FlashBack
Чимин смотрит пустым взглядом в потолок. Чёрт. Вот же… чёрт. Хочется вытянуться на кровати, задрать футболку, аккуратно стянуть пальцами ног носки, обнять мягкую подушку и, задрожав от натуги, рухнуть. Ни о чём не думать. Слышать тишину в голове. Отупеть. Забыть об ответственности. Хочется, чтобы голова не болела. — То есть… — он опускает взгляд на Юнги, который зевает и устраивается удобнее на чужом кресле, пока младший сидит за своим столом, — охотники питаются энергией других? Но ты… — Но у меня её в избытке. Обычно такие, как я, тратят её в огромных количества и восполняют свою чужой, а у меня наоборот нехватка положительной энергии, поэтому я её фильтрую через лечебную Сокджина. Иногда, конечно, охотники обезумевают и съедают своих целителей, — сипло говорит Юнги. — Мгм… — Господин устроил всё так, что третий класс отправляют, как пищу для инквизиторов и охотников. Подстраивают их смерти, как несчастный случай или самоубийство. Поэтому я не принял официальное повышение, — говорит он, зевая. — Не хотел забирать жизни? — Мирных? А зачем, если я спокойно живу с Джином и тобой. Юнги скучающе болтает ногой, то и дело отвлекаясь на рассматривание комнаты Чимина. Она уютная. Есть что-то волшебное в детских фотографиях с матерью, с бабушкой и дедушкой, в школьных с Тэхёном, где Чимин совсем на себя не похож — скованный, взлохмаченный, похожий на воробья. Молодая женщина на фото даже кажется какой-то знакомой. У него таких нет. Пара снимков в военной форме, где он молод. На этом всё. В телефоне только животные и пейзажи. — Моя энергия только как фильтр для тебя? — спрашивает Чимин. — Скорее как успокоительное, — уточняет Юнги и поднимается, чтобы пройтись по комнате. Никакого приличия, только неприкрытое любопытство. — А зачем тогда пошёл на ту миссию один? Чимина до сих пор это тревожит. — Ты бы там не выжил, я бы за тобой не уследил. Ты слишком слаб, — грубо и жёстко. Чимин стыдливо опускает голову. Юнги прав. Это не оскорбление, не попытка унизить. Возможно, показать место, но аналитик его и так прекрасно понимает. Он лишь хочет помочь. Всем, чем сможет. Хочется верить, что это из-за чувства долга, а не из-за какого-то другого. Снова и снова Мин забивает его в угол своими высказываниями, острыми, будто новые лезвия для бритвы. О его слова можно порезаться. — Ты не знаешь, через что мне нужно пройти, чтобы стать сильнее и идти с тобой нога в ногу, — оправдывается он. — Но у тебя есть Тэхён и я. Мы поможем. Осталось только тебе захотеть, — говорит Юнги, спокойно и без давления. — Я не хочу быть… жестоким, — Чимин сжимает губы в тонкую полоску. Говорить, что не хочет стать монстром, он не стал. — Твои принципы ценнее жизней людей, которых ты мог бы спасти? — Я бы хотел, чтобы моя совесть была чиста. — Это твой выбор, Чимин, — заканчивает Юнги и выходит из комнаты. Можно ли жить с кровью на руках? Без панических атак, без тревоги и кошмаров? Тэхён говорит, что нет. Но если поверить в то, что так было нужно… Не потеряет ли он убеждения о ценности жизней?End FlashBack
Небольшая банка, стоящая на камне у берега реки, со звоном падает в воду. Чимин сразу же поднимается из сидячего положения, закидывает винтовку на плечо и сбегает по дряхлому спуску вниз, чтобы схватить плывущую железку и посмотреть на разрез. Ровный сквозной выстрел. Неплохо. Аналитик оборачивается через плечо, чтобы взглянуть на Юнги, который, опираясь спиной на ствол яблони и прикрыв глаза, прячется от мартовского солнца и даже не обращает никакого внимания на своего ученика. Весь январь ушёл на то, чтобы разобраться с документами КОЛьТа. Всё свободное время Чимин или стрелял вместе с Тэ на стрельбище, или ездил к Хосоку в больницу, или сидел за бумажками. Операция стоила огромного количества нервов, но всё же прошла успешно. Привлекать Юнги к этому делу было нельзя, чтобы не раскрывать его местоположение. Ничего, в общем-то, не предвещало беды. Сокджин часто пропадал, занимался какой-то бюрократией и ездил в строгих костюмах по делам. Кихена часто можно было заметить с бокалом вина в гостиной с музыкой эпохи барокко. Миен приезжала изредка, чтобы завезти что-то Чимину или наоборот что-то забрать у него. Чонгук нашёл работу. По документам выжили он и Сокджин. Юнги же вообще должен был быть на задании. Весь февраль Чимин занимался планом. Данных о строении министерства, о людях, работающих там, и об армии было достаточно. Сегодня один из немногих дней, когда он смог выйти и проветрить голову. Юнги каким-то чудом увязался за ним. Одному Богу известно, что в голове этого охотника. Завтра утром он и Миен поедут на контрольный просмотр. Она сделала ему пропускной в сеульский центр, поэтому проблем быть не должно. — Хен, ты видел? — спрашивает Чимин, поднимаясь наверх. — Ага, — мурчит Мин, не открывая глаз. — Молодец. Аналитик шмыгает носом и перезаряжает винтовку, направляя дуло в сторону Юнги. Он приподнимает его немного выше и целится. Кожа старшего кажется такой бледной и болезненной, но намного лучше, чем было в сентябре. Пряди его волос спадают на глаза, видно даже, как его ресницы слегка подрагивают. Чимин медленно облизывает свои губы. Чёрт. По коже бегут мурашки, когда он зажимает курок. — Чёрт! — на голову старшего со свистом падает яблоко и бьёт его прямо по голове. — Вот же! Засранец! — кричит он и подрывается с места. Чимин бросает винтовку на только-только проступившую свежую траву и бежит со всех ног вдоль реки, громко хохоча и спотыкаясь. Охотник гонится за ним вслед, погружается в чащу и царапает лицо о колючие ветки, но настигает жертву и валит её на землю. Аналитик продолжает смеяться, улыбаться широкой счастливой улыбкой, а Юнги сделать с собой ничего не может, ведь злость от того, что его потревожили, быстро уходит. — Зачем ты это сделал? — отдышавшись, шепчет он и расставляет руки по обе стороны от головы Чимина. Младший ничего не отвечает, только улыбается и тянет руки к чужому лицу. Он касается бледных щек и слегка тянет на себя. — Захотел, — шепчет он в чужие губы. Юнги молчит, смотрит в блестящие глаза и тихо выдыхает, касаясь плюшевых полных губ своими. Чимин начинает тонуть. Голова идёт кругом. Сердце по-особенному трепещет. Он обещал Юнги, что поможет. Сделает всё, что в его силах, чтобы добиться справедливости. И сейчас, когда солнце заливает его лицо и волосы, энергия искрится на кончиках пальцев, а тяжёлое дыхание уходит куда-то в шею, Чимин понимает, что просто не может предать его. Большие ладони скользят по расслабленным бёдрам, забираясь под плотную светлую футболку. По затылку бегут резвые мурашки. Младший не сопротивляется, выгибается на встречу чужим рукам и расслабленно выдыхает. Давление на тело кажется теперь горячим, страстным, воздуха перестает хватать, когда губы находят чувствительное место за ушком. — Ты доверяешь мне? — шепчет охотник и раздвигает ослабевшие ноги Чимина, чтобы устроиться между ними. — Прямо здесь? — скомкано спрашивает он размякшим голосом и, словно поведенный неистовой силой, очерчивает руками плечи и грудь Юнги. — Почему нет? — игриво урчит он. — Так что? — руки продолжают изучать прелестное тело, надавливая на самые неожиданные точки, из-за чего кожа начинает нагреваться, руки холодеть, а пах слегка пульсировать. — Продолжай, — говорит Чимин, кивая. Он выгибается, стоит Мину запрокинуть его верхнюю одежду и припасть к ключицам. В местах, где губы его касаются, становится неимоверно хорошо. Кровь приливает к низу живота, так неестественно и чувствительно, что хочется пропищать, чтобы Юнги не прибегал к своим фокусам, но кто он такой, когда прямо перед ним — неизведанная грань удовольствия? Подобрав пальцами спортивные тонкие штаны, охотник стягивает их со своей пары. Сам он снимает с себя футболку и подкладывает её под чужую обнаженную часть. Младший замирает взглядом на расслабленном теле, обтянутом крепкими мышцами. Во рту невольно пересыхает от белоснежной кожи, покрытой шрамами разной длины и глубины. На душе не лучше. Она сейчас стала такой мягкой, из глубокого винного перетекла в нежнейший малиновый. Его движения нежные, нерасторопные, медленные, как будто он наслаждается каждой секундой, во время которой вкушает сладость Чимина. Вкус кожи мягко оседает на языке, когда он прихватывает зубами кожу на ребрах, спускается ниже и ниже… Аналитик скулит, когда чувствует прохладный ветерок на своём члене, освобождённом от одежды. Голова начинает кружиться, кровь наливается прямо там, а сзади начинает что-то зудеть. Юнги неторопливо двигает рукой, доит, как коровку, набирая на пальцы всё больше и больше смазки. Языком он чертит ручейки вдоль мягкого живота и доходит до самой шеи, где облизывается и оставляет укус. — Такой нежный, пугливый, — шепчет он и давит на неразработанный тугой вход, чтобы смазать его. — Ты прекрасен, Чимин. Стойкий, упрямый, серьёзный, но стоит тебя правильно коснуться, и ты превращаешься в мягкий кусочек пластилина, который можно мять, растирать, греть собой, да? Чимин ничего не отвечает, лишь вплетает свои пальцы в чужие жестковатые волосы и сжимает губы, когда один палец проникает прямо в него. Странное, раннее неизведанное ощущение наполненности, но стоит толкнуться чуть глубже, пару раз мягко толкнуться, и стенки сами собой расслабляются, давая больше свободы действий. — Хен… — шепчет младший. — Ближе… Его накрывает сильное тело, одной рукой поддерживая за поясницу над нагретой травой и футболкой. Чимин утыкается в его шею носом и расслабляется, но держится за плечи так крепко, что даже если бы его захотели отлепить от старшего, не смогли бы. — Я здесь, маленький. Только сейчас аналитик замечает, как сливается воедино их энергия. Они разделяют её на двоих. Вокруг них искрят фиолетовые тёплые нотки. Синяя. Его душа — синяя. Скорее всего весьма холодная, но засчёт теплоты Юнги их смесь становится теплее, но не теряет своей загадочности и сосредоточенности. — Как ты? — спрашивает охотник, когда в нутро младшего спокойно проникают три пальца. — Я люблю тебя, — говорит Чимин. Эмоции берут вверх. Как бы странно это ни было, но только сейчас, будучи с Юнги наедине, в такой раскованный момент, полный слабости и обнаженности, он чувствует себя собой. Нет того барьера, нет той стены, которая стояла между ними до этого. — Это же любовь, да? — всё же испугавшись, добавляет он, а Юнги незатейливо смеётся. — Это называется доверие. И любовь, конечно же, — говорит он, целуя его в напряженную шею. Чимин мелко кивает, устраивается удобнее и, запрокинув голову, закрывает глаза. Он раскрывается, но всё ещё боится, поэтому охотник тратит ещё немало времени на прелюдию, чтобы расслабить младшего полностью: целует тепло и медленно, шепчет на ухо, какой он красивый, покусывает игриво бедра и ляжки — только потом раздевается полностью. Невольно замерев взглядом на чужом члене, аналитик разводит ноги шире и слегка дрожит от предвкушения. Юнги входит медленно, никуда не торопится, следит за каждом мускулом на лице младшего, чтобы ему не было больно. Сам сдерживает себя, пытается унять быстро бьющееся сердце и не может насмотреться на Чимина. — Двигайся, всё хорошо, — шепчет он и закидывает дрожащие ноги на поясницу старшего. Тот кивает и начинает медленно толкаться с большой амплитудой, чтобы Чимин привык к ощущению наполненности, почувствовал изменения внутри себя. С губ начинают вырываться тихие, сбитые дыханием, стоны. Прикрыв глаза, младший и мычит от удовольствия и начинает слегка улыбаться, полностью уходя в сам процесс. Это не акт страсти. Это не рвущееся желание завладеть, пометить, очернить. Это нежность и забота, познание новых сторон друг друга, где Чимин — открытый и податливый, а Юнги — чуткий и ведущий. Толчки становятся быстрее, напористее, но в них всё ещё отсутствует как таковая грубость, которая могла бы напугать. — Можешь… чуть быстрее, — слегка задыхаясь, шепчет младший и тут же громко вскрикивает, когда, попадая раз за разом по простате, Юнги крепко берёт его за бедра и насаживает на себя. Мин двигает рукой по чужому изнывающему члену, будучи уверенным, что в первый раз кончить от одного проникновения будет тяжеловато. Сейчас главное — это не потешить своё самолюбие, а принести и себе, и паре как можно больше удовольствия. Он двигается всё ещё размеренно и глубоко, но надрачивает быстрее, заставляя Чимина теряться в ощущениях. Он не знает, на чём сосредоточиться, а потому быстро изливается в чужую руку. Юнги ускоряется, продлевая оргазм и доводя наконец себя. По коже бегут мурашки, а кровь быстро приливает к кончикам пальцев. Охотник шипит, вытирая руки и чужое тело своей футболкой. Пока размякший Чимин лежит в его руках, он его одевает, иногда прерываясь от лёгкого головокружения. И только уже в одежде он может лечь рядом, притянуть к себе за талию, уткнуться носом в плечо и закрыть глаза. — Я тебя тоже люблю. Никогда ещё он не чувствовал себя так спокойно. Никогда ему не было так хорошо. Дело не в сексе, а в том, что рядом лежит сопящий и разомлевший Чимин, довольный и мягкий, коим и хочет видеть его Юнги всегда. Он заберёт все невзгоды, все заботы и обязательства, лишь бы Чимин всегда выглядел таким…свободным.
***
Хосок ковыряет ложкой больничную пшеную кашу. Невкусная, сырая, приготовленная на воде. От неё хочется полезть на стену, распилить руку ложкой и склониться над туалетом, чтобы эта еда покинула его навечно. Он не любил больничную еду. Она раздражала, липла и комкалась прямо в горле. Признаться, он вообще не любил ничего «больничного». Ни запах, ни свет, ни одеяла с простынями, ни лекарства. Ни-че-го. Люди здесь одноразовые. Вот вы общаетесь пару дней, как самые близкие друзья, а после выпуска ни весточки, ни письмеца. После операции болело абсолютно всё. Ему вкалывали двойную дозу обезболивающих, жалея скулящего поникшего человека, который ещё недавно делал комплименты и поднимал всем настроение. Боль со временем сникла. Физическая. Но если мы говорим о моральной, то стало только хуже. Чимин говорил, что всё хорошо, что Хосок не виноват, и они со всем разберутся, что станет легче, но в голове звучало лишь одно:Они мертвы из-за тебя.
Откидываясь на больничную койку, шпион переворачивается на бок и смотрит на свою ногу. Из-за тяжести она снова съехала куда-то за пределы постели. Тяжело вздохнув, он пытается повести ей обратно. — Хосок? Парень замирает. Сердце останавливается на несколько секунд, падает куда-то вниз, а перед глазами темнеет. — Давно не виделись. В дверях стоит широкая фигура. Косые массивные плечи, тонкий торс, большие руки, лицо с лисьими глазами и острыми скулами. Привычные чёрные очки в тонкой оправе сползают с аккуратного мягкого носа. Камень, привязанный толстыми узлами прямо к сердцу последние полтора месяца, резко падает. Становится так легко, что на веках проступают слёзы. — Намджун… — шепчет шпион. Его глаза разбегаются по чужому самодовольному холодному лицу. — Как себя чувствуешь, Хос? — хмыкнув, спрашивает мужчина и делает шаг к другу. На нём маска, спущенная с лица, несуразно накинутый халат, а под ним дорогой строгий костюм.***
Чимин и Юнги идут вдоль лесной дороги, держась за руки. Ведёт, конечно же, Чимин, потому что охотник ленится открывать глаза. Последние дни были забиты постоянными тренировками, разведками и отработкой нескольких схем, поэтому сейчас один из немногих выходных, когда он может полностью отключиться от шумного мира и позволить своей ленивой натуре выйти наружу. — Тебя совсем не беспокоит, что мы начинаем задание завтра? — спрашивает аналитик, не оборачиваясь и подставляя личико под тёплые лучи солнца, играющие на его коже. — Сегодня же мы ещё раз пройдёмся по плану, так что, — Юнги зевает и отпускает ладонь Чимина, но тот даже не успевает удивлённо обернуться, когда сильные руки приятягивают его спиной к груди. — Ты ведь так хорошо постарался, да, мышонок? — урчит Мин и ведёт носом по выделяющейся вене на шее. Чимин расслабляется в чужих руках. О каких тревогах вообще может идти речь, когда он рядом с Юнги? Весь он концентрируется на нём. Его душа, сердце, его тело и разум полностью принадлежат охотнику. Просто в какой-то момент без его касаний стало трудно успокоиться, без объятий — спать, а без него самого — жить. Неожиданно он стал неотъемлемой частью бытия, без которого все краски исчезнут. Чимин не представляет свою жизнь без трёх пунктов: без Тэхёна, без цезаря и без Юнги. И фанты. Юнги сдвинул фанту со своего места. Спустя полчаса ходьбы пешком они выходят к особняку. На балконе второго этажа привычно курит Кихен. Он следит за пришедшими людьми и эмоционально хмыкает. Чимин даже отсюда слышит этот высокомерный звук. Удивительно, что шпион никак не идёт против их связи. Возможно, смирился? Хочет, чтобы Юнги был счастлив? Свои отношения они пока никак не обозначили. Хорошо проводят время вместе. Как-то несерьёзно. Но если будет всё точно и однозначно, то потом будет больно, а Чимин боится боли. — Я пойду встречу Джина, — говорит Юнги на ухо и, обведя руками мягкий бок, идёт к входной двери, рядом с которой только что припарковался массивный внедорожник. Аналитик остаётся стоять посередине заднего двора и смотреть на Кихена. Странный. Очень странный. И он что-то задумал. Пусть и был договор, что Чимин владеет всей информацией, но на деле это оказалось не так. Ему не открыли доступ ко всем личным делам под предлогом того, что у него и так все характеристики на руках, а большего ему знать и не надо. Почему вообще они решают, что ему надо, а что — нет? Раздражает. Чимин заходит в дворец, оставляет вещи в прихожей и направляется в свой небольшой кабинет. Там его ждёт огромная доска. На ней отмечены все главные точки, по которым должна будет бить Обитель, списки отрядов и даты. Уже месяц каждая группа готовит контрольное наступление и захват. Осталось лишь одно дело. Они с Миен должны отправиться в Сеул и наведаться в главный энергетический центр. Если отрезать всех агентов от центра, они не смогут получать приказы, в это время каждая группа сможет переманить большинство к себе, раскрыв всю суть КОЛьТа. — Как это Хосока выписали?! — голос Тэхёна звучит почти что истерично. Чимин останавливается у кухни с папками в руках и сразу же роняет их на пол. — И где он? — с дрожью в голосе спрашивает аналитик. — Ушёл с каким-то мужчиной, — говорит мрачно Сокджин, сидящий за обеденным столом. Пиздец подкрался незаметно. — Это был Намджун, я уверен, — говорит Юнги, сжав до скрипа зубы. — Но как он его нашёл? Хосок же лежит под другим именем, — Чимин дрожащими руками собирает все бумаги. — Без понятия. По связям? — мычит Сокджин и закрывает лицо руками. — Енджун и остальные уже готовы. У нас нет времени гоняться по всей стране за Хосоком. — Может, он ему угрожал? — спрашивает Чимин с опаской. — Камеры были отключены, но по словам свидетелей Хосок был… даже рад, — тихо говорит Сокджин. На кухне повисает молчание. Каждый думает о чём-то своём. Чимин сильно жмурится, надеясь, что, открыв глаза, он никого не увидит. Что это шутка. Обман слуха и зрения. Этого диалога не было, и Хосок так же на реабилитации. Хосок скоро вернётся домой. — Какой план? Итоговый, — нарушает тишину Кихён, зашедший на кухню. Чимин собирается с силами. Система КОЛьТа не отличается ни от какой-либо другой тоталитарной державы. После начала апокалипсиса и появления людей со сверхспособностями, был создан большой совет, где люди из высшей касты совместно с министерством обороны, подразделами которого агенты и являются, могли принимать решения по поводу будущего их страны. Со временем, неведомым образом, представители второго класса попали в тюрьму за гос. измену или пропали. Неожиданно управлять министерством стал только первый класс. Да и то Господин сдвинул охотника очень быстро, и на его место пришла Госпожа, которая никакого участия не принимала и не хотела. Она просто была. О ней знали, видели не больше одного раза за всю жизнь и всё. Обитель видела её два раза. Страна представляет из себя сеть из энергетического обмена. Каждый штаб имеет свой автономный запас, но поскольку энергии по всей стране взаимосвязаны, переход на аварийный режим происходит за пять-десять минут. В это время каждый купол строится заново. Система отслеживания каждого агента имеет свою погрешность. Например, агентам не говорят, что каждый их шаг виден всем сотрудникам энергетического центра. Они словно ёлочные блестящие шарики светятся и привлекают внимание. Каждый шарик имеет свой код, который можно перепрограммировать. Для этого нужен доступ к серверу, ключ к которому есть только у главных аналитиков. Миен стоит ниже них по рангу. Ей не хватает совсем чуть-чуть, чтобы дотянуться. Поэтому в эту пятницу, когда будет корпоратив, девушка сделает всё, чтобы достать ключ. Чимин тоже с ней осмотрит центр. Возможно, у него получится вскрыть его своими силами и заблокировать всю связь с Сеулом. Подключившись к основной сети, по ней можно будет транслировать видео-заявление по всей стране. Из каждого телевизора, из каждого радио, из каждого телефона будет слышны их голоса. Они поведают миру, что на самом деле скрывает Господин. — А дальше народ всё сделает сам, — говорит Чимин. — Риски какие? — спрашивает Енджун скованно. — И как ты собираешься выбираться из центра? — встревает Миен. Чимин улыбается. Нервно. Почти истерично. — Для этого нужен был Хосок, — говорит он и жмёт плечами. — А что делать теперь — я без понятия. — Тебе нужно будет прорезать путь оттуда? — Юнги качает ногой и сосредоточенно смотрит в пол. — Мы можем подлететь на вертолете, — предлагает Кихен. Чимин садится за стол и зарывается руками в волосы. Краем глаза он смотрит на свой план и не понимает, как будет лучше. — Хорошо, — говорит он твёрдо. — Я рассчитаю время и сообщу тебе, — обращается к шпиону. — Завтра я поеду с Миен в Сеул. Юнги поднимается, чтобы положить руки на плечи младшего. Он шепчет ему что-то на ухо, Чимин краснеет и мелко кивает. Стадия активной подготовки началась.