Проклятие Спящей Красавицы

— Хорошие новости! — Вэй Ин, ты там сдох? Цзян Чэн пихает его локтем под бок, так что Вэй Ин пребольно стукается головой о затонированное окно автобуса и тут же просыпается. — Господа студенты, мы приедем через десять минут! Потрудитесь собрать весь мусор перед выходом. И разбудите тех, кто спит! Автобус ждать не будет. Лаоши прочищает горло после громкого объявления и, отвернувшись, садится на место. Вэй Ин с подвыванием зевает, потягивается и щёлкает затёкшими позвонками. — Надо было вчера спать идти, а не орать полночи с Не Хуайсаном про эти ваши… молитвы и закрутки. — Ну так я выспался по дороге! Вэй Ин разводит руками, Цзян Чэн закатывает глаза и цыкает. Вэй Ин про себя посмеивается — он знает, что тот не сердится на него всерьёз, скорее бранит по должности черезчур заботливого старшего брата. Практически сразу, как пятилетнего Вэй Ина усыновили, у Цзян Чэна возникла идея фикс присматривать за ним, так что в совместных играх и приключениях он по большей части был за взрослого, переживая за хулиганистого приёмного брата иногда больше, чем требовалось. Время от времени Вэй Ину даже делалось стыдно, что из-за него Цзян Чэн так рано повзрослел. Так и сложилось, что они оба многое прощали друг другу: как необдуманные инфантильные проделки, так и раздражающую гиперопеку. Автобусы и в целом транспорт Вэй Ин на дух не переносил: его каждый раз укачивало, так что даже в смартфон не взглянешь. Единственным рабочим методом было заткнуть какой-нибудь монотонной болтовнёй уши и заснуть, к чему он прибегнул и на этот раз. Повезло, что в салоне работал кондиционер, потому что в духоте симптомы укачивания проявлялись ещё скорее, так что Вэй Ину всерьёз хотелось лечь и помереть. Дорога хоть и обошлась без пробок, но заняла больше двух часов по холмистой дороге, а, значит, по умолчанию отправлялась в ранг лютых. Местом назначения была горная деревушка Хуанлуо в районе рисовых террас Лунцзы, окрещённая туристами как “деревня длинных волос” в честь коренного населения Яо — женщин, что не стригут свои тёмные густые волосы с юных лет. Альма-матер Вэй Ина — Гуйлиньский университет — каждый год возил особо выдающихся студентов по округе, благо выбор был богат, начиная от яркого оевропевшего Яншо, сплавов и рыбалки на реке Ли и до карстовых пещер Гуйлиньских гор. В этом году повезло и их музыкальному клубу традиционных национальных инструментов, одержавшему победу над другими университетами аж во всём Гуанси-Чжуанском районе. Бюджет в награду, правда, выделили совсем небольшой, поэтому ректорат порешил взять в поездку лишь тех студентов, кто своими ножками прошёлся по сцене и выдал победный перформанс. А чтобы сэкономить ещё немного, вывезти студенческий коллектив не в облагороженные туристические городки с ресторанами и отелями, а в бюджетную деревушку на берегу реки — тоже, без сомнений, туристическую, но зато по карману. В любом случае, Вэй Ин поездке обрадовался и уже успел всем растрезвонить про то, что хочет лично посмотреть, как красавицы Яо ухаживают за волосами, чтобы у него выросли ничуть не хуже, хотя те и так уже почти касались плеч подвивающимися концами, оставаясь короткими только на выбритых висках. Густая длинноволосая шевелюра была его гордостью, символом сопротивления гендерным стереотипам и в качестве бонуса — делать флип волосами, когда захочется. Если в подростковом возрасте риск показаться женственным Вэй Ина пугал, то сейчас больше притягивал и ассоциировался со смелостью комбинировать в своей внешности и феминные, и маскулинные черты, оставляя навешивание ярлыков прочим недалёким умам. Так уж вышло, что перед дорогой он ничего не поел, и теперь живот бурлил как закипающий чайник. Перешагнув через Цзян Чэна, Вэй Ин походкой весёлого моряка дошагал по проходу автобуса до Не Хуайсана — его хорошего друга и одновременно звукаря с факультета журналистики, в узком кругу знаменитого тем, что у него всегда было что-нибудь припасено, чем заморить червячка. — Не-сюн, ой! Есть пожевать чего-нибудь? Сейчас помру с голоду, — говорит Вэй Ин, одновременно испытывая муки от грома в животе и пытаясь удержаться за поручни в раскачивающемся на колдобинах автобусе. — Ась? А, да всего полно, — Не Хуайсан вынимает наушник и принимается рыться в рюкзаке, шурша яркими упаковками снеков. — Что будешь? Есть острые куриные лапки, перепелиные яйца в золе, маринованные утиные кишочки… Даже взял говяжьи конфетки со вкусом рыбы, ничего себе! Вэй Ин чувствует, что от самих названий его мутит. — Может, есть хоть яблоко? Не Хуайсан сочувственно поджимает губы и качает головой. — Нет, бро, прости, насчет яблок ничего не знаю. Под разочарованный вой его желудка автобус делает резкий поворот, и Вэй Ин, не удержавшись, падает спиной назад, приземляясь кому-то прямо на колени. Благо этот кто-то успевает поймать его сильными руками, прежде чем Вэй Ин улетит на следующем вираже в противоположную сторону. Уставший от голода, долгой тряски и накатившей тошноты, Вэй Ин устраивается поудобнее и прислоняется к чужому крепкому плечу, прикрывая глаза. — Слезь с меня. Голос негромко гудит ему на ухо, сопровождаемый смутно знакомым приятным запахом, так что Вэй Ин напрягается всем телом и выпрямляется, отстранившись. Он сидит на коленях не у кого иного, как у Лань Чжаня — везёт же ему, как мертвецу. На лице Лань Чжаня красуется пушистая белая маска для сна с кроличьими ушками, и Вэй Ин на полном серьезе расстраивается, что оставил в рюкзаке айфон — хотя, наверняка, Не Хуайсан уже изловчился и сфоткал. — Э-эм, пардон, уже отчаливаю. Вэй Ин торопится слезть с подневольно подставленных колен и, как слепой, цепляется за поручни и спинки кресел, выстраивая маршрут к своему месту, когда его останавливают, удержав за подол худи. Обернувшись, он с удивлением смотрит на протянутое ему красное яблоко. — А?… Лань Чжань не добавляет ни слова, невозмутимо возвращая маску на глаза, и выглядит при этом просто уморительно. Вэй Ин улыбается во весь рот, пользуясь случаем, что тот его не видит, и берёт яблоко в руки, на миг забывая о том, что вообще был голоден. Он возвращается на полусогнутых ногах, проходя мимо онемевшего Не Хуайсана, у которого настолько широко раскрыта челюсть, что неприлично было бы себе представить. — Чего ты там опять натворил? — тут же говорит Цзян Чэн. — Почему сразу натворил? Лань Чжань угостил меня яблоком. — Вэй Ин, я предупреждаю, если вы опять с ним сцепитесь… Второго дня первака я не допущу. — Всё-всё, я тебя понял. Держусь подальше от Лань Чжаня. Нет ничего проще, хе-хе. Однако, по какому-то судьбоносному стечению обстоятельств, для Вэй Ина мало что было сложнее, чем держаться подальше от Лань Чжаня. И он даже не был в этом виноват! Пресловутый день первака — не официальная часть с концертом и приветственными речами, а настоящее афтерпати без надзора учителей и с выпивкой, день их первой с Лань Чжанем стычки — и тот был полон роковых событий. Кто бы мог подумать, что первокурсник Лань Чжань с факультета юриспруденции со своей аллергией к алкоголю и, видимо, всем остальным видам веселья тоже, решит туда прийти непонятно зачем, его заметит пьяный в дрова Су Шэ с экономики и полезет выяснять отношения, а всю эту сцену заметит Вэй Ин, решит выручить Лань Чжаня из беды — такого-то красавчика — но случайно наступит ему на ногу и искупает в полбутылке только что открытого пива. Лань Чжань тогда так сильно разозлился, что чуть не влепил ему приветственную пощёчину, благо Вэй Ин ещё не был пьян и смог увернуться. Он тут же решил помириться, тем более в праведной ярости Лань Чжань был прекраснее Ло Юнси, если это вам о чем-то говорит. Он взял себя в руки, а Лань Чжаня — за прохладную широкую ладонь и потянул в сторону туалетов, чтобы помочь с мокрыми пахучими пятнами от светлого нефильтрованного Циндао, но тот благородного жеста не оценил, выдернул руку и скрылся в толпе с гордо задранным подбородком. Всё бы ничего, если бы конфликт не был снят на видео и выложен прямо на университетском портале, который читают все подряд, от абитуриентов до деканов. Так что Вэй Ину не повезло гораздо больше, чем он мог ожидать, и их с Лань Чжанем обоих отстранили на месяц, едва они успели приступить к учёбе. Мало сказать, что после произошедшего Лань Чжань не возгорел желанием узнать Вэй Ина поближе, со своей ранее безупречной репутацией и успеваемостью. Что, конечно, было очень жаль, ведь оставался он по-прежнему фантастически привлекателен. Так что Вэй Ин не терял уверенности в себе и надежды чем-нибудь Лань Чжаню понравиться, а чем ещё он может понравиться, как не своим обаянием, чувством юмора и симпатичным лицом? Сколько сил он вложил в проект под названием “укрощение Лань Чжаня”, в попытках того рассмешить и впечатлить. Пронёс в кампус гелиевый воздушный шарик в виде розового плейбоевского кролика — ну не милота же? С чувством и толком начеркал арт с прекрасным лицом Лань Чжаня и себя самого — фотку удалось раздобыть в базе факультета юриспруденции, которую помог взломать светлая головушка Вэнь Нин. Правда, в фотке оказалось немного толку — вид у Лань Чжаня на ней был такой, будто он только что кого-то убил и даже этим оказался недоволен. Но Вэй Ин всё равно её себе загрузил и сохранил на жёсткий диск, а ещё в библиотеку на айфоне, в папку “избранное” — выбирать не приходилось. Так вот, арт получился бесподобным, никакой похабщины, не подумайте — они с Лань Чжанем на фоне голубого неба невинно, по-дружески держатся за руки (хотя, конечно, чёрт нашёптывал Вэй Ину изобразить NSFW версию персонально для себя, но он сдержался). Прямо на небе красовалась надпись “Лань Чжань, улыбнись” — ничего умнее Вэй Ин так и не смог придумать. Арт он распечатал в кампусной типографии со скидкой по промокоду для студентов, а затем развесил по всему юридическому факультету, на каждом стенде, даже в спортивном зале. К несчастью, он слегка не рассчитал с масштабами, и флаеров осталось ещё много, так что, не долго думая, Вэй Ин вывесил их и на своём, и на других факультетах — не выбрасывать же ценную бумагу и свой тяжёлый труд. Рекламная кампания их с Лань Чжанем близкой дружбы прошла с феноменальным охватом: теперь, кажется, каждый студен Гуйлиньского университета, да что студент — каждая уборщица знала Лань Чжаня и Вэй Ина в лицо и напоминала Лань Чжаню при встрече, чтобы тот скорее улыбнулся. Почему-то его художественные таланты Лань Чжань тоже не оценил и стал носить на учёбу чёрную маску на пол-лица, будто актёр дорам, скрывающийся от папарацци. Попыток у Вэй Ина было ещё много, и с каждым разом они становились всё отчаяннее. Чем больше Лань Чжань его игнорировал, тем сильнее Вэй Ин расстраивался и бесился. Дошло до того, что они с Не Хуайсаном как-то устроили пижамную вечеринку для разбитых сердец (сердце было разбито только у Вэй Ина), на которой напились (напивался только Вэй Ин) и заказали целую коробку с сетом секс-игрушек на любой вкус и цвет, начиная от мастурбатора-яйца и заканчивая проверенным, по словам Не Хуайсана, дилдо, и в адресе доставки указали этаж и комнату общежития Лань Чжаня. Сам бы на такую авантюру Вэй Ин, конечно, не решился, но Не Хуайсан клялся и божился, что на этот раз всё точно сработает. Но даже Не Хуайсан не мог предвидеть всю вредность характера Лань Чжаня, ведь тот совсем не обрадовался подарку, даже не открывая, завернул подарочную коробку в чёрный непрозрачный пакет, будто расчленённый труп, и сразу же выбросил. Это вызвало в Вэй Ине такую злобу, что он чуть не переродился в кровожадного ходячего мертвеца, осознав, сколько ему стоили впустую выброшенные, ни разу не использованные игрушки. Какая потеря! Однако смелость берёт города, а уж ярость — тем более их покоряет, и, воодушевившись, Вэй Ин направился в общежитие Лань Чжаня и избранил и отпинал ногами его входную дверь. К счастью для жильца комнаты, он как раз уехал домой на выходные, и поэтому не попал под раздачу, а прооравшемуся Вэй Ину хоть немного, но полегчало. Узнав про его отчаянные, на грани кринжа подкаты к Лань Чжаню, Вэнь Цин — обожаемая подруга с третьего курса медицинского и старшая сестра Вэнь Нина — сказала лишь, что Вэй Ина могила исправит и многозначительно закатила глаза — очень похоже на Цзян Чэна. После этого Вэй Ин, тяжело вздохнув, как-то сдался и успокоился, решив на время оставить Лань Чжаня в покое — глядишь, поймёт, какую драгоценность упустил. Тем временем учёба затащила его в свои коварные золотые сети, с каждым курсом предметы становились всё сложнее, а практика и курсовые — всё более объёмными, хотя раньше Вэй Ин представлял себе, что факультет менеджмента самый лёгкий для учёбы. Он, конечно, не забыл про Лань Чжаня и по-прежнему ловил взглядом на общефакультетских мероприятиях его величественно возвышающуюся над чужими головами макушку с укладкой, как из салона. Что и говорить — узнав, что тот состоит в студенческом клубе традиционных музыкальных инструментов и умеет играть на самом гуцине, Вэй Ин воспрянул духом и побежал записываться добровольцем. Несмотря на отсутствие музыкальных навыков, его взяли, ведь с кадрами по классическим инструментам всегда были сложности — этим студентам подавай лишь барабаны и бас-гитары — и поручили учиться дудеть в флейту. И Вэй Ин дудел, и дудел, старался изо всех сил, и поскольку рот у него был занят, то перекинуться парой словечек с Лань Чжанем, не особо того желавшего, у него не получалось. Пока что получалось только пялиться и делать томные вздохи, но Лань Чжань бессердечно их игнорировал. Так и вышло, что аж до конца первого курса магистратуры и победы на музыкальном конкурсе — дудеть у Вэй Ина в конце концов получилось — он не продвинулся в ланьчжаньском вопросе ни на ху. Поэтому редкие пересечения с Лань Чжанем, такие как сейчас, пробуждали в нём неподдельную радость и искренний интерес. Он, конечно, пообещал Цзян Чэну не лезть на рожон, но если Лань Чжань полезет на него первым — он за себя не ручается. Когда автобус наконец остановился, Вэй Ин в первых рядах из него вывалился и чуть ли не в пояс поклонился земле, воздавая почести миру, который наконец не шатается. Закончив с благодарностями и выпрямившись с кряхтением впору молодому человеку двадцати с небольшим лет, Вэй Ин огляделся по сторонам. Автобус высадил их на залитой солнечным светом площади, окружённой стенами зелёных крон, рядом с деревянным трёхэтажным зданием с воротами и крупными красными иероглифами “рисовые террасы Лунзцы” на них, и ещё с кучей других надписей, всевозможных рекламных табличек и указателей для туристов, небольшой, заполненной наполовину парковкой и многолюдными группками китайцев и иностранцев любого пола и возраста, в кепках, солнечных очках и с зонтиками, а также смартфонами на селфи-палке наизготовку. Вэй Ин подошёл поближе к Цзян Чэну и Не Хуайсану и тоже нацепил на нос солнечные очки, чтобы можно было без зазрения совести подглядывать за Лань Чжанем, пока лаоши пересчитывала их по головам, как цыплят, после чего скомандовала двигаться за ней и не разбегаться. Радостной гурьбой они вошли в главные ворота и оказались перед подвесным железным мостом, имевшим вид, на вкус Вэй Ина, крайне ненадёжный. Несмотря на это, туристов, кажется, это ничуть не смущало: они бесстрашно двигались по мосту в оба направления, поодиночке или сцепившись парочками. Некоторые останавливались, чтобы сделать фото, даже дети резво бегали туда-сюда. Мост украшали красные бумажные фонарики, но сам он казался таким старым и насквозь проржавевшим, что декор его не спасал. Вэй Ин приподнял очки и посмотрел вниз: там, под мостом, бешено билась о камни полная золотых солнечных бликов река Цзиньшацзян, названная с толикой литературного смысла дословно как река с золотым песком. Однако ни сама река, ни мост Вэй Ину крайне не понравились, а сильнее прочего ему не понравилась высота, что их разделяла. — Блять, — произнёс он вполголоса, но весомо и капитулятивно. — А-а-х! — взревел А-Чэн рядом, будто раненый зверь. — Лаоши, у нас проблема. На подвесном мосту, ведущему в деревню Хуанлуо, образовалась пробка. Группа студентов, прибывшая из Гуйлиня и частично переправившаяся на другую сторону реки, оказалась разделена одной смущённой лаоши, одним разозлённым Цзян Чэном и одним встревоженным Не Хуайсаном, которые пытались разрешить возникшую сложность то криками, то уговорами. На краю моста, вцепившись обеими руками во вбитый в землю столб, сидел на корточках один Вэй Ин в солнечных очках. — Я не пойду, не пойду, идите без меня, — говорил он, но его никто не слышал, из-за того, как громко ругался Цзян Чэн. Ситуация становилась критической. Вэй Ин уже порадовался, что надел солнечные очки, ведь ещё чуть-чуть — и он был готов разреветься от стыда, как вдруг кто-то загородил собой солнце и присел напротив него, вместо того, чтобы дергать за руки и пытаться отцепить от столба. — Если я донесу тебя, не будет страшно? Вэй Ин поднял голову и увидел Лань Чжаня. “Какое совпадение”, — подумал он. — Конечно, будет. Ты видел этот мост? Лань Чжань на миг задумался. — А если не будешь видеть? Я закрою тебе глаза. Он засунул руку в свой найковский синий рюкзак и вытащил ту самую кроличью маску для сна, а затем протянул её Вэй Ину. Немного поколебавшись для приличия, Вэй Ин заменил свои очки на маску, затем мужественно позволил Лань Чжаню поднять его на руки в позе невесты и тут же вцепился в него, как кот, которого несут топить. Сопровождаемые процессией в лице одной обрадованной лаоши, одного счастливого Не Хуайсана и одного Цзян Чэна, который ругался всё так же, но теперь чуть тише, а ещё скопившимися из-за пробки туристами, они пересекли злополучный мост и ступили на землю под аплодисменты и ликования заждавшихся студентов. — Лань Чжань, теперь отнеси меня в местный ЗАГС, я на всё согласен, — сказал Вэй Ин слабым голосом, снимая кроличью маску и пытаясь скрыть полыхающее от стыда лицо. Лань Чжань, по традиции, промолчал и спустил его на землю, заполучил обратно свою маску и был таков. Цзян Чэн, улучив момент, подошёл к Вэй Ину и с видимым удовольствием отвесил тому подзатыльник. — Ай! Ты чего, я же не специально! — Почему не мог меня попросить? Зачем надо было этого… с вечно недовольным ебалом. — Цзян-сюн, ну зачем ты так, — дипломатично встрял Не Хуайсан. — Всё же благополучно разрешилось. — Что-то мне подсказывает, это ещё не конец, — буркнул Цзян Чэн. Не успел Вэй Ин и глазом моргнуть, как они оказались в деревушке Хуанлуо с узкими улочками и небольшими жёлтыми домиками из соснового дерева. Она казалась бы обычной деревенькой с вывешенными тут и там красными бумажными фонарями с жёлтыми кисточками, черепичными крышами с загнутыми вверх краями, сохнущими на балконах полотенцами и красными пыльными мопедами под лестницами, если бы не живописные виды на рисовые поля и изумрудные волнистые горы, за которыми не грех было прилететь с другого конца света. Жизнь в Хуанлуо била ключом благодаря туристам: проходя по рыночной улице с торговыми лавками, предлагающими незамысловатые украшения, женские сумки и кошельки с вышивкой, а также побрякушки, сделанные местными, Вэй Ин то и дело слышал то речь на английском с непохожими друг на друга акцентами, то монотонное бурчание микрофонов гидов, то встречал лица разных возрастов, рас и национальностей, так что разбегались глаза. То и дело мелькали украшенные вышивкой малиновые одеяния женщин и девушек Яо, волосы которых извивались чёрными блестящими змеями вокруг их голов и заплетались в прически, похожие на тюрбаны. У самых молодых волосы закрывали тёмно-синие платки — знак, что девушка ещё не замужем, как подсказала лаоши. Из уст Яо лилась незнакомая речь — местный говор, хотя на китайском они тоже отлично говорили. Наконец группа студентов вышла к местному сельскому клубу с длинной очередью из туристов, и лаоши сказала: — Сейчас мы разделимся на две группы: половина из вас отправится вместе со мной на подъёмнике на смотровую площадку, любоваться видами на рисовые террасы. Остальные идут смотреть на шоу длинных волос народа Яо. Кто на что пойдет смотреть — решит случай. Вэй Ин ощутил, как сердце ухнуло и запрыгнуло в желудок. С его-то везением можно было не сомневаться, насколько высоко заведёт его этот самый случай. — За исключением Вэй Ина, — сказала лаоши. — Ты без обсуждений остаёшься смотреть на волосы. Всё же, иногда праздник случается и на его улице. Тем временем лаоши распределила остальных студентов и Не Хуайсан, тоже не особо фанат экстремального отдыха, повис на Вэй Ине, радостно голося, что теперь-то у него будет шевелюра, как он этого достоин. К всеобщему удивлению, волей случая в их рапунцельскую команду попал и Лань Чжань, а вот его старший брат Лань Сичэнь, игряющий на сяо, и Цзян Чэн отправились покорять экстремальные подъёмники. Громкие звуки пения и музыки означали, что выступление длинноволосых Яо уже началось, и студенты поспешили пройти внутрь и занять свободные места. Помещение деревенского концертного зала было разделено на просторную сцену, над которой висела табличка с незамысловатым названием шоу “Старинная любовь в один праздничный день” и простые скамейки для зрителей. На сцену вышли женщины Яо разных возрастов и с разными прическами: молодые с покрытой платком головой вышли вперёд, с закрученными как жгуты волосами встали вторым рядом. После короткого объявления женщины запели а капелла, сложив руки на животе. Кто-то начал снимать видео, кто-то привстал с места, чтобы сфотографировать сцену. У Вэй Ина побежали мурашки по рукам, хотя пение нельзя было назвать выдающимся; скорее, оно отдавало какой-то незнакомой древностью, которую эти женщины несли в своих бесконечных волосах, передавали знания и мудрость от предков из поколения в поколение. Не успел Вэй Ин расчувствоваться, как на сцене произошли перестановки: женщины взяли в руки кто барабаны, кто длинные палки, а кто — отрезанные чёрные волосы длиной примерно в метр. Те, кто держали волосы, поднялись на второй этаж сцены и демонстрировали длинные пряди, будто военные трофеи. Одна женщина в центре лихо размахивала отрезанными волосами, будто подметая ими воздух. Остальные Яо весело били в барабаны, держа их подмышкой, или пританцовывали, потрясая палками, словно угрожая зрителям в первом ряду. Их юбки с подолом до колена, вышивкой и красно-зелёными клиньями игриво раскачивались из стороны в сторону. Не Хуайсан громко ахнул рядом с ним и всплеснул руками, и Вэй Ин усмехнулся, замечая, что и сам оказался увлечён странным представлением. Остальные студенты тоже казались довольными, кто-то улыбался, кто-то даже двигался в такт весёлой музыке и пению. Украдкой он обернулся и бросил взгляд на Лань Чжаня, надеясь тоже увидеть открытый рот и увлажнённые слезами глаза, но тот остался верен себе: его лицо, можно сказать, ничего не выражало, кроме разве что сосредоточенности. Усмехнувшись сам себе и покачав головой, Вэй Ин повернулся обратно к сцене. — Интересно, что символизируют эти палки, — сказал Не Хуайсан, и Вэй Ин фыркнул и толкнул его в бок. Вскоре началось целое представление с розовыми одеждами Яо: женщины завесили ими всю сцену в качестве декораций и взяли в руки каждая по рубашке, после чего принялись танцевать и водить хороводы. — О, а этот бит совсем как у Тимберлейка! I’m bringing sexy back… Не Хуайсан начал подпевать, уморительно дергая плечами и головой, вызвав у Вэй Ина приступ хохота, который тот тут же поспешил заглушить и опасливо посмотрел на сцену — не услышал ли кто? И обнаружил, что одна из девушек в тёмном платке и с розовой рубашкой в руках игриво ему улыбнулась и подмигнула. — Бро, да ты покраснел! Совсем забыл про своего Лань Чжаня и строишь глазки местным красавицам? — сказал Не Хуайсан неожиданно громко и захихикал. Вэй Ин вежливо попросил его заткнуться и не мешать смотреть шоу, чувствуя себя слегка неловко. Но, когда он снова посмотрел на сцену, то обнаружил, что все девушки были в одинаковых нарядах и настолько похожи между собой, что лица улыбнувшейся ему Яо он так и не смог вспомнить. После завершения песен и плясок ведущая с микрофоном вышла на сцену. — А сейчас, дорогие гости, мы проведём шуточный свадебный обряд в древних традициях Яо. Приглашаем желающих неженатых мужчин выйти на сцену! Не Хуайсан широко раскрыл рот, потом прикрыл его рукой, опомнившись, и принялся щипать Вэй Ина за бок. — Вэй-сюн! Ты обязан поучаствовать! Залечишь своё разбитое сердце, это реальный шанс! Он дёргал, тряс и выпихивал Вэй Ина с места с таким усердием, что не помогали никакие уговоры и тому пришлось в конце концов встать. Увидев его на ногах, ведущая довольно провозгласила “А вот и первый жених!” и помогла Вэй Ину подняться на сцену. Яркий свет софитов на мгновение ослепил его, но он всё равно старательно поддерживал на лице улыбку — хотя, увидев его лицо, Цзян Яньли со своим сверхпаучьим сестринским чутьём сразу бы поняла, что он в ужасе. Вэй Ину не к месту вспомнилась история, которую им рассказала лаоши по дороге в деревню: в стародавние времена волосы женщин в Хуанлуо считались святыней и никто не должен был видеть распущенные чёрные локоны незамужней Яо. Если же какой-то мужчина становился свидетелем того, как одна из племени моет, расчёсывает или заплетает свои волосы, то после этого он был обязан жить в семье этой женщины как минимум три года. А вдруг эта шуточная свадьба связана с чем-то подобным и ему придётся остаться в Хуанлуо, попрощавшись с братом, друзьями и даже с Лань Чжанем? Вэй Ин чувствует, что у него на руках волоски поднялись дыбом, а сердце зачастило, как после бега. На сцену поднялись ещё несколько иностранцев с таким безмятежным видом, будто про суровую традицию народа Яо им никто заранее не рассказывал. С противоположного края вышла группа девушек в малиновых рубашках и туго повязанных на головах тёмных платках. Ведущая представила невест и явно собиралась переходить к следующей части, как Вэй Ин увидел краем глаза движение в толпе, всмотрелся пристальнее и аж весь обмер. Быстрым длинным шагом Северуса Снейпа к сцене приближался Лань Чжань; он был похож на ледокол или боинг и выглядел при этом так угрожающе, что Вэй Ин представил, как тот сейчас стащит его вниз за шкирку, как котёнка, за неподобающее поведение. Вот теперь он всерьёз испугался, потому что если свадьба с одной из Яо казалась скорее чем-то невозможным, то угроза Лань Чжаня была вполне реальной и неумолимой. Как грациозный орёл, тот взлетел на сцену, само существование которой казалось для него оскорблением, и присоединился к группе женихов. Глаза Вэй Ина сделали отчаянную попытку вылезти за пределы орбит. Ведущая смотрела на Лань Чжаня с видом крайнего восхищения и одновременно смущения: судя по всему, его внезапное появление в её планы не входило. Но вскоре она отмерла и, кашлянув в микрофон, продолжила: — И последний жених на сегодня! Кажется, теперь у нас слишком много женихов, так что, если не возражаете, придётся кому-то из вас побыть невестой. Наши прекрасные невесты Яо вам помогут! После того, как все выстроились в круг на сцене, ведущая скомандовала, чтобы женихи выбрали себе невесту, наступив понравившейся девушке на ногу. Не дослушав, Лань Чжань первым рванул с места, подошёл к обомлевшему от испуга Вэй Ину и так отдавил ему ногу, оставив серый след на прежде девственно белых найках, что тот дернулся и ойкнул. — Ты чего творишь, Лань Чжань?! Другие женихи, заигрывая, аккуратно наступали невестам Яо на носки чёрных замшевых туфель, и Вэй Ин завистливо шипел, разминая пострадавшую ногу. Лань Чжан рядом стоял столбом, как ни в чём не бывало. Когда всех невест разобрали, ведущая сопроводила пары за кулисы с длинным зеркалом на стене, к которому одна из девушек сразу подбежала поправлять макияж, и единственным напольным вентилятором, который крутился так слабо, будто боролся за свою жизнь. К Вэй Ину тут же подошли две плотные по фигуре женщины — судя по волосам, у одной из них были дети — и помогли надеть розовую вышитую рубашку, как у них самих. Вэй Ин кивнул несколько раз, выражая благодарность быть допущенным в чужую традицию, правда чуть позже задумался: почему рубашку подали без сомнений именно ему, а не Лань Чжаню? Ну и что, что он ниже ростом и более женственный. Почему сразу он невеста? Но когда он оглянулся и увидел, что происходит с Лань Чжанем, то не смог удержаться от хохота. Тот стоял в своем светло-голубом свитшоте с повязанным на груди ярко-красным подарочным бантом, будто Лань Чжань был упакован специально для Вэй Ина. На голове его красовалась тюбетейка с ядовито-зеленым узором и хвостиком с кисточкой, свисающей до подбородка. Лань Чжань задумчиво рассматривал серебряный браслет, который держал в руке — у остальных женихов Вэй Ин заметил точно такие же. Не успел он вдоволь насмеяться с Лань Чжаня и в очередной раз пожалеть, что айфон остался в рюкзаке под надёжным присмотром Не Хуайсана, как на невест, включая Вэй Ина, набросили по красной фате из явно дешёвого искусственного шёлка и поставили друг за другом в пары к женихам. Девушки Яо аккуратно взяли туристов под руку, и тут Вэй Ин запнулся, что же делать ему — ведь Лань Чжань ни в жизнь ему такого не позволит. Погодите, он что, сейчас выходит замуж? За Лань Чжаня?! Пока он стоял и в панике размышлял, как докатился до жизни такой, Лань Чжань просто взял его за руку, слегка сжал, словно ободряя, и повёл за собой на сцену. Когда Лань Чжань неторопливо поднимал фату, Вэй Ин чувствовал, как лицо его печёт красными пятнами стыда, руки похолодели, а в горле пересохло. Он никак не мог выдержать взгляда Лань Чжаня, который смотрел на него так же серьезно и внимательно, как смотрит, наверное, на трудовой договор. Так Вэй Ин абсолютно прослушал, что вещалось в микрофон, и очнулся только, когда девушки Яо увлекли их за руки в маленький хоровод, и глаза от Лань Чжаня пришлось отвести. Пока они двигались кругами под пение Яо и сходились в центр и обратно, Лань Чжань вдруг стиснул его руку и начал едва заметно вздрагивать — в полном восторге Вэй Ин обнаружил, что поющие девушки за пределами хоровода — якобы подружки невесты — подходят и щиплют Лань Чжаня прямо за его великолепную задницу, выражая своё одобрение. Вэй Ин начал переживать, что сейчас и вправду лопнет от смеха — такого бесценного зрелища он никак не ожидал. Когда Лань Чжань уже порозовел щеками, хоровод закончился и для них вынесли подносы с маленькими пластиковыми чашечками с прозрачным рисовым вином. Вэй Ин взял свою порцию, Лань Чжань открыл было рот, чтобы возразить, но Вэй Ин дотронулся до его руки и шепнул: — Возьми, не отказывайся. Никто не заставляет тебя пить — просто сделай вид, а сам вылей незаметно. Лань Чжань задержал на нём взгляд, но кивнул. С рюмками в руках, невест и женихов расставили друг напротив друга, и невесты приглашающе раскинули руки, приглашая женихов в объятия. Вэй Ин повторил жест, поднимая глаза на Лань Чжаня и улыбаясь немного с опаской. У того дрогнули поджатые губы, будто он собирался что-то сказать, но в этот момент подружка невесты — судя по крепкому узлу волос на лбу, чья-то мать — уверенно, будто всю жизнь только этим и занималась, подтолкнула Лань Чжаня в спину и тот шагнул Вэй Ину прямо в руки. Они оказались так близко. Впервые настолько близко. Несколько секунд, прямо как в ромкомах, растянулись для Вэй Ина на несколько долгих минут. Он ощущал и замечал одновременно так много всего: чистый и насыщенный запах кожи Лань Чжаня, ёжик чёрных волос на его шее рядом с затылком, дрогнувшие длинные ресницы, едва пролившееся рисовое вино на его нижней губе, когда он сделал глоток — настоящий глоток, Лань Чжань выпил алкоголь, зачем? Машинально Вэй Ин повторил за ним и осушил свою чашу тоже, чувствуя сладость на губах, и вдруг с безумием подумал: как бы я хотел, Лань Чжань, чтобы ты и вправду оказался моим мужем! Тот посмотрел на него — как обычно, внимательно, смиренно, сосредоточившись, и, кажется, без злости, так что Вэй Ин закусил губу, лишь бы не сказать ничего, лишь бы не испортить этот момент, который и так уже почти закончился и был так пьяняще, так невероятно хорош. Потом Лань Чжань якобы подарил ему то самое серебряное украшение, а Вэй Ин повесил тому на шею тканевый кошелёк с золотой вышивкой — и браслет, и кошелёк пришлось вернуть как реквизит — а потом Вэй Ин расстроился. Но после вмиг повеселел, потому что подружки невест предложили каждому новобрачному туристу сделать совместное фото с невестой Яо на память, так что Вэй Ин почти запрыгал на месте, осознав, что получит своё первое, не сфотошопленное фото с Лань Чжанем! Причём почти бесплатно! Обниматься ради фото Лань Чжань всё же отказался, но Вэй Ин всё равно встал как можно ближе к нему и расцвёл улыбкой ребёнка, который впервые приехал в диснейленд. Но замужняя Яо никак не хотела их фотографировать. — Господин, что же вы совсем не улыбаетесь? У вас только что прошла свадьба, а вы такой сердитый. Вэй Ин привстал на носочки и сказал Лань Чжаню на ухо честное: — Не переживай, Лань Чжань! Ты такой красивый, даже когда сердишься. В конце концов им сделали пару снимков на самом обычном полароиде, но когда фотографии проявились, Вэй Ин понял, что сорвал куш. На фото они с Лань Чжанем стояли рядом, будто и вправду только что после трёх поклонов. Вэй Ин широко улыбался на камеру, а Лань Чжань улыбался ему. Едва заметно, но не для Вэй Ина — он никогда раньше не видел, чтобы Лань Чжань вот так приподнимал для кого-то уголок рта. На этом вполне себе нешуточная свадьба закончилась, но бедного Лань Чжаня ещё заставили, как и других женихов, пронести на спине “жену” до выхода из концертного клуба. Вэй Ин отказываться от своей роли не стал. — Я так привыкну, что ты меня носишь на себе, Лань Чжань, — и увидел, как сильно и искренне горят у того уши. Под овации зрителей и особенно Не Хуайсана, Лань Чжань вынес Вэй Ина на улицу и тот, не зная, как ещё выразить своё счастье, неуклюже похлопал того по руке и подмигнул. Вышло, похоже, так себе, потому что Лань Чжань мигом развернулся против своей оси и ушёл в костюмерную сдавать жениховский наряд. Когда к Вэй Ину прорвался сквозь других туристов и прочих свидетелей шоу Яо крайне возбуждённый Не Хуайсан, то принялся то ли пожимать, то ли трясти его за руку, будто чемпиона на Олимпиаде. — Я тебя поздравляю, дружище, это большой шаг вперёд! Наконец-то этот непоколебимый лёд тронулся, сколько там уже лет прошло? — Не-сюн, не преувеличивай. У меня теперь есть фото с Лань Чжанем и пока что это единственное достижение, — резонно возразил Вэй Ин. — Посмотри сам, он совсем не стал меньше меня ненавидеть. — Ох, мой дорогой. Это же как в дорамах: если ненавидят, значит тайно хотят выебать. Вэй Ин хотел возразить, что Не Хуайсан смотрит какие-то не те дорамы, но на этом разговор оборвался, потому что за углом появилась лаоши со слегка растрёпанной причёской и остальная часть их группы — к счастью, в изначальном составе. — А вот и вы! Как раз вовремя. Фух, что-то я запыхалась… Сейчас мы заселяемся в наши апартаменты, а после у всех будет свободное время. Сможете спокойно закупиться сувенирами. Цзинь Гуанъяо, дорогуша, передай-ка мне ксерокопии ваучеров… Апартаменты, как позже выяснилось, оказались саркастической метафорой: лаоши подобно Сусанину повела их на заселение в деревянную хибару на сваях недалеко от речного берега, имевшую такой же древний вид, как и любой другой дом в этой деревне. Над входом гордо красовались выцветшие на солнце иероглифы, сложенные в “тель”, а куда потерялась “о”, оставалось загадкой. Вэй Ин уже представил себе в красках, что внутри окажется большая комната с дощатыми топчанами или постелёнными на пол футонами, и спать они будут с удобствами чуть получше, чем в палатке. Они поднялись на крыльцо и миновали улыбающуюся во весь беззубый рот старуху — очевидно, хозяйку дома, сдающую его немногочисленным желающим туристам — любителям экстремальных ночёвок или экономящей на каждом чихе молодёжи. Внутри же оказалась череда крохотных комнатушек, в каждой было по две односпальных кровати с расстоянием между ними с табуретку. Лаоши тем временем задумчиво огляделась и недовольно потрясла перед старушкой распечатанными ваучерами. — Мы оплатили десять комнат! Десять! А тут только девять! Где ещё одна? Хозяйка флегматично кивнула и указала на хлипкую лестницу без перил, настолько крутую, будто она была куриным яйцом и провела десять беззаботных минут в ковше с кипящей водой. Судя по всему, взбираться по такой лестнице нужно было, как по пожарной — помогая себе руками. — Ещё одна наверху, — сказала старушка, а затем изобразила жуткую улыбку, хотя, возможно, дело было просто в отсутствии зубов. Лаоши взглянула на лестницу, затем на владелицу отеля. Снова на лестницу, затем на студентов. — Господа студенты, уникальная возможность занять пентхаус! Кто желает? На миг в узком коридоре повисла тишина, а потом Вэй Ина кто-то толкнул и он проводил взглядом широкую спину Лань Чжаня, который прошел сквозь толпу и невозмутимо залез на второй этаж. — Отлично, отлично! Кто же второй счастливчик? Вэй Ин заподозрил, что Лань Чжань так рьяно занял неудобную комнату только ради изоляции, потому как желающих составить ему компанию попросту не нашлось. Во-первых, никто не хотел забираться в свою комнату, как в домик на дереве, а во-вторых, строгий и принципиальный Лань Чжань явно не был олицетворением идеального соседа. До Вэй Ина доходили слухи, что тот просыпается и встаёт в пять утра, медитирует по часу в день и не приемлет любое нарушение тишины, хотя последнее меньше всего походило на правду и, вообще, об этом Вэй Ин переживал меньше всего — он сам обладал талантом разговорить даже мертвого. Когда Вэй Ина снова толкнули, на этот раз в спину, он уже не в шутку разозлился, так что чуть не выругался вслух. — Лаоши, ещё Вэй-сюн желает! — возопил сзади Не Хуайсан, и такого ножа в спину Вэй Ин от него не ожидал. — Ты чего делаешь? — зашипел он, делая максимально грозное лицо. — Не сопротивляйся! Я пытаюсь устроить твою личную жизнь! — Сколько раз я это слышал, и каждый раз всё идёт хуже прежнего! У Не Хуайсана закончились аргументы, поэтому он снова пихнул Вэй Ина в спину, так что тому пришлось шагнуть вперёд. Лаоши не долго думая вцепилась в него обеими руками, как в луч света в конце тоннеля, как в последнюю соломинку, как в самую большую игрушку в кран-машине. — Просто замечательно! Остальные, тоже найдите себе пару и заселяйтесь, скоро уже стемнеет и надо ещё успеть на ужин. Вэй Ин, уныло поправляя рюкзак на плече, ставший будто бы вдвое тяжелее, полез на второй этаж по пыльной лестнице, чувствуя себя пауком и совсем не радиоактивным, а самым обычным, который тоскливо обитает в углу в своём тёмном грязном чулане и поедает мух и комаров. Лез он медленно, совсем без энтузиазма. Видеть недовольное лицо Лань Чжаня у него растерялось всякое желание. Учитывая, что он провёл немало времени в попытках добиться его благосклонности, применил всё своё обаяние, харизму и даже несколько не совсем удачных советов от Не Хуайсана, все усилия оказались потрачены впустую. Лань Чжань не только не стал испытывать к нему симпатию, он, кажется, и впрямь возненавидел его. Должно быть, проведя сегодняшний день в постоянных столкновениях с Вэй Ином, Лань Чжань выбрал даже самую неудобную комнату во всей деревне, лишь бы его наконец оставили в покое. Вэй Ин тяжело вздохнул и остановился, оперевшись на ступеньку. Как же сложно с этим Лань Чжанем! А может, не поздно ещё спуститься, найти палатку и переночевать на улице? Или напроситься в комнату к Цзян Чэну, тот сто процентов его впустит, лишь бы держался подальше от младшего брата Лань. Переночует на коврике у кровати. В мрачных раздумьях Вэй Ин чуть не соскользнул с лестницы, испугался и споро преодолел последние ступеньки. Что ж, была не была. Не съест же его этот Лань Чжань, в конце концов! Переведя дыхание, он подкрался к единственной двери на чердаке, заглянул в щель, проверяя обстановку и всё ещё мысленно браня Не Хуайсана на чём свет стоит. Сначала ему показалось, что комната пустая: солнце уже пару часов как вышло из зенита, поэтому свет из маленького окошка был скуден. Но потом в поле зрения попала широкая спина Лань Чжаня, который стоял у кровати и рылся в рюкзаке. Вэй Ин снова вздохнул, собирая остатки мужества, и, взявшись за дверную ручку, беззвучно распахнул дверь и перешагнул через порог, как в тот же миг Лань Чжань выпрямился, завёл руки за спину, сграбастал свой свитшот и, быстро потянув его наверх, стащил через голову. Первой реакцией Вэй Ина было отвернуться и сбежать, желательно не навернувшись на проклятых ступеньках, но вид бледной, мускулистой и в то же время стройной спины Лань Чжаня, уходящей в невозможно узкую талию — в целом вид полуобнажённого Лань Чжаня — привёл его в ступор и шок. Он замер, словно схваченный тридцатиградусным морозом, и на мгновение ощутил абсолютную пустоту в теле и в голове. А потом задался вопросом — что же, правда, ему делать? Если убежать, то Лань Чжань точно решит, что Вэй Ин, грязный извращенец, за ним подглядывал, и тогда беды не миновать. А значит, оставался только один исход событий. — Кхе-кхем, — сказал Вэй Ин негромко и переступил с ноги на ногу. Лань Чжань комично дёрнулся всем телом и обернулся. Вэй Ин с глупым видом раскрыл рот и уронил на пол рюкзак. Ну. Чего он там не видел, конечно — тело у Лань Чжаня было самое обычное, человеческое, а вовсе не тело робота или инопланетянина, как можно было себе вообразить. Скорее, Вэй Ина поразил вид Лань Чжаня целиком: такого открытого, беспомощного, по-детски удивлённого и наконец-то застигнутого врасплох. Его тело — да, тут было на что посмотреть, но Вэй Ин только пробежался глазами по рельефному животу, рёбрам, мощным плечам, удивляясь, откуда оно всё взялось? При всей страсти Лань Чжаня к чтению, музыке и учёбе, Вэй Ин совсем проморгал его походы в качалку! Лань Чжань не двигался, Вэй Ин тоже, но наконец в нём прорезалось то, что появилось на свет вперёд него — способность озвучивать то, что первым залетит в голову. — Пиздец, ты красивый, — прохрипел Вэй Ин с пересохшим горлом. Лань Чжань тут же очнулся, злость и стыд смели с его лица всё, что было на нём ранее, руки с яростно вздутыми венами скомкали снятую одежду и затряслись. — Проваливай! Вэй Ин не стал возражать и только дал стрекача, перешагивая через несколько ступенек сразу и едва не свернув себе пару раз шею. Лицо его так и полыхало, будто подожжённый сахар в стакане абсента. На первом этаже царило столпотворение: студенты толкались в узком коридоре своими пузатыми сумками и рюкзаками и до сих пор спорили, кому с кем поделить комнату. Сквозь шум Вэй Ин всё же расслышал знакомый голос Не Хуайсана из комнаты неподалёку с раскрытой настежь дверью и направился прямиком туда. — Друзья мои, вы не поверите, но мы с Лань Чжанем снова разошлись во мнениях. — Что он тебе сказал? — Сказал проваливать. — Вэй-сюн, я впервые слышу, чтобы Лань Чжань кому-то говорил ‘проваливай’. Я так и знал, что между вами химия! — Вечно ты лезешь куда не просят! — вмешивается Цзян Чэн. — Что за ребячество и сводничество на пустом месте! У Вэй Ина нет ни шанса с этим Лань Чжанем: если тот и ухаживает за чем-то, то лишь за своим гуцинем и чувством собственной важности. — Э-эх, ничего-то ты не замечаешь, Цзян-сюн. Оставить бы тебе Вэй Ину самому разбираться со своими сердечными делами, а вместо этого открыть своё собственное сердце пошире и посмотреть пристальнее на остальных. Так, может, и характер станет поприятнее. — Есть что сказать перед смертью?! — А ну, хватит! — Вэй Ину пришлось повысить голос, потому что в противном случае словесные перепалки между братом и Не Хуайсаном имели свойство долго не заканчиваться. — Сменили уже тему. Он хлопнул не со зла дверью и плюхнулся на кровать рядом с Не Хуайсаном — садиться сейчас рядом со злым, как собака Цзян Чэном вполне могло бы спровоцировать гастрит. Да и у самого Вэй Ина окончательно испортилось настроение, он горестно хныкнул и обнял живот руками. — Если мы не пойдем есть в ближайшее время, я сам кого-нибудь сожру. — Чего это ты спустился вниз? Как же ваше голубиное гнёздышко с Лань Чжанем? — сказал Не Хуайсан. — Этот Лань Чжань выгнал меня взашей, едва увидев на пороге. — Что ты опять натворил? — сказал Цзян Чэн. — Я-то ничего! Это Лань Чжань первый начал раздеваться. Не Хуайсан подпрыгнул на кровати, Цзян Чэн закрыл лицо руками. В дверь громко застучали, так что Вэй Ин вздрогнул, и затем к ним заглянула лаоши, велев всем выходить наружу и отправляться на поиски пропитания. Вэй Ин поднялся на ноги и как дурак похлопал себя по карманам, хотя уже вспомнил, что вещи оставил в комнате. — Цзян Чэн, такое дело, я всё в комнате оставил, ты же заплатишь за меня? Пожалуйста-препожалуйста? Тот зыркнул на него и скрестил руки на груди. — Ты доведёшь меня до белого каления со своими капризами. Заплачу, что с тобой делать. Но учти, это в последний раз! Когда они вышли на улицу, оказалось, что деньги им и вправду понадобятся — на кормёжку двадцати голодных ртов организаторы решили не тратиться, поэтому лаоши посоветовала им разделиться на небольшие группы и купить что-нибудь съедобное у местных — весь их состав одновременно ни одна едальня не прокормит. Так они и порешили, их неизменную троицу разбавила компания других участников студенцеского клуба — миниатюрный и миловидный Цзинь Гуанъяо с международных отношений, которого многие называли просто ‘сестрёнка Яо’ — стоило однажды поговорить с ним лично и становилось понятно, почему. Его сводный брат Цзинь Цзисюань — однокурсник Вэй Ина и Цзян Чэна с факультета менеджмента — тоже был красавчиком, но характер имел явно противоположный: если Яо хотелось ласково потрепать за мягкие щёчки с ямочками, то с Цзисюанем за подобное можно было рассчитывать на кулаки. Человеком он был неплохим, но Вэй Ин был уверен, что непомерно раздутое эго появилось на свет наперёд самого Цзинь Цзисюаня. Тем сложнее ему было принять их отношения с Цзян Яньли. Но с тех пор много воды утекло, а он воочию убедился, что сестра счастлива с этим павлином, поэтому после нескольких несерьёзных стычек Вэй Ин отступил и Цзинь Цзисюаня оставил в покое. К дружбе, правда, дело не шло — они лишь изредка кивали друг другу, когда пересекались на лекциях и репетициях. Что ж, уж лучше худой мир, чем добрая война. Вэй Ин вызвался найти, где купить того самого рисового вина, которым их потчевали на шуточной свадьбе, а остальные отправились за пятью порциями знаменитой гуйлиньской лапши с говядиной, которую готовили хозяйки чуть ли не в каждом доме. Не Хуайсан оказался раздосадован — он порывался закупиться снеками, которые у него уже закончились, но все оказались против вонючего тофу и прочих сомнительных вкусностей — тем более, в деревне ожидаемо не оказалось ни одного супермаркета. Выпросив у Цзян Чэна наличных, Вэй Ин свернул с главной улицы, где всё, что продавалось, было с наценкой для иностранцев в два, а то и три раза. Пройдя буквально несколько метров, он будто оказался в другом мире: люди исчезли с улиц, как по мановению волшебной палочки, будто бы все попрятались в домах от вездесущих туристов и жары. Вэй Ин почувствовал себя Тихиро в пустом городе невидимых призраков — совсем скоро стемнеет, и те выйдут из своих домов и устроят семейные застолья. Снова повернув наугад и оказавшись в тупике, Вэй Ин наконец заметил вполне живую старушку в плетёной остроконечной шляпе для сбора риса, которая сидела на ступеньке у входа в дом и, судя по всему, дремала. Подойдя поближе, Вэй Ин разобрал тихий храп и свистящие выдохи. Что ж, когда дело касалось еды и выпивки, цели оправдывали средства, даже если приходилось разбудить мирно спящую старушку. Он откашлялся и громко, отчётливо произнёс: — Бабуля! Та спала чутко, а потому моментально проснулась, оценила обстановку и смотрящего на неё с вежливой улыбкой Вэй Ина. — Сынок, ты заблудился? — Бабуля, добрый день! Не подскажешь, где я могу купить местного рисового вина? Хочу попробовать сам и угостить товарищей. Женщина неспеша потянулась, разминая затёкшую спину, а потом сморщила своё почерневшее от загара лицо в улыбке. — Как же, я сама готовлю такое вино. Все соседи хвалят — вкусное, сладкое, совсем не горчит. И тебе могу дать попробовать. Не веря в свою удачу, Вэй Ин согласился. Старушка, оказавшаяся вполне крепкой на вид, зашла в дом и через пару минут вышла с обычной кружкой в руках и протянула её Вэй Ину. Чашка была с сетью трещинок внутри и красно-зелёным цветочным узором снаружи. Желтоватое, прозрачное вино было налито чуть меньше половины. — Пробуй. Вэй Ин набрал вино в рот — и правда, сладкое — подержал немного и проглотил. Старушка не обманула, вино было хорошим — не приторное, без горечи и со свежей ноткой то ли фруктов, то ли ягод, и, кажется, достаточно крепкое. — Бабуля, сколько у вас найдётся бутылок этого чудесного вина? И впрямь очень вкусно! — О-ох, сколько бутылок, говоришь… Три для тебя найду. Десять юаней каждая. У Вэй Ина упала челюсть. — Так дёшево! Бабушка, тебе точно нужно поднять цены. Даже самое дешевое вино в магазине — и то дороже. Давай куплю каждую за двадцать? Но старушка лишь отмахнулась от него рукой. — У меня тут не супермаркет. Я сама делаю это вино, и для каждого покупателя у него цена своя. Добрый человек — так не жалко отдать и бесплатно, лишь бы его порадовать. А придет плохой человек — так и за тысячу юаней не продам. Понял? Вэй Ин молча кивнул и допил вино, тронутый такой нелогичной, но весьма выгодной для кошелька Цзян Чэна философией. Старушка снова ушла в дом, а вернувшись, обменяла три литровые полные пластмассовые бутылки на пустую чашку и тридцать юаней без сдачи. Вэй Ин улыбнулся, прижимая к груди бутылки, словно сокровища. — Спасибо тебе, бабуля! Всем расскажу про твоё рисовое вино. Будь здорова! Та похлопала его по плечу, кивнула и ушла в дом, а когда Вэй Ин уже вернулся на центральную улицу, то понял, что совсем забыл спросить, как ту старушку зовут. При встрече все четыре лица синхронно уставились на бутылки в руках Вэй Ина и презрительно скривились. — Что за?… — сказал Цзинь Цзысюань. — Что за мутную бодягу ты купил? — сказал Цзян Чэн, и это был один из редких моментов, когда он был солидарен с Цзинь Цзысюанем. — Почему это выглядит как… моча? — сказал Цзинь Гуанъяо и сморщил свой красивый нос. — Вы, олухи, такого вкусного рисового вина нигде больше не попробуете! — сказал Вэй Ин. — Ещё попомните мои слова. — Сдача хоть осталась? — нахмурился Цзян Чэн. — Стоп, почему так много? Ты отдал всего… — Тридцать юаней. — Бля, мы точно отравимся, — сказал Не Хуайсан. — Бро, поверь мне, не всегда дороже значит лучше. Чем дороже китайское вино, тем отвратнее оно на вкус. Увидишь бутылку за сорок юаней — спасайся как от огня. — Слушаю и повинуюсь, молодой сомелье Вэй, — Не Хуайсан склонился в шутовском поклоне, а Цзян Чэн громко фыркнул. — Скорее алкоголик со стажем. — Ой, заткнись. Столиков на улице, как и прочей инфраструктуры, не наблюдалось, так что вооружившись кто тарелками и приборами, а кто бутылками, они спустились к реке и расположились прямо на ароматно пахнущей траве. Цзинь Цзысюань не преминул пожаловаться на то, что его левайсовские джинсы будут безнадёжно испорчены, а Вэй Ин посоветовал ему их снять. Цзян Чэн с хлюпаньем втянул в себя лапшу и незаметно пнул Вэй Ина в отместку — Цзинь Цзисюаня он недолюбливал не меньше, но сохранять мир ради Цзян Яньли было важнее их перепалок. Лапша с говядиной и овощами была бесподобна, особенно под вино, которое они разлили в заботливо предоставленные Цзинь Гуанъяо картонные стаканчики. Сделав нерешительные первые глотки, все убедились, что вино на самом деле даже ничего. Была бы воля Вэй Ина, он бы купил по бутылке на каждого, а так он даже почти не опьянел, хотя тот же Не Хуайсан уже блистал порозовевшими щеками и мутным взглядом. — До сих пор мурашки бегают от разговора с этой старушенцией, — сказал Цзинь Гуанъяо и поёжился, отложив пустую тарелку. — О, эту историю я запомню на всю жизнь! Знал бы, точно сюда не поехал, — поддакнул Не Хуайсан. Вэй Ин искоса взглянул на Цзян Чэна — тот лишь закатил глаза в ответ — и потребовал немедленного рассказа. Не Хуайсан усмехнулся, крякнул и начал доклад, совсем как новоиспечённый репортёр перед камерой и с петличкой. — Ничего не предвещало беды: Цзян Чэн и Цзинь Цзысюань чуть не подра-... то есть, поспорили, где больше и калорийнее порции, и мы с Цзинь Гуанъяо отошли в сторонку подышать свежим воздухом. Как вдруг, откуда ни возьмись, появляется эта карга и рассказывает нам такое… Что ж, ближе к делу — вижу, тебе, Вэй-сюн, уже не терпится. Оказывается, об этой деревеньке уже давно ползут дурные слухи. Да что там, слухи — даже приезжали разбираться журналисты и частные детективы, полиция бы тоже приехала, да разве заставишь её тащиться в такую глушь? Заметил ли ты, мой друг, как здесь мало молодых людей и девушек? А ведь это не просто так! — Не Хуайсан сделал паузу, добавляя драматизма. — В этой деревне пострадало несколько юных девушек, все были такие молодые… Даже кто-то погиб! Я так расстроился, что едва не прослезился. Вэй Ин закатил глаза по семейной традиции — в рассказ Не Хуайсана ему верилось с трудом. — И это были не просто случайности, если хочешь знать: их кое-что объединяло. В аккурат перед происшествием эти несчастные девушки рассказали свидетелям, что видели страшно любопытный сон: как будто бы их, кхем… какой-то дух мужчины берёт и, скажем так, ублажает. Над каждой бедной девушкой лишь посмеялись, а на следующую ночь они легли спать… и не проснулись! К счастью, умерли не все, большинство оказались в тяжёлой коме — не шибко приятная альтернатива, но хотя бы спустя время они очнулись. Но тут медиков, психологов и пронырливых журналистов ждало разочарование: память этих выживших бедняжек была чиста, как лист бумаги. И если ты мне не веришь, Вэй-сюн, я тебя отлично понимаю — я тоже не поверил этой сомнительной старухе. Да и как истинный журналист, я обязан проверять и перепроверять все факты — критическое мышление, ю ноу. Я прогуглил и отыскал все случаи до единого — даже имена несчастных жертв. Кстати, оказалось, что среди них были не только девушки, но в довесок и один парень пострадал. На поляне перед шумно журчащей рекой воцарилась гробовая тишина — было слышно лишь как воет ветер в зелёных кронах и с аппетитом дожёвывает лапшу Цзинь Цзысюань. Вэй Ин почесал затылок. — Так что же, причины до сих пор неясны? Вся молодёжь в деревне вымерла? — Да как же, вся. После тех случаев даже самые недалёкие сообразили, что к чему, собрали пожитки и рванули в Гуйлинь искать работу или к родственникам. А что до причины, дорогой мой друг… Слухи ходили, конечно, но подтвердить никто ничего не смог. Дело в том, что все девушки оказались… девственницами! В траве выразительно пропел сверчок. — Так что же, все остальные не пострадали? — Всё верно, дружище. По заверениям близких, ни одна потерпевшая не делила ложе с мужчиной. — Ну пиздец. Погоди, а что с тем парнем? Не Хуайсан усмехнулся так довольно, что Вэй Ину стало не по себе. — А вот с ним любопытный кейс. Девственников в деревне было гораздо больше, но впал в кому только один. Он тоже увидел сон с призрачным мужчиной, а потом очнулся спустя месяц и всё как у остальных — ни одного воспоминания о той ужасной ночи. Может, это и к счастью. — Ты имеешь в виду, он был геем? — сказал Вэй Ин, игнорируя тот факт, что голос у него дрогнул — как рябь пошла по встревоженной воде. — Уж не знаю кем он там был, — сказал Не Хуайсан. — Но он явно не имел ничего против нефритовых жезлов. За что, бедолага, и поплатился. Цзинь Гуанъяо издал мерзкий смешок, а у Вэй Ина лицо стало цвета мела. — Чудненько, что никому из нас не нужно переживать на сей счёт, — сказал Не Хуайсан. — Даже ты, Вэй-сюн, со своей неубиваемой обсессией на Лань Чжаня — хорошо-хорошо, не смотри на меня так, нет у тебя обсессии — умудрился перевстречаться с кучей девушек, так что моя душа за твою задницу спокойна. Вэй Ин сглотнул, в горле запершило. Разумеется, никому из своих друзей он не озаботился докладывать о своей ориентации, да и кому из них было дело, что в его мечтах и грёзах не затесалось ни одной прекрасной барышни, которые вились вокруг него роем, но только узнав о радужном секрете Вэй Ина, становились близкими, а порой далёкими, подругами. И ведь у них было столько общих тем! Фильмы про геев, сериалы про геев, маньхуа про геев, фанфики про геев, и так далее. Более тесная дружба с Вэнь Цин позволяла Вэй Ину обсуждать пикантную тему его безответной влюблённости в Лань Чжаня, и та почти всегда терпеливо, из жалости его выслушивала. Однако из принципа никогда не давала советов. Так и вышло, что Вэй Ин большую часть времени показывался исключительно в женской компании, что сделало его в глазах окружающих этаким коварным обольстителем, бабником и Дон Жуаном. Некоторые подкатывающие к нему девушки, оскорбленные до глубины души отказом, подливали масла в огонь и тоже распускали всяческие слухи. Даже близкие друзья, даже его брат — и те поддались силе безбожных сплетен и уверовали в его гетеросексуальную натуру. А Вэй Ину в свою очередь лень было их переубеждать и что-то доказывать, что и вышло ему сейчас боком. Умереть из-за людской молвы — та ещё проблема. Но гораздо хуже для Вэй Ина было умереть от чего-то потустороннего. Он с детства искренне верил в мистику и призраков. После одного особенно запомнившегося инцидента в приюте, когда буллившие его одногодки заперли Вэй Ина на всю ночь в подвале без какого-либо освещения, да ещё и во время жуткой грозы, он какое-то время заикался и мочился по ночам, и даже когда повзрослел, зарёкся смотреть ужастики и Битву Экстрасенсов. Поэтому сейчас Вэй Ин поверил рассказу Не Хуайсана безоговорочно и без малейших сомнений. Доверяй, конечно, и проверяй, но когда речь идёт о призраках и проклятьях — на проверку полагаться не приходится. — Если кому и надо сегодня остерегаться, — сказал Не Хуайсан. — Так это нашему святоше Лань Чжаню. Эх, а столько девиц пытались посягнуть на его цветочек, который непонятно для кого цветет. А может, и давно уже завял. — Это ты о чем? — О том, дорогой мой друг, что твой Лань Чжань — ладно, не твой — чист и неопытен, аки нежный цветок лотоса. Другими словами, самый настоящий девственник. — Его брат признался, что отношений у Лань Чжаня ещё не было, — подал голос Цзинь Гуанъяо. — Интересно, почему, — саркастически усмехнулся Цзян Чэн. Вэй Ин усмехнулся истерически. Он вдруг заметил, что на поверхность реки Цзиньшацзян спустились влажные сумерки, обернувшись полупрозрачным туманом, а они сами сидят с пустыми тарелками и до капли выпитым вином. Не Хуайсан бессовестно клевал носом, смешно дёргая вихрастой головой. Цзинь Гуанъяо залип в свой айфон — у него единственного ловил здесь интернет, а Цзян Чэн и Цзинь Цзисюань лениво переругивались, будто две большие откормленные собаки. Вэй Ину стало зябко, прохладный воздух пополз по голым предплечьям, и он торопливо спустил рукава, ёжась в тонком худи. А что если Лань Чжань и правда девственник? Мысль застряла у него в голове, не желая проваливать перед весомыми аргументами: Лань Чжань слишком красив, слишком идеален, слишком горяч, чтобы быть девственником, но всё это кажется неважным, поскольку Вэй Ин знаком с его характером. С такими завышенными требованиями и перфекционизмом, с такой неприступностью перед непристойностью Вэй Ина — кажется, что Лань Чжань не то что не делил ложе с какой-нибудь дамой, но даже не притрагивался к себе сам. Теперь, какова вероятность, что Лань Чжань предпочитает мужчин? Тут уже у Вэй Ина было меньше данных, чтобы гадать над правдой. С таким же успехом Лань Чжань мог предпочитать девушек или не предпочитать вообще никого. Не первый год он пытался разгадать сокровенные желания Лань Чжаня, хотя бы для начала понять, что тому нравится — но до сих пор Вэй Ину в этом не везло. Лань Чжань оставался закрытой книгой, иногда довольно непредсказуемым, иногда до смешного верным своему обычному поведению. Но тогда… Шансы, что Лань Чжань может пострадать или даже погибнуть сегодня ночью — пятьдесят на пятьдесят? — Кхем, я тут вспомнил, что я оставил в своей комнате… вообще-то, всё! Бормоча какую-то бессвязную чушь о том, что Лань Чжань вот-вот взломает его забытый телефон и узнает то, что не должен ни в коем случае знать, Вэй Ин собирает у всех пластиковые тарелки и торопливо отправляется обратно в уже прилично потемневшую деревню. Он пытается припомнить все сплетни, которые когда-либо слышал о Лань Чжане: во сколько тот ложится спать? Быстро ли засыпает? И самое главное, что ему самому со всем этим делать? Через шаг спотыкаясь на смутно видимой дороге, Вэй Ин влетает в дом и на второй этаж, едва не расквасив себе нос, и застаёт Лань Чжаня в позе лотоса на коврике для медитаций. Глаза у того закрыты, выражение лица умиротворённое и расслабленное — как будто крепко спит. Сердце Вэй Ина делает лишний прыжок, и он падает на колени, принимаясь трясти Лань Чжаня за плечи. — Лань Чжань! Не спи, только не спи, открой глаза, прошу, скорее! Лань Чжань, проснись, это очень опасно! Он продолжает дергать Лань Чжаня из стороны в сторону, и спокойное лицо у того скорчивается в раздражённую гримасу. Лань Чжань поднимает веки и смотрит на Вэй Ина, как на умалишённого. — Я медитировал. — Ты испугал меня до смерти! Лань Чжань, скажи мне срочно, ты по девушкам? Тот молчит, приоткрывая рот и смешно дергая губами, будто выброшенная на берег рыба, которая внезапно разучилась дышать. Вэй Ин оттого пугается ещё сильнее и снова хватает Лань Чжаня за плечи, и тот отмирает, отталкивая его от себя и взирая теперь, как на тупого. — Вздор! Не твоё дело. — Лань Чжань, это сейчас очень важно! Если, чисто теоретически, тебе нравятся мужчины, то ты в большой опасности! Ты же ни с кем еще не спал? Вэй Ин готов побиться об заклад, что если бы они с Лань Чжанем только встретились, то тот от подобных вопросов онемел бы на несколько минут, а потом до конца жизни делал бы вид, что такого человека, как Вэй Ин, на этой планете и в этой реальности не существует. Но теперь, учитывая всю хронику их отношений — если можно так назвать бесплодные попытки Вэй Ина начать ухаживать — у Лань Чжаня сформировался к нему надёжный иммунитет, и всё что он сделал — поджал губы и закатил глаза. — Это какой-то розыгрыш? Опять твои друзья что-то придумали? — Лань Чжань, прошу, просто выслушай! Если ты тоже гей и девственник, нам ни в коем случае нельзя засыпать сегодня ночью! Иначе мы можем вовсе не проснуться. Лань Чжань хмурится, на его лбу появляются тонкие морщинки. — Теперь понимаешь, почему я так испугался? Я вправду подумал, что ты спишь, и что я ничем не смогу помочь. — Что значит, тоже? — говорит Лань Чжань невпопад, и Вэй Ин понимает, что проболтался. — Это, ну… Давай лучше к делу. Не Хуайсан рассказал мне, что ему рассказали, что молодые не просто так покидают деревню Яо и не возвращаются сюда больше никогда. И дело не в том, что молодежь просто ищет лучшей жизни. Местные говорят, что после совершеннолетия многие девушки в этой деревне увидели странный сон, после которого или впали в продолжительную кому, или не проснулись. Лань Чжань задумчиво отводит взгляд, продолжая хмуриться. — Пострадали только совершеннолетние девушки? — Не всё так просто. Критерием была сексуальная неопытность, достижение совершеннолетия и присутствие влечения к мужчинам. — Это значит… — Это значит, что мужчина тоже может оказаться под угрозой. Лань Чжань еле заметно вздыхает и меняет позу, вытягивая ноги перед собой и прислоняясь спиной к кровати. Спустя секунды тишины он поднимает глаза. — Что это был за сон? Щёки Вэй Ина начинает припекать. — Как тебе сказать… Сон, как бы, эротического содержания. Ради твоего же блага не буду вдаваться в подробности. — Вздор, — Лань Чжань отворачивается, и Вэй Ина прошибает холодный пот. Походу, Лань Чжань ему не верит. Он в панике хватается за рукав Лань Чжаня, не решаясь к тому лишний раз прикоснуться, чтобы не рассердить еще сильнее. — Так не пойдет. Я ведь действительно за тебя переживаю! На себя мне плевать с высокой колокольни, но проводить эксперимент над тобой я отказываюсь! Если не веришь, то и не надо. Я просто не дам тебе сегодня заснуть. — Убожество. Уши Лань Чжаня цветут алым. — Сочту за комплимент в свой адрес. — Крайнее убожество. — Лань Чжань, за последний день ты сказал мне больше слов, чем я когда-либо от тебя слышал! Могу ли я полагать, что мы с тобой теперь хорошие друзья? — Мы не друзья. — Ну ладно, тогда хотя бы приятели? — Объясни. Вэй Ин трёт подбородок, раздумывая над ответом. — Что ж, приятели — это тоже друзья, пожалуй. Но, как мне кажется, не такие близкие? — Объясни, что значит — ты тоже и тебе на себя плевать? — Да что ты прицепился к этому, в самом деле, — кажется, болтливый рот вредил Вэй Ину и в этой, и в прошлых жизнях. — Это ничего не значит, пустяки. Он убирает руки подальше от Лань Чжаня, но тот сам удерживает его, не позволяя сбежать. — Если расскажешь, я тебе поверю. — Лань Чжань, а ты, оказывается, умеешь шантажировать людей! — с праведным гневом возмущается Вэй Ин. Тот молча дергает его за руку, давая понять, что теперь Вэй Ин не отвертится. — Ладно, отпусти, я скажу. Какой же ты упрямец. Вцепился, как бультерьер. С тяжелым вздохом Вэй Ин вплетает пальцы в волосы. Лань Чжань сверлит его взглядом и ждёт. — Я, как бы, подхожу под все критерии этого местного проклятия спящей красавицы. То есть, если ты тоже, то нам ни в коем случае нельзя засыпать, пока мы отсюда не уедем. Хотя, есть в теории еще один безотказный способ, но ты скорее сам меня отправишь на тот свет, чем согласишься на это, — говорит Вэй Ин и нервно хихикает. Лань Чжань смотрит на него с тотальным непониманием, о чем идет речь, и Вэй Ин подавляет острое желание залепить себе фейспалмом в лицо. — Ты серьезно? Посуди сам. Перестать быть мужчиной я не смогу. По крайней мере, за сегодняшнюю ночь. Вернуться в детские годы тоже, хотя, может быть, было бы неплохо. Подстелил бы себе везде соломки или выиграл бы в лотерею. Не опозорился перед тобой на дне первака. А вот перестать быть девственником… это вполне реально. И, возможно, более действенный и приятный способ, чем пытаться не заснуть. Что на это скажешь? Лань Чжань подпрыгивает и встаёт на ноги, как будто Вэй Ин принялся его прилюдно домогаться. — Бесстыдник! — Лань Чжань, тебе говорили, что ты совершенно не умеешь ругаться? Тот резким движением убирает с пола коврик для йоги, методично скручивает в рулон, гремит своим огромным рюкзаком, будто желая вытрясти из него душу, и Вэй Ин всерьез опасается оказаться на месте этого несчастного рюкзака. Он давно не видел Лань Чжаня настолько рассерженным. — Послушай, я же не заставляю тебя со мной спать… Я всего лишь переживаю, что с тобой может что-нибудь плохое произойти. Может, всё-таки, не будем торопиться? Давай просто поболтаем, а завтра ты поспишь в автобусе. Идёт? Лань Чжань смотрит на него с уставшим и раздражённым видом. — Я всегда ложусь спать в 9. И если ты будешь мне мешать, то я выставлю тебя вон. Вэй Ину, если честно, хочется расплакаться от отчаяния. Воспоминания обо всех тех моментах, когда Лань Чжань отвергал его жалкие попытки подружиться или хотя бы познакомиться, всплывают в памяти одно за другим и глаза жгут подступающие слёзы. Ну, блять, и прекрасно. Раз Лань Чжань такой спокойный и отказывается сотрудничать, значит явно у него есть опыт в амурных делах и повода беспокоиться нет. А что до него самого, то так тому и быть — может хоть раз Лань Чжань пожалеет о своем безразличии, когда обнаружит поутру его безжизненное тело. Мстительно бормоча себе под нос и испытывая муки уязвленной гордости, Вэй Ин спинывает с ног кроссовки и прямо в одежде залезает на свободную кровать, накрывается тонким одеялом и обиженно сопит, пока эмоции наконец не отпускают его, расстроенного и уставшего, в полный тревоги и волнения сон. У него сразу появляется чувство, что что-то не так. Вэй Ин полностью осознает, что спит, но ощущения примерно как в фильме Нолана про похитителей снов: будто его сон снял кто-то посторонний и зарядил чужеродную пленку в мозг, как в проектор. Не то чтобы этот сон кошмарный, нет, он скорее искусственный и странный. То и дело его сознание выдает разнообразные тревожные сюжеты, например, зацикливается отрезок сна и Вэй Ин обнаруживает, что попал в ловушку, бегая без остановки по одним и тем же местам, не имея возможности выбраться. В другой момент ему приснилось, что он попал в комнату, где на него давит потолок, а помещение становится всё теснее. Больше всего его пугает, что он никак не может выбраться из неприятных видений и проснуться — даже то, что его сон полностью осознанный, никак не помогает. Поэтому он осознаёт, что застрял. Паника и чувство беспомощности сбивают его с ног, и в тот же момент Вэй Ин замечает, что сон снова изменился. Он стоит на пороге смутно знакомой комнаты, которую и комнатой назвать язык не поворачивается — так, скорее тёмный и пыльный чердак. Внутри две расправленные кровати со взбитыми одеялами, будто в них недавно кто-то спал и только что вышел. Вэй Ин снова ощущает беспокойство, его мучает настойчивое дежавю, но он не может вспомнить, почему это место кажется таким знакомым. Словно чего-то здесь не хватает, но чего — он никак не может понять. Он садится на одну из кроватей — простыни под его рукой ещё теплые. Как же он разминулся с теми, кто выходил? Он вдруг понимает, что до безумия вымотался со всей этой беготнёй. Следуя порыву, Вэй Ин забирается в кровать, утыкается лицом в приятно пахнущее одеяло и с наслаждением потягивается, зажмуривает глаза. Ему наконец-то спокойно, безопасно, даже безмятежно. Сквозь накатившую дрёму Вэй Ин чувствует, что его кто-то гладит по голове. — Лань Чжань… — бормочет он и улыбается. Рука исчезает. До Вэй Ина медленно доходит, что это определённо. Был. Не Лань Чжань. Он вспоминает обо всём: что чердак и вправду ему знаком, что эта кровать принадлежит Лань Чжаню, и что он сам ни в коем случае не должен сейчас спать, иначе незнакомая рука вернётся и удержит его в этом кошмарном сне по меньшей мере надолго. Он пытается пошевелиться и сбросить одеяло, но ничего не получается — руки и ноги затекли и онемели, даже глаза невозможно открыть, и всё что остаётся — выталкивать из горла хрипы и вскрики, пока голос ещё его слушается. Вэй Ин не знает, кого звать — и поэтому из последних сил зовёт Лань Чжаня. То громче, то тише, его имя становится спасительной мантрой, чутье подсказывает Вэй Ину — пока он может звать Лань Чжаня, его никто не тронет. Он открывает глаза в черноту — и сперва думает, что ослеп. — Вэй Ин! Морок постепенно исчезает и Вэй Ин понимает, что нет, он не ослеп, просто в комнате темно хоть глаз выколи, а во всей деревне Хуанлуо не горит ни одного разнесчастного фонаря. Рядом с его кроватью кто-то есть, и пока Вэй Ин пытается вглядеться в темноту, его вновь накрывает ужас. — Лань Чжань! Лань Чжань, это же ты?! Тень рядом шевелится и клацает кнопкой смартфона — следом тусклый свет экрана освещает усталое лицо, и впрямь принадлежащее Лань Чжаню. Только увидев его, Вэй Ин с облегчением выпускает из лёгких шумный выдох — ему кажется, что он только что сбежал от чумы или от торнадо, запрыгнул в вагон поезда, который уже начал набирать скорость и спасся в последний момент. Сердце гремит барабаном в заложенных ушах, футболка мокрая от пота и прилипла к телу, а ладони и пальцы холодные. — Ты не дал мне и глаз сомкнуть своими криками. — Почему ты меня раньше не разбудил?! — Не смог! Экран телефона гаснет и Вэй Ин в панике вцепляется в Лань Чжаня, как тонущий за спасательный круг. — Я без понятия, что сказать, чтобы ты поверил. Но боюсь, что весь этот бред, который я нёс тебе вечером — всё правда. Это был кошмар наяву, я никак не мог из него выбраться, а потом вспомнил про тебя и начал звать, я долго звал, так что охрипло горло, а потом… я узнал твой голос, и я проснулся. Если бы не ты, Лань Чжань… ты меня оттуда вытащил. Можешь не верить, можешь посмеяться надо мной — но пока не взойдет солнце, я тебя больше не отпущу. По его векам уже растеклись слёзы, в груди вот-вот зазвучат всхлипы, пальцы вслепую находят плечи Лань Чжаня и сжимают изо всех сил. Они сидят рядом, в полной темноте на узкой кровати с наполовину свешенным на пол одеялом, и Вэй Ин успокаивается от тепла, что греет его ладони. — Я тебе верю. — Что? — То, что с тобой происходило… это было странно. Ненормально, — Лань Чжань делает паузу, будто подбирая слова. — Сначала ты много ворочался, вздыхал во сне, затем замер, но начал звать меня по имени — сначала едва слышным шёпотом, потом всё громче и громче. Ты не реагировал на мой голос, я тряс тебя за плечи и не мог разбудить. Что тебе снилось? — Знаешь, ничего такого. Сначала был сон скорее неприятный, чем кошмарный. Только он всё никак не заканчивался и измотал меня до ужаса. Потом… я не увидел, но я его почувствовал. — Вэй Ин находит тёплые пальцы Лань Чжаня. — Он погладил меня по голове, и я клянусь тебе, у меня до сих пор мурашки от одной мысли об этом, и мне всё ещё кажется, что он здесь, со мной, в этой комнате. Что он может дотянуться до меня в любой момент. Лань Чжань молчит несколько секунд, и волна тревоги снова подступает к горлу, потому что Вэй Ин не видит и не слышит, только чувствует его рядом. — Что мне сделать? — говорит Лань Чжань, и Вэй Ин сначала не понимает, но потом осознание топит его сердце радостной надеждой. — Как я могу тебе помочь? Лань Чжань не может видеть его смущённого лица, но Вэй Ин всё равно прячется у того на груди, от которой веет жаром и так хорошо пахнет, доверяет слова напрямую его сердцу, что колотится так быстро, как будто его зовёт. — Лань Чжань, прости меня за всё те разы, когда я тебя доставал! Я так хотел тебе понравиться, что лез из кожи вон. Обещаю, я больше не буду… — Не обещай того, чего не сможешь сделать. Вэй Ин со вздохом кусает губы. — Ты прав. Этого я, пожалуй, и правда не смогу. Так что придётся тебе сбежать от меня на конец света. Лань Чжань умолкает, и тревога наполняет Вэй Ина доверху. Но потом он снова слышит его голос, и тот звучит хрипло. — Никуда мне от тебя не сбежать. — Постой-ка… и как это понимать? Лань Чжань накрывает его голову рукой, запускает пальцы в волосы и поглаживает кожу. Вэй Ин млеет от удовольствия, пальцы Лань Чжаня разносят по коже колючие волны мурашек, которые спускаются вниз по спине до последнего позвонка и согревают поясницу теплом. Хочется продлить эти ощущения, замереть в золотом моменте как герои картины Климта, но Вэй Ин чувствует, как неумолимо разливается в крови желание, приливает в пах, вырывается изо рта обжигающим губы дыханием. Если Лань Чжань не захочет, то оттолкнёт — заговаривает он сам себя, прежде чем поднимает голову от груди Лань Чжаня чуть выше, к нежной коже горла с резко очерченным адамовым яблоком, и трогает тут губами, будто ставя фамильную печать. Кадык под его губами двигается, пока Лань Чжань сглатывает слюну, и отсутствие возражений Вэй Ин читает как разрешение продолжать. Он делает то, чего ему давно хотелось — пробует кожу на вкус кончиком языка, оставляя мокрый след слюны. Лань Чжань тут же вздрагивает, и Вэй Ин замирает, испугавшись. Лань Чжань выдыхает через рот и вцепляется коршуном ему в волосы, крепко сжимает пряди в кулаке и отрывает рот Вэй Ина от своей шеи. Если этим действием он хотел Вэй Ина остудить — что ж, это было ошибкой, в ответ из того вырывается стон, который режет ему уши стыдом, и Вэй Ин плотно сжимает губы, пряча звуки за зубами. Чёрт, как же он хочет поцеловать его. — Не смей… сдерживаться, — приказывает ему Лань Чжань и повторяет жест, толстыми прядями наматывая волосы на пальцы, так что когда они снова жестко стиснуты в кулаке, Вэй Ин стонет громче прежнего, но быстро замолкает под влажным касанием приоткрытых губ. Почувствовав поцелуй, Вэй Ин подается навстречу с жаждой и жадностью, тычется неуклюже и неумело, трогает всем чем может — языком, губами, зубами, лижет и кусается, хватает и всасывает в рот, так что Лань Чжань отстраняется, и он разочарованно хныкает. — Вэй Ин, не спеши. Позволь мне распробовать. Снова всхлипы. — Открой рот. Он слушается, и Лань Чжань запускает ему в рот свой язык, и вот так хорошо, так гораздо лучше, Вэй Ин забывается в этих длинных и нежных касаниях чужого языка, начинает отвечать и их встречные прикосновения становятся гармоничны, как игра на флейте и гуцине. Забываясь, Вэй Ин замечает, как снова реагирует его тело, он жмётся ближе к Лань Чжаню и случайно — возможно, специально — потирается просящей прикосновения плотью, он настолько чувствителен сейчас, что как будто охвачен медленным огнём. Новый стон — и, оказывается, стонать в рот Лань Чжаня так приятно. Вэй Ин слышит низкий глухой звук, а потом понимает, что он раздается от Лань Чжаня, и Вэй Ин падает — в прямом смысле падает, резко встречая спиной кровать. Лань Чжань нависает над ним, удерживая себя на согнутых руках и коленях, и это так невыносимо далеко, что Вэй Ин не может придумать ничего лучше, чем закинуть собственные ноги на пояс Лань Чжаню, обнять того руками за шею и, подтянувшись наверх, снова чмокнуть в губы. — Это несправедливо, — говорит Вэй Ин, когда Лань Чжань отодвигается. — Я ненавижу, что за всю ночь не смогу хорошенько тебя рассмотреть. И для чего тебе такое красивое лицо! Лань Чжань издает смешок, и Вэй Ин осторожно касается его лица кончиками пальцев, пытаясь увидеть реакцию в полной темноте. Губы Лань Чжаня чуть дёргаются от его прикосновения. — Скажи, ты сейчас улыбнулся? — Мгм. Вэй Ин очерчивает пальцем контур тонких губ, игриво задевает кончик носа, ведёт по подбородку с едва заметной щетиной, гладит щёки, щекочет подушечку пальца щёточкой длинных ресниц, повторяет изгибы густых бровей. Он так хорошо изучил это лицо, но под его пальцами оно как-будто немного другое — более открытое, честное и до безумия прекрасное. Он покрывает лёгкими поцелуями тот же маршрут, что только что прошли его пальцы, и, находясь рядом с маленьким изящным ухом, шепчет: — Лань Чжань, разденешь меня? Хотя бы сейчас тот слушается без споров, и судя по резким и суетливым движениям рук, иногда дрожащих и путающихся в складках ткани, Вэй Ин понимает — Лань Чжаню тоже не терпится. Потому что руки того никогда не подводят, если вспомнить часы ежедневной практики на гуцине. Когда Вэй Ин остаётся в одних трусах, Лань Чжань останавливается и с усилием вздыхает. — Ну что такое? Пауза. — Я боюсь. Вэй Ин настолько в шоке, что забывает сделать новый вдох. Чтобы Лань Чжань, и признался ему в страхе? Он пробует угадать. — Ты боишься призрака? Местного проклятья? Лань Чжань отодвигается, садясь на кровати. — Я боюсь, что тебе не понравится. Я ведь… знаю всё только в теории. У меня не было опыта ни с кем другим. Когда до Вэй Ина доходит, о чём речь, ему хочется рассмеяться от облегчения — но он сдерживается, чтобы случайно не ранить Лань Чжаня. — С ума сойти… я вздыхал по тебе последние четыре года, как какой-то школьник. Лань Чжань, я официально даю тебе зелёный свет делать со мной всё, что захочется, только умоляю, не заставляй меня сейчас подписывать договор! Если мне будет больно или неприятно, я сразу же скажу. Обещаю. Лань Чжань молчит, будто не может подобрать слов. — Вэй Ин, тогда чего ты хочешь? Вэй Ин решает, что в постельных отношениях лучше сказать лишнего, чем недоговорить, и поэтому отбрасывает всякое стеснение и выпаливает всё как есть. — Я хочу тебя. Хочу потрогать. Облизать. Сделать тебе хорошо, довести до стонов. Хочу, чтобы и ты меня трогал, целовал сильно-сильно, так же, как сейчас. Хочу, чтобы ты меня растянул и взял, дал почувствовать тебя внутри. Хочу кончить вместе с тобой. Или не вместе, без разницы, на самом деле. Хочу тебя поцеловать, можно? На месте Лань Чжаня он бы от такой тирады, наверное, закатил глаза или ударил себя по лбу в эффектном фейспалме, но тот его удивляет. Лань Чжань снимает свою футболку одним слитным рывком, заведя руку за спину — ткань едва не трещит по швам. Так же быстро он снимает шорты, переступая ногами через ткань, и, не медля больше ни секунды, приближается к Вэй Ину и берёт его лицо в свои руки. Лань Чжань удерживает одной рукой его затылок, второй — челюсть, и наклоняет своё лицо так, чтобы было удобнее пожирать его приоткрытый рот своими голодными, кусающими, громкими поцелуями. Лань Чжань целуется яростно, будто бы долго терпел и вот наконец дорвался, долго запрещал себе — и теперь дал полную свободу, отчаянно пытается ухватить своё. Он жадный, грубый и иногда совсем чуть-чуть неуклюжий. Но так даже лучше, Вэй Ин и сам не отличается сноровкой, так что это равенство придавало им обоим смелости и безнаказанности. Лань Чжань накрывает губами изгиб его открытой шеи, потом целует ухо и забирает в рот мочку, прикусывая — Вэй Ин дрожит и громко ахает, зажмуриваясь. Вэй Ин бесстыже пытается Лань Чжаня облапать, поддразнить ласковыми касаниями его соски, но тот заламывает ему руки и сводит за спиной, удерживая оба запястья одной рукой. Вэй Ин всё-таки выпутывается, словно речной угорь, и напирает на Лань Чжаня сам, седлает широко разведённые колени. Разбрасывает разнузданные поцелуи по телу и ёрзает, извивается, потирая свой член о тело Лань Чжаня через трусы. Лань Чжань накрывает его ягодицу своей ладонью, а затем неожиданно больно шлёпает и снова гладит. Заныривает пальцами под тонкую ткань и сжимает горячую кожу, мнёт сильными пальцами. Лань Чжань закидывает на него ногу в попытке удержать и обездвижить, будто усмиряет буйного жеребца, а затем переворачивает на спину и начинает тереться сам — так мастерски и профессионально, что Вэй Ин вскрикивает от того, как ему хорошо, но мало. Лань Чжань вновь зарывается ему в волосы и целует так, что губы у Вэй Ина горят огнём. Их члены трутся друг о друга через влажную от смазки ткань. Лань Чжань безжалостно отрывает руки Вэй Ина от себя и прижимает их к кровати, а затем с очевидным удовольствием кусает за нижнюю губу, втягивая ее в рот и облизывая. — Ты… голодный пёс, — шипит Вэй Ин и скалится в улыбке. — Ты бесстыдник! — огрызается Лань Чжань, но Вэй Ин узнаёт его ответную улыбку по блестящим в полутьме зубам. Лань Чжань накрывает его задницу рукой, неторопливо сжимает, повторяет то же с бедром, проводит касанием по ноге, поднимая пушистые волоски дыбом. Накрывает рот Вэй Ина пальцами, пытаясь заглушить его негромкое мычание, но тот непослушно берёт их в рот. Лань Чжань покорно замирает, и Вэй Ин знает, что тот им любуется, но рано или поздно ему приходится освободить свой рот. — Я не могу больше… Сними их с меня, иначе я скоро кончу прямо в трусы и от стыда возьму обет безбрачия. Расскажу всем, что это ты виноват. Ему так сильно нравится этот тихий смех, который он слышит от Лань Чжаня, просто до невозможности, но он прерывает это удовольствие сам себе ради более крупной ставки — смех сменяется низким стоном, и ради него он готов на всё, даже готов перестать смотреть порно до конца своей жизни. Вэй Ин по-читерски пользуется тем, что Лань Чжань отвлекается, и в буквальном смысле берет дело в свои руки, когда обхватывает пальцами член Лань Чжаня через влажную ткань и потирает его, твёрдый настолько, что как будто вырывающийся на свободу из тесноты белья. Вэй Ин сползает чуть ниже и добирается до широкой груди Лань Чжаня, целует и облизывает, кружит языком по эрегированным соскам, так что Лань Чжань над ним ахает. Снять с того трусы и выпустить член наружу оказывается легче лёгкого, он практически сам выпрыгивает ему в руки, тяжелый, мокрый и горячий от прилившей крови. Ноги у Лань Чжаня крупно дрожат. — Лань Чжань, милый, ты устал? — издевается Вэй Ин, прекрасно понимая, что потом отхватит сполна за свои шутки. — Можешь прилечь, и я сам всё сделаю, хочешь? В ручной работе я специалист, кхм, с многолетним стажем. Полноценный минет, к сожалению, сделать не смогу — нужно пройти курсы переподготовки, и я очень рассчитывал на твою помощь… — Вот бы заставить твой рот заткнуться, — говорит Лань Чжань и ложится на бок, рядом, притягивая Вэй Ина к себе и награждая его очередным шлепком, от которого тот ойкает и потирает горящую ягодицу. Ещё минуту назад они целуются, как сумасшедшие, как Вэй Ин слышит странный звук и понимает, что Лань Чжань тоже снимает с него нижнее бельё, однако крайне необычным способом: располовинив его боксеры голыми руками и проделав огромную дыру прямо на заднице. — Твою мать, Лань Чжань! Я же мог их снять, бешеный. Тот бурчит в ответ что-то, слабо напоминающее “извини”, но не от всего сердца, да и сам Вэй Ин скоро забывает об этой проблеме, потому что они с Лань Чжанем наконец голые. В одной постели — жёсткой и узкой, так что приходится лежать вплотную. Оба дрожащие и разгорячённые, с гремящим в ушах пульсом и вскипячённой в телах кровью, возбуждённые, нетерпеливые и такие влюблённые, что одержимые друг другом. Вэй Ину на миг хочется замереть и перестать дышать, сделать так, чтобы эта секунда превратилась в замороженную вечность. Но с другой стороны — тогда он потеряет все остальные секунды с Лань Чжанем, которые у него пока есть или будут. Он всё-таки ненадолго отстраняется, чтобы прочистить голову от скопившегося тумана — попытка засчитана. Мысли конвертируют в слова в таком замедленном режиме, что голова трещит от напряжения, будто резисторная будка. — Лань Чжань, мне хочется больше. Тот согласно хмыкает и целует Вэй Ина в плечо. — Ты можешь… у меня там есть смазка, только не спрашивай, откуда. В рюкзаке, под кроватью. Лань Чжань сначала тормозит, но потом свешивается с кровати, шаря рукой по полу. Вытаскивает рюкзак, на ощупь находит молнию и шуршит припрятанной заначкой презервативов. Не подумайте, Вэй Ин не таскает с собой производственный запас из секс-шопа на всякий случай — и он объяснит это завтра Лань Чжаню, потому что сейчас он слишком смущён. Это же нормально, что у тебя есть лучший друг, который одержим твоей сексуальной жизнью, верно? Не Хуайсан просто очень заботливый и слишком любит совать свой нос в чужие дела и в чужие трусы. Лань Чжань возвращается с разысканной смазкой и презервативами, тактично продолжая молчать. Вэй Ин набирает воздух, будто собираясь с разбегу запрыгнуть в бассейн, полный ледяной воды. Что ж, оказалось, говорить словами через рот в постели намного сложнее, чем обсуждать гейские фанфики с подругами. — Как бы это сказать… эм. Когда я мастурбирую, я люблю себя растягивать. Пальцами, и так далее… Я бы хотел, чтобы ты тоже, э-э-э… — Я понял. Я попробую. — Начни сразу с двух. Люблю, когда немного побаливает. Лань Чжань как будто напрягается, а потом показывает на презервативы. — А это? Лицо Вэй Ина полыхает, как солнце в августе, а во рту мгновенно пересыхает. Нервничая, он облизывает губы. — Ты имел в виду, проникновение? Ты хочешь? — Только если ты. — Я — очень. Лань Чжань касается его щеки и нежно целует, так что Вэй Ин чувствует, что потихоньку расслабляется, снова возвращаясь в вязкие объятия возбуждения. Стоя на четвереньках, он поворачивается к Лань Чжаню задом, как избушка на ножках из детской сказки, по ходу объясняя, что так будет удобнее. В тишине громко щёлкает крышка тюбика, Лань Чжань сам догадывается согреть смазку — Вэй Ин терпеливо ждёт, слушая своё тяжёлое дыхание и склонившись в глубоком поклоне, задницей вверх, спрятав лицо в одеяле. Когда Лань Чжань касается его поясницы, он вздрагивает от неожиданности, и тот ласково гладит его по спине, успокаивая. Кончики коротко подстриженных ногтей пробегаются по его поднятым ягодицам, и Вэй Ин поджимается от мурашек, превращающихся в волнующую дрожь в паху. Он еще не стонет, но в горле уже сворачивается назревающее удовольствие. Когда Лань Чжань касается его задницы мокрыми от смазки пальцами, Вэй Ина словно простреливает и он издаёт первый стон, тут же напрягаясь от одного прикосновения всем телом. Он ждет, что тот сейчас протолкнёт пальцы, но Лань Чжань этого не делает. Его пальцы всего лишь скользят вокруг дырочки, немного нажимая. Вэй Ин обиженно хныкает. — Потерпи, — говорит Лань Чжань тихо, на грани шёпота. Вэй Ин приходит в смущение от своих же реакций — это просто смешно, ещё ничего не произошло, а он уже чувствителен и возбуждён до предела. Кажется, будто в воздухе от напряжения потрескивает электричество. Вэй Ин чувствует на своём теле пристальный взгляд Лань Чжаня, похоже, что тот анализирует каждый его звук, мельчайшее движение, а не просто молчит. Чувствуя, что тело потихоньку расслабляется, Вэй Ин улыбается, потому что Лань Чжань замечает это тоже и вставляет сначала всё-таки один палец — хотя это разумное решение, потому что руки у того крупнее, чем у Вэй Ина. Это наполнение ощущается именно так, как ему было нужно, ощущается хорошо, и его дырка сама собой сжимается в ожидании большего. Немного саднит, но ему это нравится. Лань Чжань прикусывает его ягодицу. — Ай! Щекотно! После небольшого разогрева, когда Вэй Ин принимается покачиваться, пытаясь насадиться сам, пальцев становится больше. Вэй Ин тонко поскуливает, а Лань Чжань целует его между лопаток, пока три его пальца не входят полностью в его раскрытую, немного припухшую дырку и толкаются внутрь, медленно, до самых костяшек. — Ох, — Вэй Ин прогибается в пояснице, чтобы Лань Чжаню было удобнее, чувствительная головка его члена трётся между простыней и животом. Лань Чжань двигает рукой вперёд и назад, плавно и аккуратно, но с убийственно прицельной амплитудой, толкая пальцы чуть глубже и касаясь простаты время от времени. Вэй Ин привык к подобной стимуляции, ему это правда нравится. Его задница горит от боли, а член дёргается сам по себе от удовольствия. Он мог бы кончить вот так, всего от нескольких быстрых движений по члену, но сейчас это не то, чего ему хотелось бы. — Погоди, не могу больше. Лань Чжань его понимает, отстраняясь и осторожно вынимая пальцы, напоследок поглаживая растянутый сфинктер. Вэй Ин прогибается в спине, затекшие мышцы побаливают, позвоночник хрустит. Сзади шуршит упаковка презерватива, и Вэй Ин не может отказать себе в удовольствии оглянуться и посмотреть — стало светлее, и он различает нависающий над ним силуэт Лань Чжаня, а еще он видит его по-прежнему стоящий колом член. — Ох, Лань Чжань… — Вэй Ин протягивает руку, но тот попросту её отпихивает и надевает презерватив. Романтизировать чей-то член — это вообще нормально? Лань Чжань просит его перевернуться на спину, подкладывает ему одну подушку под поясницу, вторую — под голову. — Вэй Ин, ты дрожишь. Всё в порядке? Ты передумал? — Нет! Нет, нет. Дай мне секунду, — Вэй Ин делает глубокий вдох, медленный выдох. Пытается оценить свои чувства, мысли, но их одновременно так много, что сделать это сложно. — Я просто немного нервничаю. Но я очень хочу! То есть, я имел в виду, обычно я привык всё контролировать. Я доверяю тебе, но всё равно… передавать контроль полностью — это довольно страшно. Когда Лань Чжань отвечает, он говорит негромко и медленно, без спешки, вдумчиво расставляя одно слово за другим. — Но это неправда. Ты не передаёшь мне контроль сейчас, совсем. В любой момент, если ты захочешь остановиться — ты всегда можешь сказать, оттолкнуть. Если ты дашь мне понять, я обещаю, что остановлюсь. Ты можешь не переживать по этому поводу. Обещаю. Вэй Ин вновь вспоминает, что имеет дело с юристом в третьем поколении, и это заставляет его улыбнуться. Он приподнимается на локтях и коротко целует Лань Чжаня в губы, словно ставя мокрую печать на договор. — Спасибо. Хорошо. Вэй Ин не особо разбирается в размерах членов, но член Лань Чжаня немного крупнее его любимого, самого большого фаллоимитатора. Поэтому, честно говоря, он слегка трусит. С другой стороны, он определённо возбуждён сейчас и Лань Чжань хорошенько его растянул, так что сильно больно быть не должно. Они переплетают пальцы, и Лань Чжань просит сжимать его руку так сильно, насколько Вэй Ину больно. Он убеждается, что им достаточно смазки, и затем медленно, но не останавливаясь, вставляет крупную головку. Начало всегда самое болезненное, мышцы возмущённо сопротивляются и болят, Вэй Ин надувает щёки, с шумом выпуская воздух из лёгких, сжимает пальцы Лань Чжаня и не может удержать длинные стоны, пока тот не входит полностью. — Лань Чжань, подожди, дай мне передохнуть. Тот слушается и целует костяшки его пальцев. Выглядит ужасно, просто отвратительно романтично. Затем Лань Чжань наклоняется к нему и умилительно покрывает вспотевшее лицо Вэй Ина поцелуями, скручивает и сжимает соски, ласкает член, и понемногу приятные ощущения выходят на передний план, боль успокаивается и остаётся малозаметным осадком. Отдавая себе отчет в том, что он лишь подливает масла в огонь, Вэй Ин чуть сжимается, проталкивая мышцами член еще глубже, и Лань Чжань стискивает руки на его теле, впиваясь пальцами в кожу. — Вэй Ин! — Прости, я это специально. — Ты!- Я мог и не сдержаться! Вэй Ин улыбается и подмигивает. — Милый Лань Чжань, я и не хочу, чтобы ты сдерживался. Лань Чжань начинает двигаться медленно, с небольшой амплитудой, контролируя каждое движение. Плавный, неспешный ритм набегает на Вэй Ина лёгкой зыбью, и это так приятно, он только успевает заметить, что привык, как его застигает врасплох настоящее цунами. Удары Лань Чжаня становятся сильнее, глубже и быстрее, он бьёт с оттяжкой, отчего Вэй Ина как будто бьёт электрическим разрядом от спины до кончиков пальцев на ногах. Никогда — никогда он не испытывал ничего подобного, ни с одной игрушкой и тем более с пальцами. Он воет, стонет, жалуется, но отнюдь не возражает. Даже Лань Чжань, традиционно невозмутимый, издаёт низкие, рычащие стоны и в какой-то момент и вовсе втрахивает ослабевшее тело Вэй Ина в кровать, что несчастно скрипит и вообще, кажется, давно не терпела такого к себе отношения. На миг Вэй Ину думается — а что, если Лань Чжань сейчас в порыве чувств вцепится ему в загривок и так и не выпустит, так что останется только догадываться, в ком из них с местным призраком больше милосердия. Он чувствует на себе тяжесть тела Лань Чжаня, тот вжимает его в сбившиеся простыни без малейшей возможности сдвинуться с места, но, на удивление, это не причиняет ему никакого дискомфорта. Да, Лань Чжань довольно тяжёлый, Вэй Ин чувствует себя шариком, из которого выпустили весь воздух — но его дыхание замедляется, становится глубже и спокойнее, глаза теряют фокус и всё его тело, каждая мышца расслабляется, жгучая боль утихает и постепенно сменяется горячими волнами наслаждения. Вместо воя и криков он издаёт утробные, затяжные стоны, похожие на весеннюю песню кошек и жалящие ему слух своей похотливой бесстыдностью. — Что мне… делать… Когда ты так стонешь? — вымученно цедит сквозь стиснутые зубы Лань Чжань, вбиваясь с особым усилием и громкими шлепками, так что у Вэй Ина приподнимаются бёдра и поджимаются на ногах пальцы. Ебаный стыд, Лань Чжань выглядит как небожитель или как айдол, когда трахает его вот так: пот стекает крупными каплями по его телу, мышцы бугрятся в напряжении, вены на руках вздулись, волосы прилипли ко лбу. А главное — Вэй Ин никогда не видел, чтобы Лань Чжань так смотрел на него раньше — ярость в его глазах знакома, но похоть вырвалась на свободу и устроила стихийное бедствие. Этот взгляд Вэй Ин чувствует на себе, на своём теле словно вибрацию, от которой бегают искры. Что ж, наверняка Лань Чжаню тоже есть на что посмотреть, Вэй Ин прекрасно представляет, как он выглядит сейчас — до боли возбуждённый, с жалобно сочащимся членом, растраханной мокрой задницей, уничтоженный и сдавшийся на чужую милость, нуждающийся во внимании, прикосновениях и что уж тут говорить, в его члене. Он обнимает Лань Чжаня за талию, опускает руки вниз и сжимает буквально каменные ягодицы, направляя прямо в себя. — Мой милый Лань Чжань. Ты только посмотри на себя, и ты водил меня за нос столько времени. Да ты же без ума от меня. Блять, как же хорошо — хоть вой. Вэй Ин облизывает пересохшие губы, мычит, закатывает глаза, кайфуя от заполненности и чувствуя себя таким бессовестно счастливым. Лань Чжань прикасается к его члену и слегка потирает головку, но что Вэй Ин матерится, откидывая голову назад, и случайно сжимается на члене. Он обнаруживает, что у него на животе уже лужица предсемени, и это означает две вещи: во-первых, Лань Чжань отлично постарался над его простатой, а во-вторых, Вэй Ин довольно скоро кончит. Лань Чжань безжалостно терзает его губы, его соски, так что те покраснели, опухли и стали до боли чувствительными, и каждый страстный поцелуй, каждая дразнящая пытка языком заставляет его скулить и переходить на ультразвук. Он в эйфории мычит Лань Чжаню в рот, когда тот целует и трахает его особенно приятно, сжимая волосы на затылке. Он выгибает спину и забывает сделать выдох, когда член внутри него снова задевает именно то место, от которого так хорошо. Ему кажется, что его тело стало бесплотным и больше ничего не весит, и вместо плоти в нём кипящий чан похоти и блаженства. Наконец он растворяется в этом настолько, что забывает про любое смущение и стыд: всё кажется идеальным, от влажного хлюпанья смазки в его заднице, остро-пряного запаха пота, ритмичных криках, что свободно вырываются теперь из его раскрытых губ и до железной хватки Лань Чжаня на его запястьях. Толчки члена Лань Чжаня становятся центром его существования, их непредсказуемый ритм затягивает Вэй Ина прямо в топь — то быстрые и поверхностные, то медленные, глубокие и мощные. Его собственный член изгибается над бледным животом красно-коричневой дугой, на алой головке блестит слегка мутная капля. Лань Чжань сжимает его мокрую от пота и смазки задницу, а потом смачно шлёпает по обеим ягодицам. Вэй Ин ни о чем больше не переживает — ни как выглядит его искажённое в гримасе экстаза лицо, которое Лань Чжань торопливо целует. Лань Чжань снова и снова будто подводит его к самому краю, даёт сделать шаг к пику наслаждения, но затем останавливается на самом интересном месте и не позволяет сорваться вниз, вынуждая Вэй Ина сжиматься и корчиться всем телом, пытаясь вернуть потерянный шанс кончить. Это повторяется снова, и снова, и снова, и Вэй Ин чувствует, что он сейчас точно сойдёт с ума, он слышит рыдания и не сразу осознаёт, что эти звуки издаёт он сам. Он надеется, Лань Чжань понимает, что ему не больно, и судя по тому, что тот не останавливается, всё так и есть. Лань Чжань вбивается в него так сильно, что ножки кровати скрипят по полу. В какой-то момент Вэй Ин словно куда-то выпадает, забывшись в интенсивных ощущениях удовольствия, будто в наркотическом кайфе, и только глухо хрипит и хнычет. Он так близок, он уже почти. Это больше чем хорошо, это идеально. Он хочет ещё, хочет сильнее и больше. Лань Чжань делает четыре раздельных удара, которые сопровождаются влажными шлепками его бёдер и задницы Вэй Ина, и где-то на третьем Вэй Ин кончает, крупно вздрагивая всем телом, расплёскивается семенем, пачкая свои разведённые бёдра, срывая голос от рыданий и впиваясь ногтями в плечи Лань Чжаня. Его брови сведены, его глаза закатились, спина выгнулась. Это восхитительно хорошо. Краем сознания он слышит, как Лань Чжань рычит ему в шею и замирает, сжимая его тело в руках, и Вэй Ин жалеет лишь о том, что не рассмотрел это достаточно хорошо, поглощённый собственным оргазмом. Он постепенно приходит в себя, когда на чердаке светлеет настолько, что кажется в любую минуту в крохотное окно постучится яркий солнечный свет. Лань Чжань лежит на нём сверху, придавливая к кровати, и это немного противно, учитывая что они оба голые и скользкие от пота и спермы, но в то же время Вэй Ину нравится. Лань Чжань дышит так глубоко и спокойно, как будто спит. Но как только Вэй Ин пытается прочистить горло, тот с кряхтением поднимается на руках и ложится рядом. — Я в жизни столько не кричал, — говорит Вэй Ин, и его голос немного сипит. Лань Чжань берет чистый край уже испачканной простыни и методично принимается вытирать Вэй Ину ноги, живот, пах и член, после чего проделывает то же самое с собой. Вэй Ин наблюдает за ним, когда замечает красные полосы на спине Лань Чжаня и морщится из-за этого. Как хорошо, что ногти у него сейчас короткие, хотя даже ими он нанёс неслабый ущерб. — Прости, — говорит Вэй Ин, проводя кончиками пальцев по свежим царапинам. Лань Чжань берет его за руку и тянет к своим губам, касаясь кожи коротким поцелуем. — Мне не больно. Я счастлив. Они прижимаются ближе, Вэй Ин ложится на заботливо подставленное плечо и улыбается, пока Лань Чжань целует его в лоб, потом в кончик носа и наконец в губы. Вэй Ин тоже беззаботно, невероятно счастлив, ему тепло, словно в груди медленно горит керосиновая лампа, он истощён, но расслаблен и совершенно умиротворён. Почему, несмотря на тот хаос, что происходил здесь с ними совсем недавно, простые объятия кажутся настолько приятными? — Лань Чжань, неужели ты не заметил, что я всерьёз влюблён в тебя уже четыре года? — говорит Вэй Ин и чувствует ком в горле. Они же ведь уже дошли до стадии признаний? Лицо Лань Чжаня застывает, как гипсовая маска. Он молчит, потом вздыхает. — Но ты же мне ничего не сказал. Я решил, что для тебя всё шутка. — Ты всё время был с таким страшным лицом, что я тебя боялся! — Такое уж у меня лицо! Вэй Ин переводит дыхание и накрывает щёку Лань Чжаня своей ладонью. — Что ж, тогда я скажу сейчас, и на этот раз никаких шуток. Лань Чжань, если ты еще не в курсе, ты самый замечательный мужчина из всех, кого я знаю. Ты нравишься мне, с ума по тебе схожу. Я это всерьез. И я люблю тебя ещё больше за то, что ты согласился со мной переспать, ведь я сам ужасно этого хотел. Провести с тобой эту ночь было настоящим чудом. Если бы не это, всю жизнь бы оставался девственником, потому что никого, кроме тебя, уже давно не хочу. И если ты тоже… хочешь… то можешь теперь делать со мной всё что угодно, когда угодно, я буду только рад, мне всё понравится. Лань Чжань не произносит ни слова, но глаза его влажно и ярко блестят. Он крепко прижимает Вэй Ина к себе и приникает к его рту губами, целуя. Когда он наконец его отпускает, Вэй Ин радостно смеётся. — Лань Чжань, ты же понимаешь, что вырыл сам себе могилу? Я же теперь не выпущу тебя из кровати. Буду дразнить, соблазнять, ласкать тебя снова и снова, пока ты не вылюбишь меня всего, пока не покроешь мою кожу отметинами и солеными каплями, пока у меня не охрипнет от стонов голос и не потрескаются от поцелуев губы. — Мгм. — Не могу поверить, что я переспал с таким чудаком. Но оно определённо того стоило. — Мгм. — И я заранее тебя предупреждаю, — говорит ему Вэй Ин. — В следующий раз я тебе отсосу. Возможно, в первый раз будет не очень, но я намерен много практиковаться. Глаза Лань Чжаня округляются, на его лице — необычное сочетание удивления и смущения. — Убожество, — по привычке отвечает ему Лань Чжань, но на его губах прячется улыбка. — Я знаю, — говорит Вэй Ин и ухмыляется. Тоже по привычке. Не успев толком поспать, они встают и собираются утром, растянув одевание до немыслимых пределов, постоянно отвлекаясь на поцелуи, объятия и улыбки друг другу. Вэй Ин собирается чуть раньше, учитывая что ему не нужно было тратить время на то, чтобы надеть трусы. Он спускается по лестнице, насвистывая себе под нос, и обнаруживает на первом этаже классическое утреннее столпотворение — восемнадцать мужиков пытаются собраться и взять себя в руки. Цзян Чэн и Не Хуайсан обнаруживаются в стороне, и Вэй Ин подходит к ним с широкой улыбкой и немного подпрыгивая на ходу. Он ничего не может с собой поделать, он слишком счастлив. — У-у, детка, как прошла твоя первая брачная ночь? — говорит Не Хуайсан и несколько раз вскидывает брови. Стоп, они всё знают? — в панике думает Вэй Ин, и его лицо вытягивается. — Мы всё знаем, — говорит Цзян Чэн, и вид у него такой смущённый и покрасневший, что Вэй Ину становится его даже жалко. — Мы слушали твоё ангельское пение всю эту долгую ночь, — говорит Не Хуайсан. — Как хорошо, что я предусмотрительно взял с собой беруши. Вэй Ин ничего не может сказать в ответ, он закрывает глаза рукой и стонет. — Не переживай, дружище, — Не Хуайсан хлопает его по плечу. — Никто и слова тебе не скажет. — С чего ты взял? — говорит Вэй Ин. Кажется, его имя повесят на доску позора. — Просто посмотри на своего мужа, и вопросов не останется, — Не Хуайсан отвратительно подмигивает и ловко уворачивается от Цзян Чэна, который пытается его ударить. Вэй Ин вздрагивает, когда на его плечо снова опускается рука, но теперь она не принадлежит Не Хуайсану. — Идём? — говорит Лань Чжань ему на ухо и смотрит на него так, будто Вэй Ин прекраснее каждой звезды на небосклоне. Что ж, кажется, если его имя и правда повесят на доску позора, напишут оскорбительные комментарии к каждой фотке в инстаграм и выложат на университетском портале мем с его лицом — всё это действительно не будет иметь ни малейшего значения. Он кивает Лань Чжаню, сохраняя в памяти его ответную улыбку, и когда тот берёт его за руку, целует её переплетает пальцы, уводя за собой в сторону выхода из апартаментов, Вэй Ину хочется завизжать от любви и восторга.