behind the racks

      — Рональд Уизли!       Стопка исписанных пергаментов с глухим звуком приземляется на рыжую макушку, заставляя Гарри, рефлексирующего где-то в своих мыслях, содрогнуться.       Взгляд инстинктивно опускается на расползающуюся кляксу чернил, оставленную на его пожелтевшем листе резким движением, пока до слуха долетает всё тем же возмущённым тоном:       — Перестань отвлекаться, — Гермиона, не сводя своего пронзительного взгляда с понурившего голову Рона, вываливает на стол принесённые с собой книги и многочисленные учебники, тут же отодвигая стул и садясь напротив. — Вы должны были написать это эссе ещё в начале недели, но ленитесь сделать что-то даже сейчас, когда сроки подходят к концу.       Гарри продолжает гипнотизировать взглядом пустой пергамент перед собой, тщетно пытаясь ухватиться за испуганно разбежавшиеся по всей голове мысли, ещё пару минут назад забирающее собой всё внимание, игнорируя продолжающееся нотации подруги.       — Признаюсь честно, моя надежда, едва успевшая появиться после ваших обещаний о том, что при возвращении вы возьметесь за голову, угасает с каждым днём. — Взяв первый попавшийся под руку том, Гермиона начинает поспешно перелистывать его потрёпанные временем страницы, даже не потрудившись опустить взгляд на напечатанный внутри текст. — Вы должны отнестись со всей серьёзностью к предстоящим экзаменам, если хотите нормально закончить этот год. И на него, должна сказать, в мои планы уж точно не входило контролирование ваших изменчивых, по всей видимости, намерений.       — Год, считай, только начался, Гермиона, — осторожно подаёт голос Рон, тут же тягостно вздыхая: — Не то чтобы мы планировали с головой окунуться в учёбу в самом её, что ни на есть, начале.       Он опускает зажатое в своей руке перо в стоящую на крае стола чернильницу, давая понять девушке этим действием, что дальше ей смотреть на его немыслимые потуги в ненавистные парнем зелья, видимо, больше не придётся.       — Впереди ещё два дня до сдачи, — Рон откидывается на спинку стула, устало потягиваясь и зевая: — Что-то да напишем, да дружище? — поворачивает он голову в сторону ни проронившего ни слова за всё то время, что они провели в библиотеке, Поттера.       Адресованный тому вопрос остался без ответа.       С того момента, как они все вместе после противоречивых, длительных размышлений всё же решили вернуться на дополнительный восьмой курс, Гарри был в большей своей степени молчалив и совершенно безучастен ко всему, что происходило вокруг. Он даже перестал летать, что, в связи с тем, что вернувшимся старшим курсам было разрешено проводить свободные полёты, а так же устраивать свои собственные командные игры в выделенное руководством на то время, удручало Рона больше всего.       Тоскливые мысли о былых временах не покидали сознание ни на минуту. Но всё же, несмотря на общее неблагоприятное состояние Гарри с тех пор, как они находятся в Хогвартсе, не заметить его внезапно резкое ухудшение было невозможно. Ещё со вчерашнего дня он был особенно подавлен и будто бы зажат, словно каждое мгновение дня стараясь уменьшиться в собственных размерах, только бы пропасть с лица земли. Подавленное самочувствие друга не могло не вызывать тревоги.       После очередной проигнорированной шутки, посланной в его сторону с целью хоть как-то развеселить отчего-то поникшего приятеля, Рон всё же не выдержал, и порывался было узнать, что не даёт тому весь день покоя, придавливая тяжким грузом плечи. Но, получив в ответ лишь небрежный взмах руки, сопровождённый пропитанными неизвестной горечью словами: «Всё у меня в порядке, Рон. Не стоит лезть в это», оставил все свои даже не начавшиеся попытки в неумелые утешения.       В конце концов, кому из них сейчас не было тяжело? А делиться своими проблемами, по всеобщему знанию, Гарри никогда не любил, предпочитая разбираться во всём в одиночку.       И всё бы ничего, к такому непривычному для Гарри поведению можно было найти весьма очевидные объяснения. Да вот только Рон был более чем уверен, что настолько скрытным, как на протяжении всего этого времени, его лучший друг не был никогда. И это весьма удручало.       — Гарри!       Внезапный вскрик Гермионы, кажется, всё же заставил выйти Поттера из протяжной задумчивости.       Руки, роняя перо на по прежнему чистый пергамент, прикрывают от осуждающего взгляда девушки пустой лист, пока их обладатель, заранее предугадывая то, что раздастся из уст его подруги следом, старательно выискивает в голове возможные оправдания своему наплевательскому отношению и абсолютному бездействию.       — Гарри, что это такое?! — белоснежное по своему содержанию эссе, с лёгкостью выскользнувшее из-под слабого давления поттеровских ладоней, в тот же миг оказывается в проворных руках Гермионы.       Карие глаза в изумлении оглядывают стащенный чужой пергамент, пока Поттер старательно прячет глаза и выискивает все возможные пути отступления, не желая выслушивать без сомнений последующие за всем этим недовольства о безалаберности его работы.       Даже Рон, казалось, притих на своём месте и сжался, опасаясь приближающихся возмущений своей девушки, хоть те и будут на этот раз направлены вовсе не в его сторону.       — Я была уверена, что идентичный этому лист я увижу у Рональда, но ты, Гарри, — жестом приказав замолчать уже было открывшему в негодовании рот Рону, она, с просачивающимся разочарованием в сквозившем неудовлетворением голосе, продолжила: — Ты заставил меня усомниться в моих прежних предположениях. Неужели совсем ничего? — уже с каким-то смирением раздалось после небольшой, наполненной терпеливым ожиданием паузы, в течение которой подсознательное желание внутри Гарри просто выбежать из этой чёртовой библиотеки без всяких на то объяснений росло в геометрической прогрессии.       — Я… — горло от долгого молчания пересохло, и Поттер, сдержанно его прочистив, попытался податься в какое-либо подобие вынужденных оправданий снова: — Не нашёл нужной информации. — Выпалил он первое, что пришло на ум, и тут же, не дав раскрыть Гермионе в ответ и рта, поспешил добавить, мгновенно вскакивая с места: — Пойду поищу больше источников.       Кажется, Гермиона что-то кричала ему вслед, наверняка обеспокоенная его резким уходом, но Гарри, уже заворачивающего за первый, один из дальних книжных рядов, простирающихся вплоть до противоположного конца помещения, не то чтобы это особо волновало.       Вина за то, что он с таким явным пренебрежением продолжает отдаляться от своих друзей, душит поглощающая его изнутри обида, мешающая ему влиться в привычный ритм его жизни вот уже второй день подряд.       Гарри не сдержал ироничного смешка.       Ну, нет. Привычной, в каком-либо его понимании, жизни, он лишился гораздо раньше.       Пройдя небольшое от их привычного места за столом у окна расстояние, где расположились все его вещи, и откуда всё ещё был слышен обеспокоенный гул голосов его друзей, он прислонился к тёмному дереву лбом, вдыхая устоявшийся запах книг и обхватывая себя руками за плечи, стараясь не сильно корить себя за своё глупое поведение.       Кто бы знал, что один, совершенно неожиданный для самого этого действа человек, в какой-то момент сможет на него так предельно повлиять, что кардинально перевернёт все его с таким трудом выстроенные планы? Если бы в поезде по пути сюда Гарри бы кто-то сказал, в какую сторону повернёт его жизненный путь по приезде в школу, он бы рассмеялся в лицо ненормальному от абсурдности слов. Но сейчас смеяться ему хотелось меньше всего, потому что судьба явно продолжает над ним издеваться.       Реальность порой пугала его похлеще ночных кошмаров.       Подавив в себе порыв приложиться головой о твёрдую полку, Гарри попытался вспомнить, в какой именно момент всё пошло не так.       Однако стоит ему только прикрыть в размышлениях веки, как за теми, тут же, словно бы назло ему, вспыхивают те самые, не дающие ему покоя ни днём, ни ночью, терзающие его изнутри, проявляющиеся снаружи, но вопреки всему, будоражащие его кровь, яркие, насыщенные переливами красок кадры.       Член в школьных брюках заинтересованно дёрнулся.       Блядство.       Поттер зажмуривает глаза до мелькающих разноцветных пятен в заполняющей зрение темноте, тщательно выталкивая из своей головы пленяющие своим соблазном образы и пропуская дыхание сквозь сжатые зубы.       Мерлина ради, он подрочил за сегодня уже три раза, а ещё даже не было полудня.       Перспектива удовлетворить свои проснувшиеся потребности в школьной библиотеке, забитой сосредоточенными над своими домашними работами учениками, казалась ему гораздо менее прельщающей, нежели позволить себе подняться в спальню и скрыться за плотным пологом постели.       — Чёрт.       Он действительно жалок.       Проиграв в борьбе самому себе, и пообещав, что разрешает себе эту маленькую слабость точно в последний раз, Гарри хотел уже было отлепиться от книжного шкафа и пойти за своими вещами, вновь прикрывая свой внезапный уход какой-то нелепой отговоркой, как планы его внезапно разрушает внезапно прижавшееся сзади твёрдое тело и руки, крепко обхватившие его за талию и сцепившиеся пальцами в прочный замок.       Поттер подавил порыв удручённо застонать.       Он должен был предвидеть это, правда. Он находился один, окружённый лишь высокими стеллажами уже явно более пяти минут, а это всегда служило сигналом к тому, что срочно требуется присутствие кого-либо.       Он глуп, так чертовски глуп.       Чувственный поцелуй приземляется сзади на шею, а кожу, вмиг покрывшуюся приятными мурашками, обдаёт разгорячённым дыханием, когда в левое ухо вливается сладкий шёпот:       — От кого прячешься, mon garçon?       Гарри, поджимая губы, пытается избавиться от ощущения покусывающих мочку уха зубов, старательно выворачиваясь телом из сдавливающей его хватки, но Малфой, насмешливо хмыкнув его тщетным потугам, только ближе притягивает Поттера к себе, перед тем, как отрезать всякие пути отступления в миг вытянутыми по обе стороны руками.       Гарри остаётся буквально зажат между книжным шкафом и вжимающимся в него Малфоем, и положение, в котором он оказывается, смущает, распаляет, и тревожит его одновременно. Тот факт, что это никак не помогает убрать его нарастающую эрекцию, ничем не помогает в сложившейся ситуации, а только её усугубляет. Он ощущает себя едва не запертым в клетке.       Где-то неподалёку раздаётся хохот всё ещё находившихся в библиотеке занимающихся учеников, пока Поттер, прослеживая ладонями скользкое от его вспотевших ладоней дерево, чувствуя под пальцами потёртую поверхность и, непроизвольно считывая на том каждую неровность, вытягивается струной в попытках отдалиться от навалившегося на него обманчиво долговязого тела.       — Что, Мордред тебя дери, ты делаешь?       Гарри чуть ли не шипит, стараясь при этом не повышать тона голоса, дабы не привлекать к ним лишнего внимания. И, вопреки своим же прозвучавшим возмущениям, откидывает голову назад, роняя затылок на чужое плечо.       Прикрывая глаза, он успевает заметить, как отстранятся от своей опоры одна рука Малфоя, в это же мгновение чувствуя, как изящные пальцы хватаются за его измятую рубашку, рывком поворачивая его лицом к их надменно ухмыляющемуся обладателю.       Нагло проигнорировав заданный ему вопрос, Малфой бесцеремонно просовывает острое колено меж бёдер Гарри, устраивая свои ладони на его заднице, и тянет его вверх, заставляя того подавиться воздухом от прошивающего удовольствия трущейся о чувствительный член за слоями одежды грубой ткани.       — Малфой? — не оставляет своих попыток достучаться до здравого смысла Малфоя Поттер, заглядывая в дикие глаза напротив и хватаясь за широкие плечи в надежде не потерять равновесия.       Горячее дыхание вновь обжигает кожу шеи, пока до ушей долетает отдалённый озорной смех студентов младших курсов, так же решивших уделить своё время домашним заданиям, и даже не подозревающим, что за ненадлежащая сцена может открыться их глазам при одном только неверном шаге.       Отметины на открытых участках тела растут вместе с заливающим внутренние клетки возбуждением.       — Малфой! — очередная попытка, приводящая на этот раз к успеху.       — Что такое, Поттер? — наконец, прозвучал измывательский ответ. — Боишься, что твои драгоценные друзья и остальные увидят, как главное достояние и всеобщий кумир Магического мира, оказывается, далеко не прочь временами побывать в руках плохого и ужасного Пожирателя смерти?       Продолжая судорожно выцеловывать открывшуюся шею, проходясь языком по самым чувствительным местам, Малфой крепче сжимает пальцами упругие ягодицы, с усиленной амплитудой подтягивая к себе желанное тело.       — Опасаешься, что кто-то раскроет твою грязную и постыдную тайну, Гарри?       В голове в момент что-то внезапно щёлкает. Переключается, сменяет режим, погружая будучи до этого трезвый разум во тьму будоражащей невменяемости. Сумасшествия и сладкого дурмана.       И внезапно, резкой активизацией всего глубинного, потаённого, бесчестного и преобладающего над здравым рассудком и смыслом, срывающая держатели в сознании мысль о том, что кто-то может в любой момент увидеть, услышать, наблюдать, и с точностью понять, что происходит буквально за их спинами, всего за парой вдоль рядов стоящих стеллажей, приносит нездоровый, извращённый, лихорадочно простреливший конечности трепет.       Любые сопротивления неудержимому натиску внезапно видятся до абсурдности глупыми, удушаемыми терпким дорогим парфюмом, просачивающимся в самые ноздри и пленяющим не сопротивляющееся сознание.       Гарри утыкается носом в тёплую кожу под воротником выглаженной рубашки, и судорожно, сжимая бёдра до дрожи, подаётся вперёд, подавляя в горле рвущиеся наружу стоны от великолепного трения внизу, натягивающего нервы электрическим проводом.       Малфой изумлённо замирает, и с той же выразительностью тревожно, понимающе молчит. Проницательный ублюдок, как и всегда.       — Блять, ты и правда этого хочешь, — ожидаемо не остаётся не замеченной твердеющая эрекция, весьма доходчиво указывающая на более не скрываемое, подлинное состояние своего обладателя, выдавая того со всеми потрохами.       От прозвучавшей с придыханием реплики почти что выбивает дух, потому что Гарри внезапно понимает, что Малфой, мать его, оказывается в который раз, опять, и как обычно прав.       Он хочет. Ему, чёрт возьми, это нравится.       И, по всей видимости, по нему это более чем заметно, потому что его любовник — из всех людей, святой Мерлин.... — мгновенно воспылает своей крайне раздражающей, гадкой, несносной привычкой проецировать в голову Гарри каждую его дрянную мысль, возникающую по мановению необъятной фантазии через откровенно бессовестные, непотребные слова, при этом до дрожи пугая своим звучащим в голосе больным энтузиазмом.       — Хочешь, чтобы я тебя взял прямо здесь, да? — того, по всей видимости, совершенно не смущает факт, в каком неоднозначном для них положении они находятся в публичном, на минуточку, месте, раз имеет смелость позволять себе говорить с определённо не предназначенной для подобных помещений громкостью в привычно ровной, томной интонации. — Прижал к этой книжной полке и оттрахал до настороженных взглядов твоих неизменных товарищей, которые те непременно будут после бросать на тебя, когда завтра ты не сможешь даже сесть на свою больную задницу.       — Малфой, я не думаю, что..       Нещадные пальцы с достаточной для призыва глухого писка интенсивностью впиваются в правую ягодицу, приказав тем самым замолчать. В глазах напротив, беснуясь, горит странное предвкушение и неопознанный азарт: Драко с обуявшим его нетерпением начинает заводиться.       — Хочешь, чтобы я заткнул тебе рот ладонью, заглушая твой жалобный скулёж, пока буду насаживать тебя здесь на свой член как чёртову нуждающуюся шлюху?       Из груди вырывается совсем уж несдержанный, недопустимый стон. Всё ещё стыдно.       Всё ещё до стягивающих низ живота горячих спазмов и изнывающей твёрдости в паху, пускающих электрический ток по сжимающимся вместе распалённым бёдрам.       До сокращающихся изнутри мышц, ищущих в отчаянных попытках привычного опаляющего жара для сладострастного слияния.       Вопиющая непотребность. Поразительная наглость и осквернение столь просвещенных мест. Поттер невольно облизывает пересохшие губы и думает: плевать. Сплошная ложь сорвётся с его губ, если он скажет, что хоть чем-то недоволен.       Малфой понимает, знает, взглядом пристальным, пронзительным как ветра студёные смиряет, считывает, насквозь видит — устрашает. До каждой клеточки и единого позвонка испепеляет в столь тесной близости и силе обоюдного, недозволенного притяжения.        Искривлённые в кривой усмешке губы прослеживают резкую линию челюсти, покусывая подбородок на пути к алеющему от смущения уху и продолжая свой искушающий монолог:       — Как интересно... — прикусывает слегка мочку и давит-давит-давит мощным телом, пылкими речами и осознанием в моменте своей безусловной, не требующей никоих обдумываний и размышлений, полнейшей капитуляции, — твои правильные друзья знают, что тебя возбуждает мысль столь развязного траха со своим заклятым врагом, пока те сидят буквально в нескольких десятках шагов от нас?       — Малфой.. — слабый поток воздуха, легчайшее его дуновение, ничтожно маленький, потухший, не успев и вспыхнуть звук, и Гарри даже не уверен, был ли тот озвучен.       Юркий язык внезапно проходится по контуру сжатых в линию губ, выказывая свои намерения проникнуть внутрь, и Гарри, выпустив задержавшийся воздух в лёгких, без единой мысли подаётся вперёд, раскрывая рот навстречу открытым, жадным поцелуям, обхватывая своего любовника за шею плотным кольцом из рук.       С резким рывком ноги Гарри отрываются от земли, и он, на миг оторвавшись от пленительных губ, инстинктивно обхватывает ими тонкую талию, сцепляясь сзади лодыжками и надёжно удержанный сильными руками.       Так неправильно, и оттого зверски желаемо. Противоестественно, ненормально, уму непостижимо что хочется.... вот так. Чтоб ни мысли и концентрация одна: проникновенный, рокочущий голос, пару октав потерявший. Руки, требовательные, жадные, на талии, бёдрах, втянутом непроизвольно животе. Чтобы, как сейчас, от земли оторваться, не чувствовать устойчивую твёрдость ногами и, глаза прикрывая, губы навстречу даримому дыханию раскрывать.       Лететь, но при этом держаться.       Отдать взваленную ответственность за всё, считая самого себя, и хоть раз в этой жизни навязанному контролю везде и всюду перестать подчиняться.       Слышать то, что, безусловно, обязано взывать к шквалу неприязни и праведной ярости где-то внутри, но не находить в себе и грамма желания за право возражения бороться:       — Знает ли давящийся в зависти к тебе Уизел, купаясь во сне в лучах славы той жизни, которой ему никогда не видать, что ты в свою очередь берёшь в это время ту самую мантию и пробираешься по тёмным коридорам замка, наплевав на всех и вся, только для того, чтобы за первым попавшимся гобеленом взять у меня в рот? — снова возвращаются укусы на стремительно краснеющую кожу, а смысл непрекращающимся потоком льющихся из чужого рта грязных слов уже едва доходит до сознания, оплетённого дымкой нескрываемого вожделения.       — Знают ли они, что тот самый язык, с которого слетали унизительные оскорбления в их сторону на протяжении нескольких, сука, лет, по ночам в нишах скользит по самые гланды в твою глотку?       — Боже.       — Догадываются ли они в данный момент, сидя за тем столом, что прямо сейчас, за несколькими стеллажами позади них, их дорогого друга будет брать столь ужасный и ненавистный им Драко Малфой?       — Драко, чёрт!       — Именно он, — вырывается с хрипом, прежде чем Малфой, без особых усилий продолжая удерживать Гарри на весу, возобновляет сводящие с ума и доводящие до точки кипения болезненную пульсацию в паху толчки, имитирующие половой акт, и низко стонет, врываясь в раскрытый на вздохе напротив рот языком.       Где-то вдали послышался приглушённый грохот упавших на пол книг, заглушённый очередным слетевшим с губ стоном в их маленьком уединённом мире.       — Ебать, — тянет протяжно Поттер, разрывая влажный поцелуй.       — Великолепная идея, mon or.       Всё, что происходит дальше, сливается в какой-то единый поток несвязанных между собой размытых кадров; вернувшийся твёрдый пол под ногами, вновь то же ощущение древесины под ладонями, долетающие до слуха звуки расстегивающейся ширинки и ремня, прохладный поток воздуха на оголившихся бёдрах и скользящее вниз по ним бельё.       Гарри приоткрывает невесть когда закрытые глаза, в нетерпении прогибаясь в талии ниже, и тут же в испуге замирает, когда через узкую щель меж книжных полок ему удаётся разглядеть своих о чём-то пылко спорящих друзей.       — Как думаешь, если я сейчас приложу ладонь о твою прекрасную задницу, как много людей сбежится на этот звук?       Гермиона впивается своим фирменным взглядом в возмущённого от чего-то Рона столь же резко, сколь малфоевские зубы в его правую ягодицу.       Невольный вскрик, последующий за этим, не успевает потонуть в панике прилетевшей на собственный рот ладони.       Тело вмиг сковывает страхом от возникшей перспективы быть услышанным, и Поттер пригибает голову так низко, как только может, отсчитывая в возникшей тишине быстрые удары своего сердца и не решаясь даже сдвинуться с места.       По внешней стороне обнажённых бёдер в горячей ласке скользнули нежные руки, раздвигая его ноги чуть шире.       — Веди себя тихо, — негромко прошелестели сзади, — я не могу позволить кому-то видеть тебя таким.       И только Гарри открыл было рот для вполне себе обоснованных обвинений, что, если бы не Драко, он вполне был бы способен вести себя тихо, как все наполненные негодованием слова застряли где-то у него в горле, когда приземлившийся на колени позади него Малфой раздвинул его округлые ягодицы и, прошептав уже знакомые ему заклинания, заставив вздрогнуть от специфических ощущений внутри, размашисто прошёлся языком по открывшимся участкам кожи за ними.       Вздрогнув всем телом, Поттер подавляет грудной стон, звучно ударяясь коленями о прочные книжные полки, плотно заставленные справочниками по Истории Магии и энциклопедиями для общего развития в данной сфере.       Размытый взгляд цепляется за золотистый корешок какой-то незнакомой ему книги, и где-то на периферии сознания проскальзывает мысль, что именно это пособие, возможно, сегодня как никогда помогло бы Рону с его многократными попытками в удовлетворяющее Гермиону эссе.       Смутно вспыхнувшее напоминание о друзьях, по-прежнему находящихся в опасной для их положения близости, исчезает также внезапно, как и появляется.       Анальные мышцы сжимаются против воли от дразнящих, круговых движений влажного языка, пока Гарри, сдавленно всхлипывая и зажимая рот уже двумя ладонями, вдруг протяжно мычит от прошившего тело словно током удовольствия, когда тот попытался протиснуться сквозь плотно сжатое кольцо.       Цепкие пальцы удерживают его раскрытым для собственного удобства, разминая упругие половинки и изредка проходясь тупыми ногтями по бархатистой коже, пока все его силы уходят на то, чтобы не дать дрожащим ногам подогнуться.       Держать себя в руках видится для расплавленного в желе мозга непосильной задачей. А мысли о последствиях их возможного раскрытия, если они не смогут вести себя достаточно осторожно, теряются где-то по пути к сознанию, утонувшие в блаженной эйфории от всепоглощающих сладострастных ощущений внизу.       Не удержавшись, испытывая немыслимое наслаждение от всего происходящего, подпитанного существенным риском быть обнаруженными, Поттер, рвано вдыхая воздух, снова переводит взгляд на сидящую прямо за противоположным от них столом пару, позволяя ловкому, кружащемуся языку всё же проникнуть внутрь.       БлятьБлятьБлятьБлятьБлять.       Две пары глаз с подозрением оглядывают погружённое в тихий, монотонный гул помещение от разместившихся по разным углам однокурссников, склонившихся над своими пергаментами, и Гермиона, словно бы почувствовав неладное, очевидно, озадаченная его долгим отсутствием, склоняется к Рону, что-то взволнованно шепча ему на ухо.       Все размышления о том, насколько неправильно он поступает, зажимаясь со своим недругом в школьной библиотеке, в то время как его друзья явно начинают переживать о его внезапном «исчезновении», сметаются в одно мгновенье приземлившимся на его поясницу долгим поцелуем. Внезапно прижатый к его приоткрывшемуся от прежних пылких ласк входу указательный палец, покрытый липкой, охлаждающей субстанцией, проскальзывает внутрь с относительной лёгкостью.       Лишённый внимания собственный член требовательно взывал к прикосновению, пачкая обильно сочащимся предэякулятом нижние полупустые полки.       Рука было потянулась вниз, подчинённая желанием получить хоть каплю облегчения, но мгновенно была остановлена властно брошенным:       — Не смей.       Удручённо простонав, Гарри послушно возвращает конечность на место, нетерпеливо виляя задницей, и полностью лишённый какой-либо стимуляции.       Второй, а за ним последовавший через какое-то время и третий палец, вошли гораздо более резко, нежели первый, в наказание за его нетерпение, и Поттер, накрепко вцепившись в полки и царапая ногтями твёрдое дерево, поверхностно дышит, чувствуя знакомое, приятное растяжение.       Ещё один брошенный взгляд сквозь узкую щёлку открыл его взору пустующее место за столом, где ещё недавно обеспокоено переговаривались Рон и Гермиона, но не успел он как следует об этом задуматься, как его отвлекает тихо сорвавшееся с чужих губ заклинание, и ощущение поднявшегося позади него на ноги Малфоя, напоследок прошедшегося языком по его чувствительной распалённой ласками коже.       Звук пряжки расстегивающегося ремня, а за ним же слабое копошение одежды, вмиг посылают стаю мурашек от волнующего предвкушения по коже, а рука, по-хозяйски ухватившаяся за его бедро, одним безболезненным, но достаточно ощутимым сжатием приказывает прогнуться ещё ниже.       Гарри, полностью потерянный в окутавшем его плотном тумане мучительного возбуждения, беспрекословно подчиняется. Уже находящийся совершенно не в состоянии сдерживать охватившую его неконтролируемую дрожь, он было приготовился почувствовать, наконец, желанное проникновение чего-то нечто более весомого, чем пара узловатых пальцев, да вот только у Драко, очевидно, были на это совершенно иные планы.       Прижавшись к открытому, нетерпеливо сжимающемуся в ожидании вторжения входу мокрой от смазки головкой, Малфой пару раз, дразня, поводил членом по расселине, пачкая кожу скользкой, прозрачной субстанцией, и напористо вопросил, позволяя суровым ноткам окрасить тон его голоса:       — Почему ты игнорировал меня?       Гарри, в голове которого к этому времени не было ничего, кроме откровенной, всеобъемлющей похоти, потребовалось время, чтобы смысл сказанных слов наконец дошёл до опьянённого неудовлетворённой нуждой сознания.       И стоило только этому произойти, как та самая, заглушённая на какое-то время возбуждением, сдавливающая его обида, прочно засевшая в нём на несколько дней, вновь даёт о себе знать тянущим чувством в груди, но не сумев отставить на задний план всё его остальное.       Воздух протяжным потоком вырывается из приоткрытого рта, принося за собой в отчаянии и равной степени раздражения вылетевшие слова:       — Ты действительно хочешь обсудить это именно сейчас?       — Почему нет? — Малфой, абсолютный, бесстыжий гад, не переставал дразнить, выводя на влажной коже незримые узоры большим пальцем, и всё так же удерживая свой член в правой руке, позволяя предсемени пачкать выставленные на обозрение ягодицы. — Я жду, что ты соизволишь всё же объяснить мне своё бесцеремонное поведение на протяжении этих двух нелёгких, я уверен, для тебя дней. И если твои оправдания будут иметь в себе хоть какой-то смысл, в чём я, признаюсь, очень сильно сомневаюсь, но удовлетворят меня достаточно, чтобы я мог поверить в их правдивость — ты получишь поощрение.       — Малфой.       — Я жду, Поттер.       Гарри тягостно выдыхает снова, ощущая, как по виску неприятной каплей скатывается пот. В самоконтроле ему Драко не противостоять, однако...       — Не здесь, пожалуйста.       Тот на это только хмыкает как-то снисходительно, отпускает собственный ноющий член, позволяя тому скользнуть в промежность, и наклоняется ниже, опускаясь грудью на его прогнувшуюся спину. Запальчиво шепчет, шевеля взмокшие на загривке волоски, и сжимая до красных пятен талию взмокшими ладонями:       — Ты повёл себя очень некрасиво, Гарри, делая вид, что не замечаешь все мои посланные тебе послания и не придавая им никакого должного значения. — В голосе слышались нотки прямого укора, однако удивительная мягкость, с которой были произнесены эти слова, делали его видение почти что призрачным. — И ты не заслуживаешь сейчас даже этого.       Как бы намекая на то, что именно имелось им в виду, Малфой лёгким, едва ощутимым касанием провёл кончиками пальцев по всей длине расселины, на миг задерживаясь у сокращающегося входа и одним движением проникая внутрь.       — Блять.       — Ты это понимаешь, Гарри? — почти лениво, нараспев, продолжал тянуть тот, вновь вынимая поблёскивающие от смешанных субстанций пальцы и возвращая руку на дрожащее бедро. — Понимаешь, насколько я к тебе учтив, и как непозволительно любезен, раз позволяю тебе принимать сейчас всё это? — плавным движением наполовину расстёгнутая рубашка соскользнула вниз, и к обнажившемуся плечу тут же припали пылающие губы, а язык принялся слизывать скопившиеся влажность и соль. — Осознаёшь ли ты, скольких сил мне стоило, чтобы не зажать тебя прямо в том забитом классе при первой проигнорированной тобой записке? Сколько ты меня заставил терпеть?       — Господи, просто замолчи и трахни меня уже! — от смеси лихорадочного нетерпения и жгучего, вызванного таким наглым использованием его уязвлённого положения возмущения, на ряду с непереставающей мелькать красными лампами в поле видимости опасностью не желаемой поимки, изо рта вырвался едва ли не сдавленный рык, а кулак сжался до появившихся на коже полумесяцев, от попытки сдержаться от нестерпимого желания всадить тот в ближайшую пыльную полку.       Малфой мгновенно, но нехотя выпрямился, напоследок оставив летучий поцелуй на атакованном его ласками плече, и проронил непринуждённо, со сквозящим обещанием, прежде чем Гарри почувствовал, как удерживающая его рука покинула своё место на бедре.       — Мы ещё вернёмся к этому.       Едва Гарри, зажмурившись, успел затаить дыхание, стараясь по возможности не сжать мышцы в беснующемся предвкушении, как протолкнувшийся в него следом в одно плавное движение наполовину своей значительной длины твёрдый член разом выбил весь задержавшийся в лёгких воздух, заставляя приоткрыть рот в немом, сдержанным немалыми усилиями стоне.       Долгожданное, ставшее таким привычным за каких-то несколько недель растяжение внутри принесло немыслимое, небывалое когда-то ранее наслаждение и немалую долю облегчения.       Малфой, всё это время собственнически сминающий его бока и усиливший в одно мгновение свою хватку, вдруг отстранился, позволяя выйти себе почти что до конца, глядя вниз на собственную, выскальзывающую из тугого, гостеприимного тепла покрасневшую головку, и, не дав и шанса сделать Гарри вздоха, толкнулся тут же резко, с силой, до конца.       Тело от мощного удара, пришедшегося тазом о выпяченный зад, рывком сдвинулось вперёд, сразу же возвращаясь в своё изначальное положение и содрогаясь снова от последующего не менее интенсивного толчка.       Желанная наполненность и наконец пришедшее за ним, разгоняющее стремительно кровь по венам удовлетворение, отметали из головы всевозможные и такие ненужные сейчас мысли, заставляя сосредоточиться только на набирающим обороты, устанавливающемся ритме позади.       Библиотека, что успела наполовину опустеть за всё время их затянувшихся прелюдий, в виду уже начавшихся уроков, сохраняла свою привычную, не прерывающуюся ничем тишину, за исключением порой разносящихся по помещению далёких от них шагов и редких шепотков, приглушённых для них самих только собственными, вырывающимися время от времени стонами и громким, сбившимися дыханием.       Гарри сильнее стискивает удерживающую его с реальностью полку под пальцами, подставляясь под скользящие по его оголённым участкам тела горячие ладони, и, вспоминая, где они продолжают находится, и какие совершенно непредназначенные для этого места вещи совершать, уже раздумывает было наложить заглушающие чары, во избежание нежелательных, грозящих им как минимум повышенным и нежеланным вниманием к их персонам случаев. Но эту здравую, с трудом нашедшую путь в его окутанный туманом похоти и настоятельной нужды мозг мысль, тут же выбивает из сознания точное направление особо резкого толчка, пришедшегося ровно на его простату.       Протяжного, сдавленного звука, сорвавшегося с его раскрытых губ, в этот раз сдержать уже не удаётся, и Поттер, роняя поражённо голову вниз, проигрывает собственному здравому смыслу не в силах и без желания бороться, отдаваясь всем поглощающим его сладострастным ощущениям от жадных рук на теле и крупного, глубоко вторгающегося внутрь члена позади, выбивающего из него все опасения касательно возможных последствий их совершаемого необдуманного действа.       — Только посмотри на это, — с неприкрытым благоговением протянул Малфой сзади, неустанно двигая бёдрами и сжимая в ладонях мягкую плоть его ягодиц. — Такой нуждающийся, такой отчаянный, любитель справедливости и вечный сторонник благих и правильных поступков, наплевав на всё и вся, отдаётся мне прямо здесь, в среде обитания своей занудной подружки, постанывая от того, как глубоко в него вбивается Пожирательский член. — Последние два слова, рваными обрывками вылетевшими изо рта, были подкреплены парой предельно метких, грубых толчков, сопровождённых ощутимым сдавливанием измученной кожи в области бедра.       — Прекрати… — попытался осадить его Поттер, не в состоянии выбраться из плетнями окутавшей его потребности в освобождении нарастающего давления внизу, и попытавшись с бо́льшим результатом снова: — Прекрати… так говорить. Ты не… — запнувшись, всем телом содрогнулся он, почувствовав внезапно упавшую на его мокрую от пота грудь увесистую, влажную ладонь, — ты не…       — Не Пожиратель, да, — без всяких колебаний и, казалось, малейшей капли стыда закончил за него Малфой, сжимая между указательным и большим пальцами правый, чувствительный и стремительно твердеющий сосок, усиленно тот сжимая и дразня. — Конечно, нет, Поттер, — незаметно чмокнул он его в торчащую лопатку, уже гораздо тише повторив: — Конечно, нет.       Гарри дрожит от дополнительной стимуляции, с удвоенной скоростью закручивающей тот самый тугой узел внутри, и отпускает себя полностью, порывисто простонав и перестав даже разбирать то, что нашёптывает развязно ему на ухо Драко:       — Такой не любитель принимать всю жестокую правду действительности, — замедлил тот немного свой карающий темп, не желая допускать возможность разрядки так непозволительно скоро, — предпочитающий отбеливать её всеми возможными, приходящими на такой непроницательный ум способами, наивно полагая, что так оно и есть.       Тяжёлое дыхание опаляет открытую шею потоком горячего воздуха вновь, и Малфой, прижимаясь ещё ближе, не оставляя и миллиметра меж их разгорячённых тел, прекращает толкаться и вовсе, замирая и вдыхая в ноздри приевшийся, дурманящий аромат, исходящий от напротив застывшего партнёра.       — Малфой, не надо.       Драко вжимается сильнее, придавливает безжалостно податливое тело к стеллажу, проталкивает свой пульсирующий член всё дальше в беспощадным жаром окутавшую напряжённый орган глубину, пока не ощущает, наконец, прижавшуюся кожу поттеровских ягодиц к лобку.       Он шипит сквозь зубы, сдавливает немыслимо страдающую кожу на сминающихся боках, и чувствует, как туго, горячо, и невообразимо охуенно сжимают его внутренние, в такт сокращающиеся стенки.       Он зарывается носом в торчащий воротник рубашки и припадает губами к горлу, слегка царапая зубами то и ощущая, что вновь имеет возможность говорить, лаская в исступлении параллельно дрожащие бёдра:       — Такой упрямый, — толкнулся с малой амплитудой он, — такой импульсивный, — погрузился не спеша до основания вновь. — Не имеющий в себе и крупицы самоконтроля, и каждый чёртов раз не готовый отступать. Совсем не умеющий сдаваться, — не останавливаясь, снова позволяя себе на треть длины выскользнуть наружу, наблюдая, как вытягивается следом извивающееся под руками тело.       — Не нужно, — повторяет в ответ Поттер, бесцельно прослеживающий теряющимся взглядом пустой, длинный проход вдоль стеллажей, — не нужно. Пожалуйста.       Но Драко его будто и не слышал, словно в бреду продолжая говорить с самим собой:       — Не видящий и в упор всей ужасающей реальности и упорно продолжающий делать вид, будто так оно и должно быть. — Последнее прозвучало с неожиданной резкостью, выпущенной невесть на кого злобой, и Малфой, выдохнув предельно тяжко, едва слышно, совсем обречённо вопросил, едва не с преклонением склоняя ему голову на голое плечо: — Что же ты делаешь, Поттер?       И только Гарри, в возникшей после прозвучавших его слов отчего-то давящей тишине, задумался о истинных мотивах этих неопределённых и предельно не вовремя сказанных фраз, как Драко, придя в себя, мгновенно распрямился, и небрежно проронил, принявшись тут же толкаться в него со всей имеющейся силой вновь:       — Ты должен получить за это по заслугам.       Потревоженная ранее простата снова подверглась сокрушительной атаке от вторгающейся безостановочно в раскрытое тело рельефной головки члена, что на этот раз начал трахать его уже серьёзно и без всяких сожалений, основательно и по-настоящему, лишь на пару дюймов выскальзывая из растянутого под таким существенным давлением входа, и сразу же решительно проникая внутрь вновь.       Гарри тщетно сводил свои, против его же воли подгибающиеся ноги от обрушившихся на него головокружительной волной приятных ощущений, которые дарил ему так нещадно и без устали вбивающийся в него член, двигающийся в полностью разрушающем его ритме и заставляющий уже совсем несдержанно стонать.       О словах Малфоя он пообещал себе подумать позже, когда тот не будет разбивать его на две части, задавшись намерением, по всей видимости, выбить из него душу, как минимум.       Поттер сжимает зубы на рукаве рубашки своего покоившегося на книжной полке запястья, и заглушает рвущийся от растекающегося по венам вожделения скулёж.       Руки трясутся от кипящего в крови адреналина, пока риск быть застуканными в столь развратном, компрометирующем положении любым желающим, решившим вдруг посетить секцию Истории Магии далеко не пустующей библиотеки отравляет любые мысли в голове. Кончить хотелось до стянутых дрожью конечностей.       Драко, словно прочитав его мысли, оторвал одну руку от бедра, не сбавляя устойчивого ритма, и любуясь оставленными на том алеющими пятнами, в точности повторяющими расположение его впивающихся до этого в кожу пальцев.       И стоило тем только сомкнуться на его неуклонно требующим внимания основании влажного от обильного количества собственной смазки члена, начав ритмично поглаживать тот в такт непрекращающимся, сбившимися толчкам, как тугая пружина, что держала в своём натянутом напряжении и стягивала всю нижнюю половину его тела в своих раскалённых тисках, прорвалась в одно неуловимое, ослепительное мгновение, ошеломляя своей внезапностью и неимоверной остротой.       Покрытый испариной лоб на этот раз с громким, интенсивным ударом приземлился на деревянное книжное укрепление, а судорожно вобранный внутрь воздух застрял где-то по пути выхода из лёгких, пока нижние полупустые полки стремительно покрывались неоспоримым свидетельством его безмерного удовлетворения — вязкой, белёсой субстанцией, продолжительными рывками вырывающейся из его пульсирующего, смягчающегося члена.       Непередаваемое, не сравнимое ни с чем наслаждение накрыло собой столь ярко и сильно, что внутри после себя не оставило ничего, кроме абсолютного, всепоглощающего удовольствия, приветливым теплом и приятной усталостью разливающихся по размякшему телу. И даже потаённая, воздвигнутая до немыслимых размеров обида на Малфоя за то, что тот с таким явным пренебрежением раскритиковал когда-то его внешний вид, ушла куда-то на далёкий задний план, не желающей быть услышанной более.       Драко застонал гортанно, ощущая, как внутри его пленительно сжимают редко сокращающиеся от затянувшегося оргазма мышцы, и выложил последние оставшиеся силы в последние, особенно глубокие точки, извергая первый поток горячей спермы внутрь сокращающегося входа и, обессилев, падая на взмокшую, дрожащую спину вперёд.       Уже неспешно приходя в себя, выходя из затуманившего разум, одурманивающего морока, Гарри, чувствуя на себе всю тяжесть нахвалившегося на него сзади тела, чуть приоткрыл глаза, смутно уловив донёсшийся до обострившегося слуха глухой неопределённый звук.       Размытое красное пятно, промелькнувшее где-то на периферии зрения, и тут же исчезнувшее в никуда, осталось им без должного внимания.

***

      И окупило собой в прошествии нескольких часов его вдвойне.       Не взирая на то, что после случившегося ему так и не удалось застать своих друзей, по неизведанным причинам столь внезапно покинувших своё окулированное в библиотеке место без всяких на то предупреждений, Гарри, что неторопливо вышагивал по коридорам замка, уворачиваясь от снующих первокурсников по пути на ужин, не чувствовал в себе ни единого сомнения в том, что те, в силу своего начавшегося процветать романа, решили просто уединиться где-то вдвоём, подальше от всех, забыв второпях о собственном потерявшемся среди стеллажей друге.       Не то, чтобы он был против такого расклада событий, конечно. Совсем наоборот: он, как никто другой, был безгранично рад за тех, кто прошёл вместе с ним такой тяжёлый, непосильный для многих людей путь, и кто в конечном итоге нашёл своё долгожданное и заслуженное счастье, способное окупить все годы страданий и непосильной муки вдвойне.       И сейчас, переступая порог массивных дверей Большого зала, прослеживая взглядом бывший Слизеринский стол, и натыкаясь ищущими глазами на сидящие поодаль знакомые и до боли родные макушки, склонённые к друг другу так непривычно и непозволительно близко, он подтверждает свои мысли в сотый тому раз.       Однако стоит ему только присоединиться к ним, усевшись напротив на пустующее место на скамье, как их тут же впившиеся в него нечитаемые взгляды, заставили его почувствовать себя едва не разрушителем всей царившей до этого сказочно-любовной идиллии.       — Эм… — Гарри даже растерялся малость, переводя рассеянный взгляд с одного на второго, и не понимая такого неожиданно пристального к себе внимания, заставившего оторваться двух влюблённых друг от друга. — Я чему-то помешал?       Гермиона, моргнув озадаченно, поспешила ответить первой, мгновенно принимая свой привычный ему мягкий взгляд:       — Нет, что ты! — засуетилась она на своём месте, принявшись наливать ему в пустой кубок остатки тыквенного сока. — Совсем нет! Я просто объясняла Рону, что если он будет продолжать вести себя в том же духе относительно нашим учебным планам и дальше, то от своей заветной мечты в виде украшающей плечи Аврорской мантии он может сразу же, и без промедлений отказаться, — запальчиво объясняла она, отставляя опустевший кувшин на место.       — Спасибо, — кивком поблагодарил её Гарри за совершённую любезность, уже сам потянувшись за манящим своим аппетитным видом кусочком яблочного пирога.       Рон, проследив за его движением, всё так же не проронив ни слова опустил глаза в свою набитую, но нетронутую тарелку с едой, переглянувшись мимоходом с пожавшей плечами Гермионой, и, кажется, о чём-то сосредоточено задумавшись.       Гарри только хмыкнул неопределённо, решив пока не терзать себя размышлениями касательно такого странного поведения лучших друзей, бывших ещё за завтраком вполне себе в приятном расположении духа, и уже принялся было отправить в рот ароматно пахнущий, нанизанный на вилку кусочек выпечки, как все его планы внезапно нарушила компания шедших за ним по коридору, и теперь направляющихся прямиком к их столу безостановочно шепчущихся девушек, одна из которых привлекала к себе внимание своим пёстрым алым шарфом, повязанным аккурат на шее.       — Могу поклясться, я точно видела, как кто-то сегодня занимался этим прямо в библиотеке! — прозвучало от незнакомки в красном, стоило только их небольшой группе приблизится к столу, в той степени громкости, вполне достаточной для того, чтобы большинство сидящих рядом заинтересованно подняли свои головы, предчувствуя без сомнения надвигающиеся сплетни.       Гарри застыл, так и не донеся столовый прибор до рта, замерев на пол пути движения, и инстинктивно напрягся, отчего-то не желая смотреть в сторону своих притихших друзей.       Тело сковало вторгнувшимися в сознание запоздалыми догадками.       Тут же послышались перебиваемые друг другом голоса других включившихся в разговор наблюдателей открывающихся жарких обсуждений.       — Какой кошмар, это так отвратительно, — подала голос уже другая девушка, листающая книгу на своём месте за вмиг оживившимся столом. — Видимо, у кого-то действительно нет ни стыда, ни совести, раз они позволяют заниматься себе подобными извращениями прямо в открытых для посещения местах. Так ещё и средь бела дня! — искренне возмутилась она.       — Похоже, ребята забыли, где находятся их спальни, — послышался хохот толпы.       — Хотел бы я посмотреть на лица этих смельчаков, — вклинился какой-то темноволосый, излишне довольный, по скромному мнению самого Гарри, парень, улыбающийся во весь рот и следом обратившийся к зачинщице этой интереснейшей дискуссии на столь любопытную всем тему, громко окликнув ту: — Эй, Хэлл! Ты случайно не разглядела там ничего интересного для нас?       Гарри склонил голову, пытаясь успокоить разогнавшееся от нахлынувшего волнения в груди сердце. Внутренности словно сжали в крепкий кулак.       Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.       — Я же сказала, я ничего толком не видела. Мне удалось разглядеть только… ох! — негодующе воскликнула та, взмахнув руками. — Не хочу я говорить об этом безобразии!       Смех усилился, на этот раз уже раздавшись уже со всех сторон, и последующие далее обсуждения слились в один сплошной неясный, неразборчивый, и в больше степени раздражающий звук, жужжащий над покрасневшими ушами как надоедливые, прилипчивые мухи.       Смирившись со своей незавидной участью, так или иначе настигнувшей бы его в любой другой момент, он нехотя, в какой-то мере опасливо поднял стыдливые глаза, натыкаясь на сверлящую его подозрительным взглядом Гермиону, с интересом склонившую голову в его сторону, и прямо противоположную ей фигуру сгорбившегося на своём месте Рона, продолжающего гипнотизировать свой лежащий на тарелке кекс, и старательно делающего вид, что всё, что его сейчас интересует, это его секретная консистенция, не более того.       Вздохнув обречённо, Поттер отложил, наконец, вилку подальше от себя, со всем затопившим его отчётливым пониманием осознавая, что его, кажется, в скором времени ждут нетерпеливые, назойливые, и совсем нежеланные расспросы, и что они, похоже, ничуть ему не страшны.       В конце концов, цена приобретённого окупилась ему в своих размерах гораздо, гораздо больше.