Клин клином

       Зира делает глубокий вдох — эхо грота вторит за ней нескончаемым лейтмотивом.        Зира хочет верить, что это сон.        Кошмарный, самый что ни на есть страшный, и что она вот-вот очнётся.        Но всё всамделишное: и отдающие холодом щербатые стены затхлой пещеры, и боль в подхвостье, и нависающая над ней фигура, приходящая к ней каждый день.        Оказывается, что она не ко всему готова. Оказывается, что констатация факта про себя — «я захвачу земли прайда и меня ничего не остановит!» — не более, чем пустой звук. И ей, в общем-то, страшно. Любому, думает она, будет на её месте страшно.        Зира давится воздухом. Она стара и никчёмна: ни атаковать, ни банально выйти из пещеры, а вырывающиеся из гортани проклятия давно не действуют.        Ей кажется, что это — худшее из всех вариаций победы над Симбой, которые только могут быть. Она теряет своего старшего сына за пару мгновений до битвы, видя, как давит его брёвнами насмерть. Она оставляет памятный шрам своему наследнику, кичится, что отныне он так похож на Скара. Она теряет доверие дочери, которая с лёгкостью отворачивается от неё.        Зира иногда думает, что у Витани с Кову был отдельный план. Отдельный от неё.        И цель их — довести её до безумия, путать проклятия с мольбой, взывать до небес и умолять о смерти кого угодно, пусть лишь её услышат.        — Здравствуй, мама.        Зира слабо поднимает потяжелевшую голову на звук, отмечает, что слух у неё значительно ухудшается, как и притупившееся зрение.        У Кову везде — в глазах, в ухмылке, в усмешке — слышится растянутая нахрапистостью издёвка, напыщенное величие над потрёпанным старым телом. Зире в безумии чудится Скар. С его-то тёмной гривой, зелёными глазами и шрамом это, на деле, неудивительно.        — Помню, ты хотела, чтобы я убил Симбу.        Кову глумливо-медленно шагает в её сторону, подходит к ней ближе, а у неё нет ни сил, ни желания бояться в открытую или, чего она допустила лишь раз, молить о прекращении сего мытарства.        Зира знает о понятии «наследственность» и понимает, что Кову всего-то идёт по её стопам, мстит ей за всё: за испорченное детство, за себя, за сестру и брата.        За то, что ещё с рождения вместо колыбельной шептала на ухо о своих планах и захвате земель прайда, не давая права выбрать свой путь самому.        И Зире бы гордиться им, гордиться, что он так на неё похож, но не выходит.        — Ты бы знала, как он смотрел на меня за секунду до смерти.        Кову урчит над львицей голодно-ласково, встаёт за ней и позорно приподнимает заднюю часть её тела наверх. Кову знает: делать такое в прерогативах только у Скара.        Но Скар — царство ему небесное — мёртв, а он молод и силён, вполне способен оседлать капризную львицу.        Зира почему-то задумывается над тем, как идут дела за границами пещеры. Что с той дочуркой Симбы, имя которой она не помнит и которую запрещает убивать Кову. Зира думает о том, терпит ли та те же унижения, что и она, или же её отпрыск с ней чересчур мягок.        — Хотя… — тянет он, опускаясь, дабы схватить её за шкирку. — Это ведь ты его добила.        Зира снова давится воздухом, когда внутри неё так туго-больно, когда Кову снова перестаёт нежничать с ней, чего он никогда и не делает.        Он резок и беспощаден.        Он молодой лев, который хочет мести, который хочет со дня на день напоминать ей, как она портила ему всю жизнь. Как она портила жизнь всем.        Зире остаётся только молить у богов о смерти.        Скар, любовь моя, забери меня отсюда.        Кову знает, что она не сможет родить от него детёнышей: последняя беременность, результатом которого становятся он с Витани, перечеркивает все последующие возможности родить детей. Возможно, что именно это и движет им.        Зира думает, что это — куда хуже, потому что нежеланная беременность в её-то возрасте вполне может спасти её от бесконечной конъюнктуры, убьёт, прекратит все страдания.        — Ты говорила в детстве, что позволишь отомстить тебе, если я прикончу Симбу.        Она сжимает клыки от боли: Кову двигается в ней всё грубее с каждым новым разом, рвёт её внутри на части и пытается напомнить: Скара здесь нет, ласки не будет.        — Вот, кажется, и месть. Ты не думала, что я вспомню об этом?        Зира никогда не задумывалась над тем, что он вспомнит её старые слова.        Даже видя ненависть в его по-скаровски зелёных глазах во время тренировок, пляшущее «отомщу» в них, она не задумывалась, что он правда сделает с ней такое.        Но когда Кову сильнее сжимает её шкирку, до самих рубцов, не позволяя старой ране зажить, она путается в мыслях, тонет в них, кажется, будто выбивают воздух из лёгких.        Она знает, что так будет до самой смерти, ровно до того момента, пока Айхью не позволит ей присоединиться к нему.        А пока что…       …пока что Зира терпит.