Зимний Медляк

      Погорень был осаждён вот уже почти второй месяц и отрезан от всей остальной страны неделю как. И без того не очень продуктивные вылазки за едой стали и вовсе безуспешными. Две мышеловки, почти никак не спасающие положение не были способны прокормить четверых взрослых людей.       Света и Борис изо всех сил пытались держать оптимистичный настрой, выступая категорически против грабежа и стычек с военными, в то время как Марко было уже плевать из чего готовить еду, хоть из сворованных у военных овощей, хоть из самих военных.       Роман ходил мрачнее тучи. Ему, как главному защитнику убежища, старались найти лишнюю корку хлеба, но его самого такой расклад не устраивал. Света еле держалась на ногах, ещё и близилась зима. При низких температурах с такой-то сытостью кони двинуть - плёвое дело.       И нет, Роман не говорил, что воровать это хорошо. Но они умирали. В последний раз из еды они разделили одну банку тушёнки на четверых вчера. Никто не наелся, но святой Борис даже в этом пытался найти оптимизм, вещал что-то про единство и взаимовыручку... Потому что вторую консерву они отдали соседкой девочке, которая жила с раненым старшим братом неподалёку.       Тут, конечно, бабка надвое сказала, хорошо они поступили или плохо, но факт есть факт. Еды нет, воды мало, достать это всё легальными методами негде.       Когда проблемы голода только замаячили на горизонте, Роман начал прикидывать, где бы и как бы достать экстренно еду и на что он будет ради этого готов пойти. Когда ситуация усугубилась, от "убийства военного" его готовность добыть еду доросла сначала до "незаметной кражи", а потом и до "убийства тех кто слабее".       Была одна проблема. Много он один не унесёт, да и отлучаться ему часто не позволят по ночам, а то, что сожители его моральное падение не одобрят, он не сомневался. Ещё питал надежду на понимание второго после Бориса главного добытчика - Марко, но выйти на откровенный диалог боялся.       Борис после повторного ранения далеко от убежища отходить уже не мог, а ближайшие дома он облазал вдоль и поперёк. Вот и работали Роман и Марко посменно. Роман проверял место, отмечал схроны - Марко на следующую ночь шёл перетаскивать.       А что делать теперь? Как ему объяснить, что выхода уже другого просто не осталось? — Марко? — Тихо зовёт Роман сожителя, наконец набравшись храбрости. Мужчина спал после ночного дежурства, сквозь сон хмурясь и нервно комкая плед. — Марко, проснись, поговорить надо.       На соседней кровати спал Борис, вновь слегка раненный после ночной обороны убежища. Света двумя этажами выше пыталась из добытой Романом куриной ножки и маленькой морковки сварить хоть что-то, что может насытить группу. — Пора? — Проснулся Марко, сонно моргая и при тусклом свете печки пытаясь сфокусировать взгляд на Романе. — Пока что нет. Надо поговорить, идём. — Они поднимаются к плотницкому станку и Роман неуверенно крутит в руках гаечный ключ, не зная, как начать разговор. — Слушай, Марко... Дела у нас совсем плохи... Борис, конечно, пытается держаться и Света верит в счастливое будущее... Но скоро зима, а мы не то, что её рискуем не пережить... Мы и до неё дожить не факт что сможем... — Марко вздыхает, опираясь бедром на слесарный станок. — Ты что-то придумал и это что-то, судя по выбору собеседника, не понравится ни Борису, ни Свете, да? — Роман всё ещё не поднимает голову, крутя в руках гаечный ключ, но кивает. — Выкладывай. — Я могу обеспечить дорогу до еды и... И полезных вещей. — "Обеспечить дорогу" то есть... Убить тамошних, чтобы я смог прийти и всё забрать? — Роман молчит. Марко не был идиотом и знал, что Роман и сам не поступил бы так в иных условиях. — Я могу перетащить тела куда-то вглубь или вынести все вещи из дома, чтобы тебе даже не пришлось смотреть на трупы... — На кухне бренчит крышка кастрюли и оба мужчины замирают, боясь, что их послушали. Но Света бормочет какую-то мелодию вдали от лестницы и оба облегчённо выдыхают. — Куда ты собираешься идти? — Дом двух семей. Там мой знакомый Бродяга обошёл развалины... Сказал, что в жилой части какие-то чокнутые бабы палят по всему, что видят... — Не жалко тебе их? — Роману их было жалко. Но не больше, чем самого себя. Боясь, что Марко откажется и пойдёт заложит его Борису, Роман отворачивается от него и едва сдерживает слёзы бессилия. Умирать он не хотел. Оказаться парией в таком коллективе тоже. Но он сделал что мог, и даже больше.       Роман вздрагивает от неожиданности, когда его со спины обнимают крепкие мужские руки и не знает, что ему делать. — Переоденься, чтоб тебя не узнали соседи. Нашим скажем, что ты снова пошёл в супермаркет, и вынес остатки. По пути туда услышал стрельбу неподалёку. Я потом скажу, что когда пришёл по твоим координатам, они уже были мертвы. Главное сильно не наследи и не свети куртку.       Марко тоже не хотел умирать. А учитывая панический страх Романа перед смертью, отталкивать его сейчас всё равно, что с крыши небоскрёба скинуть, надеясь, что тот одумается и полетит. — Ты правда согласен? — Почти шепчет Роман, понимая, что теперь моральные терзания за чужую смерть будут волновать его в последний момент. — Да. Скажу нашим, что приболел, поэтому эта ночь снова на тебе. — Спасибо... — А что ещё Рома мог сказать... Только "спасибо" и мог. — Пулю не схлопочи, Рэмбо. ***       Роман работает тихо. Дожидается, пока три девушки разойдутся кто куда, оставив четвертую на балконе, тихонько подкрадывается к ней сзади и резким движением перерезает горло, едва успев перехватить падающий дробовик, чтобы тот не наделал шуму. Дождавшись в тени шкафа, когда к ней на проверку придёт её подружка, не дав той поднять вопль - оглушает её прикладом, оттаскивая туда же на балкон. То, что она безоружна, Роман старался вообще не подмечать. Чтобы она не помешала Марко очищать дом, её надо будет застрелить. Как и оставшихся двух.       Их он урабатывает так же тихо, почти в тумане. Панически думает, что делать с телами, а потом затаскивает их на последний этаж и приваливает к стене. Вытащив всё более-менее ценное в коридор, он, давя в себе рвотные позывы, оглядывает комнату, думая, как бы закрыть эту дверь так, чтоб её не открыл Марко... Вряд ли тот послушает простую просьбу.       Решив изнутри заткнуть её бруском, благо что и на двери и на стене для этого были скобы, он подбирает обломок доски с пола и выходит в коридор, через небольшой зазор пытаясь осуществить задуманное. Когда ему это удаётся, Роман пару раз для надёжности дёргает дверь и глубоко вздыхает. Он убил Гражданских, ради спасения жизней которых сбежал из армии. Три из них были безоружны... — Блять... — Прикурив сигарету и глянув на часы, мужчина продолжил обходить дом. Вытянув из морозилки начатую упаковку котлет, которых из шести осталось только две, а из шкафчика рядом полупустую пачку макарон, он набил карманы мелочёвкой вроде сигарет с таблетками не ясно, какого срока годности, и вышел на улицу.       Если он придёт с дробовиком обратно, вопросов будет не избежать, поэтому Роман запихивает его в ближайшую кучу мусора, навесив носовой платок на рукоять, чтоб дать знак Марко, и возвращается домой.       До рассвета ещё остаётся время, поэтому тихо пройдя мимо дежурившего Бориса к холодильнику и закинув туда находку, он берет из торгового запаса сигарету и выходит на улицу. — Спать не пойдёшь? — Доносится Роману в спину голос дежурного. — Потом. — Борис не задаёт вопросов. То ли сам уже сонный и говорить не хочет, то ли просто не знает что сказать... — Борис, иди ложись, я выспался, мне лучше. — Раздаётся за дверью голос Марко. Романа терзают смутные сомнения, что тот вообще спал этой ночью, но сейчас ему на это так плевать.       Когда Марко садится рядом, кутаясь в свою осеннюю куртку, Рома просто роняет голову на его плечо. — Знал бы ты, Марко, какой я ублюдок - Ты б не сидел сейчас рядом... — Марко на это лишь вздыхает и почти невесомо гладит собеседника по волосам. — Время такое, Рома. Все мы сейчас ублюдки каких свет не видывал, но надо дожить до того момента, когда это всё закончится. — Мы то доживём... Там весь холодильник забит консервами, во дворе грядка с овощами... В ванной филиал хирургии, хоть утони в этих блистерах с таблетками. А смысл то... Четыре молодые девки, три из которых были безоружны, а четвёртая дробовик впервые в жизни в руки взяла. И их смерть на моих руках... — Марко прикуривает сигарету от сигареты Романа и продолжает тихонько гладить того по волосам. — Я новости слушал. Военные окончательно отрезали гуманитарный коридор, ещё и сбили несколько самолётов международных миротворческих сил. Если мы хотим выжить в таких условиях... — А девки эти жить не хотели? — Марко молчит. Ему тоже их было жалко, но намного жальче ему было всю их группу, которая из-за нехватки еды скоро вообще станет прозрачной. И Роман тоже это понимал, поэтому и пошёл на такой поступок... — Просто знай, что я с тобой. Я тебя не оставлю вариться в этом дерьме в одиночестве.       Роман ему благодарен за поддержку. Горький запах табака заставляет глаза слезиться, по крайней мере, Роман уверен, что причина в этом, тепло от сидящего рядом мужчины создавало подобие уюта, а восходящее из-за горизонта солнце хоть и не грело уже физически - морально заставляло чувствовать себя лучше.       В конце концов, ты пережил ту ночь, которую каждый десятый житель Погореня пережить уже не сумел...       Когда оба мужчины возвращаются в дом, Света радостно хлопочет вокруг плиты, готовя завтрак. — Роман сказал мне, что слышал выстрелы неподалёку когда шёл домой... — Света напрягается. — Я схожу этой ночью проверю координаты. — А если стрелявшие вернутся? — Марко не отвечает, понимая, что стрелявший в это время будет сторожить дом, но женщине знать об этом не обязательно. Света поджимает губы, но признает, что сидеть дома без еды тоже не вариант. А так хоть шансы есть. — Ты главное пистолет не забудь. Он хоть как-то защитит тебя... — Пусть лучше вас защищает. — Отмахивается Марко, отказываясь лишать группу единственного огнестрельного оружия, а Роман садится на стул грудью к спинке и прикрывает глаза, опустив голову на руки. — Рома, так вторая кровать свободна, иди ложись, там же печка... — Причитает Света, не отрываясь от плиты. — Я есть хочу. — Женщина кивает, и треплет спящего по волосам. ***       Ночью Марко убеждается, что Роман, выставленный на охрану, не собирается делать глупостей, и выходит на улицу за добычей. Дом двух семей он находит быстро, ещё быстрее сметает в рюкзак содержимое холодильника.       Замороженные продукты он впихивает в школьный мешок от сменной обуви и туда же закидывает овощи из грядки. Перегруз вышел сильным, но несмотря на это он достал из под раковины четыре непочатых бутылки водки, решив заодно и на торговлю три принести, и Роме одной нервишки подлечить.       К слову о нервишках.       Трупы Марко не нашёл.       То есть, по кровавому следу до нужной комнаты он дошёл, а вот открыть дверь сразу не сумел. Помявшись перед ней и, в принципе, зная, как её можно открыть, он пару минут думал, а хочет ли он в целом это видеть, и, решив что Роман не будет нести этот груз один, решил всё же её открыть.       Просунув тонкий металлический стержень в проём, он без труда приподнял мешающую с той стороны деревяшку. Та с грохотом упала на пол и дверь спокойно открылась. Трупный запах, ударивший в нос, заставил Марко пожалеть о своём порыве, но неумение отступать перевесило все моральные терзания.       Четыре девушки сидели около стены, свесив головы на грудь, и если б не кровавые пятна на одежде, можно было бы потешить себя мыслью, что они спят...       Тяжело вздохнув, Марко сгрузил вещи на пол и вернулся на кухню за рюмками. Принеся их обратно и открыв одну из бутылок, он налил каждой из умерших по одной... — Простите, девочки... Времена такие... Вновь подняв награбленное, Марко прикрыл дверь и вышел на улицу, без труда отличив в куче мусора белый платочек. Подцепив дробовик мизинцем, Марко поспешил домой, пока всё это добро не вывалилось из его рук.       Роман, сидящий в доме на ступеньках перед дверью, смотрел в окошко на сумрачный Погорень и ждал появления знакомого силуэта на дороге. Когда Марко всё же замаячил на горизонте, Роман тяжко выдохнул и пошёл к нему на встречу, дабы помочь дотащить груз до базы. — Хорошо спрятал. Но замок для первоклассников. — Вздыхает Марко. — Зачем ты... — Роман осекается, но и его собеседник отвечать не стремился.       Проснувшийся от шороха Борис зашёл на кухню и сначала не понял, что в принципе произошло, но когда осознал, что голодная смерть им теперь не грозит, упал на стул и несколько секунд просто смотрел в потолок. — Откуда? — Рома вчера слышал выстрелы по пути домой. Я сходил проверить. В доме двух семей больше нет жильцов, я забрал что мог, схожу ещё, но еды там почти не осталось. Только пара пакетов крупы. — Бедные девки... — Вздыхает Борис и отпивает из открытой бутылки. Роман вздрагивает, но Марко успевает прикрыть его собой. — Ты их знал? — Одна из них в супермаркете была, я её как-то от военного спас... Ну, царствие небесное... Хорошие люди были.       Роман лихорадочно отпивает из отставленной Борисом бутылки и слегка пошатывается. — Расслабься Ромео. Рано или поздно это бы произошло. Они безоружны, с такими запасами... Не удивительно, что мародёры добрались до них... — Борис, по-своему истолковав поведение Романа, хлопает того по плечу и помогает загрузить холодильник. — Эти овощи на наши грядки посадите, пусть разрастутся хоть немного... — Рома спешно сгребает пару картофелин, луковиц и морковок и спешит скрыться с глаз Бориса подальше.       Зато понятно, откуда у девочек столько еды было... Под носом военных их стащили.       Решив, что на ближайшие пару недель с него убийств больше чем достаточно, Роман поливает засаженные грядки, споласкивает руки и заваливается спать, включив в соседней комнате радио.       Вальс, который там крутили почти как гимн, ежедневно утром и вечером, хоть как-то успокаивал. Закусив край подушки, чтобы сдержать рвущийся наружу крик, мужчина зажмурился и попытался глубоко вдохнуть. Марко, пришедший спать после ночной вылазки несколько секунд постоял около "своей" кровати и плюнув на всё завалился Роману под бок. — Холодает. Одеял нет. Вместе теплее. — "А еще спокойнее. Тебе." тихо шепчет Марко засыпающему Роману и сам почти проваливается в царство морфея. Роман был признателен другу за такую заботу. Вероятно, он бы и сам справился со своими демонами, но осознание, что кто-то знает о том, что творится в твоей душе и при этом не отталкивает - давало силы оставаться на плаву. — Ну ещё что придумаете? — Ворчит Борис, глядя на происходящее в комнате и подбрасывая дрова в камин. — Давайте еще вчетвером туда залезем... — Заткнись... — Сонно отзывается Марко и окончательно засыпает. Проснувшись за пару часов до ночного выхода, Марко сначала попытался не застонать от стрельнувшей и затёкшей руки, а потом так же безуспешно попытался вытянуть свою конечность из под навалившегося на неё Романа. Сам Роман лежал наполовину навалившись на Марко и его несчастную руку, обвив его ногу своими и, судя по тяжёлому дыханию бойца, весьма неудобно уткнувшись товарищу в плечо. Борис, при свете печки читающий книгу в соседней кровати, лишь глянул на ворочающегося Марко поверх своих очков и злорадно усмехнулся. — Помочь? — Нет, спасибо... — Шепчет Марко, потихоньку выпутываясь из объятий друга, но тут же тяжко вздыхающий под усилившейся хваткой свернувшегося под боком Романа. — Помоги. — Борис откладывает книгу, на нее кладёт очки и со вздохом подходит к кровати сожителей. — Ну... Так... — Кое-как отцепив конечности Романа от Марко, Борис с интересом посмотрел на спящего. — Как его разморило, даже не реагирует... — Не буди его. Пусть отоспится. Не спал поди по ночам уже недели две... Не вампир же он в самом деле. — Шепчет Марко, надеясь, что Борис всё же сам выйдет на дежурство сегодня. Ставить в дозор Светлану, учитывая участившиеся нападения - самоубийство чистой воды. Женщина была не только ярым пацифистом, но и абсолютно неприспособленным к таким ночам человеком. Максимум - она могла громко закричать, чтобы разбудить Романа или Бориса, но дело это абсолютно бессмысленное. — Опять туда пойдёшь? В смысле к двум семьям? — Да... Либо мы вынесем, либо останемся ни с чем... — Будь осторожен, Марко... Его могли присмотреть повстанцы или бандиты... Одну ночь они может и пропустили, но... Просто... Если запахнет жаренным - давай дёру и ни о чём не думай. Ты нам важнее всяких... Ну... Всё это дело наживное... А тебя не вернуть будет... — Да ты оптимист, Боря... — Усмехается Марко и мысленно крестится, надеясь, что Борис всё же ошибся и мародёры с вояками сегодня про этот дом тоже не вспомнят. То, что выстрелов не было, он не сомневался. Роман работал ножом. Значит, по сути, и у посторонних не было причины заворачивать в этот закуток карты... Но опять же... Голодные времена, мародёрство... Того же Романа даже их дробовик не напугал... — Я не хотел напугать или... Я просто волнуюсь, Марко. Может мы и не были знакомы до войны, но сейчас вы все мне как семья... И я... Ну... — Марко хлопает мужчину по плечу, видя как тяжело тому даются слова. Борис, несмотря на свою душевную простоту и доброту был крайне суровым и скупым на эмоции человеком. — Я это ценю, Борис. Я вернусь, обещаю... Не могу же я просто так вас тут бросить на произвол судьбы. — Мужчина кивает и возвращается к чтению, а Марко идёт готовиться. Берёт рюкзак, мешок для сменки и ножовку...       Выходит без десяти восемь и почти до половины десятого ползёт до Дома Двух Семей, обходя военные патрули на максимально возможном расстоянии. Как в таких условиях ему возвращаться домой - он представлял слабо... Стоило бы вернуться прямо сейчас, как завещал Борис, но возникала огромная вероятность того, что не увидев сопротивление из дома сейчас - военные к следующей ночи просто обчистят его до фундамента.       На крейсерской скорости сметя в рюкзак остатки еды и лекарств, с парой упаковок сигарет, Марко вздрагивает, слыша скрип лестницы. Прячась в тени он молится, чтобы это просто Роман проснулся и решил составить ему компанию, но тут же отметает эту весьма не умную мысль, и задерживает дыхание. По лестнице скажет луч фонаря. А "фонарь" значит, что укрытие в тени идёт ко всем чертям собачьим. — Есть там кто? — Раздаётся голос с этажа ниже, а значит пришедших больше, чем один. А оружия у Марко чуть меньше чем нихера. — Не вижу... Кто-то сюда точно полз... — Кто-то замирает в дверях перед укрытием Марко и светит по комнате фонариком, лишь чудом не высвечивая эту несчастную нишу. — Пусто... Постой... Следы свежие на полу. — Прокляв злоебучую осеннюю грязь на дорогах, Марко прощается с жизнью, замечая, как незваный гость делает шаг в комнату. Правда через секунду этот таинственный незнакомец летит носом в пол от пули, посетившей его голову столь же внезапно, как и его дедуктивные догадки. — Вот блять! — Кто-то с нижнего этажа, поняв, что палит снайпер, с грохотом поскакал по ступенькам вниз, а Марко тяжело выдохнул, не зная, что делать теперь. Да, пришедших больше бояться не стоило, но вот от снайпера никто не застрахован. Можно было бы закрыть дверь, вот только открыта она была наружу и для того, чтоб до нее дотянуться придётся высунуть не только руку, но и половину себя навстречу свинцу. Подтянув к себе носком ботинка за ремешок калаш, Марко поднял его и вздохнул, глядя на целенький броник, который можно было бы тоже забрать, если б не одно маленькое обстоятельство с другой стороны дома.       Помня про то, с какой паузой снайпера обычно стреляют, основываясь на истории Снайперской развязки, Марко начал прислушиваться, надеясь, что цель на лестнице того заинтересует больше, чем он. Заслышав знакомый хлопок выстрела, Марко сайгаком выскакивает в коридор и почти слетает со ступенек вниз, на самый первый этаж, намереваясь свалить отсюда подальше, однако впереди, прямо перед выходом в паре десятков метров стояли пятеро военных, остудивших пыл мужчины. Благо, что они его всё же не заметили.       Роман говорил про решётку в подвале этого дома, собственно, Марко ради неё и брал ножовку, но вот стоило ли идти навстречу снайперу - тот ещё вопрос... Да и есть ли выход с той стороны дома на безопасную дорогу...       Всё же выбрав из двух зол меньшее, Марко потихоньку, стараясь не шелестеть и лишний раз не дышать, подобрался к решётке. За несколько минут распилив её и заслышав голоса вояк на подходе, он в темпе вальса рванул к соседнему дому. — Я уж думал тебя вояки порешили, заползай давай! — Доносится чей-то недовольный голос сверху. — Ты ж от Романа? — С трудом устояв на подкосившихся ногах, Марко выдыхает. — Да... Чёрт возьми, я думал мне крышка! — Поднявшись на третий этаж к выломанной стене, с которой прекрасно видно и балкон второго этажа соседнего дома и окно третьего там же, Марко смотрит на мужчину с винтовкой. — Я этих девок трогать не хотел, хоть они и ебанутые... Но времена меняются... Там много еще чего? — Там вояки... Могу этого отсыпать... Тут... Э... Я не смотрел, но сигареты и какие-то таблетки... И вот рис еще... — Позже. С этой стороны тоже вояки. Тут не выйти. Много там мяса? — Пятеро или шестеро ещё... Они могут проползти сюда... Я же решётку распилил... — Снайпер напряженно глядит в прицел и вздыхает. — Заползли, черти... Трупы нашли. Предлагаю так, ты идёшь туда, я прикрою отсюда. Вот, возьми. — Бродяга протягивает Марко нож. — Чтоб не шуметь. — Я... Я не умею, я не смогу... Они же... — Эй, эй, брат, посмотри на меня. — Бродяга трясет Марко за плечо. — Нам не выйти отсюда иначе. Только на тот свет. С моей стороны военные с БТРами, их мы точно не положим, а они нас пулемётами запросто. Выйти с той стороны - единственный адекватный вариант. Он не безопасный. Но единственный. — Марко рвано выдыхает, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. — БТРы? — Да. Если до утра не вылезем отсюда - скорее всего следующей ночью нас отрежут от города, повстанцы тоже подтянулись на эту часть района. — Блять... — А мы, скорее всего, не выйдем. Поэтому лучше перетащить жрачку сюда и отсидеться, забаррикадировав вход. — Блять... — В который раз выдыхает Марко. — Давай, родной. Решайся, у нас выбора нет. — Кивнув Бродяге, Марко вползает обратно в дом. — Услышишь выстрел - начинай. — Хорошо...       Марко не убийца... Совсем нет. Он чёртов пожарный, он должен спасать жизни, а не забирать их!       Зайдя в тень и глядя на то, как по первому этажу слоняется пара военных, Марко пытается унять дрожь в руках.       Раздаётся выстрел. По ступенькам с грохотом скатывается тело военного. Пока у военных на первом этаже переполох и попытки найти укрытие, у Марко попытка стянуть с трупа каску и бронежилет. Кое-как выполнив эту непосильную задачу, мужчина едва не матерится, слыша писк будильника на своих наручных часах. У него три часа, чтобы вернуться домой. — Там кто-то есть! — Марко снова ныряет в тень и вздрагивает от очередного выстрела, вероятно, скосившего желающего проверить сие подозрение. Зато второй военный успевает проскочить по лестнице вниз и замереть около трупа. Марко напряжённо сжимает в руках нож, мысленно подзывая к себе военного, который всё никак не хотел пройти мимо, обнажив спину.       Наконец-то вояка медленно приближается, вглядываясь в полумрак прохода и прижимая к себе дробовик.       Собравшись силами, Марко резко всаживает лезвие в горло жертвы и отталкивает дёргающееся в конвульсиях тело от себя.       Да, он спас свою жизнь и жизнь кого-то из гражданских. Но он убил. На его лице кровь убитого, сам он едва стоит на ногах от панического чувства тревоги, а ещё от осознания, что ведь и Роман для местных был таким воякой. Ведь не от хорошей жизни они сюда пришли...       Мысли о Романе заставили Марко вздрогнуть. Напало сильнейшее чувство безразличия к трупу под ногами. Обыскав тело на наличие патронов, мужчина поднялся на первый этаж. На втором этаже с балкона слышалась автоматная очередь и он уже не был уверен, что Бродяга жив. Собственно, ему бы самому сейчас выжить. Там Роман дома муками совести мучается. Надо бы утешить, что если бы не он милосердно и быстро, так вояки долго и извращённо порешили бы девок.       Убедившись, что двое оставшихся палят в соседнее здание с балкона, Марко просто выпускает автоматную очередь сначала по одному, потом вторую по нему же, отхватывает автоматной очередью в бронежилет от второго и отвечает ему тем же. Летально.       То, что как минимум одна пуля прошила бронежилет добытчика насквозь, Марко мог утверждать с вероятностью в сто процентов как минимум потому что... Потому что она обожгла его живот, а на пол упали капли крови. — Твою... — Жив? — Раздался окрик из соседнего здания. — Ранен... Но жив. Сейчас всё соберу... И... И приду...       Стараясь абстрагироваться от пульсации ранения, Марко сгребает остатки хабара в рюкзак, достаёт из под кровати швейный набор, из шкафа бутылёк Морфина, а из тумбочки шкатулку с драгоценностями, и приваливается к стене. Если б он ещё умел зашивать такие раны...       Собравшись с силами, он в последний раз осматривает все углы, находит еще одну консерву, щипчики для бровей и несколько пакетиков с сухарями, за картиной в стене достаёт спиртовку с бутылкой топлива, из сундука несколько литровых бутылок воды... Дом был уже пуст... Стянув с трупов оружие и патроны с ништяками в виде фляжки с водкой, рации и пары бинтов, Марко возвращается к Бродяге. — Вот... Это тебе, тут драгоценности. — Привалившись к стене шепчет Марко и стягивает с себя броник. На свитере расползалось красное пятно... — Позже. Ты ранен, а там подходит танк. Я забаррикадирую вход сюда и вернусь обработаю тебя. Сиди пока. Будет взрыв, не бойся. Я завалю коридор.       Марко кивает и закусывает губу. Умирать ему не хотелось от слова совсем. Учитывая, что со дня на день в Погорень придёт зима, а температура ночью уже идёт в минус, шансы пережить эту ночь стремились к нулю. Ни БТРы, ни танки военных эти шансы никак не повышали.       Раздаётся грохот, дом слегка трясёт от взрыва и через минуту Бродяга возвращается к Марко. Из рации доносится шорох военных переговоров, но угасающее сознание Марко уже не воспринимало ни их слова, ни даже буквы.       Бродяга на руках переносит его на кухню - маленькое помещение, которое было проще всего разогреть благодаря сделанной им здесь самодельной печки. Сам он обычно спал на трёх стульях, но из-за отсутствия дров им придётся спать на полу, что не есть хорошо для, откровенно говоря, уже не молодых организмов.       Плюнув на условности, и стянув с Марко одежду, Бродяга достаёт из его рюкзака спиртовку, бинты и швейный набор. Вопреки ожиданиям раненного, насквозь броник из девяти пуль прошили целых три. А это уже не то, чтобы не очень хорошо... Это, откровенно говоря, очень хуйово. — Тебя сам бог бережёт, раз уж ты умудрился это всё не унести в первую ходку и найти сейчас... — Вздыхает мужчина и ставит кипятиться воду в своей железной кружке. Одну пулю он и так видел, она вошла лишь на сантиметр под кожу, вторая тоже застряла в мягких тканях, ближе к поверхности, а вот третью протолкнула глубже вторая.       Несмотря на то, что по образованию Бродяга был врачом, он был педиатром, а не хирургом. До наступления блокады он еще и пацифистом был, но, как говорится - хочешь выжить в блокаде Погореня, умей вертеться и осваивать навык снайперской стрельбы меньше чем за месяц. Ну, говорится не совсем так, но смысл приблизительно такой.       Доставать пули на живую Бродяга опасался, а сколько надо вкалывать морфина он в душе не ведал, всё же анестезиологом он никогда не работал и рассчитывать это всё не умел.       Но опять же, выбора не было. Раскалив щипчики на огне, за неимением пинцета, он полил из фляги на рану и принялся за дело. Начавший метаться в бреду Марко явно указывал на то, что что-то в своей жизни Бродяга делает не так, исходя из чего последний постарался ускорить процесс реанимирования пострадавшего.       Проспиртовав нитки, Бродяга, будучи агностиком, а то есть, верящим только в свои силы и доказанное наукой, помолился всем богам, про которых когда-либо слышал, и начал свои швейные манипуляции. ***       Когда Марко не возвращается к утру, Борис нервно начинает расхаживать по первому этажу, забыв про то, что ему вообще-то пора спать. Света молчит, стараясь не усугублять ситуацию и начинает готовить завтрак на четверых. Роман, едва не швырнувший радио в стену при словах диктора о том, что район в котором расположен этот треклятый Дом Двух Семей теперь тоже "зона боевых действий, выбирайте безопасные маршруты подальше от него...", нервно метался по этажам, пытаясь найти себе занятие. Он уже поставил фильтр в коллектор дождевой воды, едва работающий в таких-то заморозках, скрутил десяток самокруток, достал мясо из мышеловок...       Когда Марко не возвращается к вечеру, Роман едва не проклинает пришедшего Франко. — Посмотрите, что я при... — Ты видел Дом Двух Семей? — С ходу перебивает торговца Роман. — Я видел только танки с одной стороны того района и пулемёты на повстанческих джипах, которые заполонили этот район с другой стороны... Привет, Борис. — Борис, мрачно нависнувший за спиной Романа, лишь кивает. — Тут Марко ваш просил добыть вам электро-детали... Где он, кстати? — Поймав мрачный взгляд собеседников, Франко включает свою логику и приходит к весьма верному умозаключению. — Соболезную... — Какие нахуй соболезнования?! Он обещал вернуться! Он жив! — Едва не хлопает дверью уходящий вглубь дома Роман, но Борис успевает ее перехватить пока она не хлопнула Франко по лбу. — Прости, мы... Мы слегка на взводе... — Франко лишь понимающе кивает головой. Обменяв алкоголь на детали и доски, Борис какое-то время мнётся на пороге и вздыхает. — Слушай... Там в Гараже... Военные отступили? — Да, Гараж и Порт они оставили. — Там же мальчик этот... Ты можешь ему передать от нас посылку? Он выручил нас недавно консервами... Ему в блокаде наверное тоже не легко... — Только потому что я тебя безмерно уважаю, Борис, я сделаю это только за бутылку водки. — Мужчины жмут друг другу руки и Борис отдаёт торговцу плотно замотанный в тряпки мешок с двумя блистерами антибиотиков, бутыльком сиропа и двумя консервами каши. — Спасибо, Франко... Просто спасибо... — Торговец уходит, а Борис устало опускается на ступеньки в доме и облокачивается на стену. Хоронить Марко заранее он не хотел. Да и скажи он вслух о таких мыслях, Роман отправит его самого навстречу предкам, учитывая, как тот завёлся от слов торговца.       К тому же Борис понимал, что только на нём и держится настроение группы. Даже никогда не унывающая Света, которая пытается казаться сильной - просто женщина, директор школы, совершенно не приспособленная к войне. Хоть она и менее подвержена эмоциональным качелям, весь её настрой - лишь отражение Бориса.       Марко был ему противовесом. Логичный, рассудительный, способный идти на сделки с совестью при необходимости. Отражением Марко всегда был Роман. Если Марко против чего-то, Роман его поддержит, даже если сам не согласен. Две группы внутри одной, они дополняли друг друга и помогали друг другу избежать многих ошибок, которые одни непременно совершили бы или в силу слишком неконтролируемой доброты или в силу слишком неконтролируемого прагматизма.        — Так, держим нос по ветру. Марко мог спрятаться в подвале, чтобы пережить время боёв. — Спокойно произносит Борис, заходя на кухню. — Там нет подвалов. — Устало отзывается Роман, сидящий в своей излюбленной позе на стуле, за что получает укоризненный взгляд от Светы. — Нет запирающихся дверей... И есть херова гора военных... — Роман роняет голову на руки и глубоко вздыхает. — Еды у нас еще на неделю точно. Бои идут почти рядом с нашим домом, поэтому лучше бы нам отсюда не вылезать... — Обеспокоенно щебечет Света, но осекается под ледяным взглядом Романа. — Ну конечно, а Марко, который, возможно, молится сейчас о том, чтоб мы его нашли и вытащили, пусть нахер идёт. Мне кажется, или пропаганда единства и взаимовыручки это ваш с Борей конёк? Или вам Матей с его отцом, которого никто никогда не видел, дороже Марко? — Рома, уймись. — Грубо обрывает Борис товарища. — Чего хорошего в том, чтобы всем там полечь под пулями? Снайпера ни сантиметра не оставят без внимания и ты это понимаешь. Кому лучше сейчас от паники и истерик? — И, смягчившись добавляет. — Пожалуйста. Когда Марко вернётся, он не захочет организовывать нам похороны, поверь.       Роман вновь опускает голову на руки, пытаясь скрыть накатившие некстати слёзы. Если бы не его затея с этим домом, Марко бы сейчас был здесь... Да, может и голодный но, скорее всего, живой... Наменяли бы у Франко за херову тучу всякой фигни пару консерв или хотя бы пару птичьих ножек и жили бы дальше... — Рома... — Света подходит к нему и тихонько гладит по спине. — Ты же знаешь нашего Марко. Он просто так в лапы смерти не дастся. Поэтому нам остаётся только верить в него и... И надеяться на лучшее... Если мы сейчас сдадимся и опустим руки - лучше никому не будет. И ты это понимаешь... Марко всем нам стал дорог, в конце концов, мы больше полугода живём под одной крышей... Почти семья. И мы тоже о нём волнуемся... — Когда-то мы так же волновались об Антоне, с которым вы одиннадцать лет за одной партой просидели. И где же он? Вернулся? — Рома... — Света на провокацию не ведётся, хоть и такое заявление бьёт почти в душу. — Антон всегда был старым легкомысленным раздолбаем, который идеализировал войну, воспринимая её как задачку, а не как неподвластное нам обстоятельство. Мы с ним не только учились одиннадцать лет, но и он двадцать лет преподавал в той же школе, где я была директором. А ещё мы с ним шесть лет были в одном институте. Но это война. Глупцы, неспособные обуздать своё легкомыслие погибают в ней первыми, а учёная степень не показатель адекватности. Марко другой... Может и не учёный, но и мы не на Нобелевскую премию претендуем, верно? — Роман молчит. — Держись, Ромео. Вернётся твоя Джульетта. Она обещала. ***       Марко приходит в себя от жары. Неимоверно хотелось пить и застрелиться. — Крепкий ты орешек... Я уж думал всё, допрыгался... — Раздаётся рядом смутно знакомый голос, а к губам прислоняют трубочку. — Тяни давай, это вода. Тебе повезло, что ты антибиотики сгрёб с собой, а то б устраивал бы тебе сейчас тут похороны... Рана воспалилась, я уж думал, что заражение пошло... Но нет, отошёл походу... — Бро... — Что? — Заткнись... — Голова у Марко раскалывалась как после попойки. То, что он хотел жрать - было на фоне головной боли едва понятно. — Голова... — Ща... — Раздаётся шелест медикаментов. — На, запей. — Марко послушно глотает таблетку и делает пару глотков воды. — Полежи часик, я как раз разогрею тут жрачки... — Жарко... — Так конечно, ты красный весь и горячий как печка. Я на тебе вторые сутки дрова экономлю, жгу только для еды. Шутка. Я тебя ещё в занавеску закутал, чтоб ты не мёрз и пропотел... На улице всё, зима, с Новым Годом. — Вероятно, Бродяга еще сам от шока не отошёл, что последствия его врачевания всё же стали положительными. Есть разница, когда убиваешь ублюдков через оптический прицел, и когда по твоей же вине умирает тот, кому ты пытаешься помочь. — Сколько прошло времени? — Ну, третий день идёт... Вояки ещё здесь, повстанцы тоже... Хотя от дома отошли и то слава богу, а то верхний этаж уже всё. Финита ля комедия. Рухнул под обстрелом. — Марко отмечает балки, стоящие вдоль стен по кухне и вопросительно приподнимает бровь. — Ну я ж тебя вытащить не мог никуда. Одному тоже мне в принципе идти некуда. Я тут укрепил кухню как мог на случай чего... — Марко вздыхает. — Спасибо... Ты, кстати, откуда Романа знаешь? — Бродяга лишь усмехается. — Срочку вместе проходили с ним. Так-то я сразу после армии в институт пошёл, он по контракту остался. Встретились вот недавно около супера. Это ж я ему сюда наводку дал. — Ничего нового Марко, в принципе, не узнал... — Он и про тебя говорил... Что если ты своё благословение не дашь, ноги его здесь не будет... А по сути только ты и ходишь? — Он охраняет дом... Из меня охранник так себе... Я добытчик. — На грани слышимости отзывается Марко, засыпая. — Спи давай, добытчик. Я разбужу тебя на обед.       Когда Марко вновь просыпается, Бродяга заканчивает промывать ему раны и меняет бинты. — Хер тебя разбудишь, слушай... Садись жрать, остыло всё уже. — Бродяга скручивает куртку Марко валиком и подкладывает ему под спину. — Как ты? — Марко очень мутило. Голова хоть и не так сильно, но всё еще болела, а живот периодически отдавал болью. — Хреново... — Антибиотик всё, закончился. Надо как-то дотерпеть тебе до прекращения огня в районе... Может дома у тебя чего есть - помогут... — Бродяга понемногу кормил теряющего сознание Марко, надеясь, что тот закрывает глаза не в последний раз, а когда тот уснул, отставил тарелку и вздохнул.       Рация военных шипела переговорами, руганью... Единственное, что доктор в лице Бродяги понял, если Марко хочет жить, то он должен найти силы дойти со своим спасителем до Гаража. Оттуда военные и повстанцы уже срулили. Учитывая, что у Матея там больной отец, лекарства в их обители должны быть... Обменять их на пару драгоценностей, учитывая, что ими вся шкатулка забита - для Бродяги не критично...       Собственно поэтому он и загрузил на себя и свой рюкзак, и рюкзак Марко, повязал на пояс сменный мешок и погасил печку. — Давай, Марко. Ты Роману ещё живым нужен. Будь мужиком, встань... — Мужчина, закинув руку больного на свою шею, поднял его в вертикальное положение. — ... и иди.       Выбираться им предстояло через крышу этого полуразваленного домика, что, хоть и не без труда, но за сорок минут мужчины всё же сделали. Точнее, сделал Бродяга, волоча на себе всё еще бессознательного Марко.       Наступившие сумерки надёжно скрывали их от глаз военных, метель засыпала следы беглецов, чтобы не давать военным даже подозрения на то, что кто-то отсюда сбежал.       Обойдя два патруля и свернув в переулок, чтобы снег не лепил в глаза, Бродяга тысячу раз проклял тот день, когда он познакомился с Романом, но раненного не бросил и продолжил путь. До Гаража оставалось три километра. Прогулочным шагом это минут сорок, но с раненным, который едва перебирал ногами, это мероприятие растягивалось часа на два, не меньше. Утешала только относительно небольшая минусовая температура, которая давала надежду доковылять до места назначения без обморожения.       Когда спустя два с половиной часа дверь Гаража содрогнулась под стуком Бродяги, Матей еще не спал, но был весьма удивлён таким гостям. Однако, зная Марко, без вопросов впустил их на вторую кровать, постелив себе в кресле. — Борис как раз отправил нам антибиотики пару дней назад. Моему отцу они помогли, думаю и вам смогут... — Отец Матея лежал на соседней кровати, забывшись беспокойным сном и не реагируя на разговоры. — Я принесу вам горячий чай, чтобы вы согрелись, вот, возьмите пока что плед.       Матей суетливо бегал по дому, то развешивая мокрую одежду гостей сушиться, то обкалывая Марко антибиотиками и обезболивающими, то выходя на редкую торговлю...       Драгоценности он принял, хотя по выражению его лица он на это даже не рассчитывал, впуская гостей в свой дом. — Да, я слышал, что их дом отрезан военными... То, что вы умудрились пройти мимо них - не иначе как чудо. — Это потому что мы шли на выход из боевой зоны, а не вглубь. — Отзывается Бродяга, отогревшись около печки и приняв пару таблеток Антигриппина на всякий случай. Кто знает, что его ждёт утром после такой освежающей прогулки. — И то верно. — Соглашается Матей и вздыхает. — Ладно, рассвет скоро, давайте-ка на боковую. То есть вы как хотите, а я спать.       Бродяга с ним не спорит. Он и сам за последние пару дней немного так подзаебался, носясь то с Марко, то с военными, то снова с Марко. Завалившись под бок к последнему и постаравшись не свалиться с края кровати, не предназначенной для двух взрослых людей, мужчина впервые за неделю забылся глубоким сном. ***       Роман ежедневно утром, днём и вечером как на службу подходил к радио и усиленно крутил переключатель, надеясь услышать о снятии блокады с их района, но пока что слышал только о почти развалившемся Доме Двух Семей, куче трупов внутри (чьих?) и отрезанном со всех сторон куске дома, где, судя по словам военных, может скрываться убийца.       Прошла уже неделя. Роман абсолютно ничего нового не узнал. Ни подтверждения смерти гражданских, ни опровержения этого факта. Убийца (гражданский-Марко) МОЖЕТ там скрываться, а может и НЕ скрываться, слиняв у военных из под носа, как он это уже однажды сделал на их же блокпосту, принеся домой первое огнестрельное оружие и патроны с парой консерв.       Борис упрямо твердил о том, что даже если военные и скажут о гибели убийцы, то не факт, что это будет правдой, ведь военным нужен рычаг запугивания. А если они скажут, что заваливший их гражданский сбежал, беспорядки только усилятся. Да и Роман был с ним согласен. Но хотел услышать хоть что-то...       Раздаётся стук в дверь. Учитывая блокаду района, в гости к ним не могли зайти ни Винни-Пух с Пятачком, ни кто бы то ни был из мирных. Борис с подозрением смотрит в глазок и резко распахивает дверь, втягивая в дом торговца. — Франко, ты спятил? Город оцеплен, а ты шорхаешься здесь как бессмертный! — Торговец на это лишь усмехается. — Я не только здесь как бессмертный "шорхаюсь"... Я сходил в тот дом... Точнее не я, а мой хороший знакомый. И в основную его часть с трупами военных и в его заброшенную часть, куда военные никак пролезть не могут. — Роман, подтянувшийся к двери почти сразу за Борисом, замер как вкопанный. — Вот... — Франко передаёт окровавленный свитер Марко с хреновой горой таких же окровавленных бинтов.       Борис боялся обернуться, чтобы посмотреть на Романа, который как-то слишком тяжело упал на ступеньки. — Это... всё? — Ну... Три пули лежали ещё... Вот, в коробочке. — А тело? — Едва слышно хрипит Роман, но ответ уже предсказуемо очевиден. — Нет тела. Но вполне вероятно, что военные... Ну... — Роман категорически не хочет это слышать. Он зажимает уши руками и едва сдерживает крик, рвущийся наружу. — Я наверх... — Выдавливает он из себя кое-как, и забрав свитер друга у торговца почти влетает на самый последний этаж, забиваясь в угол и утыкаясь лицом в колени. Борис едва успевает перехватить побежавшую было следом Свету, качая головой и одним взглядом говоря "не надо". — Может останешься на пару дней? — Обращается Борис к Франко. — Блокада - не лучшее время гульбанить тут... — В подтверждение его слов где-то рядом раздаётся грохот и стёкла в окнах едва не покидают свои места. — Так, давайте-ка вниз, подвал укреплён хотя бы. — И с ним никто не спорит. — Роман! Обстрел! Спускайся! — Сам Борис, хромая на обе ноги, старался лишний раз по ступенькам не бегать, хотя и не отрицал необходимости в физкультуре. Надеясь на адекватность своего сожителя, он пару раз его окликнул снова и всё же пошёл вниз.       Сам Роман сидел наверху, не видя и не слыша ничего вокруг себя. В который раз прокляв тот день, когда он решил сунуться в этот несчастный дом, он изо всех сил бьёт кулаком по стене.       Марко был ему надёжным другом и почти братом, если им можно стать за три года, разумеется. Марко был тем, ради кого Роман не уехал из города, когда бывшим военным (потенциальным повстанцам) были готовы предоставить гуманитарный коридор "к чёрту на куличики и нахер отсюдова".       Марко был тем, ради кого Роман хотел выжить на этой войне, просто потому что, Марко нравился мужчине как человек и был тем, кто не бросался из крайности в крайность. Мог быть добрым, мог быть злым. Не называл белое чёрным, а говорил как есть, здраво глядя на реальность. Так уж повелось, что в паре Борис-Света ведущим был Борис, а в их с Марко паре ведущим был сам Марко. На нём и Борисе держалась вся группа, не давая скатиться ни в пропасть отчаяния, ни в пропасть безрассудства.       За такими людьми всегда хочется идти. Даже если они этого не просят. Прирождённые лидеры, не боящиеся нести ответственность за других людей, когда те к ней, как Роман в своё время, не готовы.       Но осознавать, что своей прихотью ты погубил человека, который делил с тобой последнюю корку хлеба, обнимал тебя во время ночных кошмаров, обтирал полотенцем во время болезней и был готов ради тебя если не на всё, то на многое... Было тяжело. — Просто будь жив. Умоляю тебя, Марко... Просто... Будь жив... Я тебя больше никогда отсюда не выпущу... Как в золотой клетке сидеть будешь... Живой и... живой. — Истерика накатывала волной, в глазах всё тряслось из-за слёз...       Запоздало сообразив, что слёз как раз-таки у него на глазах сейчас нет и дом трясётся сам по себе, Роман устало закатил глаза. Их дом под обстрелом. Какая прелесть.       Бездумно глядя на пустую стену, мужчина почему-то не собирался уходить. Осознавал, что идёт обстрел, осознавал, что смерть, которой он так боялся, не просто маячит на горизонте, а буквально дышит в лицо, и не двигался.       Рефлекторно проведя рукой по груди, поправляя армейские жетоны, Роман дёрнулся, словно от удара током.       Ещё во времена срочной службы они с Бродягой поменялись жетонами. Тот носил его жетон, а Роман жетон Бродяги и он абсолютно точно был уверен, что Бродяга - жилец второго корпуса этого проклятого дома, без учёта пропавшей старухи с первого этажа, не оставил бы его, пока в нём был бы хоть кто-то. В конце концов, он обещал Роману приглядеть за Марко если тот заявится после него. И да, одну ночь он был под присмотром, но может и вторую он был там тоже? Если бы Марко был смертельно ранен, он бы физически не завалил тот проход...       Надежда, поднявшая голову из глубины сердца, придала и стимула бежать в подвал, и ускорения. За долю минуты преодолев бесконечные лестничные пролёты, Роман зашёл в спальню, где в кресле у печки сидел торговец, а на ближайшей кровати Борис со Светой о чём-то переговаривались склонившись над картой и сел на вторую. — Что-то случилось? — Нет, просто мы с Франко думаем, как бы ему безопасно пройти хотя бы до Гаража... — Отзывается Света, а сам Франко кивком головы указывает Роману на соседнюю комнату.       Роман без вопросов походит дальше, не понимая секретности диалога, но замирает посреди комнаты. Марко открыл ту дверь с телами. Друг Франко был в том доме. Он видел трупы. Он знает, что выстрелов не было. — Это твоё дело, Роман. Я просто торговец. — Спокойно произносит Франко. — Это война и выживает сильнейший... — Торговец обходит Романа и встаёт перед ним лицом к лицу. —... или тот, кто идёт за сильнейшим. — Он берёт руку собеседника и вкладывает в неё что-то тонкое и металлическое. — Это мог быть военный. Но мог и не быть. — И выходит из комнаты.       Он прощается с Борисом и Светой, несмотря на их явный протест и попытки воззвать к адекватности, и покидает их гостеприимный дом, а Роман, не веря в происходящее, смотрит на свой жетон врученный ему торговцем.       Он проставит Бродяге ящик Баварского пива как только вся эта поебота закончится.       Как только страна придёт в норму, он сначала зацелует живого Марко, а потом проставит ящик пива Бродяге. А потом на волне эйфории вступит в клуб Бориса "Неси Счастье и Радость Всем Окружающим Тебя Людям".       Скривившись от последней перспективы, Роман даже не сразу допёк, что первая у него не вызвала никаких отрицательных эмоций. Хотя отрицать там было уже нечего, учитывая насколько он эмоционально стал зависим от своего напарника.       Лишь бы Марко вернулся. Живым. И будет любая война уже не страшна.       Почему-то перспектива пережить эту войну без Марко казалась Роману чем-то... Ужасным и нежелательным... Несмотря на страх перед собственной смертью, Роман затруднялся в ответе, что его пугает из этих двух вариантов больше. ***       Когда наступает день, Марко снова приходит в себя и очень об этом жалеет. Жар, жажда и пульсирующая боль по всему телу заставляла изо всех сил сжимать зубы и цепляться ослабевшими пальцами в матрас. — Терпи, студент. С солдатом будешь. — С явным намёком шипит Бродяга. — На вот, прими таблетку и запей. — Марко послушно принимает протянутые лекарства и, под перебинтовку его тушки Бродягой, снова засыпает, надеясь в следующий раз или проснуться здоровым, или не проснуться вообще.       Спустя полчаса Бродяга и Матей молча сидели внизу на кухне. Матей крутил радио, а Бродяга курил, нервно слушая про очередные авиаудары, трупы, мнения экспертов... — Мы настолько бесполезная страна, — Шипит Бродяга. — Что на нас плевать всему внешнему миру. Как Сирия, так сразу весь мир бежит на выручку. Сибирь у русских горит - давайте всей планетой спасём... А мы... Что мы такое, где мы? Даже на картах не рисуют! — Матей лишь тяжко вздыхает. — Ничего не потеряно, пока люди держатся. Месяца три назад ко мне приходил один человек на обмен, знаешь... Принёс жидкие антибиотики, выменял их у меня на ножовку и отмычку. Пролез с их помощью через крышу сюда и почти всё вынес, но его спугнул подошедший с той стороны Борис... Ну... Когда еще не был ранен... Это же тут он пострадал... Тот бросил всё и дал дёру, а когда Борис его почти нагнал то выстрелил ему в ногу... Зато я понял, что после обмена таких вещей мне стоит сразу идти в дом... У меня была только лопата для защиты, но представляешь, Борис через пару дней после этого принёс мне автомат с патронами, которые нашёл в Супермарте... — "Снял с трупа военного" мысленно исправляет Бродяга, который следил за одной из девок Дома Двух Семей. — Я тогда понял, что у нас ещё есть шанс. Просто потому что мы все вместе. И поэтому я всё еще торгую достаточно выгодно, потому что люди тоже хотят выжить. — Не путай Святого Борю с остальными. — Закатывает глаза Бродяга, выдыхая дым. — Такой беспечности как у него - нет, пожалуй, ни у кого в целой стране. Они всё это время жили с одним только пистолетом, даже когда приходили мародёры. Нет, чтоб забрать у тех оружие - так он сразу "а если их дом будут грабить? Давайте только часть патронов возьмём"... Я б убил наверное, а этот ещё и о собственных грабителях переживать умудряется. — Матей в ответ лишь усмехается. — И нам иногда через Франко лекарства отправляет. Франко тоже хороший, только цены дерёт как не в себя. Но процент у меня никогда не берёт, ему, наверное, Боря платит за передачу. — Может быть. Не знаю. Боря, мне кажется, последние штаны готов отдать бездомному, лишь бы никто рядом с ним не страдал. Мать Тереза блять... — Его, наверное, сейчас сильнейшая икота мучает... — Бродяга в ответ хохочет, и тушит окурок. — Ты решётку то заварил обратно? — Матей недоумённо смотрит в ответ, мол "какую?", но Бро кивком показывает наверх. — Которую спилили. — А... Её окончательно снесло бурей, поэтому уже никак не спасти, но я вон тут и дверь железную поставил с Ромой, и замок повесил. Снаружи не зайти. — Бродяга одобрительно кивает. — Рома вроде совсем не торговец... — Матей смущённо тупит взгляд. — Ну... Я Марко просил... Чтобы им не трудно было охранять и свой дом... Но, кажется, Роман больше переживал за безопасность Марко, чем за собственный дом. — Бродяга снова усмехается. — Не то слово. Даже меня вот припахал к спасению его "золотца". Дракон хренов. — Кощей скорее. Такой же бледный и худой. — Тут Бродяга вынужден согласиться. Оба замолкают пока начинается новый выпуск новостей и не роняют ни слова спустя даже пять минут после их завершения. — Деятельность военных в районе ДДС постепенно теряет свой натиск. Планируемая дата отступления военных на исходные позиции за черту города - два или три дня, не больше. Передаём слово нашему военному корреспонденту. Репортаж с места событий. Здравствуйте, Йен. — Э... Добрый День, Хельга и радиослушатели новостного канала "Погорень". Я с сожалением сообщаю, что наш коллега Йован погиб сегодня утром. Его застрелил снайпер, когда он шёл на работу. Многим будет его не хватать. Его тело военные нашли прямо около ДДС, он же Дом Двух Семей... А я сейчас нахожусь между Домом Четырёх Выживших, который недавно попал под обстрел и между Разрушенной Многоэтажкой. Военных просто тьма! Они готовят сильнейший марш-бросок на свои прежние позиции. — Скажите, Йен, военные планируют сменить отряд на этой территории, или уходят уже окончательно? — Хельга, э, спасибо за вопрос. Нет, военные планируют уже полностью отступить и отрезать отряд Повстанцев, зашедших к ним с тыла, от города. Те в свою очередь готовятся не дать военным пройти без потерь через занятые ими территории, настроены крайне враждебно, но, чего греха таить, военные тоже не дружить идут. — Выключи. Или волну смени. — Бросает Бродяга и Матей послушно переключает радио на прогноз погоды. — До сих пор сохраняется низкая температура. В осаждённом Погорене всё труднее становится найти дрова, люди собирают всё, что можно сжечь. Особенно тяжело приходится осаждённым районам... — Блять, у них хорошие новости есть вообще где-нибудь? Кошечка там родила, хомячок водички попил и сыто спит... нет, блять, надо почаще про трупы и вояк с минусовым ебуном на улице ежедневно говорить... — Бродяга нервно встаёт и начинает мерить комнату шагами. Матей выключает радио и откидывается на спинку стула. — Через пару дней всё немного устаканится... — Эти "пара дней" были три года назад, когда вся эта ебень только начиналась. Что-то до сих пор не устаканилось! — Бродяга глубоко вдыхает. — Чёрт... Прости, Матей... Я на нервах. — Ничего... — Мальчик встаёт и подходит к мужчине со спины, утыкаясь лбом в его плечо. — Мне тоже осточертело это всё. У отца мало того, что астма, так еще и осложнения начались. А госпитализировать его некуда. В нашей больнице не осталось никого, кроме медсестёр на перевязку и переливание крови. Оборудования нет, хирургов нет. Врачи не успев спасти одного тут же не успевают спасти ещё двоих... И вывезти отца мне тоже не позволили, чтобы он место для других не занимал, у кого шансы выжить больше... Мне тоже осточертела эта война! Ненавижу её! Мне было тринадцать когда она началась! — Бродяга поворачивается к юноше и со вздохом обнимет его. — Борис говорит, детям на войне не место. А что мне было делать? Бросать родного отца?! — Матей не может сдержать слёз и оседает на пол. Бродяга садится рядом, всё так же обнимая своего собеседника. — Держись, Матей. Ты умничка. Ты делаешь и для своего отца, и для остальных жителей очень многое. Ты выживешь. — Снова начинается всплеск мародёрства. Шансы выжить и у меня, и у моего отца стремятся к нулю! — Бродяга косит взгляд на рыдающего Матея, который с такой силой сжимает его футболку, что неосознанно почти вжимает мужчину в себя. — Я могу остаться и помочь. — Говорит раньше, чем думает, Бродяга. — Мой дом уже всё равно для жизни не пригоден, а Борис с Романом и без меня найдут кого ещё спасти или проклясть. — Правда поможешь? — Почти шепчет Матей и поднимает покрасневшие глаза на мужчину и тот не находит сил на ответ. Лишь кивает и отворачивается. — Спасибо... — Мы сидим в подвале разрушенного гаража, наверху у нас два тяжело больных человека, на спасение которых нам нужно где-то доставать лекарства... А мы обсуждаем выживание в условиях зверств со стороны мародёров и погоды... — Бродяга вздыхает. — Воистину, Погорень - город оптимистов... Пессимисты уже давно или уехали или... — Или запаслись всем заранее, заварив впоследствии двери в свои бункеры на дачных участках. — Поддакивает Матей, успокоившись и шмыгнув носом. Бродяга треплет его по волосам и вздыхает, доставая очередную сигарету. — Будешь? — Матей берёт сигарету из предложенной пачки, шепчет благодарность и прикуривает её от уже зажжённой Бродягой спички. Какое-то время они сидят рядом в абсолютной тишине и выпуская струйки дыма. Матей облокотившись спиной на грудь Бродяги в кольце его рук, а сам Бродяга опустив подбородок на макушку юноши. ***       Роман не находит себе места. Мечется как раненный зверь, сутками напролёт высматривая в окнах первого этажа хоть кого-то, кто мог бы быть похожим на Марко. На четвёртый день этого сумасшествия, Света, сдерживаемая ранее Борисом, всё же не выдерживает и отводит Романа под локоть в комнату с радио, расположенную за стенкой от спальни. — Рома, так нельзя. Когда ты последний раз нормально спал? Ты почти не ешь. Я понимаю, аргумент, что Марко тоже может быть сейчас голодным, тебе кажется адекватным, но это не так. Марко меньше всего хотел бы, чтобы ты сейчас страдал. Тем более, что его могли найти, спасти и накормить. И тебе надо спать. Ослабленный организм в стрессе больше всего подвержен заболеваниям. У него просто нет сил на поддержание иммунитета. Подумай о себе, Роман. Мы все волнуемся, но нам надо держаться. Понимаешь? Рома... — Мужчина молчит, глядя в пол. Под его глазами залегли тени, сами глаза покраснели, а кожа на рёбрах казалась почти прозрачной. — Ради чего он рисковал собой и доставал эту еду? Чтобы все мы пережили зиму, Рома. Пожалуйста. Пойдём ты поешь и ляжешь спать. Хотя бы ненадолго. Твоё состояние нас очень тревожит.       Мужчина послушно идёт на кухню следом за Светой, но замирает на входе, слыша стук в дверь. — Рома, блять. Либо ты её открываешь и я высказываю тебе всё, что думаю тебе в лицо, либо через три секунды об этом услышит весь район! — Мужчина едва не сносит дверь с петель, очень дружелюбно прикладывая ею посетителя по лбу. Благо, второй визитёр, повисший на его плече не пострадал. — Марко! — Рома почти за секунду стягивает руку друга с шеи Бродяги и закидывает её на себя, затаскивая его в дом. — "Привет, Бродяга. Спасибо что спас ему жизнь, Бродяга. Зайдёшь на чай, Бродяга?" Да, Рома? — Недовольно ворчит мужчина, заходя в дом. Света всплёскивает руками и бежит за Борисом, чтобы тот помог донести Марко до кровати. Роман усаживает друга в кресло, которое Борис поставил тут специально для неспящего товарища, и почти не веря своим глазам смотрит на Бродягу. — Я... — Слов не находится. Роман закрывает лицо руками, пытаясь сдержать слёзы, но весьма безуспешно, и садится на корточки. Бродяга опускается рядом и притягивает его к себе. — Не за что. Он совсем не хотел выздоравливать... Пришлось перевести на него не только всю медицину ДДС, но и большую часть Гаражной. Мы пару дней продержались под военными в Доме, но... Потом я увёл его, совсем уж он был плох... — Роман цеплялся за Бродягу как тонущий в спасительный круг и тихо плакал, рвано дыша и абсолютно не обращая внимания на пришедшего Бориса с причитающей Светой. — Подожди, не уходи... Мы как-нибудь отблагодарим... — Лекарства Гаражу хоть как-то возместите. Матей перевёл что мог на Марко. Ну хоть дошёл он почти сам. — Света спешно кивает и идёт в ванную. Борис недавно ходил помогать соседям с укреплением дома, поэтому те от души поблагодарили его лекарствами. Сейчас их было не жалко. Несколько блистеров с таблетками разного назначения Света завернула в платок, туда же вложив баночку йода и пачку самокруток. — Вот, держи. — Роман уже ушёл следом за Борисом и Марко вниз, а Бродяга лишь тоскливо смотрел им в след и вздыхал. — Если буду нужен - я охраняю Гараж. — Приняв посылку извещает Бродяга женщину. Света кивает в ответ и обнимает мужчину. — Ты не представляешь что было с Ромой... — Бродяга усмехается. Он представлял. Пожалуй, он был слишком хорош в психологии, да и Роман с ним несколько раз ещё в армейские годы выходил на откровенные разговоры. Догадаться, что бисексуальность друга перевесила в сторону Марко - труда мужчине не составило. — Спасибо тебе. — Женщина закрывает за Бродягой дверь и спешит разогреть завтрак для Марко.       Роман, выпотрошив принесённые вещи Марко, едва не проклял всё, что там лежало. Всё оно абсолютно не стоило жизни его друга. Ни эти пара пакетов крупы, ни эти сигареты... Ничто не могло окупить его жизнь. — Ты псих... — Отчаянно шепчет Роман, сев рядом с кроватью Марко и положив на неё голову. — Грёбанный псих, едва не сдохнувший за пачку сигарет, коробку сахара и два мешка риса! Марко! — Рома. — Резко осаждает Борис психующего друга. — Ради кого, как ты думаешь, он туда пошёл? — Роман молчит в ответ и прячет лицо в сгибе локтя. Марко, находящийся в сознании, лишь грустно улыбнулся и потрепал Романа по голове. Света спустилась с тарелкой наваристого бульона для раненного и вручила тарелку Роме. — На. Покорми его. Боря, там надо заделать пролом, помнишь? — Борис в последний раз смотрит на Марко с Романом и уходит следом за Светой.       Марко принимает сидячее положение, подтянув подушку под поясницу и вздыхает, глядя на помутневший взгляд друга. — Прости, Ром... Прости... — Тот отставляет тарелку на пол, забирается на кровать и стискивает мужчину в титанических объятиях. — Не оставляй меня больше, Марко. Моё сердце бьётся ради тебя и, если тебе суждено умереть, - я хочу умереть первым... — Добытчик не находит слов, чтобы хоть как-то отреагировать на это. Зная панический страх Романа перед смертью, он искренне потрясён таким откровением. На несколько минут воцаряется тишина, во время которой Марко легонько гладил друга по спине, а Роман несколько раз набирал воздуха, чтобы что-то сказать, но не находил смелости. В конце концов, мужчина, видимо, решил нырнуть в омут с головой, поэтому почти на одном дыхании выдал. — Я люблю тебя. Мне жаль если тебе неприятно это слышать. Но я всё равно надеюсь, что ты не ненавидишь меня за это... Прости меня. То, что с отбой случилось - моя вина... — Рука Марко замирает в области лопаток Романа от такого заявления, в уставшем мозгу набатом бьётся "Я люблю тебя", а перед глазами начинает темнеть. — Я голоден. — Решив, что сейчас не лучшее время для выяснения отношений, напоминает Марко и Роман, словно очнувшись, поднимает тарелку с пола. Дует на горячую воду в ложке и суёт её в рот Марко. Тот с аппетитом налегает на стряпню Светы, порядком устав от консерв из Гаража, и в итоге засыпает сидя, пока Роман пытается выловить для него в тарелки кусок картофеля. Поняв в итоге, что друг уснул, мужчина доедает порцию сам, отставляет тарелку и укладывает Марко в лежачее положение, завалившись на соседнюю кровать. Неизвестно, как тот отреагирует на совместную побудку после таких громких заявлений.       И хотя в комнате стоит печка, температура выше десяти градусов не поднималась, от чего спать под тонким одеялом одному было холодно и Роману, и Марко. — Рома... Иди сюда. Холодно. — Почти неслышно шепчет добытчик сквозь сон, но Роман, несмотря на собственную усталость и полудрёму, услышал друга. И уже меньше чем через минуту лежал рядом, осторожно закинув руку на Марко. — Спокойной ночи. — Марко в ответ лишь угукнул.       За окнами бушевала вьюга, входная дверь хлопала от попыток ветра сбить её с петель, вдали слышались выстрелы... А в доме было тихо. В печке уютно потрескивали дрова, шуршало вальсом радио, раздавались стихи приглашённых на радиостанцию местных жителей... Света и Борис наверху готовили самокрутки и самогонку, о чём-то тихо переговариваясь.       Казалось, что не было этих двух недель напряжённого ожидания Марко. Словно не было этого ожидания ужасных новостей от Франко... Словно Марко вообще никуда не уходил... ***       Марко потихоньку приходил в себя. Жар уже не мучал, лишь слегка знобило. Мужчина настоял на продолжении своих ночных дежурств, чтоб разгрузить достаточно не молодого Бориса от бессонных ночей, да и Роману дать уже прийти в себя.       Оба мужчины сначала высказали Марко, что думают о его боевых навыках, указав на шрамы от пулевых ранений, но под его упрямством оба сдались, решив подставить к нему на дежурства Свету. Вдвоём у них был хоть какой-то шанс.       Ночную тишину им скрашивало радио, поставленное на лестнице этажом выше, и хотя новости были не утешительными, оно убивало гнетущую тишину. — Большинство из нас не представляют себе утро без чашки кофе. Кофе в Погорене стал практически недоступным товаром. Цены взлетели до небес, спекулянты набивают карманы... Сигареты и табак в настоящее время используются в качестве валюты Погореня. Однако их запасы в городе подходят к концу. Что случится, если они закончатся совсем? Владимир, как вы считаете, что случится с Рынком Погореня в ближайшее время? Да и в целом с Погоренем? — Спасибо за вопрос, Илона. Как вы и сказали, жизнь в Погорене дорожает, но по прежнему не стоит ничего. Снайпера обеих сторон несмотря на холод всё еще исправно несут свою Службу Дьяволу и украшают улицы новыми телами добытчиков с торговцами. Нет не только кофе с табаком, но так же, напоминаю, и поставки овощей до сих пор не налажены. Если ситуацию в ближайшее время не возьмут под контроль... — Интересно, когда мы услышим добрые вести? Может весной? — Вздыхает Марко и поплотнее закутывается в куртку. — Не знаю, Марко, не знаю... — Вздыхает Света, поправляя очки и отсчитывая петельки на спицах. — Дров нам, благодаря вам с Борей, до конца зимы дай Бог хватит. Еды тоже, если не случится форс-мажора... У Франко мы только сахар берём для алкоголя, да всякий хлам для фильтров... Немного накопим и будет запас на обмен... — Света, как и Борис, искала во всём что-то хорошее. Марко тут был согласен. Всегда, в любой даже самой безнадёжной ситуации, надо искать хоть что-то хорошее. Даже звёздное небо может стать якорем и стимулом для выживания, если не будет ничего другого. — Рома очень тих в последнее время... — Марко догадывался о причинах, но что делать, он не знал. Рома ему нравился. Рома был ответственным и сильным мужчиной, готовым за свою "семью" рвать глотки. Да и взглянуть правде в глаза - Роман как мужчина был весьма привлекателен. Вот только у Марко была жена и дочь.       Он любил их обеих. Хоть и провели они вместе с женой всего пять лет и женились через месяц после знакомства - она никогда не создавала трудностей. Ждала его дома, растила дочь. При первых же волнениях по слову мужа покинула город... Она была... Хорошей. Удобной. Ни слова против. Такой, какая нужна пожарному, ежедневно рискующему своей жизнью и тратившему нервы на работе.       Роман же... Был взрывной как порох. Хоть и тоже обладал последовательным типом личности. Он шёл за Марко, но мог возразить, хоть и оставлял за ним право последнего выбора. Роман мог принять на себя ответственность если бы Марко проявил слабину и отказался делать это сам. Анна, которую Марко полюбил за не конфликтность, предпочла бы отступить вместе с мужем, чем пытаться в одиночку противостоять всему миру вместо него.       Марко очень не хотел выбирать между ними. Очень не хотел быть изменником. Да и склонностью к гомосексуализму не страдал. До этого момента. Поэтому он очень храбро избегал избегающего его Романа. Пересекались они только ночью, прижимаясь спинами друг к другу для сохранения тепла. — Ну... — Вздыхает Света. — Рома очень переживал за тебя. Почти не спал, почти не ел. Извёлся сам и нас с Борей замучил своими срывами... Припомнил мне и Антона... Что его мы два года назад, пока на его место не пришёл ты, так же ждали и ничего не делали... Он несколько ночей вылезал на крышу, знаешь... Высматривал тебя... — Марко молчал. — Совсем Бориса не слушал. Опасно, не опасно... Роме было плевать. Ходил, как тень самого себя, знаешь... Я его никогда раньше не видела таким.       С наступлением утра, зевающий Борис поднялся наверх, бормоча себе под нос какую-то мелодию. Рома, вероятно, снова ушел в комнату с радио, где безвылазно сидел уже пару дней, то ли приходя в себя, то ли избегая Марко.       Эта ситуация слишком давила на добытчика, скребясь в мозгу и требуя, чтоб проблема решилась и больше не давала о себе знать. Марко не любил не решённых дел. Вот только как подойти к мужчине и что сказать... Марко не знал.       Ему было комфортно сожительствовать с Романом. Он был достаточно разговорчивым, но знал, когда нужно замолчать. Мог быть добрым, но никогда не ставил никого в приоритет выше их группы. Мог поддержать и утешить или открыто сказать, что не считает кого-то, даже Марко, правым. Он во всём был противоположен Анне и, чего скрывать, задумавшись об этом, Марко ему симпатизировал. Думать о жене рядом с Ромой он не хотел. Даже письма писал ни о чём, почти борясь с желанием их сжечь и не отправлять.       Больше уже по привычке поставив спирт на фильтрацию и сделав еще парочку фильтров на столе, Марко сел в кресло с книгой. Света что-то готовила на кухне, Борис, матерясь из-за прищемившей пальцы мышеловки, пытался наладить работу той самой мышеловки. А Роман так и сидел в комнате с радио. Ближе к вечеру, когда у Марко уже начала болеть голова от мыслей о друге и потенциальном диалоге с ним, Света с Борисом прошли мимо него вниз, и он тоже решил как минимум спуститься в тепло.       Из радио, спустя пять минут обогревания около печки, начинает доноситься медляк, который звучал абсолютно на каждой школьной дискотеке абсолютно каждого подростка.       Марко сидел на своей кровати, слушая то, что звучит в комнате каждый вечер, словно гимн и ему казалась эта обстановка настолько по-семейному уютной, что он вообще боялся пошевелиться. Этот медляк для жителей осажденного города стал маяком, говорящим, что Погорень ещё дышит и не встал на колени.       Света, как и Марко, вдохновленная умиротворением, царившим в комнате, пихнула Бориса в бок. — Вставай. Потанцуем. — Марко с интересом глянул на товарища, проследил весь спектр эмоций на его лице и едва сдержал смешок. — Я... Я никогда... Я не умею, Свет... — Никогда не поздно научиться, вставай. — Борис бросил молящий о помощи взгляд на Марко, но тот, прикинувшись слепо-глухо-немым лишь отвернулся, встал с кровати и двинулся в комнату с радио. У него появилось странное желание, которое он очень хотел исполнить, и если не сейчас, то уже никогда не решится. — Прибавлю вам звук. — Предатель... — Вздыхает Борис, но покорно встаёт перед Светой, кладя руку ей на талию. Медляк он танцевал в последний раз, кажется, в школьном лагере, году так в 82-м...       Марко, прибавив звук, прикрыл дверь и подставил перед неё стул с радио, чтоб не открывалась.       Роман курил сидя на полу в дальнем углу комнаты, прислонившись к стенке. Нервы у него были ни к чёрту, особенно учитывая, что Марко так и не дал никакой более-менее понятной реакции на произошедшее. — Вставай и туши сигарету. Или туши сигарету и вставай, не важно. — Роман не любил, когда Марко говорил таким деланно равнодушным тоном. Что-то скрывал, но злость или радость - было не понятно. Но несмотря на это, всё равно выполнил просьбу-приказ. — Ты помнишь, о чем ты просил и говорил после того, как я вернулся? — Помню. — Едва сдержав нервный рык отзывается Роман. Благо, у него и у самого не было проблем с самообладанием. — Скажи это снова. — Тихо просит Марко и подходит на опасно близкое расстояние, но его голос немного потеплел, от чего Роман отчаянно хочет верить в лучший исход. — Не оставляй меня больше, Марко. — Так же тихо повторяет Роман и опускает взгляд в пол. — Моё сердце бьётся ради тебя и, если тебе суждено умереть, - я хочу умереть первым. — Марко почти невесомо проводит пальцами по груди собеседника, там, где под курткой бьётся чужое сердце и мягко улыбается. — Ты сказал не всё. —... — Роман вздыхает и сжимает кулаки. — Я... Я люблю тебя... И мне жаль, если тебе неприятно это слышать, но надеюсь ты не ненавидишь меня за это... — Рука Марко скользит от груди Романа вниз, почти дразня мужчину, который из-за плотной ткани куртки почти ничего не чувствует. Добытчик мягко улыбается, глядя в глаза бойцу и резко притягивает мужчину к себе, от чего тот по инерции упирается руками в грудь партнёра.. — Медляк ещё минимум минут пять играть будет. Потанцуем? — Несмотря на почти равный рост и почти равное телосложение, Роману кажется, что он чертовски маленький рядом с таким доминантным Марко. — Это что-то значит? — Хриплый голос выдавал Романа с головой. Марко в ответ лишь прижимается губами ко лбу мужчины. — Это мой ответ про твой вопрос о ненависти. — Марко второй рукой приподнимает голову Романа за подбородок и так же не смело касается губами его губ. — А это... — Марко на мгновение отстраняется и задумывается, теряя ясность мыслей от взгляда в горящие глаза своего сожителя. — А это моя капитуляция. Я не знаю, любовь ли это, но... — Роман не даёт ему договорить, настойчиво целуя снова, забираясь руками под футболку Марко и мягко оглаживая всё, до чего может дотянуться.       Параллельно с этим, Марко увлекает его в танец, закинув обе руки на плечи мужчины и растворяясь в ощущениях. Из-за долгого отсутствия внимания со стороны уехавшей супруги и в принципе, из-за отсутствия таких нежно-настойчивых прикосновений в прошлом, всё тело Марко превратилось в сплошную эрогенную зону. Вероятно, свой вес имело и осознание того, что его ТАК касался мужчина.       Роман делал небольшие перерывы между поцелуями, давая им обоим пару мгновений на отдышку, требовательно впивался укусами в шею, одним лишь взглядом показывая, кто сейчас главный. И Марко это принимал. Принимал, зная, что Роману это нужно. Понять, что Марко жив, что понял и не оттолкнул... Что морально готов.       Лишь вздрагивая иногда, когда Роман касался шрамов от зашитых на скорую руку пулевых. Глаза бойца потемнели от желания, зрачок почти затопил радужку... Ему хотелось слиться с Марко воедино. Сплавиться друг с другом в единое целое, чтобы не чувствовать даже миллиметра расстояния между ними. — Рома... — Да..? — Мужчина отстраняется на пару секунд, чтобы дать Марко возможность прийти в себя и адекватно сформулировать мысль. — Этот танец... Будет иметь продолжение?.. Сегодня... — Не сразу поняв намёк, Роман на несколько секунд зависает, просматривая все свои возникшие мысли. — Уже имеет, нет?.. — Марко смущённо тупит взгляд, не решаясь уточнить. — Ах, это продолжение... — Роман притягивает мужчину к себе. — Ты этого хочешь? — Марко едва сглатывает вставший в горле ком и слегка прокашливается. — А ты?.. — Очень хочу. К тому же мы сегодня оба дома, и оба не на дежурстве. Но если ты морально не готов к такому шагу или испытываешь рядом со мной... Стеснение... То я готов ждать. — Марко молчит, опустив голову на плечо Романа. — Я не знаю... — Мы взрослые люди, Марко. Тебе почти сорок, мне на пару лет меньше... Мы способны нести за себя ответственность. Если ты говоришь мне "нет" - я это приму и не обижусь. — Ты был с... Мужчиной? — Ни разу. — Честно отзывается Роман и целует Марко в висок. — Но с тобой хочу быть. И в постели, и вне её. И я знаю, что у тебя жена и дочь, поэтому... Выбор за тобой. Нам всё равно не быть женатыми, Погорень не проводит гомо-свадьбы. Но я могу быть рядом и как "хороший друг"... Марко... Я готов на всё. — Марко лишь крепче обнимает мужчину и внезапно крайне весело улыбается. — Что?.. — Роман не успевает договорить, как шипит от боли и едва сдерживает мат. Марко крайне сильно прикусил кожу на его шее, оставляя не только ранки от зубов, но и лиловый засос. — Ничего. Понял, что люблю тебя и делить ни с кем не хочу. И не хочу, чтоб ты меня с кем-то делил. Буду надеяться, что она нашла там свою новую судьбу и по завершении войны сама попросит развод. — Будем надеяться вместе. — Тихо отзывается Роман и ответно улыбается. — Наклони голову. — Марко исполняет просьбу и шумно выдыхает, чувствуя укус на собственной шее. — Почему ты решился на это?.. — А почему ты решился на признание? — Вопросом на вопрос пожимает плечами Марко. — Я просто долго думал о... о нас... И понял, что, кажется, испытываю к тебе нечто похожее... — Хреновое признание, на самом деле, — Усмехается Роман. — Но ты никогда не был романтиком... — Как и ты. — Невесомо целует Романа в лоб Марко и кладёт голову ему на плечо. — Я чертовски устал от войны... — Роман в ответ лишь крепче обнимает своего партнёра. — Она не вечна. Ничто не вечно. Поэтому... Просто держись. За наших ребят, за меня, за этот дом... Мы выживем... И ещё внукам будем рассказывать об этих трёх годах ада... — Три года нельзя назвать адом, если ты рядом. — Возражает Марко и трясёт головой, пытаясь спрятать покрасневшие уши под отросшими волосами. Роман замирает и рвано выдыхает.       Марко не смотрит на него, но точно знает, что тот улыбается. *** *** С момента принятия мужчинами факта их отношений прошло около недели. Радио послушно рапортовало об отступающих на прежние позиции военных, об усиливающихся морозах, об очередных проблемах с поставками еды, но ни Марко, ни Роман уже не переживали об этом так сильно, всё ещё находясь в эйфории от взаимных признаний. Борис периодически бросал на друзей подозрительные взгляды, но, вероятно, придя к каким-то своим выводам о восстановлении дружеских и доверительных отношений, не лез с расспросами. Всё же все они - взрослые люди. Время шло и с каждым днём нервное возбуждение между Марко и Романом росло. По вечерам они оба подваливались к углу комнаты с радио и долго говорили обо всём на свете, а по утрам оба кидали друг на друга странные взгляды... Но как подступиться и кто первым должен это делать, оба решить не могли, ожидая, у кого же первыми сдадут нервы от взаимных провокаций. Несмотря на мягкий и уступчивый характер, запас титанического терпения и холодную расчётливую голову, первым, у кого сдали нервы, стал Марко. Вероятно, продержись он пару дней, и первым бы толчок в отношениях сделал Роман, но добытчик не удержал себя в руках, сначала принеся Роману "забытое" в комнате полотенце, а потом всеми силами старающийся не смотреть на обнажённого друга. Тот с усмешкой шепнул "спасибо", прижавшись к зажмурившемуся Марко почти всем телом, а потом вытолкнул его из душевой и закрыл дверь. Такой диверсии добытчик пережить уже не мог. Никогда в своей жизни он еще не дрочил на ощущение чужого тела рядом, даже не видя его в принципе. Но всё бывает когда-то в первый раз, как говорится. И уже на следующий вечер Марко решил пойти напролом, как военный танк, только местом боевых действий сделать кровать, а не страну, а целью не повстанцев, а одного, крайне бесстыдного солдата. Слушая радио и провожая уходящего на дежурство Бориса взглядом, Марко пытался унять дрожь в руках. — Холодно... — Отзывается он, встречая вопросительный взгляд Романа. Конечно холодно. Он сидит у печки, которая под завязку забита дровами, а температура в комнате не ниже двадцати градусов. Холодно ему, ага, как же! — Должен ли я согреть тебя? — Лениво отзывается Роман, стоя в центре комнаты и потягиваясь, от чего его кофта под курткой задирается, оголяя низ живота. — Ты еще уборку не закончил. — Показывает язык Марко, а после облизывает внезапно пересохшие губы и усмехается, видя как зрачки мужчины напротив расширяются. У Марко и относительно себя было подозрение, что глаза у него выглядят ни чем не лучше, но всё равно с превосходством смотрит на оппонента. — Точно... Уборка... — Роман кивает и возвращается к прерванному занятию. Перегибается через тумбочку, чтобы достать завалившуюся за неё статуэтку индийского слона, протирает её тряпочкой, а после оглаживает бронзовый хобот пальцами, боковым зрением видя реакцию Марко. Тот держался, пытаясь продумать адекватную стратегию поведения. Сегодня был крайне удачный день для них. Оба были дома и не на дежурстве. Добытчик уже смирился с тем, что всё должно произойти сегодня. Но как подступиться и как всё провести, чтобы и Романа не спугнуть, и самому не потерять контроль. Почему-то мысль о том, что Роман при дискомфорте или проблемах запросто сможет заломать Марко, его голову не посещала. Дурная привычка брать всю ответственность за партнёра по работе на себя, играла с ним злую шутку даже в личной жизни. Роман, заметив отсутствующий взгляд застывшего Марко, кашлянул, привлекая внимание. — В углу еще гора пыли. — Кивает головой Марко. Роман смотрит в указанную сторону, но не двигается с места. — Не буду убирать. — Он откладывает тряпочку в сторону и облокачивается бедром на тумбу. Марко приподнимает бровь. — Прости? Сегодня твоя очередь наводить порядок. — Марко не понимал такой перемены в поведении друга. — Я помню. Я вытер пыль с тумбочки, шкафа и картин. И печь затопил. — А пол?.. — Роман пожал плечами. — Лень. — Боец склонил голову на бок и замер. — Ну раз тебе лень убираться, мне лень что-либо делать с тобой сегодня. — Отзывается Марко и демонстративно откидывается на подушку. Роман несколько секунд анализирует фразу, пытаясь понять какой из трёх возможных смыслов в неё вложил добытчик. — Ты... хотел что-то сделать... Со мной? Вдвоём или... В смысле... — Уже нет. Теперь я хочу спать и надеюсь, что не задохнусь от этой пыли в процессе. И спать ты будешь отдельно. Света дежурит с Борей, вторая пыльная кровать в твоём полном распоряжении. — Тебе же холодно. — Хмыкает Роман, блуждая взглядом по комнате. — Ничего страшного, я всё равно сплю у печки. Спокойной ночи, Рома. — Марко демонстративно скидывает ботинки и укрывается пледом. Роман отлипает от тумбочки и подходит к венику с совком. — Умеешь ты убеждать, Марко. — Вздыхает боец. — Дай мне пять минут. — Марко победно улыбается и встаёт, скидывая плед. — Я же правильно понял... — Оборачивается Роман через плечо. — А то я не знаю, что ты сегодня в душе делал. — Фыркает Марко и Роман отворачивается, тряхнув головой в попытках прикрыть волосами алеющие уши.       Спустя десять минут тишины и усердного старания Романа потянуть время, Марко, толчком повалив бойца на кровать, скинул с себя куртку и навалился сверху. Мужчина под ним, глубоко вздохнув и заведясь с пол-оборота, призывно развёл ноги в стороны и слегка прогнулся в спине. Тот факт, что оба всё еще были одеты заставлял Марко дрожать от желания, воплотить которое в жизнь сразу же - было невозможно. Роман, видя реакцию друга на провокации, лишь невинно улыбнулся и провёл языком по губам. Зрачки Марко сейчас были расширены как у наркомана, осознание происходящего в условиях присутствия дома и Светы, и Бориса вообще не доходило до мозга. — Марко, родной, отвисни. Неужели так завёлся, что не можешь двигаться? — Шепчет с усмешкой Роман, а сам Марко в ответ склоняется над мужчиной и весьма ощутимо кусает того за губу. — Понял, заткнулся.. — Шипит Роман, а добытчик не может сдержать смешка, запускает руки под свитер жертвы и почти невесомыми поцелуями покрывает лицо бойца.        Где-то наверху что-то с грохотом падает, от чего оба любовника замирают и напряжённо вслушиваются в тишину, спустя пару секунд прерванную матом Бориса. Поняв, что спускаться никто не спешит, оба возвращаются к прерванному занятию. — Сними. — Недовольно ворчит Роман, пытаясь стянуть с Марко толстовку и терпя в этом поражение. Добытчик послушно, почти за секунду, снимает и кофту, и футболку под ней, отбрасывая всё куда-то за спину. — Хреновая идея, замёрзнем. — Вряд-ли, девушки говорили, я довольно горяч. — Хмыкает Роман, а Марко закатывает глаза, безобидно шепча в ухо любовника "как мальчишка, ей богу". Боец в ответ лишь проказливо скалится в улыбке и вскидывает бёдра, соприкасаясь возбуждённым членом с не менее возбуждённым достоинством Марко. Добытчик вдавливает любовника в кровать, призывно потираясь через одежду возбуждённым органом об Романа, а тот лишь тяжело дышит и пытается сформулировать очередную колкость.       Но Марко начинает действовать до того, как доведённый до края своего нетерпения Роман открывает рот. Расстёгивает ремень на армейских штанах друга, слегка шлёпает того по заднице, чтоб приподнялся и стягивает мешающую одежду до колен, отправляя куда-то в никуда и его куртку с свитером. — Нравлюсь? — Тихо шепчет Роман, проводя рукой от сочащегося смазкой члена до возбуждённых сосков, оставляя после пальцев влажный след, и глядя на Марко из под полуопущенных ресниц. — Ты не представляешь на сколько. — Сдаётся Марко, признавая поражение своей гетеросексуальности и победу Романосексуальности. Вновь склоняется над другом, целуя того медленно, чувственно, лишая кислорода и навыка ясного мышления. — Сними свои, испачкаешь. — Едва различимо шепчет Роман, расстёгивая ремень на брюках друга. Тот поддерживает голос разума товарища и стягивает остатки своей одежды, оставляя всё с ботинками на полу. — Господи Иисусе... — Роман на секунду распахивает глаза, не веря глядя на обнажённого Марко. — Да ты большой мальчик... — Нравлюсь? — Не остаётся в долгу Марко, глядя за реакцией друга. Тот с трудом сглатывает и тянется руками к мужчине. Тот отдаётся на милость исследователя и прикрывает глаза, погружаясь в свои ощущения. Роман почти невесомо касается багровой головки, так же невесомо спускается пальцами к основанию члена, явно намереваясь поиграть на нервах Марко. Нервы у того оказываются не железными, поэтому, уже через секунду после этой мини-диверсии, Роман вновь оказывается на лопатках, а Марко больно кусает того в районе правой ключицы. — Твою мать, Борис и Света ахуеют если зайдут... — Роман прикрывает глаза рукой, но Марко протестующе оттягивает её в сторону. — А ты будь тише, и у них еще минимум часа два не будет причины спускаться. — Марко снова оставляет на шее Романа ярко-красный засос, который к утру, вполне вероятно потемнеет и бойцу придётся экстренно задумываться о маскировке. — Любишь же ты кусаться... — Шипит Роман, на что добытчик лишь хмыкает, поцелуями спускаясь по груди любовника вниз, заставляя того дрожать и от желания, и от холода, следовавшего за влажными отметками Марко.       Почти не останавливаясь и не давая себе времени на раздумья, мужчина касается языком влажной головки друга, от чего тот чуть ведёт бёдрами навстречу, но Марко ощутимо придавливает того рукой к кровати. Опыта в минете у него не было, а зная, как на поводу ощущений мужчина может толкнуться в чужое горло, он совершенно не хотел осложнений. Роман и сам это понимал, сжав тонкое одеяло в руках, стараясь побороть рефлексы. Спустившись пару раз языком по стволу, Марко сделал глубокий вдох и обхватил член друга губами. — Хороший мальчик... Умница... — Роман, запустив руку в волосы любовника, слегка поглаживал того, поощряя на дальнейшие действия. Марко, искренне надеясь, что тот не начнёт в порыве страсти самостоятельно насаживать его на себя, старался пропустить член любовника как можно глубже в горло, но отстранялся каждый раз, когда встречал отклик своего организма. Рвотный рефлекс с непривычки очень осложнял работу. — Солнышко моё... — Больше неосознанно, чем с явным пониманием происходящего, шепчет Роман, разомлев от ласки. Обхватив член друга у основания рукой, Марко с лихвой компенсировал свою нехватку опыта в минете. Всё же руками он работал и по жизни и в постели чаще. Роман мягко вскидывал бёдра навстречу любовнику, выгибался на кровати и всё еще мелко дрожал от холода. Решив, что мужчина уже достаточно завёлся для продолжения банкета, Марко отстранился, поцелуями поднялся к лицу Романа, оставил на его губах невесомый поцелуй и едва слышно выдохнул. — Смазка? — В кармане куртки. — Отзывается боец. Одному господу богу известно, чего Роману стоила такая роскошь. Еще и доставал он её окольными путями через Бродягу. Марко вытряхнул всё содержимое карманов на пол, дотянулся до нужной баночки с упаковкой презервативов и вновь потянулся к Роману за поцелуем.       Этажом выше что-то снова упало. Света тихо взвизгнула, а мужчины замерли. Но лестница не скрипела, и их никто никуда не звал, а потому прерванное занятие было решено возобновить. — После войны, Марко, я сниму номер в отеле на неделю и мы без чужого вмешательства устроим там секс-марафон. — Я совершенно не против. — Марко вновь целует мужчину, набирая смазку на пальцы. — Будет... неприятно... — Неприятно будет тебе, если не заткнёшься. Марко, я не девочка. Работай. — Командный тон мужчины пустил по спине добытчика табун мурашек. И как такому не подчиниться. Осторожно введя один палец внутрь и слегка огладив мягкие стеночки, Марко едва не вскрикнул от болезненного укуса в шею. — Давай резче. — Нарастив темп, Марко добавил второй палец и зажмурился от укуса в другое плечо. Кажется, об экстренной маскировке завтра думать придётся не только Роману. Третий палец добавляется через несколько секунд под непрерывный мат Романа, и его одобрительный взгляд. Марко его не понимал. Знал, что приятного в процессе подготовки мало, но Роман требовал ускорения и... Зачем? — Нормально? — Роман лишь кивает, глядя на любовника замутнённым взглядом. — Тогда потерпи немного. — Марко вновь целует мужчину, чтобы заглушить его стон, плавным движением входя в податливое тело, предварительно натянув презерватив и нанеся остатки смазки на напряжённое колечко мышц. Роман выгнулся дугой, едва не подбрасывая Марко на себе. В уголках глаз бойца дрожали слёзы, но тот упрямо пытался дёрнуть бёдрами навстречу мужчине, хотя добытчик держал его и не давал сдвинуться. — Нет, Роман. Не спеши. Привыкни ко мне, слышишь? Я не насильник. И мы никуда не торопимся. Я не хочу причинять боли. — Роман вздыхает, рефлекторно закрывает глаза рукой, но Марко вновь отводит её в сторону и покрывает лицо любовника поцелуями, собирая скатившиеся слезинки. Медленно двигаясь внутри мужчины, добытчик любовался раскрасневшимся лицом бойца, его шальным взглядом и перекатом мышц под бронзовой кожей... Он ждал разрешения. — Ускоряйся, родной. Всё хорошо. — Тихо шепчет Роман, благодарно целуя мужчину в щёку. Едва держа себя в руках, Марко выполняет просьбу. В голове набатом бьётся "родной", затмевая все адекватные мысли, а выгибающийся навстречу Роман тоже ясности уму не добавлял. Поняв, что если хотя бы один из них не обуздает инстинкты, то их ждёт животный бездушный трах, последствия которого скрыть от сожителей будет очень сложно, Марко ловит взгляд Романа. Тот улыбается, принимает сидячее положение, седлая бёдра любовника и возвышаясь над ним, выглядя в отблесках огня печки как божество. — Можно, Марко. Сегодня можно всё. Я согласен. Я разрешаю.       Добытчик вскидывает бёдра, поддерживая спину любовника руками. Тот остервенело насаживается на член Марко, терзает опухшие от поцелуев губы сожителя, безуспешно сдерживая стоны... — Я скоро. — Выдыхает Марко, вновь опрокидывая любовника на кровать, наращивая и без того агрессивно-резкий темп. — Тоже. — Срывая дыхание отзывается Роман и тянет мужчину на себя, с садистским удовольствием вонзаясь ногтями в спину любовника и оставляя на ней длинные красные полосы. — Очень скоро... — Тихо стонет, закатывая глаза от удушающего чувства из-за горячей руки Марко, сомкнувшего пальцы на шее бойца.       Оргазм фееричной волной налетает сначала на Романа, а спустя пару секунд и на Марко, который валится на любовника, несколько забыв спросить того о самочувствии. Утешив себя мыслью "Если кончил, значит жив", Марко закрывает глаза, проваливаясь в дрёму, из которой его выводит шлепок по заднице. — Знаю, что тебе очень тепло внутри меня, но будь любезен, покинуть моё гостеприимное тельце. И слезь. Тяжёлый. — Марко стонет, не в силах найти адекватный ответ. Во-первых, он был любителем нежного и чувственного секса, во время которого партнёр не пытается его разодрать когтями. Во-вторых ему нужны были долгие разогревы и такие же нежные завершения после секса. Марко был, в конце концов, романтиком. А Рома... А Рома какой-то... Слишком простой. И обломистый.       Выполнив просьбу друга/любовника/сожителя (нужное подчеркнуть), Марко стянул с себя презерватив, завязал его и бросил в мусорку. Роман в это время приводил себя в порядок салфетками. — Я в душ и спать. — Марко кивнул, еще не до конца вылезя из дремотного состояния и поморщился от тянущего чувства на спине, параллельно думая, есть ли смысл спрашивать Романа о его мнении. Не посчитает ли тот его дебилом? Как-то у него всё просто.       Когда Роман вернулся, Марко, уже полностью одетый и полностью загнавшийся по поводу поведения Романа, профессионально притворялся сопящим в подушку и абсолютно спящим. — Спишь, Марко? — Тот, ожидаемо, не ответил. Мужчина присел на корточки перед любовником и несколько минут всматривался в такое родное, но до сих пор такое незнакомое лицо. Мягко провёл кончиками пальцев по щеке, покрытой лёгкой щетиной, очертил линию подбородка и мягко прижался губами к губам Марко. Не дождавшись реакции от спящего друга, он поднялся, зевнул и упал к тому под бок, перекинув руку через мужчину. Спустя минуту вздохнул, почти невесомо поцеловал добытчика в макушку и закрыл глаза. — Сладких снов.       Заскрипела лестница, ведущая к ним на этаж. Света, спустившаяся взять спицы и пряжу, а заодно и позвать мужчин на ужин замерла в дверном проёме. — Мальчики? Кушать? — Роман отрицательно буркнул в ответ и лишь сильнее прижался к Марко. Света пожала плечами и пошла обратно наверх. — Ну, я буду с Борей дежурить если что. Вторая кровать свободна. — Рома угукнул, но так и не отлип от Марко.