***
Елена застонала, немного приходя в себя. Она знала, что там, где они находились, было неуютно, но на самом деле она этого не чувствовала, все, что она чувствовала, это жжение в горле и мучительное желание вонзить в кого-нибудь свои клыки. Ее тело болело, но не так, как тогда, когда она была человеком, оно болело там, где магия была нарушена, где не хватало крови, и она чувствовала изнеможение от почти постоянного кровотечения. — Ты похожа на нее, — сказала женщина, заставив Елену поднять голову и посмотреть на миниатюрную брюнетку с более квадратным лицом, чем у нее или Кэтрин, но она видела много сходства. — Двойник, — хмыкнула Елена и, поднявшись, села прямо, глядя на вампиршу. — Понятно, — ответила она. — Зачем ты это делаешь? — Устало спросила Елена. — Я здесь, потому что наш долг — восстановить естественный порядок магии. Магия не должна ограничиваться только ведьмами, — усмехнулась женщина. — Я имела в виду, почему ты здесь, — уточнила Елена, наконец поднявшись на ноги. — Ты похожа на нее. — На Кэтрин? — Догадалась Елена. — Да, — насмешливо ответила та. — И кем она была для тебя? — Устало спросила Елена. — Моей матерью, — твердо ответила женщина. — Она умерла. — Да, — фыркнула Елена. — Злая ведьма Запада наконец-то растаяла, — устало проговорила она. — Ты знаешь, кто ее убил? — Тут же оживилась женщина. — Ее убили, потому что она похитила Давину Клэр, ведьму Кола Майклсона, — пояснила она. — Кол убил Кэтрин. И с тех пор все было спокойно, но тут появилась ты. — Моя мать не заслуживала смерти! — Гневно зашипела женщина. — Кэтрин была манипулирующей сукой, которой не было дела ни до чего и ни до кого, кроме себя, — усмехнулась Елена. — Она заслуживала смерти во сто крат больше. Ее щеку пронзила острая боль, и Елена фыркнула, откинув волосы в сторону, чтобы взглянуть на трясущуюся от гнева женщину. — Она была моей матерью! — Она не была хорошей, — огрызнулась Елена. — Кэтрин не могла заботиться ни о чем и ни о ком, если это была не Кэтрин! — Ты лжешь! — Взвизгнула она. — О, пожалуйста, — закатила глаза Елена. — Я могу быть бесхребетной, беспомощной, несчастной, эгоистичной девушкой, но Кэтрин была эгоистичным монстром, который не мог любить никого и ничего, кроме себя. Она манипулировала братьями, пыталась натравить друг на друга Первородных, разрушила мою жизнь и сотни других, а все потому, что не могла понять, как быть счастливой. Нечеловеческий звук, изданный вампиршей, был последним предупреждением Елене, прежде чем она потянулась к ней, и Елена почувствовала, как ее голова треснула, а позвонки ломаются, и ее тело рушится на гниющую землю.***
Прошла неделя с тех пор, как убили ее бабушку, и сегодня, наконец, состоялись похороны: Винсент и Фрея договорились с Регентом и остальными Девятью об освящении ее бабушки. Она стояла перед зеркалом и поправляла волосы, разглаживая рукой черное платье. Было вполне уместно похоронить ее бабушку на рубеже октября. После Катрины ее бабушка не была похоронена должным образом. Но официальные похороны ее бабушки тоже состоялись в начале октября. Ей тогда было десять лет, и мать отругала ее за то, что она надела жемчуг, сорвала его с шеи Давины и с тяжелым стуком разбросала по полу ее комнаты. Это было одно из самых ярких воспоминаний о матери после смерти бабушки. Николетт была недовольна Давиной и дала об этом знать, заставив Давину одеться в тяжелое черное шерстяное платье, обуть ужасные туфли, которые жали ей пальцы ног, и завязать волосы в болезненно чопорный и тугой пучок, который ужасно стягивал кожу головы. Однако на этот раз все изменилось, и она уже не чувствовала себя куклой, которую мать прихорашивала и раскрашивала. На этот раз Давина была без украшений, волосы убраны назад, на ней было простое черное платье с черными туфлями, которые снова жали ей пальцы ног. Выйдя из комнаты, она увидела Марселя, который ждал ее, и подошла к нему, чтобы обнять, прислонившись к нему. Он ничего не сказал, и ей стало легче, когда он провел тяжелой рукой по ее кудрям. — Тебе не обязательно туда идти, детка, — тихо сказал он. Марсель не мог присутствовать на официальных похоронах или церемониях, что причиняло ей сильную боль, но, поскольку он был вампиром, ведьмы не пригласили его на свои священные земли. Хейли будет там, но она будет с Майклсонами, потому что Элайджа и Клаус хотят чтобы она была рядом и в безопасности, а значит, она не сможет пойти ни на кладбище, ни в церковь. Джош не мог пойти с ней по тем же причинам, что и Марсель. — Это должна быть я, — пробормотала Давина. Никто не смог сделать это в прошлый раз, так что на этот раз это должна быть она, чтобы сделать свою бабушку Хранителем Предков, чтобы дать Предкам шанс после их уничтожения. Скаллк собрались у подножия ступеней перед особняком Майклсонов. Кол открыл перед ней дверь машины, когда она садилась в нее, и тихо закрыл ее. Он тихо разговаривал с Марселем, и Давина видела, как остальные члены Скаллка садились в разные машины. Кол сел в машину и посмотрел на нее, она кивнула, когда он взял ее за руку. Они подъехали к месту, где будет проходить поминальная служба, после чего прах ее бабушки отвезут на кладбище. Кол помог ей выйти из машины и войти в церковь. Здесь собрались представители человеческой фракции, а также оборотни и ведьмы. Вампиры не приветствовались на священной территории, но она видела их на улицах. Как и на первых похоронах, Давина чувствовала, что ее выставляют напоказ, но Кол, похоже, защищал ее даже от других членов Скаллка, когда она сидела между Колом и Калебом. Кай вел себя прилично. Бонни, Моник, Эбби и Кэсси разговаривали с другими ведьмами, которые подходили к ним. Винсент и Фрея разговаривали с лидерами других Ковенов и Старейшинами, которые пришли выразить Давине свои соболезнования. Кол не отходил от нее, как и Калеб, поэтому она чувствовала себя в безопасности, спрятавшись между ними от посторонних глаз, которые, вероятно, хотели увидеть ее горе. Марш на кладбище, к ее семейному склепу, сопровождался тяжелой музыкой, влажный воздух сменился легким моросящим дождем, когда тучи заслонили солнце. Церемония освящения ее бабушки проходила с осторожностью, она наблюдала, как Винсент и Джозефина ЛаРу проводят обряд, приветствуя Мэри как Хранителя Предков, чтобы исцелить раскол между живыми и мертвыми. Когда все закончилось и костры были зажжены силой ее бабушки, ведьмы зааплодировали, и громкий, шумный джаз наполнил воздух, когда люди покидали склепы. Давина знала, что будет шумная вечеринка в честь жизни и достижений ее бабушки, но ей не хотелось идти туда и иметь дело с таким количеством людей. Ей не нравилось быть выставленной на всеобщее обозрение. — Любимая? — Тихо сказал Кол. — Мне нужна минутка, — тихо ответила она. Он коснулся ее щеки, заставив посмотреть на него. — Я в порядке, — слабо улыбнулась она. — Я буду возле кладбища, — пообещал он, целуя ее в лоб. Она почувствовала, как он уходит, но все еще ощущала его магию вокруг себя, когда стояла и смотрела на свежезапечатанную могилу, в которой покоился прах ее бабушки. — Я скучаю по тебе, — тихо сказала она, протягивая руку и касаясь каменной плиты. — Я только что вернула тебя и снова потеряла, и я скучаю по тебе, бабуля, — вздохнула она, подавшись вперед и упираясь лбом в камень. — Ну разве это не трогательно? — Усмехнулся голос, заставив ее повернуться и посмотреть на идущего к ней мужчину. Он был высоким, с выдающимся носом, вьющимися черными волосами, поистине средиземноморской внешности и стройным в костюме. Она застыла, когда узнала его, почувствовав, что ее собственная магия начинает обретать силу, и буря улеглась, когда она почувствовала энергию, витавшую в воздухе. Хуже всего было то, что он был не настоящим, а лишь проекцией, и она не могла почувствовать источник его силы, ведь это была не его душа, и от этого хотелось зарычать. — Не трудись звать моего язычника, он не войдет, здесь только ты и я. Не думаю, что мы имели удовольствие встречаться, — сказал он, начиная кружить вокруг нее. Давина почувствовала магию Кола в своей крови, когда их связь набрала полную силу, его магия смешалась с ее. Над головой загрохотал гром. — Маркос Секстус Попликола, — угрожающе улыбнулся он ей. Молния ударила рядом с ними, опалив землю и обуглив ее, в то время как она стояла неподвижно, но у Маркоса хватило ума вздрогнуть. — Впечатляет. — Ты убил мою бабушку и пришел ко мне в тот день, когда я ее хоронила, — сказала она. — Поскольку на самом деле тебя здесь нет, я могу предположить, что ты пришел, чтобы угрожать или предупредить меня. Поскольку ты убил мою бабушку, я сомневаюсь, что это второе, так почему бы тебе просто не приступить к делу, чтобы я могла выследить тебя и сжечь дотла твое королевство? — Прорычала она, когда в воздухе сверкнула молния и прогремел гром. Маркос медленно улыбнулся. — А ты остроумна, — безразлично заметил он. — Ты быстро уменьшаешь мое терпение, — ледяным тоном предупредила она. — О, я вижу, что ему в тебе нравится, — размышлял Маркос. — Ему всегда нравилось играть с огнем. — И с женщинами, — сказала она с укором, заставившим Маркоса отшатнуться и посмотреть на нее, после чего на его лице отразилась лютая ненависть. — Я задела за живое? — Спокойно спросила она. — О, точно, ты любил его. Ты думал, что вы похожи на Ахилла и Патрокла? Или на Аполлона и Гиакинфа? Или это слишком по-гречески для твоего времени? Неужели ты думал, что сможешь добиться его расположения? Соблазнить его? Приручить его? — Ты маленькая шлюха! — Прорычал он, двигаясь вокруг нее. — Осторожно, ты связался с настоящей ведьмой, — предупредила она его. — Ты мне не ровня, девочка, — он презрительно произнес это слово, как оскорбление. — Это то, что ты пришел мне сказать? — Сухо спросила она. — Очень хорошо, — сказала она, расчерчивая небо молниями, когда выпрямила спину и шагнула к Маркосу. — Позволь мне сказать тебе кое-что, парень, я иду за тобой за тобой не ради справедливости, не ради чести, даже не потому, что твой народ оскорбляет жизнь и природу, а ради мести. — Ты думаешь, что сможешь напугать меня, маленькая шлюха моего язычника? — Прорычал он. — Если он язычник, Маркос, то я дикарка, — ответила она. Молния прорезала небеса, уничтожив проекцию, и обожгла камни под ее ногами, на которых она стояла, когда дождь превратился в сильный ливень, и она закричала от боли, упав на колени. — Давина! — Крикнул Кол, и она зарыдала еще сильнее. — Давина! — Рука коснулась ее плеча, и она обняла себя за плечи, раскачиваясь взад-вперед. — О, Давина, — раздался мягкий голос Моник. — Я держу ее, дорогая, — сказал Кол, и она почувствовала, как на нее накинули тяжелый плащ, после чего ее заключили в объятия Кола. — М-м-маркос… — всхлипывала она. — Он был здесь…***
Моник с трепетом смотрела, как Кол подхватывает Давину и уносит ее с кладбища. Буря постепенно стихала, пока Давина отдыхала с Колом, но Моник не могла отделаться от ощущения, что в ее подруге что-то изменилось. Давина была уже не та, что раньше, и Моник не знала, как наладить отношения с молодой женщиной, которая заменила ей подругу после Жатвы. Встав, она последовала за Колом и Давиной к выходу с кладбища и схватилась за дверцу машины, когда он подошел к ней и погрузил Давину в салон. Забравшись в машину, она села рядом с Давиной, которая прижалась к окну, и слезы покатились по ее щекам. Моник на мгновение замешкалась, прежде чем осторожно взять подругу за руку, Кол сел в машину и завел ее, а Калеб сел на пассажирское сиденье, и они поехали. Моник закусила губу, сидя в машине. Она не знала, как наладить отношения с Давиной и что сказать, потому что эта Давина так отличалась от той, которую она помнила. Эта Давина была такой непоколебимой, независимой, упрямой и просто не похожей на ту Давину, которая была ее подругой. И все же Моник хотела вернуть их дружбу, или дружбу между ними. Смерть Давины сломала что-то в Моник, и она не могла это исправить, потому что Давина оказалась не такой, как она ожидала, и это усложняло ситуацию, из-за чего ей не хотелось даже пытаться. Но сейчас она должна была попытаться, Давина явно страдала и нуждалась в друге. Она сжала руку Давины, и Давина подняла на нее растерянные, полные слез голубые глаза. — Я помню, как Мэри учила нас заплетать косы, и мы использовали тебя в качестве подопытной, потому что твои волосы были такими длинными и шелковистыми, что они никогда не спутывались, даже когда из-за влажности я чувствовала себя пушистым клубком кудрей, — объяснила Моник. — А Мэри была такой доброй и терпеливой, когда учила нас, а ты сидела так спокойно. Давина фыркнула. — Я не хотела сидеть спокойно, — пробормотала она. — Я знаю, — призналась Моник. — А потом Мэри разрешила нам испечь печенье, прежде чем пойти смотреть фильмы, — продолжила она. — Твоя бабушка была замечательной. Давина кивнула, но слезы снова начали наворачиваться на глаза, и она уставилась в окно. — Помнишь, как мы решили поохотиться на оборотней в заливе с этими пневматическими ружьями? — Тихо сказала Моник. — И как Мэри погналась за нами, я никогда не была за пределами Нового Орлеана, и я была так горда, когда нашла те яйца, а твоя бабушка бросила их обратно в гнездо, схватила нас и убежала, когда появился аллигатор. — Мы же говорили тебе, что это гнездо аллигатора. — Я все еще думал, что только куры и птицы несут яйца, и я хотела цыплят! — Куда бы ты их дела? — Положила бы их в переулке, да, но твоя бабушка меня за это отчитала. — Из-за тебя нас чуть не съел аллигатор! — Ты хотела поохотиться на оборотней с пневматическими ружбями. Давина фыркнула, а Моник улыбнулась, радуясь тому, что Давина стала немного счастливее. Возможно, они еще смогут стать друзьями.***
Маркос ахнул, когда заклинание разрушилось, и все еще чувствовал, как молния пульсирует в его крови, когда он лежал в трейлере, где жил. Шлюха Кола была сильна, она может стать проблемой. Четверо мертвых Странников лежали с ожогами от молний, которые спасли его от гнева шлюхи.