***
Для Лайи каждое пробуждение после очередного кошмара напоминает отчаянную борьбу с сильным течением реки: ты изо всех сил стараешься всплыть на поверхность, но неприветливые объятия водной стихий всё на дно тянут, словно насмехаясь над твоими попытками противостоять могущественной силе, и ты барахтаешься, лелея надежду на спасение, но всё сильнее тонешь. Вот и сейчас Лайя подрывается на кровати, в ужасе распахивая глаза, чувствуя тёплую, но сильную хватку на плече. Девушка, словно издалека, слышит, как кто-то пытается до неё достучаться, но за лихорадочно-быстрым биением сердца и собственным тяжёлым дыханием не может ни слова разобрать. Ей бы дышать заново научиться, а уже потом что-то объяснять. Она поднимает голову и встречается с обеспокоенным взглядом Лео. ― Дыши, Ласточка, давай, ― он пытается говорить спокойно и уверенно, но голос то и дело срывается от едва контролируемого волнения и страха, который испытываешь лишь в тот момент, когда видишь любимого человека без сознания или страдающего от сильной панической атаки. ― Ты в безопасности. Всё хорошо. ― Где я? ― выдавливает из себя Лайя хриплым голосом, обеспокоенным взглядом обводя комнату, а перед мысленным взором до сих пор стоят очертания праздничного зала, словно прошлое пытается обратно её утянуть. ― Ты в наш… в замке, Лайя, в своей комнате, ― Влад, до этого стоящий в тени, делает шаг вперёд, становясь за левым плечом Лео. Она сразу замечает нездоровую бледность его лица и взгляд, горящий болезненным огнём. Он жадно следит за каждым движением девушки, словно едва сдерживается, чтобы не опуститься на колени возле кровати, к трясущимся рукам прикасаясь, самого себя уверяя, что в порядке, что жива, что с ним. ― Простите, что заставила беспокоиться, ― немного скомканно и неловко произносит Лайя, откидываясь на спинку кровати, прикрывая глаза, чувствуя, как адреналин постепенно угасает, уступая место невыносимой усталости. ― Простите? Ты издеваешься? ― давится возмущением Лео, оборачиваясь в сторону Влада, видит, как тот неодобрительно хмурится. ― Мы тебя без сознания на полу нашли. Я думал, что от страха откинусь раньше положенного, а ты просишь прощения за беспокойство? Я тебя сейчас сам убью, Бёрнелл, Богом клянусь, ― видит, как друг распаляется всё сильнее и сильнее, но понимает, что за злостью и раздражением кроется глубокий страх, собственное бессилие, внезапное осознание, что может потерять её так же, как своих родителей. ― Лео, принеси, пожалуйста, воды, ― внезапно просит Влад, кладя ладонь на плечо парню. Тот тут же вскидывает вопросительный взгляд, собираясь возразить, но понимает, что Влад также просит его успокоиться самому и дать Лайе время прийти в себя. ― Думаю, что ещё потребуется лёд, ― Влад кивает на предплечье девушки, и она только сейчас замечает небольшую ссадину, появившуюся из-за падения. Несколько мгновений Лео сомневается, не решаясь оставить подругу хоть на минуту, опасаясь, что, стоит ему уйти, как ей снова станет плохо, и в этот раз он уже не успеет помочь, и Влад чувствует его сомнения, чуть сжимая плечо, одним взглядом уверяя, что всё будет в порядке. Нолан кивает, немного успокаиваясь, тянется к Лайе, обнимая её за плечи, к себе притягивая. ― Не улетай от меня, Ласточка, ― выдыхает он ей в шею. ― Не улетай туда, куда я не смогу за тобой последовать, договорились? Лайя чувствует, как горло сдавливают рыдания, а глаза застилает пелена непрошеных слёз. Она не решается ничего говорить, потому что боится, что голос просто сорвётся, поэтому только часто-часто кивает, на что Лео мягко улыбается и поднимается, кивая Владу и выходя из комнаты. ― Много тебе проблем доставляю, да? ― Лайя предпринимает очень жалкую попытку пошутить, чтобы хоть как-то разрушить ту неловкую тишину, воцарившуюся между ними, но Влад на это лишь устало улыбается. Он бросает взгляд в сторону стола, на котором всё ещё лежит почти полностью восстановленное полотно. Он подходит ближе, склоняясь над картиной, и губы его трогает нежная улыбка, и в ней так сильно чувствуются тоска и давняя боль, что внутри всё переворачивается. Лайя отводит глаза, ощущая себя так, словно без спроса в душу залезла. Внезапно взгляд Влада также цепляется за выжженный на фоне знак. Он поворачивается в сторону девушки, и та, замечая его задумчивый взгляд, сразу понимает, в чём дело. ― Этот знак тебя тоже смущает, да? ― она откидывается на спинку кровати, скрещивая руки на груди. ― Я сначала думала, что, может быть, это подпись автора, но не похоже. Тем более он не чернилами нанесён, не углём, а буквально выжжен. Не знаешь, что это? ― Нет, ― Влад, едва касаясь, кончиками пальцев проводит по очертаниям символа и заинтересованно склоняет голову набок. ― Я думаю, что это какой-то древний язык. Возможно, одна из иероглифических письменностей, ― он встречает задумчивый и немного смущённый взгляд Лайи и ободряюще ей улыбается. — Всего лишь моё предположение. Он забирает со стола небольшое белоснежное полотенце, которым Лайя, скорее всего, пользуется, когда моет руки, и подходит к кровати, осторожно присаживаясь рядом. ― Позволишь? ― тихо спрашивает Влад, и она чувствует, как сильно бьётся предательское сердце, а дыхание сбивается, и девушка сама на себя начинает злиться из-за собственного смущения. Она коротко кивает, и на его губах появляется мягкая полуулыбка, отчего в глазах загораются тёплые огоньки, и сразу на душе спокойно становится, а тревога медленно отступает. Влад осторожно касается запястья, чуть вперёд наклоняясь, и Лайя чувствует едва уловимый тонкий аромат его парфюма, переплетающийся с неповторимым запахом морозной свежести и горьковатыми древесными нотками. Он аккуратно, лишь кончиками пальцев ведёт по воспалённой коже, но тут же себя одёргивает, когда видит, как болезненно хмурится Лайя. ― Прости, ― почему-то шёпотом произносит Влад, напряжённо поджимая губы и сводя брови к переносице, словно боль её как свою ощущает. Он берёт край полотенца и мягкими, почти невесомыми движениями стирает капельки крови, внимательно следя, чтобы не причинить неудобства. И Лайе даже хочется сказать, что она вовсе не стеклянная и не разобьётся, если он чуть сильнее тканью проведёт, но Влад внезапно замирает, поднимая голову, и взгляд голубых глаз непривычно серьёзный, но в то же время по-особенному тёплый. ― Что случилось? Расскажи мне. Я смогу всё исправить, но мне нужно знать, что произошло. И Лайя судорожно выдыхает, необъяснимую дрожь по всему телу ощущая, не в силах даже слово из себя выдавить. В голосе Влада столько силы и уверенности, и для Лайи он ― словно яркий свет маяка, ведущий к спасительному острову спокойствия среди бушующего безумия и хаоса, в котором ей приходится каждый день тонуть. Она привыкла постоянно сражаться: с разочарованием и неоправдавшимися надеждами родителей, постоянными проблемами на учёбе и работе, собственными страхами и сомнениями, которые приходится преодолевать в поисках своего места. Но сейчас, глядя на Влада, так просто предлагающего опереться на его плечо, позволить решить проблемы, впервые хочет уступить, потому что устала, потому что понимает, что дальше просто не справляется сама. Она испытывает такое сильное, непрестанно зудящее желание всё рассказать, поделиться хоть каплей того сумасшествия, что приходится переживать из раза в раз, переложить лишь на мгновение груз ответственности, но она не позволяет себе этого, потому что практически уверена, что навряд ли смогу понять или поверить ей. Лайя несколько минут смотрит на Влада, но потом тяжело выдыхает, подаваясь вперёд, утыкаясь лбом в плечо мужчины. Она чувствует, как напрягается хозяин замка, как сильно бьётся горячее сердце в груди, но он тут же расслабляется, склоняя голову, щекой прислоняясь к её макушке и облегчённо прикрывая глаза, впервые за многие сотни лет ощущая, как безграничное счастье, почти граничащее с эйфорией, каждую клеточку тела заполняет. Он едва дрожащую ладонь на спину Лайи кладёт, пальцами в шёлк волос зарываясь, с огромным трудом сдерживаясь, чтобы не притянуть её ещё ближе, в крепких объятиях сжимая. Сейчас единственное, о чём он давно забытого Бога молит: чтобы время остановилось, позволяя им навсегда остаться в этом моменте. Внезапно Лайя слышит шум шагов в коридоре и медленно выпрямляется, отстраняясь от Влада ровно в тот момент, когда дверь комнаты распахивается, впуская ещё больше раздражённого и обеспокоенного Лео, плечом зажимающего телефон, а в руках несущего воду и лёд в небольшой коробочке. Он присаживается на кровать, протягивая Владу всё необходимое, немного рассеянно и отстранённо наблюдая, как тот прикладывает ледяные кубики к месту ушиба. Лео слушает своего собеседника ещё несколько минут, а потом резко отключается, раздражённо откидывая телефон в сторону. ― Приложи себе тоже лёд, а то мне кажется, что ещё секунда, и ты воспламенишься под силой праведного гнева, ― Влад протягивает оставшиеся порции льда с преувеличенно серьёзным выражением лица, но тут же тихо смеётся, когда Лео отталкивает его ладонь, недовольно фыркая. ― Что случилось? ― обеспокоенно спрашивает Лайя, прижимая холодную ткань. ― На работе проблемы. Нужно ехать в город, а машина, мягко говоря, не в очень хорошем состоянии, ― он задумчиво постукивает пальцами по колену, скрещивая руки на груди. ― Давай я отвезу тебя, ― внезапно предлагает Влад. ― Мне всё равно нужно выбраться в Брашов по делам. ― Вы собираетесь в Брашов? ― Лайя заинтересованно вытягивается, бросая взгляд в сторону картин. Она понимает, что ей в любом случае надо выяснить, что за символ изображён на полотне, и внезапно вспоминает, как в самом начале своей работы в музее помогала одному из преподавателей истории в университете с реставрацией старинных экземпляров Библии. Профессор тогда был так доволен, ибо до этого многие мастера ему говорили оставить какую-либо надежду восстановить ветхие страницы, крошащиеся при малейшем прикосновении. В знак благодарности он предложил свою помощь как историка и знатока древних языков. До сегодняшнего момента Лайя была уверена, что его знания и опыт навряд ли ей когда-нибудь пригодятся, но как много может измениться за несколько недель. ― А возьмёте меня с собой?***
У Аннабель озеро Балеа всегда ассоциируется со свободой и спокойствием. Ледяные воды, омывающие пологий берег, покрытый изумрудным ковром; каменистые равнины, поражающие своей красотой и величием; туман, по вечерам нависающий над водной гладью; свежий воздух, в котором чувствуется приближающиеся холода; и яркие огни Трансфэгэрашского шоссе, прорезающие ночную мглу, ― всё это приносит столь забытое, но от этого вдвойне дорогое умиротворение, ложащееся на плечи махровым одеялом, полностью укутывающее в своих долгожданных объятиях. Аннабель удобно устраивается на широком камне, поджимая под себя ноги, в руках немного растерянно вертя небольшой листок бумаги с разметками. Она блаженно прикрывает глаза, чуть откидываясь назад, делая глубокий вдох всей грудью, и тут же замирает, когда чувствует едва ощутимый запах озона, старинных книг и дорогого виски. ― Нигде от тебя не спрячешься: ни в Аду, ни на Земле, ― произносит Аннабель, и в голосе её нет ни раздражения, ни злости, лишь лёгкая усталость. Она не оборачивается, когда слышит мягкие шаги, ведь давно научилась узнавать его лишь по осторожным движениям, слегка уловимому аромату парфюма и тихому смеху. Ноэ подходит ближе к кромке воды, становясь за спиной Аннабель, задумчиво наблюдая за лёгкой рябью, волнующей спокойную гладь озера. ― Я тоже скучал по тебе, моя прекрасная и вечно недовольная Аннабель, ― Ноэ отвешивает поклон, растягивая губы в издевательской ухмылке, и она не сдерживается и кидает в него мелкими камушками, получая искреннее удовольствие от нелепой картины того, как приходится уворачиваться Ноэ, при этом возмущённо шипя проклятья в сторону Аннабель. ― Стало легче? ― Да, твои страдания приносят мне огромную радость. Я ради этого только и живу. Ноэ раздражённо закатывает глаза, бурча что-то про маленьких детей, и опускается рядом с Аннабель, нарочно сдвигая её на самый край каменного выступа, занимая всё оставшееся свободное место, позволяя себе вальяжно развалиться. Аннабель в ответ довольно грубо пихает его в плечо, но ничего не отвечает, возвращаясь к прерванному занятию. Ноэ тут же поворачивается к ней, удивлённо брови приподнимая, когда видит, чему всецело уделено её внимание. ― Это что, оригами? ― Да, говорят, помогает расслабиться, ― слегка пожимает плечами, откровенно сердито хмурясь, когда не выходит правильно вытянуть угол расчерченной бумаги. ― Особенно, когда не получается, ― смеётся Ноэ, снисходительным взглядом наблюдая за отчаянными попытками девушки смастерить что-то, хотя бы отдалённо напоминающее бабочку. Он ждёт несколько минут, а потом, картинно вздыхая, отбирает лист бумаги, выпрямляя и собирая фигурку заново. Аннабель даже не возмущается, лишь придвигается ближе, кладя подбородок на плечо демона, с явной завистью следя за ловкими и отточенными движениями. Спустя несколько секунд Ноэ протягивает на ладони прекрасную бабочку, сложенную так искусно, что, кажется, вот-вот взлетит. Аннабель завистливо вздыхает, молча протягивая оставшиеся бумажные листы. Ноэ на это скептически приподнимает бровь: ― Ты издеваешься? Мне больше заняться нечем? ― несмотря на возмущение и раздражённое закатывание глаз, листы он забирает, раскладывая их на коленях, чтобы было удобнее собирать фигурки. ― Что будет дальше? ― внезапно спрашивает она, не отрывая взгляд от пальцев Ноэ, что порхающими касаниями загибают определённые углы бумаги, а другие, наоборот, распрямляют. ― Не знаю, но точно ничего хорошего, ― он сразу понимает, что именно волнует Аннабель, ибо беззаботность и спокойствие тут же сменяются тревожным и мрачным выражением. ― Всё слишком сложно. Я уверен, что он продолжит взламывать печати, и его надо остановить, но как? Отследить Мастера мы не можем, потому что его скрывает Верховный демон. Даже если бы у нас это получилось, убить его тоже не получится, ― Ноэ досадливо поджимает губы, тихо чертыхаясь, когда из-за неосторожного движения бумага немного рвётся. ― Единственные, кто может причинить ему хоть какой-то вред, это Влад и Габриэль. Влад уже предпринял попытку и сам чуть не пострадал, а Габриэль, не помнящий того, кто он, и не обладающий прежними силами, помочь ничем не может, ― Ноэ быстро расправляется с последним листом и победно ухмыляется. ― Остаётся только ждать следующего шага Мастера, а потом уже думать, что делать дальше. Он несколько секунд задумчиво осматривает получившиеся бумажные фигурки, а потом делает короткий взмах рукой, приподнимая их в воздухе. С пальцев демона срываются золотистые искорки, и бабочки тут же оживают, резво порхая крыльями, повинуясь движениям Ноэ. Он медленно и плавно перебирает пальцами в воздухе, позволяя магическим всполохам срываться с ладоней. Аннабель не сдерживает восторженного вздоха, и Ноэ поворачивается к ней, с удивлением замечая чистое, детское восхищение на лице девушки. «Такое простое заклинание, самая базовая магия, а она радуется так, словно я новый мир создал», ― непрошенная мысль в сознании проскальзывает, и Ноэ необъяснимое тепло чувствует, когда встречает столь искреннее счастье в ответ на проявление его способностей. В голове сразу всплывают картины прошлого: перекошенные от ужаса лица людей, опасливо тыкающие в него пальцами и машущие перед собой распятием, бормоча под нос молитвы и бросая вслед всевозможные проклятия. Аннабель руку приподнимает, тянется к летающим бабочкам, и Ноэ плавно ладонь опускает, позволяя одной из них сесть на плечо девушке, на что та заливисто смеётся, впервые за долгое время отпуская себя, позволяя под множеством масок увидеть того самого маленького, всеми покинутого ребёнка, которому так сильно не хватало чуда и тепла в своей жизни. Внезапно сильный, пронизывающий порыв ветра заставляет Ноэ и Аннабель напряжённо вытянуться, внимательно вглядываясь в вечернее небо. Демон чувствует неприятную дрожь, пробегающую по телу, которая появляется перед тем, как должно случиться что-то плохое. Он бросает быстрый взгляд в сторону Аннабель, замечая, как судорожно она обхватывает спрятанный на спине за плащом эфес меча. Ноэ сдавленно матерится, не стесняясь в выражениях, когда замечает, как тучи на небе постепенно сгущаются, а тьма опускается на землю, затмевая даже слабый свет далёких звёзд и сияние полной луны. Огненные вспышки пронизывают небосвод, а сначала просто сильный ветер постепенно перерастает в настоящую бурю, поднимающую высокие волны на озере, склоняющую к самой земле кроны деревьев, несущую предзнаменование грядущей беды. Ноэ неосознанно отступает, когда понимает, что именно происходит. ― Долго ждать следующего шага не пришлось.***
Кабинет профессора Ричардса находится аж на четвёртом этаже университета, и Лайя с трудом пытается перевести дыхание, когда останавливается возле нужной двери. Конечно, она предупредила мистера Ричардса о своём приезде, но всё же решает постучать, вспоминая, что сейчас всё ещё идут занятия у большинства студентов. ― Мисс Бёрнелл, какая приятная встреча! ― восклицает мужчина, поднимаясь из-за своего рабочего стола, быстрым шагом подходя к девушке, в крепком приветственном рукопожатии сжимая ладонь. Лайя радостно улыбается ему в ответ, бегло оглядывая кабинет, удивляясь тому, насколько он тесный, больше коморку напоминающий. Высокие книжные шкафы занимают практически всё свободное пространства, из-за чего приходится буквально протискиваться к небольшому столу, одиноко стоящему у окна. Профессор замечает её замешательство и извиняюще улыбается: ― В моём кабинете ремонт, поэтому пока приходится довольствоваться тем, что есть. Присаживайтесь, пожалуйста. Я так рад, что мы снова увиделись. Лайя присаживается на стул, выставляя руки вперёд, когда тот опасно наклоняется, скрипя каждый раз, когда она делает неосторожное движение, задевая деревянную спинку. ― Если честно, профессор, то я к Вам по делу, ― Лайя с удовольствием замечает, как мистер Ричардс сразу же подбирается, внимательно ловя каждое слово, как глаза его моментально загораются заинтересованным блеском. ― Если вкратце, то сейчас я занимаюсь реставрацией серии картин, которую заказали у нашего музея. Вчера, занимаясь первым полотном, я заметила на фоне вот этот знак, ― передаёт немного помятую страницу, вырванную из блокнота с начерченным символом, протягивая её профессору. ― Я спросила у владельца об этом знаке, и он предположил, что, возможно, это касается одной из древних иероглифических письменностей. Я хочу с Вами посоветоваться по этому поводу, ибо, когда дело касается изучения языков, то Вы лучший. ― А Вы уверены, что это один из них? ― спрашивает мужчина, не обращая внимания на комплимент. Он внимательно рассматривает надпись, задумчиво почёсывая щёку, слегка задевая дужку очков. ― А разве нет? ― вопросом на вопрос отвечает Лайя, на что мистер Ричардс тихо смеётся, откидываясь на спинку стула. ― На самом деле, Вы правы. Вы слышали что-нибудь про енохианский язык? ― К сожалению, нет, ― немного смущённо произносит Лайя, досадливо поджимая губы, но профессора ответ нисколько не расстраивает, а наоборот, ещё больше воодушевляет, ибо он сразу же подскакивает со своего места, быстрым шагом подходя к одному из шкафов, распахивая дверки. ― Он известен как ангельский язык. Изначально им пользовались, разумеется, только ангелы, и считался он особым, священным языком, в каждой букве которого заключена могущественная древняя сила, ибо он был создан Богом, ― победно вскидывая вверх ладонь, он вытаскивает потрёпанную книгу из глубины шкафа, смахивая с неё, наверное, вековой слой пыли. ― Здесь рассказано всё, что известно учёным на данный момент об этом языке, а также изложена грамматическая база и толкование каждой буквы алфавита. Знали бы Вы, каким трудом мне досталась эта книга, поэтому очень попрошу Вас вернуть её, как только изучите материал. Я не очень сильно интересовался енохианским, поэтому обладаю только поверхностными знаниями, а книга вам всё подробно расскажет. ― Подождите, ― Лайя устало ладонью по лицу проводит, пытаясь сосредоточиться на словах, сложить картинку воедино. ― Вы говорите, что это священный язык, но как тогда он людям стал известен? Разве эти знания не охранялись теми же ангелами, допустим? ― О, это очень интересная история, ― мистер Ричардс присаживается снова за стол, складывая ладони на груди, заинтересованно склоняя голову набок. ― Милая Лайя, что Вам известно об Архангеле Габриэле? ― Самые общие факты. Если не ошибаюсь, он был больше всех приближён к Богу, был его посланником, верно? ― Совершенно! ― восклицает профессор, нетерпеливо вперёд подаваясь. ― Архангелы всегда были одними из самых могущественных и грозных войнов Небес. Их сила абсолютна, а власть неоспорима. Одним движением руки они были способны сжигать города в пламени небесного огня и возрождать целые цивилизации силой мысли. Поэтому меня всегда смущало, что на любых картинах Габриэля изображают невинным юношей с паломническим посохом. На самом деле, по силе он не уступал, а, возможно, во многом превосходил главу небесного воинства, Михаила, ― восхищение в голосе мистера Ричардса говорит о том, как много различных рукописей он изучил, чтобы обладать столь обширным представлением о такой специфической теме. ― Существует легенда, что, однажды, явившись во сне пророку Даниилу, Габриэль раскрыл тому тайну священного языка, чтобы он смог на шаг приблизиться к Богу и ангелам, которые посылали ему видения. ― Поэтому его называют Несущим Благую Весть? ― предполагает Лайя и получает в ответ одобрительную улыбку профессора. ― Именно он помог праведникам и пророкам стать как можно ближе к Нему. ― Но почему? ― Не смогу сказать точно, но Габриэль был первым из ангелов, кто склонил голову перед людьми, именно он всегда покровительствовал тем, кого отметил Господь, выказывал бóльшую благосклонность человеческому роду, чем кто-либо ещё из ангелов. Может быть, поэтому? Мы можем лишь строить предположения, ― добродушно улыбается профессор, слегка пожимая плечами. ― Я смог Вам помочь, мисс Бёрнелл? В ответ Лайя лишь улыбается, понимая, что после столь подробного объяснения вопросов становится ещё больше. Выходит из кабинета она в абсолютном смятении. Если основываться на словах мистера Ричардса, то знак может нанести только человек, особенно приближённый к Богу. Получается, автор картин был одним из таких людей? Знает ли об этом Влад? Если да, то почему не мог рассказать в тот момент, когда Лайя интересовалась об этом? И если мысли и предположения её верны, то становится даже страшно подумать о том, что пришлось пережить человеку, создавшему эти полотна, чтобы приблизиться к священным тайнам Небес. Как только Лайя оказывается на улице, то не удерживается от того, чтобы не сделать глубокий вздох, стараясь привести мысли и чувства в порядок, ощущая, как морозный ветер остужает разгорячённую от волнения кожу. Бёрнелл замечает Лео и Влада, ждущих её возле машины, и тут же спешит им навстречу. ― Всё в порядке? ― спрашивает Влад, тепло улыбаясь Лайе, на что та только кивает, не желая врать мужчине. ― А у вас? Решилось всё на работе? ― обращается к Лео девушка, но Нолан только отмахивается, раздражённо дёргая плечом, сильнее кутаясь в зимний шарф, бормоча что-то неразборчивое себе под нос, на что она тихо смеётся. Внезапно Влад делает шаг вперёд, протягивая руку, чтобы натянуть капюшон куртки Лайи ей на голову, укрывая от нещадных порывов ветра, и поправляет перекинутый через плечо шарф. Она чувствует, как сердце окутывает волна тепла и нежности, ибо забота Влада чувствуется так…обыденно и правильно, словно знакомы они целую вечность, а не жалкие две недели. ― Поедем домой? ― спрашивает Влад, и Лео часто-часто кивает, поворачиваясь в сторону машины, но тут же замирает, когда замечает сгущающиеся над городом тучи. Влад прослеживает его взгляд и заметно бледнеет, делая неосознанный шаг вперёд. Лайя с опаской наблюдает за тем, как тьма расползается по вечернему небосводу уродливым пятном, нависая над Брашовом непроницаемым куполом. Оглушительный треск молнии и грома, прерывающийся огненными ослепляющими вспышками, пускают дрожь по телу, и Лайя неосознанно прижимается к плечу Влада, чувствуя, как напряжён мужчина, как безотрывно наблюдает за собирающейся на небе тьмой, что-то шепча одними губами. ― Влад, в чём дело? Он оборачивается к Лайе, и в глазах его она впервые видит самый настоящий страх, смешанный с горьким волнением и ядовитой тревогой. ― Началось.