Надо мной - перед тобой

Февраль был до ужаса тёплым. Очень тёплым. Последний такой, хотя, нет; лишь каплю похожий, Сатору видел.. года два назад? Возможно. Никогда прежде Годжо не наблюдал такого пушистого снега; медленного, воздушного, мгновенного тающего. Стоит выставить ладонь и поймать пару снежинок, как они тут же превращаются в небольшие капельки воды, оставив пред своей кончиной чуть покалывающее ощущение на коже. Как приятно. Снег попадает Сатору и на нос, и щëки, и губы. Кроется в белой бахроме волос, оставляя тонкие нити толику сырыми. А Сатору и не против - ему нравится. Редко здесь увидишь снег в принципе, так почему-бы не ворчать, мол, зима решила буйствовать под конец своей поры, а насладиться? Запечатлить засыпанные дороги, запорошенные голые ветви деревьев, крыши домов в памяти на столько глубоко и четко, чтобы хватило вплоть до следующей зимы? А на дворе, тем временем, стояла ночь. Глубокая, изящная. Такая, как Годжо и любит: людей мало, а фонарей горит много. Лишние спины и затылки не мельтешат перед глазами - благодать! Но больше всего Сатору любит ночные рыночные прилавки со сладостями! Светлые, красивые улицы, везде фонари и украшения, вывески и подвески, а самое тому главное - вкусная еда и прекрасный запах кругом! Поэтому Сатору заворачивает... Делает пару широких шагов... И оказывается в закусочном переулке. И даже здесь: людей мало! Поэтому Сатору может смело считать, что все вкусности на этих прилавках - его, правда? Ну, конечно. Никаких опровержений. Проходя меж прилавок с, честно говоря, немного странной на вид одеждой, Сатору все равно осматривает все с любопытностью, с интересом. Доходя до конца угловатой улицы с "витринами" одежды, глаза Годжо последний раз цепляются за очень яркое пятно где-то слева. Поворачивает голову и видит... шарф! Такой длинный, жёлтого оттенка, клетчатый. Из всех остальных он - выделяется, заставляя на фоне своëм меркнуть. Сатору даже останавливается, чтобы понять, а не из-за окружающего ли света так? Но нет. Не из-за него. Годжо пару секунд стоит, рассматривает, как идиот, улыбается. Последнее он понял из-за странного взгляда человека по ту сторону прилавка. Ладно. Сатору просто ступает и делает пару шагов в заворот - там он и найдет все вкусности! Что, например, на счëт данго? Или такояки? Токпокки! Нужно будет купить всё! Да вот только. Дойдя до застекленных прилавков с полочками, Сатору не видит ничего. Вообще ничего. Деревянные узкие полочки были пустыми от начала до конца. Это что ещë такое? Как это так - нет? Поэтому Сатору задает вопрос. Прямой вопрос. —Извините, у вас... совсем ничего не осталось? Молодой паренёк отвечает, оглядывая пустые полки: —Да, к сожалению. За день все раскупили.. Глаза у Годжо прикрываются, меркнут, тухнут. Прежний в глазах свет угасает.. —Простите? Окликает вдруг его кто-то справа. Сатору чуть ли не подпрыгивает. Как он не заметил человека под боком? Совсем, что-ли, сдурел? Годжо на нежный, мягкий, плавный голос окликается и сам будто плавится. Иметь такой голос - сущее преступление! Из колеи выбивает! Перед собой Сатору видит паренька. Примерно его же возраста. Лишь ниже ростом. Чёрные, длинные волосы по его плечам стекают рекой, их половина заплетена в растрёпанный пучок; из него выбились пряди, одна из которых падает на лицо, прикрывая карие, светлые, яркие глаза. Куртка у него короткая, чёрная, объемная. Расстёгнутая. Взгляд Сатору невзначай падает на оголённую тонкую шею, что слегка покраснела от мороза. Ему точно не холодно? —Да? Годжо свой голос не узнаёт, будто он и не его вовсе. —Будете? У меня две, — парень протягивает Сатору разноцветную сладость на шпажке, придерживая в другой руке вторую. —Я... ам.. простите, я не могу... Позвольте, я заплачу́, ладно? Сейчас! —Нет, нет! Мне... сегодня исполняется двадцать. Хочу разделить с кем-то скромный ужин. Сатору секунду стоит, глазами хлопает. А потом рот себе открыть позволяет: —У вас день рождения? —Да. Годжо ещë раз моргает. И ещë раз. Очки с переносицы немного съезжают. День рождения... В этот день, обычно, что-то дарят, ведь так? Дарят тому, у кого праздник. Но никак ведь не наоборот! Перед глазами вдруг мелькает жёлтое, яркое пятно. Точно. —Да, хорошо! Конечно! Подождите здесь, ладно? Я сейчас, сейчас приду! Ноги рванули с места как не свои. Тело машинально подорвалось с места и стало слушать мозг: куда бежать, зачем бежать? Сатору заворачивает в знакомую степь и высматривает на прилавках с одеждой яркое, жёлтое пятно. В клетку. Вот! Вот же он! Шарф! Годжо подбегает к прилавку и упирается руками в деревянную поверхность. Кричит. —Шарф! Жёлтый! Пожалуйста! Все происходит слишком быстро. Сатору не помнит, как оплачивал шарф, как ловил очередные недовольные взгляды женщины по ту сторону прилавка, как держал мягкую и пушистую ткань в руках, как так же быстро мчался обратно, к тому парню, надеясь, что он не ушёл и не посчитал Годжо сумасшедшим. Что не откажется от предложения разделить праздничный ужин. И, что, если не ушел, то подарок примет. А если уйдет, то Сатору лично его по всем этим улицам искать будет! Чтобы ещё раз этот нежный голос услышать. Чтобы ещё раз в эти глаза заглянуть. —Вот! Подарок! — тяжело дыша, с перерывами, кричит Сатору, найдя парня чуть поодаль от прилавка. Он держит шарф двумя руками, протягивает вперед, ждёт, пока парень его возьмет. А тот смотрит ошарашенно, непонимающе, свои глаза раскрыв. И ещё больше света в них пустив. Но вдруг уголок его тонких губ дергается к вверху. Он улыбается. Слегка запрокидывает голову и смеëтся-смеëтся-смеëтся, прикрывает глаза, ресницы их трепещут. А Сатору этим смехом как прибитый стоит истуканом и боится пошевелиться, боится спугнуть. Боится, что утихнет смех и уйдет улыбка. Но потом вдруг берëт шарф и сжимает в ладонях, ещё секунду-другую смотрит... Тянется к парню, дабы шарф на оголенную шею надеть. А что? Почему бы и нет, когда - да? Парень глаза открывает, когда чувствует, что что-то касается его шеи и волос. А в следующий миг уже стоит и не двигается, но улыбка с губ не пропадает. —Вам идёт, — с заминкой говорит Годжо, все еще держа шарф за края. —Хорошо. Возьмите, я обещал. Сатору берëт сладость на шпажке, которую ранее парень и предлагал. —А почему вы здесь? Разве, праздники не отмечают с семьёй? Дебил. Идиот. Придурок! Зачем спросил? Зачем сказал? Зачем рот свой открыл?! Сатору мысленно себя всеми силами бранит, думает, как бы прощения начать просить за столь деликатный вопрос... —Ох, простите, простите! Неудобный вопрос получился... Забудьте, ам.. Сатору запинается. Продолжает. —...как вас...? —Гето. Сугуру. А вас? Парень капельку посмеивается, кажется, от глупых оправданий и просьб забыть о вопросе. —Гето, хорошо! — зачем то повторяет блондин. — Я - Сатору! Годжо! Сугуру вновь хихикает, глаза прикрывая. А потом. А потом зачем-то шарф развязывает и с шеи снимает. Смотрит на него, оглаживает ладонями. Костяшки на ней покраснели. Сатору заметил. Сугуру шарф охватывает поудобнее и приподнимается на носках, закидывает жёлтую ткань за шею Сатору. Тянет на себя. Поддаётся ближе. А затем Сатору ощущает на своих губах прикосновение. Мягкое, нежное, невесомое. Короткое. Ошарашенно глазами хлопает и шумно выдыхает, когда точно осознает: Сугуру своими губами... к его... Да он его целует. Только дурак здесь не поймет. И не успевает Годжо вкус чужих уст распробовать, ответить, отдаться, как тёплое прикосновение пропадает. Перед глазами вновь силуэт Сугуру. —Простите, Сатору. Я не умею целоваться. А у Сатору мозги в кашу вбиваются, когда он произношение имени своего слышит. Он забывает как дышать. Как говорить - забывает. Чего там Сугуру не умеет? Целоваться? Тогда почему же башню Годжо снесло капитально, и возвращаться, кажется, точно не собирается? И Сатору в глаза эти напротив смотрит. На губы смотрит. На щëки и уши покрасневшие смотрит. И понимает, что оторваться - не может. Так имеет ли сейчас значение то, что Сугуру Гето не умеет целоваться? Нет - отвечает себе Сатору. Уголок его собственных губ вверх поднимается, и сейчас рассмеяться готов уже он. И готов Гето Сугуру целоваться научить. Поэтому аккуратно на себя тянет, в волосы чëрные, длинные кутаясь.. К губам чужим прикасается.. Жмëтся ближе.. И вывод для себя короткий, важный делает. Что губы Сугуру Гето - определённо самая лучшая сладость.