Светлая королева

На руинах в дыму догорает покой, Это выбрал не ты, но твоею рукой. Ты же ей обещал вернуться живым, Но ты ей не сказал, что вернешься Другим. ©

      Лайя сжимала в ладони демоническую фишку, отчаянно пытаясь сосредоточиться: на желании скорее покинуть тёмный мир, на стремлении скорее вернуться в мир покинутый — хоть на чём-нибудь, но, казалось, чем больше усилий она прилагала, тем менее вероятным был успех. Девушку била крупная дрожь: от холода, слабости, сомнений, страха — всего того, чего ещё совсем недавно не было и в помине, даря ложную уверенность, будто все эти слабости прошли… остались там, в прошлой жизни, где она была самым обычным человеком. Но теперь оно вновь грянуло — всё и сразу, придавило неподъёмным грузом, в одночасье лишив сил, сломив волю и… веру. — Я… Я не могу. Не знаю, что делать, — наконец, призналась Лайя, на Лео взгляд не поднимая. В свою очередь, тот ни о чём её не спрашивал, не торопил и был, пожалуй, даже слишком терпелив для любого на его месте. Но рано или поздно всякое терпение должно хоть чем-то окупаться, а Бёрнелл не хотела… не могла дать другу ложную надежду. Внутри неё росла убежденность, с каждым мгновением становясь всё сильнее, что её место здесь. Что назад, в мир людей, ей уже не нужно. Её там никто не ждал. Больше не ждал. Ведь тот, к кому она стремилась вернуться, с кем стремилась быть рядом, вопреки всему, безраздельно принадлежал тёмному миру. Ещё какое-то время понаблюдав в надежде, что Лайя заговорит сама, но так этого и не дождавшись, лишь сделав собственные выводы один страшней другого, Лео медленно встал напротив старательно отводящей взгляд девушки и тихо, прилагая поистине титанические усилия, чтобы голос не дрогнул, попросил: — Лайя, посмотри на меня. Низко опустив лицо и жмурясь в отчаянной попытке перестать чувствовать всё то, что чувствовала, спрятаться от рвущих её на части противоречий и от самой себя, Лайя лишь отрицательно мотнула головой. — Посмотри на меня, — голос Нолана по-прежнему был мягок, но в то же время не лишён осторожной настойчивости. — Пожалуйста, Лайя. Всё так же нехотя, но не в силах противиться просьбе, считая это попросту нечестным в отношении друга, который оказался в подобном буквально подвешенном положении даже не по собственной воле, Лайя сделала, как он просил. Вынужденная встретить в его глазах всё то, что она так не желала и… боялась увидеть. Едва касаясь, выверенным движением, мужчина обхватил двумя пальцами подбородок девушки и чуть его приподнял, жадно, будто в последний раз, всматриваясь в знакомые, бесконечно любимые им сквозь века черты. На губах Лайи, из алых постепенно становясь коричневато-бурыми, подсыхали на ветру следы крови — это он заметил сразу, ещё издали, но у него не было возможности своевременно заострить на этой пугающе характерной детали внимание. Как и на частной дрожи, что, не переставая, сотрясала девичье тело, на скованности, на излишней бледности лица, которое и без того уже не радовало прежним румянцем… Происходило неминуемое. С разрывающимся от боли сердцем Лео это понимал. Он это чувствовал. Другой своей сущностью, куда более чуткой, особенно, к темным метаморфозам. И хуже всего, что он ничего… почти ничего не мог поделать, чтобы это остановить. — Не делай этого, — старательно скрывая собственные эмоции, способные лишь усугубить ситуацию, попросил Нолан, заглядывая девушке в глаза — в эти бездонные омуты цвета горького шоколада, в глубине которых уже сейчас велось кровопролитное сражение ни на жизнь, а на смерть. Та исключительно редкая битва, в которую Льву не позволено было вмешиваться. — Не руби с плеча, я тебя умоляю, Ласточка. Ещё есть время. Мы вернёмся и… — Прав был Аквил, — тихим шепотом прервала Лайя, — когда говорил, что мы лишь в отчаянии пытаемся отсрочить неизбежное, — девушка глубоко, прерывисто вдохнула, в очередной раз пытаясь обуздать зашкаливающие эмоции. — Нет больше времени, Лео. Неважно, сколько мне осталось, у него… его уже нет. Он уже сделал свой выбор. Я это чувствую, я… я будто… вижу… его глазами. И видения эти, — хаотичные обрывки, не имеющие смысла, не поддающиеся объяснению, — драли сердце Лайи на куски, душу из тела вырывая прочь раньше срока. Отчаяние липким маревом безумия поглощало разум Лео, толкая его на безрассудно глупые поступки. Его первым, продиктованным инстинктами порывом, было обхватить девичье лицо ладонями и умолять, глядя в родные глаза, убеждать, что есть другой пусть, что он… должен быть, несмотря ни на что! И они обязательно его найдут. А если она ему не поверит, то он вопьётся в её губы поцелуем и в последний раз, в последней унизительной надежде её переубедить, будет целовать… целовать, пока она сама не оттолкнет его, не врежет наотмашь по лицу за подобное своеволие. Он хотел бы насильно забрать её отсюда, увести… унести, перекинув через плечо, но… Абсурд его положения начинался с того, что, при всей своей мощи, масштабы которой он сам ещё не осмыслил, в тёмном мире он мог быть или беспринципным карателем, уничтожающим всё на своём пути, или беспомощным никем, подавляющим свою силу, чтобы этим самым карателем не становиться. Уж точно он не был способен управлять материей этого измерения. Из них двоих именно он был заложником положения. В то время как Лайя, напротив, была тем самым тёмным проводником, кто мог вытащить их обоих. Естественно, она не единственная была на это способна… Лео мог бы попросить любого здешнего обитателя, любому приказать и пригрозить без сожаления отнятой жизнью, чтобы тот вывел его, но он не мог… просто не позволял себе даже представить, как он уйдёт отсюда, а Лайя… останется. Конечно, он не поцеловал её. Не стал эгоистично умолять сделать выбор, который никогда не приняли бы ни её сердце, ни её душа, другому давно отданные. Вместо этого мужчина лишь порывисто обнял девушку и крепко-крепко к себе прижал, жмурясь от предательского ощущения жжения в уголках глаз и кома в горле, мешающего не только говорить, но даже дышать. — Пожалуйста, Лайя, мы… я… должен сейчас вернуться, — Нолан ненавидел себя за то, что так и не смог обуздать неуёмный, непомерный эгоизм, позволяя себе непреднамеренно склонить ситуацию в свою сторону, подло играя на чувствах и ничего не делая с отчаянной необходимостью использовать любые возможные средства убеждения, даже самые низкие. — Я давал клятву Богу защищать мир живых! Я клялся… Владу и самому себе защищать тебя! Прошу, не вынуждай меня нарушить эти клятвы! Я не… Лео продолжал о чём-то пылко говорить, Лайя видела это по быстро шевелящимся губам, но в какой-то момент знакомый, казалось бы, до мельчайших интонаций голос утратил прежнюю чёткость звучания, как будто в один миг они стали друг от друга так же далеки, как далёк северный полюс от южного. Перед глазами Бёрнелл вспыхивали и гасли в беспорядке картины совсем другой реальности. Не способные достичь её физических органов чувств сквозь плотную завесу между мирами, чужие крики стремительно наполняли её мысли. Страх, непонимание, медленно сменяющееся осознанием, зачатки паники, вспышки боли — чужие эмоции и ощущения захлёстывали её неподготовленный разум, топя в бездонном омуте бесконечного множества чужих сознаний, взывающих к Богу о помощи… — Лайя! — встревоженно позвал Лео, но голос его на фоне бесконечности голосов других звучал не более, чем далёким затихающим эхо. — Лайя, что с тобой? Что ты видишь? Ответь мне! «Лайя!» — из какофонии звуков, наперебой стремящихся перекрыть друг друга, вдруг выделился один чёткий голос, обращающийся к ней по имени. Мельтешащие картины перед глазами Бёрнелл постепенно замедлялись, обретая стабильность. Спустя какое-то время девушка смогла увидеть перед мысленным взором обретшую чёткость, смутно знакомую местность — утопающую во мраке безлунной грозовой ночи кромку старых деревьев центрального парка Лествилла, над которым стремительно закручивалась, опускаясь всё ниже к поверхности, воронка тьмы, неустанно исторгающая из себя слепящие разряды в миллионы вольт. «Лайя, дай знак, если слышишь меня. Это Сандра. Я никогда не практиковала ничего подобного прежде, так что даже не знаю, слышишь ли ты меня… Где бы ты сейчас ни была, прошу… откликнись!» Перед глазами всё вдруг померкло на несколько долгих секунд. Лишь синеватые вспышки, озаряющие пространство и виднеющиеся даже сквозь плотно сомкнутые веки, напоминали Лайе о связи двух сознаний, о верности одной души другой… «Госпожа, умоляю, вы нужны нам. Нужны здесь…» «Марк!» — ещё один голос обособился от хаоса многоголосия и зазвучал прямым обращением, но уже не к Лайе, хотя и этот зов девушка слышала наравне с тем, к кому он был обращён. — Во имя Творца и принесённой клятвы Ему и друг другу, ты нужен нам!» «In nomine Domini Patris et Filii et Spiritus Sancti. In nomine Leoni Sancti et Homini Sancti…» — слова молитвы-призыва лились скороговоркой, ввинчивались в мозг, буравили душу непреодолимой жизненной необходимостью ответить. Неспособностью промолчать. «Amen, frater, — слова появились в голове Лео сами собой, как отклик на верно названный пароль, открывающий ему свободный доступ в коллективное сознание. — In nomine Tauri Sancti…» В инстинктивной попытке хоть как-то защитить свой разум — заставить их всех смолкнуть, заглушив чужие мысли, Лайя закрыла бы себе ладонями уши, в отчаянии сжимая раскалывающуюся голову, если бы её руки не были судорожно переплетены с руками Лео, за которого она держалась, как за свой единственный якорь, мешающий шторму окончательно её поглотить. Аналогичным образом Лео держался за Лайю, держал её — мысленно и физически — больше всего на свете боясь отпустить. — Мы д-должны сейчас вернуться, — процедил мужчина сквозь стиснутые до скрежета зубы, слыша в собственной голове, как осторожный призыв на пробу, поощренный откликом, стремительно превратился в преисполненный уверенности, отчаянный вопль-требование, обращённый, прежде всего, к его сущности зверя. Видения событий, от которых он волей обстоятельств оказался удалён, мешались перед его пронзающим пространство мысленным взором, как карты в руках профессионального крупье. — Что-то… — Лео напряжённо повёл головой, словно это могло бы помочь ему поймать и лучше рассмотреть очередную ускользающую вспышку-видение. — Там что-то… происходит, мы… нужны остальным. «Нужны-нужны-нужны… Должны-должны-должны…» Кажется, это было очевидным решением. Всё человечество, миллионы… миллиарды невинных жизней против одной единственной, уже давно безнадёжно пропащей. Лайе же хотелось взвыть в слепом стремлении раз и навсегда исключить сам факт существования подобного выбора, который она просто не могла сделать. «Госпожа, прошу… Если слышите, отзовитесь», — мысленный голос Сандры обрывался в неуверенности, всё больше наполняясь отчаянием от каждой новой неудавшейся попытки. Она ведь думала, проблема в ней и почему-то даже не допускала варианта, в котором Лайя сама не хотела отвечать. Но и игнорировать не могла, хотя, в отличие от Лео, по неосмотрительности уже связавшего себя узами телепатии, она ещё имела возможность скрыть свой разум. Имела и нет. Потому как выбор её был лишь иллюзией, щедро дарованной тёмной кровью, что текла в её венах. «Я… я не умею… этим управлять, — наконец, призналась Лайя в эфир собственных мыслей, тем самым себя выдавая, а под «этим» имея в виду зажатую в ладони демоническую фишку. — Я не знаю, как… заставить это работать». Она не произнесла ни слова вслух, но Лео, кажется, всё равно услышал её, крепче сжав свои руки вокруг её предплечий, аналогичным образом без слов напоминая о своём присутствии, о том, что он сделает всё, от него зависящее, чтобы поддержать, помочь… «Тёмные артефакты питает энергия стремления, желания…» — откликнулась Сандра спустя несколько мгновений молчания, и её мысли, вначале преисполненные тихой радостью от того, что она всё-таки смогла связаться с Лайей, вновь наполнились тревогой, граничащей с безнадежностью. — Если ты этого не хочешь, если твои мысли… стремятся к противоположности, ничего не выйдет». «Нолан! Я слышу эхо твоих мыслей. Хватит отмалчиваться! Где ты? — больше, чем злости от полного неведения, разум Тельца излучал явное, ничем не прикрытое волнение, нехарактерно граничащее с паникой. — Я тебя чувствую… Обоих вас. Значит, вы живы и в сознании. Где бы ни были, возвращайтесь. Если можете, возвращайтесь скорее, или… возвращаться будет некуда». Чужой голос не прекращал мысленно взывать к ним, и очень скоро под властью его зова и подавляющих сильных эмоций любые другие звуки отодвинулись на второй план, постепенно затихли, а затем и вовсе смолкли. В объединенном — их общем на всех сознании — остались только они. Телец, Лев, Человек и… …тишина. Немо завывающая ветром, излучающая холод, неизведанная, заставляющая их древние сущности, даже отделённые друг от друга значительным расстоянием и гранью миров, содрогаться в первозданном инстинктивном ужасе всего живого перед неизбежным. Пустота и брешь в том воображаемом углу восточного предела, откуда дуновением Эвра над творением Господним должен был смыкаться щит, питаемый энергиями всех четырёх стихий. Сперва Лео даже не сообразил, что вызвало этот внезапный кратковременный эффект вакуума в мыслях, от которого вниз по позвоночнику прокатилось физически ощутимое, мерзкое чувство, будто чья-то чужая рука гладила его против шерсти, норовя впиться в загривок костлявыми пальцами. Но стоило ему лишь попытаться понять это странное чувство, воззвав к четвёртому из них, как разум без предупреждения заволокло алой пеленой агонии, вспоровшей глотку криком нестерпимой боли раньше, чем затуманенный, неподготовленный к единению разум смог осознать, что это не его боль, что для него это лишь ментальная проекция… чужих ощущений — приливных волн, чередующих короткие вспышки сознания с забвением. Едва до Лео дошла пугающая истина, как он с глубоким, саднящим горло вдохом распахнул глаза навстречу столь же шокированному взгляду Лайи, с приоткрытых губ которой в один голос с ним слетело одно только имя: — Иоанн… Ступор, вызванный отголоском чужих страданий, в конце концов, отступил, сменившись невесть откуда взявшейся, непреодолимой необходимостью воссоединиться, как будто от этого отныне зависели их жизни. Эта, прежде неизведанная или, вернее, давно забытая, но невероятно мощная потребность в один миг начисто затмила все сомнения и личные стремления. В широко распахнутых глазах Нолана Бёрнелл прочла ровно ту же необходимость, пронзающую дрожью нетерпения, словно током, их тела. И этого мощного обоюдного желания сию секунду оказаться там, а не здесь, магическим образом оказалось достаточно, чтобы беспрерывно сочащаяся волнами энергии фишка, зажатая между их судорожно сцепленными ладонями, расколола окружающее пространство, затянув их обоих в раскрывшийся за долю секунды портал. Несмотря на то, что всё произошло, казалось бы, мгновенно, какое-то время Лайя трусливо позволяла себе прятаться от происходящего за сомкнутыми веками, опасаясь обнаружить себя посреди необъятного нигде, страшась не найти рядом Лео или столкнуться лицом к лицу со всеобщим осуждением Тетры или армией тёмных. — Лайя, ты в порядке? — напряженный голос друга заполнил одновременно и мысли, и слух, перекрыв грохочущую на фоне стихию и рёв ураганных ветров, дующих буквально ото всюду, треплющих волосы, одежду, будто норовящих души выдуть прочь из бренных тел. — Д-да, да я… — ледяной порыв тут же поглотил её слова, заставив поперхнуться сказанным, ливневым дождём прыснув в глаза и вынуждая вновь жмуриться, не успев толком рассмотреть Лео и убедиться, что он рядом и в порядке. Словно его прикосновений и пылающего жара его сущности, прежде усилием подавляемой и лишь теперь проявившейся в полную силу, ей не хватало для убеждения. — Где мы?! — прикрывая предплечьем лицо, девушка пыталась осматриваться. — На нужном континенте и, по всем признакам, даже в нужном городе — это главное! Идём скорее! — сомкнув пальцы на её запястье, прокричал Лео и потянул девушку за собой, почти мгновенно ускоряясь и переходя на бег. Размокшая земля разлеталась брызгами, влажно хлюпала и разъезжалась под их ногами, заставляя Лайю недоумевать, почему бы им просто не взлететь, но с опозданием к ней всё же пришло понимание, поучительно прозвучавшее чужим голосом из воспоминаний: «Вода мочит шерстяной покров и оперение крыльев. Это значительно ослабляет древних воинов и постепенно делает их совершенно небоеспособными…» Однако в тёмном мире даже в дождь Лео представлял угрозу, мог перевоплощаться во льва и был ничуть не менее опасен… — Лео, почему… — но говорить о чём-то на бегу было крайне проблематично. Лайя поперхнулась словами, так и не задав вопроса, предпочтя продолжить молча прослеживать взглядом проносящиеся на скорости мимо них деревья и кусты, хлещущие ветвями по коже, но всё больше как будто ласково глядящие и в награду за свою «ласку» лишь с хрустом обламывающиеся об их тела. «Потому что как и всё в тёмном мире, дождь там — порождение тёмной энергии. Мы созданы для того, чтобы ей противостоять. В привычном же, человеческом мире, дождь — это…» Мысли Лео вдруг стихли, будто он резко передумал продолжать, и как Лайя ни пыталась «прочесть» или хотя бы домыслить вероятную концовку, у неё это не получалось. А дождь лил стеной, совместно со вспышками молний норовя ослепить, но Лайя всего этого будто не замечала. Вода нещадно хлестала о тело, пропитывая одежду, давно потерявшую способность впитывать, но вместо того, чтобы причинять дискомфорт, вселяя чувство бессилия перед необузданной стихией, она непостижимым образом будто… восстанавливала её силы. Попадая на кожу, она не пронизывала холодом, а капля за каплей обволакивала, словно растворяя слабость, смывая все следы пребывания в тёмном мире, тянущиеся за девушкой шлейфом из неподъемного груза подавленной вины, ответственности, посланной в прямом смысле слова к чертям, и предчувствия скорой неизбежной расплаты за свою расточительную щедрость. Вода будто… питала её, утоляя жажду и голод, которых она не ощущала вот уже почти двое суток. Заманчивое предположение, но, ненадолго дав волю фантазии, в конце концов, Лайя не позволяла себе обмануться мимолетным чувством лёгкости и свободы, которые вполне могли быть лишь отчаянной попыткой её разума защититься от уже произошедших и неизбежных грядущих потрясений. Попыткой истерзанного сознания провернуть знакомый психологический трюк: после тяжёлого дня принять душ, вообразив, будто вода, омывая уставшее тело, уносит с собой в водосток все тревоги и проблемы. Всего лишь трюк, обманка, побег от реальности, которая никуда не денется и неизбежно настигнет. Отвлёкшись, увязнув в собственных мыслях, как в болотной топи, девушка и не заметила, как её рука, отторгаемая набирающей силу противоположной стихией, выскользнула из полыхающей жаром хватки Лео. Ощутив увеличивающееся между ними расстояние, Лайя интуитивно обернулась на бегу, проверить, в чём дело, и… застыла, наблюдая, как вокруг мощного разгорячённого бегом тела золотистая аура стремительно формирует светящийся в ночи купол, заставляющий сплошную завесу дождя буквально вскипать, клубясь паром на границе контакта; как вспыхивают огненным золотом обычно зелёные глаза, как расширяются от глубокого свистящего вдоха сперва его ноздри, а затем и грудь… Рефлекторно втянув воздух в собственные лёгкие, Лайя забыла выдохнуть, парализованная осознанием… Ещё прежде, чем Лео успел ей озвучить свои ощущения, очередной порыв ветра донёс до чуткого обоняния девушки едкий запах гари и стократ усиленный влагой, удушающий своей оседающей на корне языка сладостью, аромат жжёной плоти. Продолжая прятаться от ослабляющей его воды за защитной сферой своей ауры, получившей неожиданную мощную подпитку энергией подвластной ему стихии, Лео расправил крылья на полный взмах и в прыжке взмыл ввысь — навстречу направлению ветра, донёсшего до его обоняния запах догорающего пожара. В это же время Лайя смогла лишь в ужасе прикрыть себе ладонью рот, заглушая рвущийся из неё на волю вопль отчаяния… — Нет… Нет-нет-нет-нет-нет… Влад… Что же ты наделал?.. На её тонущие в грозовом рёве причитания привычно слетелись летучие мыши, и Бёрнелл впервые даже не помыслила о том, чтобы сопротивляться порыву влиться в стаю, позволив крылатому облаку себя подхватить и унести. Туда, за опоясывающий часовню ров, уродливым шрамом избороздивший землю с целью не допустить пламя к остальным частям замка. Туда, где негаснущий под проливным дождём огонь, под стон, вой и вспышки низвергающих его небес, пожирал единственную надежду, ценности которой для себя Лайя даже не представляла, пока в одночасье… её не лишилась. Вместе со всеми призрачными подсказками, оставленными ей другими неравнодушными, надежно спрятанными ими от глаз непосвященных в стенах невзрачной, маленькой часовни во внутреннем дворе векового исполина. Сейчас же она собственными глазами наблюдала, как её надежда горела прахом, как ненасытные языки бушующего пламени лизали обугленный остов того, что ещё совсем недавно было обителью Всевышнего, делая землю вокруг неприступной для тьмы и её порождений. Сейчас же на месте недавней святыни разверзлась преисподняя — поле кровопролитного сражения и адская жаровня для неизбежно павших в нём, сражённых недрогнувшей рукой незнающего милости Короля, с неоправданной жестокостью покаравшего всех за неназванные грехи. Собственной волей и деяниями осквернившего святую землю. «Как ты мог, Влад… Почему?» Ни в одно из очевидных доказательств произошедшему, огнём горящих на сетчатке, Лайя не могла заставить себя поверить. Всё казалось ей дурным сном, наваждением, игрой разума… Никогда… Никогда он бы так не поступил. — Ваше Величество, вы… живы! — ветер донёс до слуха девушки запыхавшийся от тяжёлого частого дыхания голос, но Бёрнелл даже не попыталась определить, кому он принадлежал и к кому был обращён. Медленно, как во сне, она брела навстречу догорающему пепелищу, окруженная верными рабами своего тёмного начала, как живым щитом и мечом, готовым по одному лишь её желанию, по мановению руки атаковать любого, кто вознамерится приблизиться. — Ваше… Лео, хвала небесам! После случившегося мы нигде не могли тебя найти. Похоже, в часовне всё дотла прогорело, даже костей не осталось. Никто из наших не видел, чтобы ты выходил, и твоего следа мы не могли учуять… Я уж думал, что и тебя… на месте в пепел! Господи, ты цел?! Ни в мирное время, ни на задании в бою Лео ещё никогда не видел Генри, — своего заместителя и второго по негласному старшинству в команде агентства, второго в прайде после венценосного Главы, — таким… до глубины души напуганным, потерянным в эмоциях, самозабвенно молящимся богу, о котором не так-то часто между ними вспоминалось. Раз в году на Рождество, да и то… не всегда. — Ваше Величество! Вы живы… — другой голос. Кажется, этого парня звали Чарли. Восклицания летели со всех сторон, высказываемые мысленно и вслух. Привлеченные долгожданным появлением вожака, члены прайда стремительно стягивали вокруг него плотное кольцо, будто стремясь убедиться. И, правда, здесь. И, правда, живой… Лео хотел… очень хотел бы разделить всеобщую мимолетную радость и облегчение. Пожать ребятам руки, обнять, отвести в бар и заказать всем пива за свой счёт… Хотел и не мог, потому что в их глазах он был лидером — спасителем, который, в бессчётный раз восстав из мёртвых, в миг всё решит и всем поможет. На деле же у него даже не получалось воссоздать в своей голове полную картину произошедшего. И почему-то никто не считал своим долгом ему в этом помочь, хотя на данный момент это было бы для него гораздо полезнее суеты и причитаний вокруг своей персоны. В конце концов, они ведь элита, они — воины, с малых лет отобранные и обученные стать ударным отрядом и личной охраной главы Ордена. Не команда футбольных фанатов, собравшихся покричать во славу кумира. — Не отвлекаться! — Нолан резко пресёк продолжающие слетаться к нему со всех сторон роптания одной фразой и взглядом поверх голов, всё это время продолжая находиться в нескольких метрах над землёй. Не позволяя никому к себе приблизиться и ни на мгновение не переставая обыскивать глазами территорию, прислушиваться, принюхиваться, всеми своими закалёнными близким жаром чувствами отслеживая угрозу. — Как долго я отсутствовал? — уточнил мужчина, всё также взирая на происходящее сверху вниз. Конечно, до его незапланированной «отлучки» в адские кущи тёмного мира привычный ему мир — его родной город — рай не напоминал, но чтобы все их проблемы в один момент возвелись в абсолют, стремительно обретая масштабы апокалиптической катастрофы, Лео и в худшем своём кошмаре представить не мог. Хотя… естественно, он мог — сколько таких уже было на его веку! Но не хотел. Не сейчас! Не здесь! Не когда главное действующее лицо, виновное в происходящем — небезразличный ему… человек? Друг? Монстр, окончательно утративший контроль?.. — Ради всего святого, что здесь произошло?! Но вымокший до нитки от ливня и от собственного пота, градом стекающего по лицу вместе с дождевой водой, Генри даже в мыслях не успел сформулировать ответ. Он отвлёкся, глядя на Лео снизу вверх, позволив эмоциям в очередной раз возобладать над инстинктами воина — и нечёткая тёмная тень, почуяв брешь в обороне, как акула — кровь, вдруг метнулась из объятых пламенем руин. Но ни сам Лео, никто другой вмешаться не успел, прежде чем эту тень поглотила другая такая же, налетевшая стихийным вихрем. Оба всполоха замелькали неясными чёрными силуэтами вдоль кромки пламени, пока оба же не приняли телесное обличие, борющимся кубарем покатившись по земле… — Мой царь, ваш меч! — крикнул Генри в раскат грома, подбросив оружие эфесом вверх. Моментально реагируя, Лео перехватил его прямо в воздухе за раскалившуюся от жара чужого тела рукоять и годами отточенным жестом крутнул в руке, взвесил, в уме уже просчитывая удар… Но удар в итоге настиг его самого, когда, обернувшись на звуки борьбы с очевидным намерением закончить её парой точных рубящих движений, он осознал, что один из силуэтов — это Лайя, лишь сейчас частично вернувшая себе узнаваемый облик, но по-прежнему окружённая стаей защищающих её крылатых тварей — белых и чёрных нетопырей — беспрерывно верещащих высокими частотами. Прижимая противника к земле весом собственного тела, она восседала на нём сверху: на признавшей поражение и уже не проявляющей даже намёков на сопротивление твари — обгоревшей, изуродованной пламенем, чьи заслуженные мучения Лео, уж так и быть, милосердно прервёт. — Лайя, в сторону! — предупреждающе рыкнул он, подходя ближе к сцепленным телам и в любой момент, как только девушка освободит ему пространство для маневра, готовый нанести решающий удар. — Я тебя знаю… — с долей сомнения произнесла Бёрнелл, предпочитая требование друга игнорировать и вместо ответа ему вглядываясь в изувеченное до неузнаваемости лицо тёмного, медленно восстанавливающее стёртые пламенем черты. Она вдыхала его запах, искаженный характерной вонью палёной шкуры, одновременно пытаясь отыскать его обладателя в закромах своей памяти, наводнённой новой, совершенно недоступной ей прежде информацией. В том числе и о том, как… пахли те, кого она встречала лишь однажды. — Мане, верно? Не способный говорить из-за полученных повреждений, из-за недостатка крови восстанавливающихся слишком медленно, вампир смог лишь утвердительно ответить ей движением полупрозрачных век с начисто отсутствующими ресницами. — Что здесь случилось, Мане? — продолжала допытываться Лайя, восседая на допрашиваемом и с такого положения лицом к лицу нетерпеливо наблюдая, как медленно затягивались повреждения, делая существо перед ней больше похожим на человека, каким в действительности от перестал быть уже очень-очень давно. — Он был внутри, — чуть повернув голову, пояснила девушка раздражающемуся всё сильнее Лео, который из-за вполне оправданной тревоги за произошедшее и ответственности за безопасность своих людей был просто не в состоянии трезво оценить преимущество такого ценного свидетеля, как доверенный Влада. — Он явно знает больше о том, что там происходило. Так ведь? — девушка вновь вернула своё внимание вампиру. — Doamna… — прохрипел тёмный на румынском, со свистом втянув воздух сквозь стиснутые зубы — единственное неповрежденное и нетленно идеальное, что осталось в его облике. Мутный взгляд же его метался, не имея никакой другой фокусировки, кроме лица сидящей на нём. Он знал её, он не посмел бы не узнать её из тысяч других, за неуважение к этой женщине рискуя умереть смертью, гораздо более страшной, чем та, которой он лишь чудом избежал. Но разве… — Я думал… уверен был, вы мертвы! Никакой другой причины тому, что сделал Господарь, я… не могу представить. В подернутых белёсой мутью глазах мелькнуло непонимание, почти мгновенно сменившись подозрением, а затем и злостью — зачатками её, грозящими вырасти в ярость, а после — в ненависть… за беспричинную, выходит, кару. — Что он сделал? — угрожающим рычанием поторопил с ответом Лео, вставая с противоположной от Лайи стороны, над головой лежащего и над нею же занося перпендикулярно земле остриё меча. — Говори, не испытывай моё терпение! Как ты понял, Дракула уже вынес тебе приговор. — Он призвал нас, открыв проход между мирами, прямо там, под куполом с обугленным крестом… Всех носителей благородной крови, кто служил ему и был верен, включая недавно присягнувшую ему венгерскую тёмную знать. Затем он потребовал, чтобы все те, кто ещё сомневаются в выборе стороны, ушли. Все знали об участи этих дезертиров, — их отловило и уничтожило бы светлое воинство, — но… никто и не подозревал, что всю мощь своего безумия он обрушит на тех, кто останется. — Что за?.. — от абсурдности прозвучавшего Нолан даже на миг забыл, что перед ним заклятый враг, посягнувший на жизнь члена прайда, к которому он никогда не проявит сочувствия. Особенно, памятуя об омерзительном двуличии всех тёмных и, в частности, — Мане Удрище — валашского боярина времен борьбы Влада за княжение. — После краткой речи благодарности за преданность он устроил резню! — продолжил вампир, не обращая внимание на замешательство допрашивающих и уже не сдерживая рычания. При этом необдуманно подавшись корпусом вперёд, чем вынудив Лео уткнуть остриё ему в самый кадык. Ещё один подобный выпад, пара миллиметров — и тёмный сам себя насадит на святую сталь. — Он убивал верных ему! Кровожадный безумец, каким всегда был… — Он вас спасал, — едва слышно прошептала Лайя, в попытках понять мотивы Влада всё ещё пребывая мыслями в том обретшем страшные подробности моменте, когда это происходило, — от участи принудительно вершить волю того, пред кем сам он… намерен склониться, вашу верность предавая… «Значит… сжигал обреченный корабль вместе с командой до того, как он станет трофеем захватчика…» — подхватил Лео единственное объяснение, в которое был согласен поверить. Моля Всевышнего о том, чтобы Лайя действительно знала, о чём говорила. Чтобы, благодаря существующей между ними связи, она распознавала истинные намерения Влада, а не просто слепо пыталась оправдать любой его поступок. Иначе… Иначе это конец всему, за что они боролись на протяжении мучительно долгих веков. — Безумие и благородство — качества, которые лишь Князь умел сочетать. Но в чём на сей раз причина его безумия?! — зная, что ему уже нечего терять, вампир прокричал свой вопрос с откровенным вызовом, снизу вверх глядя в полыхающие священным огнём глаза главы светлого воинства. — Ведь вы оба живее всех живых! — он скосил глаза на Лайю. — Ты жива! Испей крови — и тёмная энергия на долгие века убережёт тебя от смерти! — То-то смотрю, она хорошо уберегла всех вас, — с презрительной насмешкой ответил Нолан, не переставая бороться с желанием опустить меч до упора. Наконец, одним резким противоречивым движением он всё-таки поднял лезвие выше и медленно отвёл его в сторону, продолжая прожигать тёмного взглядом. — Учти, если решишь покормиться кем-то на территории города — умрёшь раньше, чем исцелишься, — конечно, Лео сполна отдавал себе отчёт в том, что в самых разных уголках земного шара он и ему подобные утоляли, утоляют и продолжат безнаказанно утолять свою вечную жажду, и даже Лев с силой, данной ему Всевышним, был не в силах этого изменить. Чтобы не брать очередной непростительный грех на душу, вот так легко отпуская порождение тьмы дальше творить зло, проще было обойтись грехом малым, какие, вроде бы, по наличию венца над головой ему негласно отпускались. Добить тварь — и дело с концом. Лео посмотрел на Лайю, а Лайя посмотрела на него, ничуть не скрывая творящегося у неё на душе, позволяя Лео видеть в ней… чуять на ней и вокруг неё набирающее силу клеймо тьмы, роднящее её с существом, распластанным на земле, узами крови одного создателя. Разница между ними двумя заключалась в том, что её Лео бы никогда… не смог убить. И на её глазах убить того, кого она и сама могла бы запросто прикончить, если бы того хотела, не мог. Без прямой угрозы жизни… не мог. А лежащий угрозы не представлял. — Уходи! — с трудом подавляя рычание, велел Лео, по-прежнему борясь с желанием избавить самого себя от необходимости вечных оправданий перед другими членами Ордена за подачки тёмным. Дождавшись, пока и Лайя поднимется на ноги и отступит в сторону, мужчина повторил, низким, глухим голосом, утопающим в раскате грома: — Убирайся! Второй раз не пощажу. Искалеченное тело сей миг обернулось стаей летучих мышей и взмыло в небо, стремительно растворяясь в его абсолютной черноте. На неизбежных свидетелей сцены, о которой, наверняка, ему не раз ещё напомнят, Лео даже не обернулся, широким шагом последовав за Лайей к догорающим руинам. Казалось, что ни огонь, ни едкий дым, обжигающий ноздри при каждом вдохе, ни скопившийся жар, который излучал буквально каждый квадратный сантиметр места пожара, не был способен остановить или хоть как-то замедлить Бёрнелл на её пути к заведомо неизвестной Нолану цели. Поэтому он даже пытаться выяснять не стал, просто шёл следом, чуть разведя руки в стороны, раскрытыми ладонями навстречу огненной стихии, которую его внутренний Лев приветствовал, как единокровную сестру. Это всё ещё казалось странным, если по неосторожности позволить себе хоть на секунду об этом задуматься. После начала осознания Лео потенциала собственных возможностей времени прошло так ничтожно мало, что все происходящие с бешенной скоростью изменения и открывающиеся одна за другой истины просто не успевали откладываться в голове и хоть как-то осмысливаться. И одновременно это было также естественно, как дышать. Никто не учил его контролировать стихию, казалось бы, априори не подвластную никакому контролю, как не учил и обращаться во льва, — всё это происходило само собой, тогда, когда была в этом необходимость. — Лайя, зачем мы сюда пришли? — все-таки задал вопрос Нолан, когда пробравшись буквально сквозь огонь по нестабильным руинам, они добрались до эпицентра, где, помимо экстремальной температуры, ощущался также и мощный фон тёмной энергии, на уровне защитного инстинкта побуждающей Лео частично обернуться во льва. Пробитый свод был заметен ещё снаружи, как и его значительный крен в сторону южной стены, разрушенной сильнее других, потому как большую её часть занимал витраж. Изнутри стало видно, но ещё больше — слышно, как давил вес потолка на потерявшие прочность, обгоревшие несущие конструкции. Трухлявое дерево натужно трещало, раскаленный камень и металл скрежетали внутри уцелевших стен, лишний раз напоминая чуткому слуху, насколько опрометчиво находиться внутри любому, кому не суждено было погибнуть в разверзшемся здесь какое-то время назад адском пекле. О том, насколько колоссально высокой была температура, выдать которую за считанные мгновения способно было лишь одно известное современной науке природное явление, говорило полное отсутствие элементов внутренней отделки. От таковой не сохранилось буквально ничего, будто внутри ничего и не было. Ни иконостаса, ни лав, ни креста… Лишь уцелевшие фрагменты двух опорных колонн в центре, а между ними — навечно застывшие, каждое в своей уникальной позе, очертания обугленных тел, напоминающих таковые ровно до первого прикосновения и движения потревоженного вторжением извне воздуха, от которых они мгновенно рассыпались в пыль, хлопьями чёрной золы покрывая выжженную, мёртвую землю. С вырвавшимся из груди стоном-воем опустившись на корточки и коснувшись ладонью слоя пепла, Лайя сгребла его в кулаке. Вместе с обжигающим ладонь кусочком раскалённого серебра — княжеской печатью и обручальным кольцом — кровавым отблеском мелькнувшим в полумраке. Ищущим взглядом девушка прошлась по искорёженному до неузнаваемости, фактически стёртому в лица земли месту, в котором ещё совсем недавно она наивно мечтала отыскать спасительные подсказки. Для себя. Но вовсе не потому, что боялась или сомневалась отдать жизнь за того, кого мечтала спасти, как было предначертано свыше, а потому, что знала, что он никогда не согласился бы на изначальные условия и никогда не принял бы её жертву. Почему-то Лайе казалось — она доверчиво позволила себе в это поверить — будто существовал иной путь, проложенный для них другими. Который сгорел, обратился прахом в огне упрямого сопротивления Влада воле Всевышнего. Лео не успел узнать, что ценного было в этой часовеньке, но подозревал: по реакции Лайи на её разрушение, по тому факту, что Влад, рубя все свои спасательные тросы, камня на камне не оставил от строения, возведенного во славу той, которой сам он готов был возводить храмы, — что в странном завещании старика Шотета было что-то, воистину бесценное. — Что между вами произошло, когда я ушла? — задавая вопрос, Лайя изо всех сил старалась, чтобы голос её звучал ровно, чтобы не просачивались в него те ядовитые вибрации отчаяния, привлекающие нетопырей, готовых унести её прочь в любой момент, готовых сводить с ума людей, множа её губительные эмоции и сетью ультразвука проецируя их на других. — Влад узнал правду, — ответил Лео, и в голосе его перезвоном ударяющейся друг о друга стали звучали противоречивые эмоции, которые он был просто не в силах подавить. Дружба или долг, долг или дружба, подведённые под грань дозволенного между тем, что долгое время прощалось и ещё могло быть прощено, и тем, что в один миг способно было вбить гвоздь в гроб и крест в могилу всему тому, что между ними было. — О том, что ты — его жертва на пути к искуплению за всё свершенное, — Нолан молил небеса о том, чтобы грань не была пересечена. Молил, уже зная, чувствуя аномальное затишье в их объединенном сознании — напрасно. — Правда эта ему не понравилась. — От кого? — спросила Лайя, с трудом размыкая сведённые напряжением челюсти. Злость и обида закипали в ней, как магма в жерле извергающегося вулкана. Она надеялась, они объяснят ему, помогут осознать иную природу его силы, а вместо этого они столкнули его в пропасть. — От кого он узнал?! — резко выпрямившись, Бёрнелл порывисто обернулась к Нолану, взглядом торопя его дать ответ. — Из первых уст, — раздались отчетливые слова, хотя губы Лео при этом оставались неподвижны. Оба синхронно подняли лица к небу, навстречу просачивающемуся сквозь разрушения дождевому потоку. — От того, что предоставил ему этот шанс. Кто в своё время всем нам его предоставил. Окруженный защитным свечением своей ауры, над их головами парил Телец. Глядя на его могучую фигуру снизу вверх, Лайя ждала продолжения, каких-то подробностей пропущенного ею божественного явления. В конце концов, она ждала неизбежных обвинений за отсутствие в тот момент, когда они с Лео больше всего нужны были здесь, чтобы поддержать единство. Хотя бы его иллюзию. Перед лицом Творца. Но ни подробностей, ни обвинений не последовало. Плавно спустившись на землю между ними двумя, мужчина подошёл сперва к Лео, без слов притянув того в скомканные и неуклюжие, но такие искренние объятия встречи, которой могло вовсе не состояться. А затем с тем же порывом обернулся к Лайе… Но что-то в ней остановило его от объятий, и свою бесконечную благодарность её возвращению он смог выразить лишь глазами, в которых, помимо признательности, читалась также и усталость — практически измождение, а за ним — тщательно сокрытая, но тёмному чутью Лайи всё равно в полной мере доступная не разделённая скорбь. — Дракула свой выбор сделал, — сообщил Телец, без возмущения или осуждения, просто констатируя свершившийся факт. — И пролитой кровью нашего брата он его утвердил, — продолжая бороться с очевидной усталостью, мужчина провёл по лицу рукой, на несколько долгих секунд сжав пальцами широкую переносицу. — Я знаю, ты пойдёшь за ним, туда, куда позовёт тебя тёмная кровь, но сейчас, прошу, останься. Вы оба. Мы должны держаться вместе. По крайне мере, пока не убедимся, что душа одного из нас под надежной защитой Всевышнего. Да… — с тяжёлым вздохом протянул Лука, вскинув намокшее от дождя лицо к небу, зловеще чернеющему в пробоине свода. — За бессчётное множество рождений и смертей мы так и не научились расставаться с жизнью легко и умирать без сожаления.