Любовь равняется свободе.

Сейчас Находясь в огромном светлом помещении с одной лишь камерой у оконных арок и стулом, я смотрела в никуда. Передо мной лежал самое драгоценное в мире существо, а за ним, на фоне белой пустыни и беспроглядного космоса сияла Земля. Маленькая, далекая… На ней было еще одно существо. Одинокое, обреченное на вечность, покинутое нами. — Тебе не кажется, что твое решение вернутся на Землю глупое? — голос раздался тонким эхом по огромному пространству. — Нет.— не отводя взгляда от камеры произнесла тихо, чтобы не спугнуть растущую в сердце надежду, что с замеранием и страхом ждало завершение работы. Слезы облегчения не могли окатить лицо, от того, оставалось довольствоваться только распирающей грудь болью, говорящей о том что я, даже спустя тысячилетия, человечна. — Она не вспомнит тебя.— с приближеним голоса, начал приблежаться и громкий стук каблуков. Непонятно было, про кого бывший алый самоцвет говорит. Про Фосс, что разбила все самоцветы и стала человеком или Антаркт, чей облик не смог стереться из моей памяти, приходя всякий раз стоило мне остаться в одиночестве, напоминая о себе, торопя собрать ее, найти способ вернуть, услышать ее драгоценный голос. — Да.— голос все же надорвался. Они обе не вспомнят. Сил говорить не было, да и не хотелось. Все внимание разделившись на двое, было сосредоточено на прозрачной камере инкубаторе, где бесценным сиянием сверкал человекоподобный кристалл, и на Земле куда меня тянула боль, от понимания на какое страшное одиночество я обрекла друга. Оно разрывалось между ними двумя и торопило, мучало, просило выбрать. Антарктицит была почти восстановлена и я не могла не тосковать от угнетающего чувства будущего расставания. Мне на плечо легла рука, но разговора не продолжилось. Падпараджа привыкла к моему немногословию с момента окончания Войны, шесть тысяч лет назад. С тех времен я могла только бережно и нощно искать кусочки Антарктид, собирать, создавать раз за разом новый способ восстановить утерянное, бороться с бессилием и ликовать, получая надежду, когда удовалось собрать по кусочкам ее пальцы, руку и все остальные части тела. Говорить было стыдно, да и не понимал никто, почему меня изнутри разносит на части, а тело трескается, почему в отличии от всех я не хочу отбросить это дефектное тяжелон обличие кристалла. Они пытались понять. Но чувства не то что можно передать словами. Самоцветы — чистые незапятнаные людскими страстями существа, но к сожалению ужастно эгоистичные. От того им не ведомо предательство, они не знакомы с алчностью… Да, они застыли и никогда не вредят сами себе. Но они были чисты. Абсолютно не знакомы с человечностью. Я родилась самоцветом, но я была «запятнана». Помнить жизнь существ, из остатков которых мы состояли — проклятие или благословение?.. Я бы забыла жизни… Но кристаллизовавшись, мы теряем воспоминания лишь из-за повреждений и утерянных частей тела. Самоцветы ничего не забывают. — Мне нужно…— прошептала, не смея отвести взгляда от сокровища, что стала моей звездой на темном небе бессильного непонимания и самости.— Поговорить с Эхмея… — У тебя снова тело разбито.— подсказала она. Падпараджа был сильной личностью. Волевой. Живущей будущим, а не прошлым. Она… вернее, теперь уже он — восхищал. — Это значит, что я еще способна на чувства.— уверенно ответила ему. Тело крошилось, не выдерживая натиска чувств и разбивалось от переизбытка страха, боли, восхищения и облегченности. Я застыла между созданных, собственным больным разумом, двух огней. Как моя сущность могла не разваливаться ощущая торжество жизни для той, что стала для меня дороже души, и страх неизвестности который ждет меня?.. Понадобилось шесть тысяч лет, но… Антарктицит вновь существует. —… Пора идти.— коротко ответила ему. Не хочу обременять других своими чувствами. — Столько сил потратила, теперь хочешь ее оставить? — встала, чуть пошатываясь стараясь срастить себя обратно, вернув своей душе хоть крохи никчёмного покоя. На стул положила одежду, подготовленную для самоцвета, когда та проснется. Как традиция. Каждую зиму я приносила ей одежду и клала на стул. На губах расползлась слабая улыбка, а грудную клетку сдавило в тиски. Меня трясло. Трясло от страха, что Антаркт не придет в сознание и от страха, что как только она откроет глаза, я не смогу позволить себе более ее видеть. Но самую сильную, удушающую боль доставляло понимание, что я хотела быть в ее памяти. Я хотела чтобы меня помнила. Чтобы меня помнила Она. И я ощущала ту ржавую искалеченную надежду, которой не суждено было сбыться. — Кем я буду, если не уйду?.. — Человеком?..— под человеком, пожав плечами, Падпараджа подразумевал самых похожих на них — лунян.— Почему бы просто не остаться с любимым, вместо того чтобы мучиться в противоречиях? Направила взгляд светлых глаз на парня. Вот уже двести лет, как во главе с Верегат/Каирнгорм они смогли придумать технологию, обращения самоцветов в лунян. Они все стали одинаково белыми. — Она такая легкая и чистая… Как я могу позволить себе отяготить ее собой?..— брови сомкнулись и заставив себя оставить последний взгляд на Антарк, я медленным шагом побрела к принцу. — Пусть она проживет остатки тысячилетий свободной от прошлых забот и воспоминаний, испытает счастье и никогда не познает войны и потери… Только я теперь не могу жить без нее. *** Когда-то Антарктицит стала всем для моей души в этой каменной оболочке. Наверное, всему виной были мои, некие, человеческие воспоминания. Я делила все на «правильно» и " не так», лучше и хуже, не понимала самоцветов, хотела вернуться к себе-человеку, но… в мире, уничтожином из-за людей, лучше не возвращаться к человеческому. Так я думала тогда. Проводя дни наедине с собой, терзаемая непониманием и собственной дуростью. Вопросов не было. Как и ответов. Как и смысла существования. Луняны стали для меня озарением и конвергенцией непонимания. Почему они разбивают самоцветы? В чем смысл? Почему стремятся к Учителю? Кто такой Учитель и почему он выточил нас, найденных на берегу океана, обучал быть людьми, помогал и заботился? Миллиарды вопросов, но… они были лишь у меня. У самоцветов их быть не должно было. Поэтому я молчала. Молчала при других и ждала не пойми чего, завывая песни хрустальным голосом на скалистых берегах у темных вод. Песни о людях. О маяках, что помогают кораблям застрявшим между мирами. О доме и траве у его дверей, о вечной любви и цветущей сирени… О глубинах морских царств и водоворотах. Песни о дороге, которая вела в небо. Эти темные воды, укрытые шапками жестоких льдов и свели меня с хрупкой Антаркт. *** Сейчас — Ты хотела меня видеть.— я сидела на диване, ожидая, когда придет принц Луны, в этот раз без своей принцессы. — Да… Уж минули тысячелетия, я думала что чувства любви угаснут, раз не угасли за столетия. Пройдут и забудется. Человеку хватило бы месяца чтобы позабыть… Но к сожалению, самоцветы все помнят, а чувства так и зияют невостанавливающейся дырой в сердце. А может, то что я способна чувствовать, как человек и хранить чувства в себе как кристалл вечно — самая лучшая награда, благодаря которой я не срехнулась окончательно? Именно чувства позволили мне идти дальше, а не застыть бесформенной массой на дне времен, одиноко и бесцельно. —… Ты не должна возвращаться. — Я вернусь. — В этом нет смысла. Ты ничем не поможешь ей.— спокойно сказал он мне. Каждый раз говорит одно и тоже. Говорит о том, какой глупый выбор я сделала, запутав сама себя. — Я делаю это ради себя.— упрямо посмотрела на принца. Молодой, белый, красивый… Словно индийский бог, сошедший с небес и совершенно не вписывающийся в массивный, одинокий минимализм дворца.— Людям свойственно забывать. Тебе не понять меня. Когда то, люди вымерли, разделившись на три части: Плоть, дух и кости. Плоть стала подводными обитателями— улитками, что стали жить как община, оберегая и помогая друг другу. Кости стали самоцветами — вечно простые и пустые без понимания самих себя и других, потому что рождались с совершенно чистым сознанием. Дух же вознесся на небо и поселился на шести лунах, став лунянами, однако… Зачем же тогда еще шесть тысяч лет назад, дух уничтожал кости, ловя их, развеивая прах по Лунам?.. Зачем ловил «плоть»?.. — Вы хоть на миг жалели о том что сотворили с Фосс, расколов ее существо на семь частей?.. — Разве я не говорил? Это всего лишь стечение обстоятельств. Судьба, если так угодно. Бесконечный цыкл жизни.— эмоции вспыхнули в сердцевини тела. Гнев выплеснулся наружу. Незабытый, обиженный, непонимающий. Я ненавидела лунян триста лет после смерти Антаркт и не понимала шесть тысяч. Никогда не пойму. Но я молчала. Потому что не поймет. Потому что это бесполезно. Потому что луняни — Грешники, что не могут умереть и уйти в мир иной. И для того чтобы освободится — жертва Фосс — незначительная жертва. Этот мир наполнен энергией. Легкая энергия давным давно покинула пределы нашего измерения. Это были люди. Святые, праведные, честные, дети, не знавшие тяжести алчности и гордыни — они ушли. Те кто тяжелее не смогли покинуть мир. Грешники — луняни. Они не продукт эволюции, они оставшиеся люди. Конечно, они после миллионов лет проб, ошибок, самоубийства, молитв и отрицания и признания, смогли найти способ умереть окончательно. Всего лишь, нужна была молитва. Молитва о них человеком. И этим человеком был Учитель. Вот только, все оказалось куда сложнее, Учитель был машиной созданной когда то людьми, чтобы та молилась за грешников, тем самым отправляя их в «рай». К сожалению, Учитель сломался и луняне, хотели привести его в чувства, забирая нас, созданное им и вырубленное подобие людей, они убивали нас без каких либо сожалений. Нашими остатками, они заставляли Луну сиять. У них не получилось. И я была в этом вопросе категорична. Они не заслужили смерти, потому что не исправились. Вместо того чтобы говорить — они убивали. Выход нашелся. Они создали человека. Этим человеком была Фосс. Фосфофиллит. Мой милый друг. — Ты злишся. — Да. — встала.— Я отправлюсь на Землю, как только Антаркт очнется.— произнесла тихо, смотря в глаза собеседнику. Боль то притуплялась, то разгоралась, сопровождая меня все то время что я на Луне, принося новые трещины, которые были на грани того чтобы разрушить мое тело окончательно. Но я держалась. —… Ты пожалеешь об этом. Мне будет в сто раз больнее чем есть, но… — Я не буду жалеть. Любить, значит сделать все ради счастья другого. Быть благодарной — высшая ценность.— убеждая его, я пыталась убедить себя. *** Когда-то Самое наполненное счастьем время было с Антаркт. Белая, хрустальная, упрямая и храбрая, она слушала мои истории и песни, молчала, разрешая прижиматься к ее боку и бережно гладила меня по темным, с переливами желтизны и зелени волосам. Она все время боялась меня поцарапать, хотя, именно я должна была бояться разбить ее. Мы вместе кололи лед, чтобы их жестокий шепот и треск не будил самоцветы, смотрели на звезды… я даже научилась держать в руках катану и рубить лунян, боясь, что однажды у самоцвета не хватит сил и ее заберут. Как я жалела, что луняне всегда восстанавливаются и приходят снова. Если бы они исчезли, мы могли бы спокойно жить вместе. *** У самоцветов нет пола. Ни женского, ни мужского… Разве что он появился, когда всех самоцветов забрали на Луну, а после их пол стал разлечим, когда из «костей» они превратились в «дух». Я любила Антарктицит всем сердцем, до щемящей нежности, которая заставляла грудь каждый раз разрастаться на маленькие трещины, и собирать осколки в кабинете Рутил. Доктора самоцветов. Я хотела плакать от счастья. Но кристаллы не плачут. Не умеют. " — Рано или поздно ты разобьешся, из-за перепадов настроения.— говорила Антаркт, позволяя лежать с ней на подушках и разглядывать звезды». В далеком прошлом. Я так и не разбилась. *** Сейчас Прикоснувшись рукой к груди, скрытой под белыми, как и все здесь, одеждами, провела пальцами по трещинам, что невозможно собрать уже столько лет. — Диаспор.— ко мне подошла одна из близнецов Аметист. — Я услышала от Падпараджа, что у тебя наконец получилось! — кивнула.—… Ты… Я понимаю, что ты не хочешь говорить, но… как насчет того чтобы устроить праздник? — нахмурилась. * Диаспор — камень имеет плотность 7, один из немногих кто меняет цвет в зависимости от температуры тела, а значит и настроения человека, который его носит. — Я хочу провести время с Антаркт.— честно ответила ей. В халате, в белой одежде, с светло фиолетовыми волосами, Аметист давно отделилась от своего близнеца и стала примером цельного существа. — Еще успеешь. Ты провела с ней больше четырех тысяч лет стараясь восстановить по крупицам, пару часов ничего не изменят, а ты сможешь отдохнуть.— я уже не успею… — У нас есть еще четыре тысячи лет до того как…— увидив мой взгляд девушка замолчала.— Прости. Ты все еще не можешь смириться… — Не говри так, будто то, на что обречена Фосс — мелочь.— поджала губы. Ком стал в горле. Из всех существ которые когда то назывались самоцветами, остались только я и Антарктицит… Фосс уже нельзя назвать самоцветом, а остальные — луняни, даже «плоть» стала превращаться в «дух»… Я поспешила по огромному одинокому коридору дальше. Я хочу быть с той кто стал моей душой как можно дольше, пока не пришел момент расставания. *** — Это напоминает те времена, когда я сидела у твоего каменного контейнера, там, на Земле…— тихонько сказала я, садясь на белый пол, перед стеклянным сосудом. Антарктицит могла принимать твердую форму только зимой, когда наступали холода, в остальное время она находилась в жидком состоянии, от того, у меня не было возможности говорить с ней как и прежде… Каждую зиму, на протяжении двухсот лет я жила с ней, и каждую весну я впадала в счастливую апатию, живя от зимы до зимы. Попадала в зависимость от снежных льдин ее глаз и не могла не мчаться к ее жидкому телу, как только находилось время, чтобы придумать новую песню, которую спела бы ей когда та очнется. Сегодняшним днем, я снова почувствовала себя самым настоящим человеком. Хватило всего одного взгляда на кристалл, чтобы захотеть остаться с ним навечно, слушать ее упреки, никуда не отпускать, вместе смеяться, вечно оберегать и прятать. Противоречивым, жадным, ненасытным… Таким жалким… человеком. — Антаркт… Я бы так хотела чтобы ты не становилась лунянином… Чтобы оставшись самоцветами мы могли быть вместе вечность… Но… — посмотрела на умиротворенное, чистое, светящиеся внутренним стветом лицо.— Это единственный способ закончить страдания для самоцвета… Кем я буду если обреку тебя на вечность без возможности свободы?..— прикрыла глаза борясь с больным чувством собственничества. — Прости за это. Я бы хотела остаться тут. С тобой, но не могу.— улыбнулась.— Я должна отпустить тебя… И я нашла как сделать это… Я осталась самоцветом, чтобы мне было легче вернуться на Землю к Фосс… Я не должна оставлять себе путей для отхода иначе не сдержусь… Так я смогу уберечь тебя от себя… Смогу отблагодарить Фосс. Она столько времени страдала за всех нас… Даже если я стану каплей валерьянки в океане ее беспокойство… Позволила себе небольшой тягостный вздох. Самоцвет не умрет, даже если его разбить на тысячу кусочков. Наша душа и есть тело, выходит… Мы бессмертны и обречены на жизнь так же как и луняне, поэтому я не могла умереть, зная, что Антаркт жива и если я не восстанавлю ее, она никогда не станет луняненом, никогда не сможет выбраться из оков Сансары. Опустив голову, уперлась лбом в пол. — Прости меня… Я такая жадная, что хочу забрать тебя себе, даже хотела восстановить и отправиться к Фосс вместе… Но так нельзя! Потому что забирать у тебя смерть неправильно! Потому что так поступают только мерзкие люди! Потому что я обрекла себя на вечность сама, потому что именно я приняла это решение… — сжала кулаки, чтобы не разрушить ничего.— потому что любить значит сделать все для счастье другого… Хочу чтобы время остановилось…— захлебываясь в собственном дыхании сказала ей, пытаясь убедить себя отпустить, пытаясь убедить себя смериться и разжать ладони. Вот только не получалось.— Хочу чтобы все было как раньше… я бы расшила всю твою одежду узорами и цветами… Хочу показать тебя Фосс, сказать что все в порядке… Сказать ей, что она смогла исполнить мечты всех…— протерла глаза и лицо, на котором не было и грамма воды.— Я, скоро пойду к ней… Обязательно скажу что… что у тебя все хорошо, поэтому, очнись быстрее… Быстрее, пока у меня еще есть силы и воля чтобы отпустить… Прильнула всем телом на белоснежный блестящий пол не в силах держаться, поджимая к себе колени и утыкаясь в них. Тело скрипело и трещало разрушаясь. Не могу сломаться… Не могу позволить себе отступить. *** Когда-то — Антаркт! — весело влетела в ее комнату, неся с собой одежду, которую, с большим трудом хрустальных рук, смогла немного расшить. Мне хотелось сделать подарок для нее, и я не нашла ничего лучше, как расшить воротник нескольких ее костюмов кристаллами. Голубыми и желто-зелеными, чтобы они напоминали обо мне. Оставив одежду на табуретке рядом, опустилась на колени, глядя на то, как потихоньку мутно-кристальная жидкость начинает принимать очертания тела, скользит по появившимся рукам и ногам, проявляется в длинной шеи и коротких волосах с особенной, характерной только для нее, длинной прядкой на середине.— Ты проснулась! — радостно воскликнула, наслаждаясь чужим блеском. — Диаспор! — Антарктицит покраснела. Хотелось бы мне сказать, но на нашей коже нет пигмента, который мог бы показать, что мы покраснели или злы, разве что выражения лица.— Что ты здесь делаешь опять! — она точно смутилась. Оперевшись руками на бортики ее ванны-кровати, озорно улыбнулась, положив подбородок на руки. — Каждый год у тебя одна и та же реакция! — она чуть прикрыла тело руками, а я рассмеялась.— У нас нет половых признаков, чего ты прячешь! — изнутри меня переполняло тепло, заставляя мою кожу и волосы сиять все ярче, из желтого-зеленого цвета переливаться в розовый. — Тебе бы стоило поспать…— она все же встала, и я отодвинулась, подавая ей одежду. — Как я могу спать, когда мое бодрстование наполнено праздником твоего присутствия? — встала, с удовольствием хлопнув в ладоши, видя как бережно Антаркт проводит пальцами по вышивки. Ей понравилось! — …Обещай мне, что в следующую зиму будешь спать.— встав на каменный пол, надевая одежду, грозно сказала она. — Если найдется кто нибудь, кто составит тебе компанию…— на «абы как» протянула я, усмиряя страх и негодование в груди. Как я могу оставить Антаркт одну зимой? Да, есть Учитель. Он всегда придет на помощь но… А если он не проснется в нужный момент? Или Антарктид не сможет вовремя убежать?.. Что мне тогда делать… Я не… я просто не вынесу этого… Почувствовала, как грудь тихонько заскрипела. — Диаспор? Ты чего остановилась? — меня подтолкнули в плечо. — Да так! — весело ответила ей, сжимая руки в кулаки. Все будет хорошо. Пройдет еще двести, триста, тысяча лет… Я ни за что не усну, оставив ее одну. Зимой, весной, летом или осенью… Как я могу отказаться от своей души? — Пойдем скорее, айсберги нас уже заждались! *** Сейчас Я продолжила сидеть у подножья камеры с собранной вновь Антарктицит, и смотреть на нее. Час, два, девять… по сравнению со всей жизнь это ничто… Мне так мало ее. Но… — Нельзя быть жадной.— сама себя прошептала, проводя пальцем по стеклу, обводя родные контуры.— Я люблю тебя… Больше смерти люблю. *** Не сразу смогла сообразить, что произошло, когда Антаркт открыла свои глаза. Мне показалось, что у меня вновь галлюцинации, как когда-то давно, когда она была разбита и рассеяна по Луне. Из горла вырвался немой крик, который люди обычно издавали когда не могли сдержать плачь. Я чувствовала ту ржавую надежду, которая говорила «Она откроет глаза и ты услышишь ее заветны слова «Почему ты опять тут?!» В поисках этой лживой надежды, маленькой, крохотной, которая никак не хотела оставлять меня, я заглянула в ее глаза. Лед ее глаз сковал не хуже айсбергов зимой, если не сильнее. Она глядела на меня в таком недоумении, что весь мир перестал существовать. И тогда я поняла. И тогда я ярко-ярко улыбнулась. Врнмя пришло?.. Что такое долг, человечность, правда, совесть, когда ты захлебываешься от бесконечной любви и бессилия? Те дни, когда я молилась всем богам, чтобы исчезнуть и воссоединиться с Антаркт, стали вдруг такими бессмысленными, такими никчемными… Потому что она смотрела на меня сейчас. Живая. Светлая и родная… такая незнакомая. От водоворота в голове я споткнулась о стул, и полетев вниз, ударилась головой, быстро вставая. — Т-ты впорядке?..— настороженно спросила она, приподнимаясь в открывшемся контейнере, а я закрыла рот выдавливая жалкую улыбку. Меня трясло от желания броситься к ней. Обнять, зацеловать, прижать к себе крепко крепко, чтобы убедиться — она живая… — Я!..— один шаг, второй и… я рванула прочь, открывая дверь. Чувствуя как трещины на груди разрастаются и рвут мое тело, не в силах мириться с бесконтрольной лавиной чувств. Чувств, который станет обременительным грузом для… для ничего не помнящей и не понимающей Антарктицит. — Она проснулась…— пискнула я, проходящей недалеко Киноварь и скрылась в глубине коридоров. *** Когда-то — Фосс ты такая милая девочка, почему бы тебе еще не поискать какое-нибудь занятие? — Фосфофиллит была совсем ребенком по сравнению со мной, а тем более с Алмазом, но иногда была такой ленивой, совсем нелюбознательной. — Учитель сказал мне вести ествественонаучный журнал…— уныло протянула девочка с берюзой морских волн на голове, прижимая к себе папку.— Но у меня ничего не получается. К тому же, я познакомилась с Киноварь… Знаешь… Я пытаюсь найти ей занятие, которое сделает ее счастливой и поможет быть со всеми… Но пока не нашла.— у меня не было сил на яркие эмоции, но я возможно, немного устала, вот все. Киноварь ядовитый самоцвет. Она не могла находится рядом с другими и прикасаться к живому, иначе жизнь умирала. Я встречала ее пару раз, но не большее. Сидя, опираясь на колонну, как-то скованно поднимая руку, погладила девочку по голове. Нельзя спать. Точно нельзя. — Знаешь, если кто и сможет выдернуть Киноварь из вод Бермудского треугольника, то это именно ты! — Фосс словно лучик солнца. Ребенок, что радуется всему на свете. Не знакомая с проблемами и самокопанием они приносит в сухой, повторяющийся из раза в раз мир — легкость. — Диаспор! Наконец-то! — она полезла обниматься.— Хоть кто-то меня понимает! — девочка вскочила и неуклюже сохранив равновесия, заявила, что точно приложит все силы чтобы выполнить обещание! И убежала. Фосс была яркой как и ее кристалл, живой, чуткой… Суетливой, иногда ленивой и чутка зацикленной на том, чтобы быть нужной. К счастью, она только искала свое занятия, у нее на это были тысячелетия… Я тогда ошиблась. Она осталась без ног. И это было здорово, что она не погибла, но ее суета стала еще более неописуемой, зато… Она стала сильнее, и начала тренироваться, чтобы стать патрульной и уничтожать лунян. Ее командой стали близнецы-Аметисты. Они подружились и я была рада. Фосс была чем-то очень близка мне. — Ты на ходу засыпаешь…— протянула мне Рутил.— Я скажу Учителю. — Стой, Рутил! — я мигов вскочила, показывая, что мое состояние в норме.— Я бодра и полна сил! — Ты не спала уже две сотни лет. Так нельзя. — Что две сотни для бессмертного! — отмахнулась.— Пустяки! — Я скажу Учителю.— она была непреклонна. — Нууу…— мне не нравилась идея Рутил. Она пусть и доктор, но… Нахмурилась.— Учитель же не спит вечность. — Не сравнивай его с собой. Учитель адамант. Его никто не в состоянии разбить, даже если он заснет, а вот тебя очень даже. Она ушла, даже не слушая меня, а я убежала к Антаркт. Вот уж кто меня послушает! *** — Ты ложишся спать.— сказала она как только я нашла ее, и ни где-то, а в обьятиях Учителя. — Так не честно! — надула щеки, потянув Антаркт за шею, смотря на Учителя.— Я не могу оставить ее одну! — мои глаза горели. Я ни за что не оставлю ее одну с чудовищами с Луны. — Тебе нужно поспать.— грозно отцепила меня от себя Антарктицит.— Если ты случайно свалишься от усталости, от тебя будет больше проблем чем пользы. — Но я не… — Диаспор.— тихий голос Учителя был строг. Он приблизился ко мне, кладя руку на плечо. Учитель был похож на буддийского монаха. Высокого, лысого и доброго. Но строгого. — Я знаю, ты волнуешься. Но не переживай. К тому же Антарктицит будет не одна.— заинтересованно приподняла бровь. — Не одна? — кое кто тоже был весьма озадачен. — С ней будет Фосс.— сердце вздрогнуло. — Вот вы где! Я вас ищу! — раздался звонкий голос. В дверном проеме лучилось счастливое лицо Фосфофиллит. *** — Фосс, береги ее как зеницу ока! — наставляла я, кивающую девочку.— Она может быть немного резковатой и грубой, но Антаркт очень мудрая и всегда поддержит и поможет! Она самое драгоценное существо на свете! Я сидела на гигантских подушках, где уже спали остальные самоцветы и никак не могла лечь. — Ложись уже! — а вот чистицы души моей, не нравились мои речи.— Хватит ерунду рассказывать. — Ладно-ладно! — капитулировала я.— Фосс, можешь сходить за рубаком, на склад с оружием, мне нужно кое-что сказать Антаркт? — девочка закивала и побежала в сторону склада. — И что ты хочешь мне сказать? — самоцвет скристила руки на груди, а я выдавила улыбку, снова потянувшись в объятия. — Чт… — Ты снова засмущалась.— я положила голову ей на плечо, аккуратно прижимая ее ближе. Не дай Бог я ее поцарапаю, поэтому вся моя одежда исключительно закрытая.— Антаркт… Это первая зима за двести лет, которую я проведу не с тобой… Я боюсь.— сглотнула. — Глупая! — она положила руку мне на макушку.— Что со мной может случится! — согласно кивнула, но все равно не хотела. Вот если бы я могла заснуть с Антарктицит вместе…— Ты спишь уже… Давай. Ложись. Обещаю, как только покажутся первые лучи солнца, я разбужу тебя.— пообещали мне и отстранили, тепло улыбнувшись. Кивнула. — Хорошо. Как только потеплеет.— Антаркт была чуть выше меня, поэтому привстав на цыпочки, прислонилась к ее белой щеке губами. Я так давно начала делать, но ее смущает то что я рассказала о поцелуи, поэтому я делаю так только когда никто не видит или у нее хорошее настроение.— Присмотри за Фосс, она такая суетная! — Ты!..— она потерла щеку, отводя взгляд.— Иди уже. Согласно помахала ей рукой, услышав голос Фосс. Посплю в этот раз, а потом еще два столетия спать не буду. Довольная таким вариантом, забралась на подушку, утопая в светлых мечтах и погружаясь в темноту сна. *** У меня не хватало сил хоть кому-то сказать о своем безумии и захлестнувшем горе. Я просто выбрасывала в волны вод вместо привычных песен хрип и стоны, мольбы и проклятия. Проклиная Небо, Лунян, Себя, Учителя… Моля все на свете, всех богов и демон вернуть мне Антарктицит. В ту зиму она была разбита, а ее прах был развеян по Луне. Я впервые за сотни лет, вспомнила как больно потерять. — Прости…— беззвучно звучал голос Фосфофиллит.— Я обязательно верну ее… *** Сейчас Ноги были деревянными. Руки были околевшими. То что зовётся сердцем билось как бешеное, разрывая тело все больше. Оно не хотело уходить. Оно хотело вернуться к нашему сокровищу. Я стояла на белой площадке и ждала, контролируя бездумные порывы бежать обратно к Антаркт. Минуты когда Эхмея отправит меня обратно на Землю скоро иссякнут. Я ждала принца Луны. — Подумай еще раз. — голос пренадлежал не мужчине и заторможенно, еле-еле, я обернулась. Передо мной стояла принцесса Луны. Бывший Призрак. Бывшая Каирнгорм. Та что была ближе всех к Фосс после уничтожения Антаркт и моей полной отрешенности. Та что покинула ее третьей. — Ты столько боли пережила когда она была разбита. Теперь она жива. Ты можешь счастливо быть с ней.— сглотнула. Она говорит точно тоже самое что и Падпараджа. Конечно могу. Всем своим сердцем и душой я желаю прямо сейчас бежать обратно, к Антаркт. Увидите ее, услышать, обнять… столько рассказать… Столько сделать. — И уничтожить ее грузом прошлого? — на выдохе спросила я, не ожидая ответа. Если любишь — отпусти. Вот истина, которая мне открылась спустя тысячелетия. — Ты не задумывалась что будет, если Фосс не захочет молится о вас? — поджала губы. О «вас» — лунянах. — А я задумывалась. Если такое произойдет, Антаркт никогда не станет свободной и я вечно буду мучить ее, желая спрятать, укрыть, боясь что один лишь скол на ней заставит меня сойти с ума в надежде запереть ее от всех тревог и опасностей. Я вечно буду ношей чувств для нее. — быстро сменила тему.— Фосс будет чувствать себя не такой обиженной со мной, даже если меня уже и нет.— кристалы отваливались тихонько падая на площадку. — Фосфофиллит хотела сделать нас счастливыми и быть нужной. Сейчас, она самая нужная для всех живых существ на свете. Она не может носить обиду тысячелетиями. — Может. Потому что ее сделали человеком.— оборвала речь принцессы.— Как я и ты носим в себе душераздирающую любовь, так и она может нести обжигающую обиду и боль. Принцесса смотрела недовольно. Недовольно потому что понимала меня лучше всех и не понимала вообще. Потому что она любила Эхмея больше всех жизней вместе взятых, потому что мир бы уничтожила, но не позволила бы их разделить. — Если бы Эхмея забыл меня, я бы сделала все чтобы он вспомнил. — я провыла, проглатывая мольбы. Она снова заговорила о Антарктицит.— Фосс не оценит твое жертвы, как не отценил бы Антарктицит. — дыра начала разрастаться. Противоречия били и сжигали все внутренние полости. Приятно слышать, что о твоем исчезновении бы беспокоились… Вот только она не вспомнит. Я хочу вернуться к Антаркт. Я должна Фосс. Должна за то, что она позволит моей любимой освободиться. Ведь кто-то должен отдавать долги и благодарить? Ради нас она столько потеряла… Сначала ноги. Она потеряла треть памяти. Потом руки. Мы потеряли Антаркт, а вместе с ней от нас ушла и радость. Фосс потеряла голову и личность. Фосс потеряла глаз и забыла ради чего сражаться. Потеряла второй глаз разбив Учителя и потеряла «кости» став подобием человека… — Она делала все ради нас. — я снова вернула себя из дикой пляски мыслей, переключая, возвращая к земле.— Живое воплощение Бодхисаттвы, что просветлев, вернулся чтобы спасти грешников… За жизнь своей любви я готова благодарить ее вечность. Сколько раз ее бросали и разбивали?.. — А как же Антарктицит… — Рядом с Фосс я не смогу навредить Антаркт своими безумными чувствами. Рядом с Фосфофиллит я смогу выразить благодарность.— прошептала ей. Грудь откололась и осколки стали падать через одежду. Я убила двух зайцев. — Я тебя не понимаю.— недовольно нахмурила бровки принцесса.— Что может быть важнее любви? Мои глаза раскрылись, шокируемые ее словами, а потом прикрылись. — Я делаю это ради любви.— поставила точку, поворачиваясь спиной.— Если Антарктицит сможет быть счастлива, родившийся заново без груза, тяжести и прошлого… то она сможет легко уйти в будущее ни о чем не жалея. Быть с Фосс в ее вечности — моя благодарность за то чудо, что она совершила вернув мне душу и краски мира. Разве не это называется «любовь»? Когда счастье другого превыше твоего собственного комфорта? Облако, что должно было переместить меня на Землю опустилось и я взошла на него. Главное — не оборачиваться. Главное — не смотреть назад. — К тому же… Одиночество — самое страшное для человека. Завершить жизнь лунян может только человек, а Фосс и есть человек… И я человек. Люди должны помогать друг другу, иначе как и луняне мы застрянем в вечном Аду. Когда облако закрылось, не сдержавшись, я обернулась на то место, где пережила и боль с утратой, и счастье вновь обрести Антаркт. Самое большое, что я могу сделать из любви — освободить любимого от своих оков. *** — Фосс, прости. Я долго, да? — шепотом обратилась к существу, куда менее напоминающему человека чем кристальная я или луняни. Его одежда… Или тело начало растекаться, приближаясь к моим ногами, тихонько обволакивая их и мягко поглощая. — Кажется, сознание к тебе еще не вернулось…— тихонько заметила. Хотела сделать шаг ближе, но уже никак.— Знаешь, Фосс… У тебя в груди огромная дыра…— подняв руку, которая еще не была окутана жидкостью Фосс.— У меня тоже…— по неопределенному лицу бывшего кристалла потекло золото, точно слезы из глаз.— Я завидую…— грудь трескалась, осколки сыпались в Фосс, поглащаемые, сливались с ней, а я улыбалась.— Я все еще не могу плакать…—мысли метались бы, но нет. Они были в одном единственном месте.— Хотела бы отдать Антаркт на память что-то от себя, но так испугалась что не смогу оставить ее, что забыла…— грудная клетка почти разрушилась, а ноги по пояс уже были поглащены. Теперь, мне не нужно держаться. Мне не нужно успокаиваться я ведь уже достаточно сдерживалась?.. Теперь я могу кричать? — Ааааааааа! — навзрыд закричала я, силясь успеть выплеснуть как можно больше боли, пока не разбилась полностью. Не хочу, чтобы Фосс досталась и моя боль. Фосс не мешала, тихонько поглощая меня все больше. — Я так хочу вернуться к нему! Я хочу ненавидеть весь мир, но не могу не благодарить его за нашу встречу… Хочу избавится от всех чувств и ни за что не променяю возможность любить ее, на вечное спокойствие.— меня поглащали, части рушились… Я уже и не помнила почему так громко кричала и о чем я говорю. — Фосс…— силы покинули меня. От меня осталось только лицо. Я смотрела на ту, что пожертвовала всем ради всех и улыбнулась самой светлой, самой яркой улыбкой, предназначенной только ей, выражая благодарность, признательность и радость смирение. — Фосс… Я счастлива. Спустя шесть тысяч пятьсот лет и двадцать семь дней я обрела покой. *** — Что это? — Антаркт смотрела на белый ворот, пальцами проводя по вышивки, на которой красовались два, просто вышитый человечка. Один с белыми короткими волосами, второй с светло желтыми. — Это… Подарок на память.— ответил голос.