений, чтобы восстановить энергию перед предстоящими на неделе дежурствами. Легко не будет, а пока хочется человеческого отоспаться и не думать о грядущих переменах. Пророча себе лучший из возможных холостяцкий вечер, Лёша спускается в метро, совершенно не ожидая подставы, которая уже поджидает его по приходе домой…***
Расхватавшись на ходу и положив запеканку на тарелку, плотно прикрыв её рифлёным вафельным полотенцем, чтоб пыль не налипла, Лёха взглянул на часы и метнулся к телевизору, где почти ужаснулся, когда понял, что пульт не работает. И если с тем, чтобы включить вещающий и показывающий ящик не возникает существенных проблем, для этого на родименьком кинескопном Фунае имеется круглая плямба кнопки, то вот с тем, чтобы переключить каналы она, увы, не справляется. Не предусмотрено проектировщиками. Первым делом Лёша хорошенько бьёт пультом об ладонь, — ничего. Потом он снимает чёрный пластиковый корпус и, подцепив ногтями батарейки, «Отсырели, что ли?» натирает контактные стороны об одежду. Даже горячо дышит, «А вдруг?» но эффекта ноль. Может быть, стоило сначала щадящие реанимационные действия проводить, а уже потом лупить?.. Но сейчас о том уже поздно горевать. Лёха замечает вытекающий электролит и бросает это пропащее дело. Заворачивает неисправные батарейки в бумагу, откладывает на полку, надеясь не забыть выкинуть, а сам, нервничая и поглядывая на время, лезет обшарить шкафы, в которых по-обыкновению хранится бытовая мелочёвка. Но и эта отчаянная потуга не имеет результата. Досадливо смотря на время, перед ним встаёт дилемма: сбегать до хозтоваров, уповая на везение тогда, когда вероятность наличия там батареек минимальна или… Обойтись пустым пивом без пищи к размышлению?.. Через пару минут Лёха уже сбегает по лестнице вниз.***
А Лёхе всю жизнь везёт, как утопленнику. Его фееричное везение предопределено и заранее спланировано вселенной, понимаете, да?! То вот, — органы, в качестве места работы, то брат старший бандит до кучи. Правда ведь, сказочное везение? Да?! Тогда вот ещё. Пошёл всего-то за батарейками, но не прошёл и сотни метров, как услышал крики, звон битого стекла витрины, а потом вой сирены. Ну, думает Лёха, братия его милицейская на подходе, незачем напрягаться и нестись на всех парах исполнять свой служебный долг, как из подворотни на него выскакивает это. Как писал товарищ Маяковский, — это белее белого цвета, но не ванная в Лёхином случае, иначе следующую комиссию на вменяемость он провалит и ляжет в дурдом с кличкой — Мойдодыр. Ещё до Канатчиковой дачи не хватало докатиться, в качестве нового постояльца. Лёха прямо спал и видел, как будет биться в пене, словно ведьмак на шабаше. Впрочем, он и так едва устоял на ногах, потому что его снёс несущийся, как вездеход по кочкам… — Саша?! — В повороте перехватывая крепкое запястье, Лёше приходится приложить волевое усилие, соперничающее с законами физики, чтобы удержать его на месте и самому не улететь следом, как хозяину мастифа-переростка, намотавшего по дурости поводок на руку. — Что происходит?! — строго, а, может быть, и слишком грубо рявкает он, в темноте находя чужие глаза под разбитыми очками. — Они меня подставили! — жалобно тявкает он, воровато оглядываясь и пытаясь удрать да вот только Лёха цепляется клещём, и как бы не так, ни туда ни сюда не пускает. — Товарищ сержант, отпустите, а! — сердится Саша, потому что время уходит псу под хвост, а сирена милицейского бобика неминуемо близится, грозя настигнуть беглеца. — Ты один? Отвечай, быстро! — Встряхивает того Лёха, который может вообще с этим не связываться, а тихо-мирно уползти, но с какого-то хера полез. Саня качает головой. — Вы кого-то убили? Что смотришь так, уголовник малолетний? Говори, сдам своим же! — рокочет он, получая в ответ затравленный взгляд, полоснувший жгучей обидой. — Нет! — Изнасиловали? — Идите к чёрту! — Саша дёргается в подступающем отчаянии, а Лёха, решается, и, приложив немало усилий, тащит его вслед за собой. Как раз успевает до того, когда во дворик уже въезжает знакомая многим машина с решётками на окнах и с воющей на крыше сиреной. Протолкнув сопротивляющегося Сашу в первый попавшийся открытый подвал, и захлопнув наглухо утеплённую дверь, Лёша оглядывается, кое-как распознав в укрывающей их темноте ящик. Пока Саня, вызверившись, матерится под нос, цепляясь ногами за весь подряд хлам, устилающий пол, Лёша времени зря не теряет и основательно подпирает дверь, чтобы в худшем случае задержать товарищей по оружию, а в лучшем, чтоб те вообще подумали, будто та заперта и не попытались пробраться внутрь. Нефиг тревожить беременных кошек на сносях! И, кажется, опасность всё-таки минует, проходя в этот раз мимо вынужденных беглецов. Они остаются напряжённо помалкивать и чутко прислушиваться у самой двери. Уж на крайняк навалятся в две туши, в качестве достойного сопротивления, а там, глядишь, и пронесёт… Тяжёлых шагов они так и не дожидаются. В рассохшихся трещинах мелькает скользящий свет фар, а потом сирена начинает отдаляться. Заговорщики ещё стоят пару минут, не издавая ни звука, тихо, как мышки, даже дыша через раз, а потом одновременно с облегчением выдыхают. Спустя ещё пару мгновений решаются всё-таки выходить. Видать, Лёше не суждено сегодня будет посмотреть матч, потому что до магазина он так и не доходит. А теперь и смысла в том не больше, чем пытаться переспорить Горшка. Ну и чёрт с ним! — Пойдём, — отдаёт команду Лёха, внимательно оглядываясь, — привычка со службы, и кивая головой в сторону, откуда пришёл. — Зачем? — удивляется выходящий за ним Саша. По нему видно, что он хочет отшатнуться в сторону, чтобы Лёха вновь его не схватил за предплечье. — Товарищ сержант, может я это… Пойду, а? — А я что сказал? — Выразительно вскидывает брови Лёха. — На допрос, — сурово добавляет он, а потом замечает, что сбледнувший Саша всерьёз воспринимает каждое его слово. — Расскажешь мне, что случилось и мы подумаем, что с этим делать, давай-давай, чеши, не боись, — Лёша заметно смягчается и указывает рукой направление. Что-то ему подсказывает, что «друганы» Сашки могут караулить его в тёмном переулке с намерением настучать по чернявой голове. — Вы меня сдадите, да? — Он тоже оглядывается, но пугливо: подспудно ожидая подставы. Наверное, про друзей, хитроумно притаившихся в одной из подворотен не только Лёша смекнул. Поэтому, даже думая, что Горшенёв своей главной целью имеет его в обязательном порядке упечь за решётку по приклеенной абы как статье, всё равно бредёт следом. Потому что Лёха хотя бы не пытается его побить. — Нет. Я просто хочу нормально поговорить, — без ехидства отвечает он, пытаясь наладить контакт. С батарейками не вышло, так пусть хоть с Сашей сработает, как надо. — Профилактическими беседами занимаетесь в свободное от работы время? — не удерживается и слабо улыбается Саня. — Благотворительностью… Волонтёрствую. А что, незаметно? — через плечо, в тон отзывается Лёша, впуская Сашу в парадную.***
У них наклёвывается интересная игра: кто кого перепьёт. Лёха разливает водку по рюмкам, раскладывает закусь, иначе они оба тут полягут, как рубероид на крыше, а пиво убирает, — не пришло для него время. — Товарищ сержант, — начинает было сконфуженный Саня, но Лёша перебивает: — Я не при исполнении, давай уже нормально, а? По имени. Я, вроде, не такой старый. — Тарелки опускаются на стол, Саша на них и не смотрит, сверлит взглядом Лёшу, который легко выдерживает этот настороженный, вопреки всему дерзкий взгляд. — Лёша, да? Горшенёв кивает и усмехается, отодвигая стул, подцепив одновременно кусок колбасы. Намекая на то, что это не экспонат для натюрморта. Можно трогать руками и уничтожать. — Вот и познакомились, теперь можно и на брудершафт, — шутит Лёха, поднимая стопку. Саша на эти слова реагирует странно. Тяжело, заметно глазу краснеет скулами и его взгляд начинает бегать по комнате, избегая Лёху. Горшенёв обращает внимание на язык тела. Саша вообще оказывается каким-то нервным и дёрганым. Лёше не очень хочется, чтобы в его компании кому-то было неуютно или его стеснялись. Поэтому Лёха списывает всё на то, что он мент, и в неформальной обстановке мент остаётся… кем? Правильно, ментом! Будто он уже помечен своими погонами, которые приросли к нему и больше не могли вернуть гражданского. Осознавать это не приятно, поэтому он мрачнеет, жалея, что они познакомились при таких неоднозначных обстоятельствах. Он, не дождавшись Сани, опрокидывает в себя первую стопку. А ведь Лёша никогда не думал всерьёз связывать свою жизнь с этой собачьей профессией. Всегда будут смотреть, как на сорвавшегося с привязи цепного пса. Кто подкормит, — тому и хвостом виляет. Вот и получается, что у каждого имеются свои скелеты в шкафу или скелеты вмурованные в стену за шкафом. Лёха правильно решил, что на трезвую голову они не поговорят, а вот поддав, вполне. Другой вопрос, что таким образом они оба становятся на шаг ближе к алкоголизму, но… Видать, это посильная жертва, чтобы поговорить по душам. И нет, Лёхе, как хранителю правопорядка совсем не стыдно, что он спаивает молодое поколение. Лучше дома под присмотром, чем под забором неизвестно с кем. Верно? Ну вот уже и философии в стиле Михи придерживается, тушите свет. Это ли не начало конца? — Ты, Сань, просто представь, что прямо с завтрашнего дня и всю жизнь потом будешь заниматься тем, что либо не любишь, либо, вообще, презираешь. И подумай, что можно сделать, чтобы не оказаться в таком положении. Чего ты боишься? — Лёша, внимательно окидывает взглядом рослую, крепкую и ладную фигуру. Да разве ж такой в состоянии бояться?.. Но Саня удивляет, вдруг честно признавшись: — Убивать. — Задумчиво покачивает стопкой, будто не замечая, как ошарашил Лёху таким ответом. — Ну, знаешь, чтобы своими руками лишить человека жизни. Как представлю — тошнит страшно и стынет внутри что-то. — Какие у тебя страхи… Серьёзные. С чего такие мысли в голову лезут? — Лёша касается указательными пальцами своих висков, водка поднимает шум в голове и лёгкое колотьё во лбу. — Все думают, я плохо кончу. — Хулиганишь? — Саша очень горько усмехается и выдувает стопку залпом. — Не вписываюсь в общепринятые… нормы, — с презрением выдаёт он. — За это ещё никого не сажали. И Саша расхохотался, — так люди смеются за шаг до того, как расплакаться. Либо за мгновение до, прежде чем решиться на отчаянный поступок, когда терять уже нечего. Плохой выходит смех. Лёша так и не понимает, что такого он сказал, раз это вызвало столь бурную реакцию, но уточнять и допытываться не стал. Этим вечером они, очевидно, нащупали предел — лучше не пытаться его повредить. Саше он стелет на диване, показав, как добраться до туалета и ванной, если ему вдруг понадобится.***
Позже
С некоторых пор Лёша с удивлением обнаруживает, что привязался к Сане, которого по первости ошибочно принял за начинающего алкаша. Но первое мнение, как и первый лёд: обманчиво и может растаять с первыми тёплыми лучами солнца. В то утро, пока Саша крепко спал, распластавшись по дивану и скинув одеяло на пол, Лёша, проснувшийся, как обычно, очень рано, ненароком углядел шрамы на его ногах. Лёха вот уже сколько лет работает в ментовке, — он знает по меньшей мере …дцать разновидностей ран нанесённых с помощью лезвия или острого тонкого ножа и о характере конкретно этих догадался в мгновение ока. Тогда-то он и понимает, что тут не всё так просто и для себя решает, выяснить, что происходит с этим нарисовавшимся в его жизни пацаном. Саша подпускал к себе настороженно, никак не открываясь до конца, ждёт такого же шага в ответ, но… Но, действительно. Если посмотреть с другой стороны, именно та первая, случайная встреча позволила Саше обрести настоящего друга и, наверное, так можно сказать, — наставника. Хотя на последнего Лёха, откровенно говоря, не тянет. По человеку сразу становится видно, когда он тащит за собой непомерно тяжёлую телегу. Вот за ним это отчётливо прослеживается, но Лёша никогда не говорил, что за крест он тягает на горбу. Возможно, когда-нибудь Саша тоже сможет о том узнать, но это уже совершенно другая история…***