У безымянного надгробия

На сером небе черные птицы летят косяками куда-то к югу. Темное стекло бутылки, кажется, вот-вот заиндевеет, а изо рта на выдохе вырывается пар. Воздух саднит горло, забивает нос. Неровными рядами расположенные надгробия местного кладбища заставляют Сэма в отчаянии бродить между ними, ища свежевскопанную землю. Вокруг слякоть и все еще не зима. Темнеет постепенно. В сумерках Сэм видит лишь семь свежевскопанных снизу могил, но без устали ищет и ждет восьмую. Видеть Бобби таким перепуганным, таким сломленным, не просто неприятно. Это переворачивает картину мира. Обрести жену и потерять снова — это не кошмар, а их новая реальность. У Сэма нет ничего другого, кроме дома, в который придется вернуться, и женщины, которой придется пустить в лоб пулю. Посреди кладбища мирно. В попытке убежать от себя, Сэм заходит в старую его часть, и могилы тут не тронуты. Многие камни, слегка потерявшие форму, красуются отдельными буквами среди общей затертой полосы слов, и один случайный привлекает внимание лишь трещинами. Сэм светит фонариком, потому что сумерки часто прячут полустертые имена, но в итоге на этом надгробии ничего не выбито. Может, это и не надгробие вовсе, но Сэм обращает внимание на перекошенный заборчик, о который почти спотыкается. В итоге в старой части кладбища спокойно. Останки настолько древние уже не привлекают гулей, не интересны и Смерти, по приказу Люцифера мучающего их с особой жестокостью. Сэм сжимает кулаки, понимая, что это жена Бобби, а не парочка древних скелетов, только потому, что Бобби с ними. Только за то, что Сингер на их стороне. Камень надгробия ледяной. Сэм знает, что трогать его, как минимум, не уважительно, но вековым останкам все равно, а живых родственников, судя по оформлению, давно нет. Сэм не верит в призраков. Он знает, что они есть, но вряд ли жилец могилы из их числа. Пушка жмет за поясом, когда он садится, прислоняясь к камню, и он достает ствол, который по утру придется пустить в ход. Если, конечно, Дин не сделает этого раньше, потому что по итогу Карен страдает. Просто умирает потихоньку, и с трудом держится, чтобы не попытаться утянуть Бобби за собой. Может, если бы они не попытались его убить, дьявол бы не был к ним столь жесток. Может… А может, и нет. Сэм встряхивается, прекрасно понимая, что у Люцифера жестокость в крови. Виски горький и пахнет скорее спиртом, чем дубовыми бочками. Впрочем, как и всегда. Течет по горлу, оседает в желудке огнем и тошнотой. Сэм не помнит, когда это стало привычнее кофе. Привычнее пива и даже стакана воды. Почти два года после смерти Дина у него все вот так. Апокалипсис на дворе лишь оттеняет происходящий внутри конец света. — А знаешь, — шепчет он тишине старого кладбища. Говорит хвойным зарослям, опоясывающим островок молчания. Обращается к уже почерневшему небу, изредка перекрываемому паром его дыхания, — знаешь, ты такой мудак. Потому что, знаешь, я пытался убить тебя. А у него этой попытки не было! — Сэм поднимает голос, выкрикивая это в небеса. Свет валяющегося на мокрой земле фонаря рассеивается по серебристому пару радугой, и Сэм его пинает. Свет в его картину мира не входит. — Он нихрена тебе не сделал, мудила! Небо и ночь, разумеется, отвечают тишиной. И пора идти домой хотя бы затем, чтобы пустить пулю в единственную любовь человека, заменившего ему отца. От перспектив горло сжимает, вырывается истеричный придушенный смех. В итоге, вернись он или останься тут, не изменится ничего. Хочется малодушно остаться до утра. Пропустить все, что должно произойти ночью. Он знает, что у него нет такого права. — Неужели во всем этом… Неужели, даже посреди конца света нельзя сделать хоть что-то хорошее? Пустота разумеется безмолвствует. Голос звучит откровенно пьяно. — Неужели, ты не можешь исправить? Вернуть ее, раз уж начал? Ты ненавидишь меня и Дина, но Бобби — Бобби нихрена тебе не сделал! А ты превратил его жену в сраного зомби! Неужели мало того, что ты вырежешь нас всех после?! — как назло где-то на уже злых размышлениях взрываются мысли о Джоди и ее сыне, и если есть что-то хуже того, что стало с Бобби и его женой, то это. За что страдает Джоди, непонятно вовсе. Слезы, кажется, примерзают к щекам. Трава похрустывает, когда он проводит по ней пальцами. Будто он трогает хвою. На улице явно меньше нуля, и ему пора домой, если он не хочет омрачить завтрашний день необходимостью помимо похорон заниматься его лечением. Но от одной только нужды вернуться тошнит. Он прислоняет горлышко бутылки к губам и насильно вливает в себя столько, сколько может выпить залпом, в порыве не запомнить ничего. *** Сэм приоткрывает глаза, с ужасом понимая, что на нем нет куртки. Та аккуратно сложена под его головой, и это в целом нормально. Даже с пьяного — с него бы сталось. Вокруг жухлая трава, и он каким-то образом жив. Это единственное, что он знает с условной степенью достоверности. Уснуть пьяному посреди холода — это наиглупейший подвиг идиота, который он только мог совершить. — Твою… Небо пасмурное, и то, что из горла не вырывается пар — явно дурной знак. Быстро надевая на себя куртку, будто бы прогретую, Сэм успевает допустить, что он стал одним из зомби, просто откинувшись ночью от переохлаждения. Прощупывает пульс, тут же вспоминая, что был он и у бывших мертвецов. Явных доказательств нет, и он несколько раз щиплет себя за руку, чтобы вызвать боль. Жухлая трава привлекает внимание снова. Севший фонарь светится так тускло, что это почти неразличимо в дневном свете. Ровный круг вокруг намекает, и Сэм едва не вцепляется в свои волосы. Неважно, насколько живым он себя чувствует, Дину придется рассказать об этом. Сэм смотрит на время. Часы все еще идут, и уже одиннадцать утра, и с женой Бобби все наверняка кончилось. Скоро кончится и с ним. Вместо страха или нервозности только безразличие. Он устал слишком, просто слишком, и в любом случае ему не дадут умереть надолго. Подбирая пушку, он коротко прислоняет ее к подбородку, но в итоге не решается осквернить чужую безымянную могилу своим титулованным трупом. Интуиция внутри орет, задыхаясь, о том, что он вполне себе живой. Он чувствует голод. Не то, чтобы зомби не могли. Но чужие мозги и сердца не привлекают, он просто хочет банальный сендвич, и лучше бы стакан сока поверх. С собой нет счетчика МП, и Сэм еще раз оглядывает идеальную окружность пожухшей травы вокруг. Ботинки оставляют в слякоти глубокие следы. Круг не слишком большой, и Сэм, едва покинув его, задыхается от холода. Не ожидая никаких изменений, он закашливается ледяным воздухом, а разогретое тело бросает в дрожь. В пользу того, что ночь он не пережил, говорит отсутствие ярко выраженной жажды, головной боли, тошноты, да и сам факт того, что ему не было холодно. Но теперь холодно, а стакан сока превращается в небольшое ведерко чая, и, наконец убрав пушку и фонарик за пояс, Сэм быстрым шагом направляется к свалке машин и дому Бобби по совместительству. Добавлять проблем не хочется, но об этом стоило думать в полночь, когда решил распить бутылку виски на безымянной могиле. Он ругает себя последними словами, продолжая идти. *** — Тебя где черти носили? — вопрос с порога и в лоб, и Дин выглядит в ярости почти целую секунду. Сэм может только стыдливо опустить глаза. Брату пришлось сделать все самому. Еще хуже, если самому пришлось Бобби. — Я… — Да не ссы, я понимаю, — вдруг бросает Дин, и утешительно хлопает по плечу. — Но ты не брал трубу, больше никогда не делай так в городе с зомбаками. Сэм быстро кивает. Вопрос просится на язык, но он не может просто спросить об этом. Он не хочет об этом знать. В доме прибрано и поразительно тепло, и даже пахнет беконом, и это странно, то, какой огромный след оставила Карен за небольшое время. Всплывает в памяти ночевка на холоде и круг пожухшей явно не от холода травы, и нужно рассказать об этом как можно быстрее. Но сперва, разумеется, жена Бобби. — Карен? — Ты не поверишь, — шепчет Дин возбужденно, и указывает рукой в сторону кухни. Сэм следует за ним, быстро теряя из внимания кладбище и безымянную могилу, у которой провел ночь. Карен напевает и жарит что-то на сковородке, а когда оборачивается в их сторону, это нормальная женщина. Ни следа вечерних симптомов. — Привет, — здоровается она с неуверенной улыбкой. Сэм слышит шаги наверху, и это значит одно: Бобби доверился им достаточно, чтобы оставить жену одну с ними. — Привет, — Сэм неуверенно машет ей ладонью. — Он не спал до самого утра. Когда стало ясно, что симптомы не вернутся, я сказал ему прикорнуть хоть на пару часов. Не пристрелю же я его жену без разрешения. Разговор звучит странно, парадоксально и может принадлежать только им. Сэм думает, что пролечить их всех в психушке — идея однозначно социально полезная. — А остальные? — интересуется Сэм быстро. — Не знаю, у меня ведь брат пропал, — возмущенно отшивает Дин. Бобби выглядит встревоженным, но успокаивается, стоит брату дать ему отмашку. — Надо проверить сынка Джоди. *** Чуда не происходит. Вернее, происходит, но только в одном из домов. В доме Джоди они находят два тела и женщину, чья судьба и жизнь сломаны бесповоротно. Одним днем и навсегда. Сэм не может описать степени своих сожалений. К Бобби они не едут — летят. Но Карен все еще в полном порядке. Не вызывает никаких опасений и выглядит абсолютно здоровой, хотя по всем законам, по всему, что они узнали, ей пора бы сходить с ума и бросаться на прохожих. Сэм не знает, что сказать. Он приходит с пустыми руками, останавливаясь посреди круга пожухшей травы, замечает глубокие следы своих ботинок, оставленные утром на основательно подтаявшей земле. Выходит по всему, что в радиусе трех метров от надгробия ночью было градусов двадцать минимум, и не умер он именно в честь этого. Предположить, что кто-то, услышавший его молитвы, еще и избавил от похмелья, уже странно, но это единственное, что приходит в голову. Обращаясь к чернеющим в сумерках небесам, Сэм произносит лаконичное: — Спасибо. Усаживается на продрогшую землю в той же позе, что и вчера, но в этот раз кристально трезвый. Благодарность наверняка долетит до адресата. Если это не он, что ж, Сэм сможет жить с парой слишком ласковых для дьявола слов. — Не замерз? Сердце пускается в пляс, когда сзади раздается голос, предзнаменований для которого не было. Сэм ударяется локтем о надгробие, дергаясь к пушке, и это заставляет замереть. — Пока нет. — Пока я вчера разобрался, где ты, — Люцифер обходит его, и теперь оказывается в поле зрения. Сэм пытается быстро вскочить на ноги, но поза для этого максимально неудобная, в итоге он дает повод поддержать себя под локоть, — ты замерз так, что мне пришлось не только согреть, но и вылечить. Ты умирал тут, Сэм. Сэм Винчестер пожимает плечами. Благодарность за себя кажется лишней, ведь дьявол спас его как свой сосуд. По-настоящему ради него он спас Карен, и за это Сэм уже сказал спасибо. Среди могил дьявол смотрится ужасающе, как и надо, и сердце пойманной птицей стучит в груди. — Вряд ли я бы умер надолго. Люцифер морщится, но молчит. Молчат они оба. Сэм краем мысли думает, что застань их в такой ситуации Дин, он бы уже не нашел оправданий. В благодарности за Карен лишнее — только то, сколько народа пострадало кроме нее. — Ты что-то сделал для Карен? — Кого? — переспрашивает Люцифер. Сэм замечает язвы, разросшиеся по его лицу, и руки в аналогичных ранах. На секунду мерзко, но в итоге вряд ли это заразно, и Сэм думает, что это должно быть жутко больно. — Жена вашего дружка? — уточняет дьявол, похоже, не зная про нее почти ничего. — Да. Я распорядился, чтобы ее просто оставили. Сэм сглатывает. Люцифер мог бы распорядиться, и сын Джоди, и ее муж были бы живы. Как и остальные люди. Но в итоге перед ним дьявол, и одна лишь Карен — уже услуга. — Спасибо, — повторяет Сэм, кивая ему, и стараясь запрятать всю ту боль, все то возмущение, всю ярость, которую рождает происходящее вокруг. Правда в том, что он уже не знает, что хорошо, что плохо, и живет по наитию, так что судить не ему. — Обращайся. Как я и говорил, все, что угодно, — легкий ответ без эмоций, без продолжения звучит явно выверенным тоном. Сэм покачивает головой, он не собирается обращаться снова, но что-то подсказывает, что в случае спора Карен вернется назад в могилу, и это будет, в целом, его вина. Сам того не понимая, он вручает козырь в руки дьявола, и теперь он — его дрессированная обезьянка. — Надеюсь, мне не придется, — очень осторожно отказывается Сэм. Люцифер пожимает плечами, словно ему все равно, будет ли новый запрос, или все кончится на этом. Скорее всего, так и есть. — Эта могила, — дьявол вдруг кивает на надгробный камень. — Кто-то близкий? — Нет, — от удивления отвечает Винчестер. — Просто, тут было тихо. В новой части, там везде… — он ищет нейтральный способ сказать о чем-то, в чем виноват дьявол, стоящий перед ним. Тот подхватывает, то ли угадывая, то ли читая мысли. — Следы моей новой политики, — чуть едко заканчивает он. — А тут нет. Тут все слишком давно поросло быльем, — он явно строит слова не просто так. Размышляет вслух, будто надеется, что Сэм поправит, если он запутается. Но по сути все верно, и Сэму поправлять нечего. — Зачем ты это сделал? — интересуется он. — Какой смысл? Я знаю, ты презираешь нас, но столько боли… — Это не я, — открещивается дьявол быстро. — Вообще-то, в первый раз я вмешался, когда приказал отпустить жену вашего человека. — Неправда! — вырывается само, потому что выбрать этот город среди миллионов других, это полная чушь. — Сэм, я ни разу тебе не лгал, — чуть зло подчеркивает дьявол. Сэм напоминает себе, что обещал не ссориться. Не провоцировать. — Ни разу. — Почему из сотен городов Су-Фолс? Когда Люцифер пожимает плечами, Сэм невольно в это верит. — Я могу спросить, если хочешь, — предлагает он примирительно, Сэм делает неопределенное движение головой, и чувствует себя идиотом. Дьявол исчезает, явно решив заняться разбором полетов сейчас. Минуту за минутой Сэм стоит на месте, вдруг понимая, кого ждет, и быстрым шагом направляется прочь. Об этом нельзя не рассказать Дину. *** Дин вручает ему бутылку с порога. Просто так, словно Сэм не пропал сразу после дела больше чем на час. За окном сумерки — вечереет тут к зиме рано. Сэм обожает пиво в данный момент из-за двух догадок: пиво в дверях значит, что с женой Бобби все еще порядок, Люцифер не солгал, и еще — Дин понятия не имеет, что он делал. Разговор о том, что он, может, умер ночью, приходится заменить на разговор о дьяволе, который заглянул его навестить, ни к чему не принуждая. Пытаясь отрепетировать описание их разговора, Сэм не может определить последовательность нужных слов. Как ни крути, как ни поворачивай историю, она звучит как дурацкая выдумка, а Карен приносит холодные бутылки и начинает пить вместе с ними, и это намного больше, чем было у них вчера. Сэм не может разрушить то, что Люцифер построил, и обещает себе быть честным завтра, ускользая ближе к полуночи в направлении, уже известном. *** Бутылка виски, постояв у печки, кажется теплой, но Сэм, едва выйдя из Импалы, думает о том, что стоило взять термос. Старое кладбище скрыто за ельником, который он огибает, пока в носу щиплет от холода. Фигура у надгробия может принадлежать кому угодно, но Сэм узнает дьявола сразу. По легкой сутулости его плеч. По высокому росту. По абсолютно ангельской неподвижности, и по взгляду, направленному в небо. Наверняка, думает Сэм, Люцифер видит намного больше низких осенних облаков. — Пора прекращать так встречаться. Фраза легкая и человеческая, и Сэм не успевает ее поймать, когда она с потоком пара вырывается изо рта. Он дружелюбен. Слишком дружелюбен. Люцифер положил кучу народа, неважно выбрал он место или нет, но он дьявол, и собирается продолжить начатое. Сэм не может найти ничего, кроме ростков благодарности. — Я спросил, Сэмми, — с порога откликается дьявол. — Оказывается, тут стоит метка. Было пророчество, отца, конечно же, о том, что тут будут воскрешены мертвые. Массово. Что будет много боли и все такое. Вот Смерть и ушел в самоволку. Это звучит как парадокс. — Метка? Люцифер рисует пальцами квадратную афишу: — Зомби воскрешать здесь, — скандирует он и пожимает плечами. — Прости. Я не слежу за всем, что они делают. Всем причастным влетело. Он опирается на камень бедрами. Сэм пытается увидеть красноглазого монстра. Дьявола. Конец их мира. Но в итоге Люцифер в своем человеческом сосуде выглядит не менее человечно, чем сам Сэм. — То есть, их воскресили тут, потому что Бог знал, что их воскресят тут? — Сэм подходит поближе, уже не беспокоясь о возможном нападении. Очевидно, Люцифер знает, где живет Бобби Сингер. Дьявол смотрит на него как на идиота. — Бог придумал, что их тут воскресят. Поэтому их тут воскресили. С такого ракурса все смотрится иначе. Бог хотел, чтобы жена Бобби умерла на его глазах? На вопрос у Сэма ответ весьма четкий, но он не хочет его давать. — Зачем? — спрашивает все же он. — Для драматичности, наверное, — в предположении Люцифера ни эмоций, ни возмущений, ни сострадания. — Говоришь так, будто так и должно быть. — Это все — большая постановка. Спектакль ему на радость. Думаю, он постарался добавить перчинки, — дьявол пожимает плечами. Сэм не понимает, как тот может оставаться частью чужого спектакля, ничего не предпринимая. — Это в его духе. Постоянно Сэм забывает, что архангелы с богом знакомы лично. — Можно вопрос? — Винчестер пересекает границу и не торопится отступать. Словно пытаясь перенести метафизическое на реальность он шагает через покосившийся заборчик. Галантный жест рукой от Люцифера, должно быть, разрешает вызнать у него все секреты мира. — Каким он был? — Бог? — удивленно, будто бы, переспрашивает дьявол. — Знаешь, тебе лучше бы спросить Михаила. Вот там будет красивая история, а я тебе сейчас таких кошмаров расскажу… — он делает страшное лицо и даже сверкает краснотой на дне двух черных дыр. Лицо подсвечивается, и Сэм видит ожоги, которых стало больше со дня. — Может, красивые истории не для меня, — предполагает он. — Не думаю, что поверю Михаилу на слово. Это так глупо, что он не назвал бы лестью. Он не доверяет ангелам по умолчанию, и это лишь небольшая отсылка к утверждениям, что дьявол никогда не лжет. Но того будто цепляет за живое, и Сэму в итоге немного неловко. — Он был, как ты выразился бы, мудаком, — Люцифер усмехается. Сэм с огромным трудом и болью в висках припоминает свою вчерашнюю молитву. — Повесил на меня испытание, которого я не просил, но попытался пройти по его воле. Ведь он был моим отцом. — Оно было слишком сложным? — попытка уточнить не слишком нужна, ведь Люцифер говорит «попытался», но тот замолкает слишком надолго, и надо вернуть его в разговор. — Нет, — к удивлению, отвечает тот. — Ерунда. Но как говорят, вода камень точит. Оно было бесконечным. Я бы не смог пройти его, — он усмехается. — Но я так пытался. Каждый день, и так гордился собой, пока в один день не облажался. Сэм знает, что такое провалиться, не понаслышке. — Разве ты не мог продолжить? Ну, там, где остановился? Он помнит себя после смерти Джесс. Помнит смерть Дина. Помнит кровь Руби. В итоге, он начинал сначала каждый чертов раз, и невольно меряет на себя шкуру дьявола. Приноравливается к чужим туфлям. — Мог бы, — охотно подтверждает Люцифер. — И может быть, раз в пару тысяч лет у меня был бы один неудачный день. Но так уж вышло, что меня назвали дьяволом, а испытание, Сэмми, было не для вселенского зла. Это кажется сказкой. Очередной отговоркой. Нелепой ложью. — Чем оно было? — все же спрашивает Сэм. — Это было бы проще показать, — предложение скорее пугающее, чем заманчивое, и, что хуже, Сэм сочувствует ему. Он сочувствует дьяволу, а значит, пора отступать, но интерес тащит вперед, и он идет в пасть удава. В картинках, проявляющихся в голове, нет ничего злого. Он с замиранием сердца смотрит, как любимый сын, любимый брат может стать монстром для всех, кто его знал, и не понимает, почему раньше не видел их сходства. *** У них на завтрак, чем черт не шутит, блины. Карен делает панкейки с особым вдохновением, будто торопясь доказать им, что не обречена. Под чутким присмотром Дина, который следит, чтобы она не добавила туда лишних ингредиентов. Ни Сэм, ни Бобби не знают, что беспокоит его больше: яды или мертвечина. Как бы то ни было, блины абсолютно вкусны, весьма ароматны и одобрены Винчестером, и, если бы Сэм хотел видеть на продукции марку качества, вряд ли смог придумать бы что-то убедительнее. Результат говорит в пользу Карен больше, чем нужно. Проявляй кто-то такое внимание к нему, он уже вгрызся бы в горло надоедливого ублюдка. Карен изловчается ему улыбаться. *** В рюкзаке две ледяные бутылки. Еще светло. Сэм не уверен, что сможет дозваться Люцифера в неоговоренное время, но особых сомнений, что тот появится почему-то все же не испытывает. Он не может объяснить даже себе эту плотную связь, будто из ниоткуда появившуюся и завязавшую их в тугой узел. Сэм чувствует себя комфортно, прикрывая глаза, и произнося: — Люцифер, я тут просто так заглянул. Ничего важного. Но у меня есть… В этот раз шелест крыльев не скрыт. Сэм слышит его. Не оборачивается, и заканчивает: — … пиво. Пиво Люциферу вряд ли интересно, но когда бутылку протягивает Сэм, он берет ее без сомнений. Подавая пример, вернее пытаясь, Сэм пригубливает. Мгновенно становится холоднее, но зато Люцифер непередаваемо неловко и даже забавно повторяет его жест. Морщится на глотке и удивленно смотрит. — Сэмми, какая гадость! Оказывается довольно легко выяснить, что в отличие от Каса Люцифер чувствует вкус. Охотник виновато улыбается ему и готов забрать бутылку, но тот возмущенно прижимает ее к себе. — Может, я попробую еще раз. — Зачем? — Ты слишком умный, чтобы пить такое из раза в раз. Значит, я что-то упускаю. Сэм не знает, что упускает дьявол, но сам он упустил из вида погоду, снова. И вряд ли в этой холодрыге пиво может показаться кому-то вкусным, даже самому не хочется делать ни глотка, но выбросить идею кажется унизительным. — Я тебя не отвлекаю? — уточняет он вежливо, и это не только дать этикету. Вдруг, внезапно, правда не все равно. — Отвлекаешь, — подтверждает дьявол, и, не ожидая такого ответа, Сэм теряет пару секунд. — Как я и сказал, ничего важного, — говорит он, не представляя, как перестанет ходить сюда. Как сотрет пару лишних встреч из своей памяти, как выкинет из жизни то, что может ее изменить. — Да брось. Конец света возьмет паузу, — Люцифер пригубливает пиво снова. И констатирует: — Все еще гадость. Как думаешь, когда станет лучше? — В таком холоде, никогда. — Можем слетать в тепло. Жизнь, которая присваивает фразе «слетать в тепло» второй смысл, дополнительно к самолету, уносящему в отпуск, должно быть, над ним издевается. В любом случае, Сэм ошеломленно понимает, что предложение почти готов принять. Люцифер, может, имеет в виду местечко между двух уютнейших котлов, и это немного отрезвляет. Рядом дьявол. Но они стоят, опираясь бедрами на надгробие, как обычно на капот с Дином, и от дьявола пышет теплом. С этого ракурса разглядывать особо удобно, и Сэму кажется, что ожоги немного, самую малость зажили. — Можем не пить пиво, — предлагает Сэм, ставя бутылку на землю. С осторожностью, будто примеряясь, Люцифер повторяет его жест. Они молчат минута за минутой, и, если отвлечься, можно представить, что дьявола тут нет. Что он — видение. Проскочившая в нездоровом разуме галлюцинация. — Можно вопрос? — интересуется Винчестер, хотя и не сомневается, что можно и даже нужно. Люцифер удивленно кивает, и у охотника изначально чувство, что каждый раз он этому уточнению удивлен. — Почему ты приходишь? — Ты же сам меня зовешь? Ну, — Люцифер пожимает плечами. — Почти всегда. Сейчас — точно. — Да, — ответ Люцифера привычно сбивает с толку. — Я знаю, что я делаю. Но почему ты отвечаешь? Люцифер смотрит пронзительно усталыми глазами, чуть красными, будто от переутомления. Если рассмотреть все вместе, видно, насколько тяжело дается телу его держать. — А почему ты мне молишься, Сэм? — избегает тот ответа, и тут же, не давая Сэму пожалеть о вопросе, добавляет. — Я не знаю. Ты зовешь меня. Так почему я не могу прийти? Винчестер чувствует неуловимое изменение. Завершенность, и даже некоторую красивую простоту. Чувствует, что мяч на его стороне поля. — Когда я знаю, что ты придешь, сложно найти причину не помолиться. Люцифер вскидывает брови и усмехается над чем-то своим. Сэм все еще не может пожалеть, что спросил. — Если честно, — добавляет Сэм, хотя никто его не просит. Никто не тянет за язык, — я не знаю, как перестать. Как сделать вид, что ничего не было. Что не было моей молитвы и твоей помощи. Не знаю, как развернуться и уйти насовсем, и снова быть врагами. Я знаю, что пара бесед на кладбище, это такая мелочь, но… — В том, что между нами, в том, что с тобой, для меня нет мелочей, — Люцифер звучит выверенно, будто разыграли по нотам. В идеале и без единой ошибки. Люцифер звучит в меру безразлично, в меру искренне. Для Сэма мелочью это назвать — ложь тоже. — Хотел бы я, — начинает дьявол, и надо признать, что его за язык никто не тянет тоже. — Хотел бы, чтобы все было иначе. — Так почему нет? — глупая надежда побуждает спросить, хотя ответ он знает. Может, не угадывает причины и слова, может, не находит поводов, но ему предельно ясен исход. — Люцифер, ты ведь обещал мне все, что угодно. — Все, — кивает дьявол печально. — Но не это. Ничего другого охотник не просит. *** — Ты где был? Сэм игнорирует злость в его вопросе. Оглядывает Карен, по которой никаких изменений не заметно, и на этом успокаивается. Почему-то он уже уверен, теперь больше, чем когда-либо, что если дьявол подарил ему это, он не отнимет. — Сэм, где тебя носило?! — возмущается Дин, но все это — их споры, ссоры, бесконечные попытки все исправить, вдруг кажутся жалким копошением, и Сэм слишком устал, чтобы отвечать. Взгляд Дина подозрительно смягчается. — По кладбищу гулял, — признается Сэм. Брат не видит тут лжи, ведь ее тут нет. Дин щурится. — Еще кто-то откопался? — Не, — качает головой охотник. Кладбище он по привычке обошел, и вроде не было ничего подозрительного. — Чисто. Мерещится тяжелый запах Люцифера на собственной куртке. К счастью, у Сэма в багаже достаточно трав, чтобы подумать, что ладаном пахнет от него. Фраза «как черт от ладана» определенно играет ему на руку, потому что Люцифер пахнет именно им, будто кадилом вокруг полчаса махали, и Сэм не знает, почему. В следующий раз он, может быть, спросит. Но теперь запах, который раньше бесил, вызывает слабую грустную улыбку. — Супер, — вырывает Дин из размышлений. — Я нашел дело. Пакуй вещи. Едем. Сэм проглатывает резко ставшую густой слюну, и признает про себя, ругаясь на свое легкомыслие: это закономерно. Это нормально. Это шаг за пределы кладбища, прочь от безымянной могилы и странноватой игры, которую они с дьяволом играли. Сэм знает, что стоит бежать без оглядки, но не может уйти без слов. *** Сэм оглядывается несколько раз. Намеренно не молится, но допускает, что дьявол объявится сам, просто потому что не захочет упустить момент. Записка жжет карман, кажется детской шалостью. Глупостью на фоне их войны. Записка, как и пара встреч, однозначно ничего не меняют для мира, но для него ломают все. Сэм не верит в случайные беседы с незнакомцами, и дьявол для него не незнакомец. Не чужак больше. Может, бог, которого он искал. «Мы нашли дело и уезжаем. Вряд ли я сюда приду снова, но спасибо за Карен. Был рад поболтать». Сэм кладет на землю у могилы открытку, на которой коряво дописано: «Знаешь, я бы тоже рад дать тебе все. Но не это. Только не это». Он не надеется, что Люцифер его поймет. *** К тому моменту как Люцифер приходит, они настроены бежать или умереть. Они готовы на все. Сэм видит кровь на его руках, язвы на его коже и красноту в его глазах, и вместо страха, вместо паники, вместо ощущения погони, наконец чувствует себя на месте. Боги разлетаются вокруг кровавой пылью. Для дьявола нет никого неуязвимого. Габриэль защищает сучку, которая пыталась их убить, но это не трогает. Не у всех в мире хороший вкус. Люцифер, сверкая глазами, выглядит ужасающим и прекрасным божеством. Кем-то, кого стоило позвать сразу, Сэм не понимает, как не догадался. Не понимает, как не подумал, что у него есть тот, кому не плевать. Сэм упускает детали, летят кости вперемежку с мясом, но в основном кусочки мелки настолько, что одно неотличимо от другого. И когда Люцифер спрашивает его, в порядке ли он, Сэм кивает на автомате, не торопясь выдрать руку. Кто-то что-то кричит, и Габриэль приказывает им с Кали уходить, и в реках крови Сэм подчиняется, лишь на выходе понимая, кого оставил. — Ты уведи ее… — просит он Дина. — Сэмми, ты куда?! — возмущается тот тут же. — Они же там друг друга перебьют! Габриэль, во-первых, пытался им помочь, а, во-вторых, брат Люцифера. То немногое, что стоит уберечь любой ценой. — Да и скатертью дорога!.. Голос Дина не останавливает. Мешает двигаться быстро размазанная по полу кровь, которая, кажется, течет в сторону выхода и замедляет. Его заносит на повороте, и он почти падает в жижу, которой не хочет касаться. Люцифер за минуты превратил этот отель в филиал Ада, но почему-то Сэм не видит себя потенциальной жертвой. Почему-то не видит жестокости там, где она разве что не вышла на пикет. Габриэль хрипит. Висит на кинжале, но явно все еще жив. — Люцифер! — орет Сэм, не рассчитывая. Тот дергается, и кажется, вот-вот убьет брата — то немногое живое, то немногое общее между ними. — Остановись! Господи, Люцифер, это же твой брат! Тот морщится, но почему-то слушает, смотрит будто бы как-то иначе. — Он первый начал. В этом нет сомнений, тому нет никакой необходимости доказывать. Если он скажет, что Габриэль напал на него с наивысшей жестокостью, Сэм не усомнится. Он пожимает плечами, стоя на своем, неуверенно и непрочно. Но Люцифер слышит в его сомнениях главное: так нельзя. — Сэмми, — зовет Люцифер горько, и смотрит прямо на него, и в его глазах отчаяния — бездна, прорва безумия и бесконечная преданность, о которой, Сэм только сейчас понимает, сам он не знал до этого момента ничего. Сэм не успевает вскрикнуть. В последний момент видит клинок в руках Габриэля, и издает сдавленный звук, когда тот уже протыкает грудь Люцифера почти насквозь. Свет заливает комнату, обжигая глаза. Охотник кричит, уже зная, что опоздал. Кажется, что он ослеп, пока он не видит распростертые по крови выжженные серо-черные крылья. *** Когда Михаил объявляется, ему все равно. Сэм достаточно малодушен, чтобы даже не испугаться. Он смотрит на архангела в теле брата без всякого интереса, только с презрением, и пока тот рассказывает, как разочарован во всем происходящем, в них двоих, и в Габриэле — особенно, ухитряется допить свой кофе. Михаил, как в прочем и Габриэль после драки, не делает ничего. Когда архангел оставляет им брата, Сэм не может обрадоваться. Обнимает механически, ощупывает на предмет живости, но не чувствует ничего из положенного списка. И когда Адам, выясняя с Дином отношения на повышенных тонах, не возвращается к ожившей чудом матери, а остается с ними, он не лишний, и не свой. Сэм вообще не может найти внутри ни капли чувств. — Я тебе соболезную, — произносит очень тихо Карен, когда он помогает достать из духовки то ли птицу, то ли кусок мяса, особенно не вникая. И за вечер в доме Бобби, за всю неделю с Его смерти это первый раз, когда что-то ворочается в груди. — Что? — переспрашивает Сэм. — Я соболезную тебе, — повторяет она. — Почему? Все ведь живы? — он слышит смех брата, который все еще не может поверить в их свободу. Который не спрашивает ни о чем, и ничего не говорит, только выпивает с ним по вечерам, когда он не может уснуть. Дин не верит. Зато абсолютно уверен он. — Прости, если лезу не в свое дело, — Карен пожимает плечами. — Но видно, не все. Сэм кивает спутанно. Так, чтобы, если что, ему не предъявить. Чувствует ком в горле, а когда женщина обнимает его, еще и слезы, стоящие в глазах. Быстро отстраняется, потому что нельзя сорваться. Нельзя открыться. Скорбеть — нельзя. — Мне жаль, — шепчет Карен ему на ухо. Из духовки вот-вот повалит дым. И Сэм сбегает из кухни раньше, чем та освободит руки. Для срыва оказывается нужно чертовски мало. Неровные ряды могил совсем слегка припорошены снегом, который, наверняка, еще ни раз растает. Изо рта рвется густой пар, а в руках початая бутылка виски. И все бы хорошо, но сам он трезв как стеклышко. Алкоголь буквально не лезет в глотку в последние дни. Сэм смотрит на безымянную могилу в безмолвии, внешнем и внутреннем. В гробовой тишине. Молитвы возносить теперь некому, и кажется, что все в порядке. Для мира все кончилось хорошо. Сэм достаточно несчастен, чтобы не праздновать это. Камень, когда-то гладкий, покрыт трещинами, а трава, которая когда-то обозначала спасительный круг, теперь пожухла и покрыта снегом везде. Охотник достает из кармана небольшой стакан и ставит его на камень, наливая виски доверху. Поминать дьявола на чужой могиле — это парадокс. Ирония мира, решившего, что существо, родившееся раньше прочих, своей могилы тут не заслужило. Охотник позволяет себе пригубить. Сделать один маленький до отвращения глоток, который не даст ничего кроме вкуса. — Мне так жаль, Люцифер, — Сэм закусывает губу и все же смотрит на небо, чтобы слезы не текли так быстро. Клинок в руках Габриэля едва ли стал сюрпризом для кого-то кроме него. Сэм ненавидит себя за то, что остановил, ненавидит себя за благодарность, которую обязан испытывать. Ненавидит за то, что не нашел слов, чтобы не дать забрать его тело. Габриэль говорит, что развеивает его прах над океаном, и у Сэма нет причин не верить. И может, в океан он выльет еще бутылку-две. Но это бесполезно: дьявол — не охотник. Дьявол никогда не пробовал виски. А если бы и попробовал… Сэм представляет его кривящееся лицо как наяву, и ненавидит себя чуть больше за то, что теперь не узнает, правда ли это. Ледяной ветер хлещет по щекам до боли. Скручивает внутри. Сэм счастлив, что угнал одну из машин, потому что возвращаться он не собирается. Ни к Дину, ни в дом Бобби, ни узнать Адама — нет. Он не вернется ни к охоте, ни к жизни на колесах уже никогда, даже если демоны или монстры или ангелы — ему нет разницы — разберут землю по атому. С него просто хватит. Не проходит ощущение, что за спасенный мир он заплатил чем-то, что было ценнее. Что может быть ценнее мира он, конечно, не знает, но дьявол, недавно бывший вселенским злом, занимает топ списка догадок. У могилы, разумеется, нет его записки — Люцифер забрал ее давным-давно. Представляется, как он стоял тут, прощаясь с чем-то, что стало таким важным и для его бессмертной сущности. Сэм проводит по надгробию, совсем рядом со стаканом. Опускается на колени у безымянной могилы, у которой поменялся мир. Рвется наружу все то горе, что неделю он прятал. Давил в себе, чтобы не разглядел Дин. Давился им, чокаясь за победу, от которой тошно. Скрывал, чистя пистолет, из которого хотелось застрелиться. Проглатывал, благодаря архангела за то, за что хотелось его убить. Заталкивал поглубже, принимая поздравления Бобби. Пальцы выскребают на надгробие самое знакомое из имен, которое никогда не будет выбито. «Любимый брат», — пишут люди. Они пишут «Лучший сын». — Прости меня, — умоляет Сэм в знакомую пустоту, целую неделю не рискуя ее тревожить. Кажется, что обратится в никуда и сделает это настоящим. — Прости, Люцифер, прости… Прощальная речь, кажется, состоит из одного слова. Горит от холода и слез лицо. Расплывается в пелене надгробный камень. Их история без начала и конца не становится хорошей основой для эпитафии, и несмотря на все, что клубится внутри, сказать ему выходит и нечего. Сэм думает, что, наверное, поедет на юг. Может, бросит машину и слетает в тепло. Куда-то, где можно будет надраться в хлам на очередной безымянной могиле без риска замерзнуть насмерть. Шелест крыльев за спиной заставляет зажмурится. Сэм ненавидит Каса, который явно пытается присматривать за ним в последние дни. Но звук рисует призраки прошлого за спиной. Оживляет что-то мертвое, что-то незаслуженно оставленное мерзнуть промозглой осенью до самой зимы. Что-то, чего уже не будет. — Это мне? — интересуется знакомый голос, и Сэм боится обернуться. Забывает дышать. Пальцы забирают стакан виски из-под носа. — Сэм, ты бы не сидел на земле. У меня сейчас с исцелением беда, — голос дьявола усталый, и Винчестер оборачивается. Думает, что уснул ненароком, задремал где-то в машине, и видит свой будущий Рай. Отсутствие ожогов на знакомом лице иллюзию подкрепляет. Люцифер возвращает стакан на место и опускается к нему. — Прости, Сэмми, прости меня. Я обыскался тебя, но понятия не имел, где ты, а мои возможности немного стеснены. Горячие пальцы стирают ледяные слезы со щек. Сэм чувствует, как пробивает тело закономерный озноб. Глотает добежавшие до губ капли. Сбивает дыхание окончательно на попытке заговорить, и часто дышит, вдыхая чуть выдохшийся почему-то запах ладана. Когда Люцифер тянет его наверх, Сэм поднимается. Разум быстро подмечает детали: бледность, тяжелую осанку, попытку облокотиться на надгробие — но буксует на попытке что-то понять. — Как ты?.. — начинает он. Если Габриэль решил пошутить, он убьет его с особой жестокостью. — Подумал, какой бой без основного участника, — Люцифер изучает надгробие, избегая смотреть ему в глаза. — Ты хотел не совсем этого. Это не спасет навсегда, может. Но если Михаил хочет боя, ему придется изобретать ветряные мельницы, — хмыкает Люцифер. — Меня похоронили. Меня развеяли. Знаешь, как сложно было воссоздать сосуд из пепла? Сэм не знает. Сэм чокался за его упокой. Он прячет взгляд. Стирает слезы, и не может найти подходящих слов. — Прости, — шепчут его губы против собственной воли. Люцифер обнимает его за плечи. — Прости меня. Ты не представляешь, что я делал, я… Дьявол шипит ему на ухо, трет по спине, чуть заваливается налево, и Сэм, не раздумывая сажает его на надгробие, чтобы тому не было тяжело стоять. Распирает от счастья, и, хотя надо знать каждый шаг, каждый трюк, каждый момент, он грезит о будущем, может, впервые в жизни. — Так это мне? — интересуется Люцифер, прицепившись к дурацкому стакану с виски, которого вообще не должно быть. Сэм не возмущается. Усмехается. Кивает. — Можно сказать и так, — подтверждает он, не желая объяснять, что в его кругах так принято хоронить. Так принято поминать. Любимых братьев, просто любимых, да и вообще хороших парней. Смотрит, как тот отхлебывает, морщится, и уже угадывает за секунду до фразы: — Какая мерзость, Сэмми! Это даже хуже, чем в прошлый раз! Сэм смеется, хотя слезы все еще текут из глаз. — Да, я старался, — заверяет он, удивляясь, когда тот снова вытирает его щеки. — Прости меня. Я не успевал предупредить. Дьявол не понимает, что извинения тут задолжал не он. Не видит очевидной, не спрятанной даже вины. И зябко, по-человечески ежится, когда не получает ответа. — Эй, тебе что, холодно? — озабоченно интересуется Сэм, резковато успокаиваясь. Загоняя скорбь поглубже вместе с счастьем, потому что их слишком много, и на пару они его убьют. — Зима, — хохлится дьявол, и тут же поясняет: — Я был сильно ранен. Очень ослаб. Я даже летать не могу чаще раза в час, примерно. И пятьдесят пять минут осталось. Сэм не знает, как намекнуть, что пятьдесят пять минут спустя никуда его не отпустит. — Хорошо, что я на машине, — констатирует он. — Разве, тебе не надо назад? — устраивая стакан обратно на надгробие, Люцифер поднимает плечи и пытается согреть свои руки дыханием. Получается, судя по всему, не очень, но когда Сэм обхватывает его ладони своими, тот оторопело смотрит на это как на чудо. — Я назад уже не собирался, — признается охотник честно. — Совсем? Напряжение в его голосе не услышал бы лишь глухой. — Совсем, — подтверждает Сэм, давая карт-бланш на любые идеи. Дьявол чуть покачивается, но идет в целом ровно. Едва не спотыкается об ельник, и Сэм, подхватывая его под локти думает, что нужно купить теплую одежду. Сразу после чая с лимоном или имбирем. Оптимально, чтобы у его куртки был капюшон, чтобы он мог прятать лицо от камер, думает Сэм, и понимает, что назад уже не вернется точно. Красный, слегка убитый пикап припаркован довольно близко, и Сэм открывает ему пассажирскую дверь не из соображений галантности. Люцифер действует неловко, дергает дверь слишком слабо, потом слишком сильно, и не умеет застегивать ремень. Явно блаженствует, когда Сэм выкручивает печку на полную. Прощальный взгляд на кладбище дается не без труда, но дьявол копошится рядом довольно шумно, меняет положение, пытается пихнуть руки в щели печи, вызывая у Сэма улыбку. Прямо вдаль выезд из города, и это очевидный маршрут, но на ближайшей развилке только два поворота в никуда. — Куда поедем? — задорно спрашивает дьявол. Комом в горле застревает ответ «на юг». Потому что Сэм не может отпустить это, он не готов. И хотя Люцифер рядом, ему понадобится не один месяц, чтобы оправиться. Для испытаний время сейчас наихудшее. Он прочищает горло: — Хорошо бы туда, где нас не будут искать, — констатирует он задумчиво прописную истину. В молчании гудит починенная им с трудом вчера печка. Сэм усмехается, потому что знает ответ, и когда поворачивается к дьяволу, видит отражение своей уверенности. Ему не нужно произносить вслух, как и Люциферу, но они все же говорят одновременно: — Детройт! Странно, но это никаких болезненных ассоциаций не вызывает. Едва машина трогается, Люцифер что-то тихонько насвистывает. Сэм не уверен, из человеческого ли это репертуара, впрочем, он знает как минимум одного исполнителя, точно попавшего в Ад. Как бы то ни было, небо кажется чуть светлее, а дорога стелется под немного сдутыми колесами мягко, как никогда. Бросая последний взгляд на Су-Фолс Сэм видит в зеркале заднего вида кого-то, смутно знакомого, и лишь прибавляет газ, покидая знакомый город: Люцифера он не отдаст никому, и если их выследил Кас, ему придется отбивать дьявола в бою насмерть. Но ни через пять минут, ни через пять дней, никто не находит их. Когда машина скрывается за поворотом, Габриэль еще какое-то время с грустной улыбкой смотрит ей вслед.