Всё для тебя

      Рюджин как увидела Йеджи, так сразу же её невзлюбила. Это была неприязнь с первого взгляда.       До этого они могли пересекаться в школьных коридорах, но не обращали друг на друга внимания. По крайней мере, Рюджин. Она узнала её имя на собрании театрального кружка. Новый учебный год — новый состав. Сама Рюджин только третий год в кружке с первого класса старшей школы и до последнего, но новичков не любила так, будто состояла в кружке с самого его основания.       Она в целом много что и кого не любила. Особенно тех, кто перетягивал всё внимание на себя.       Хван Йеджи — новенькая в кружке. Очень хороша в перетягивании всеобщего внимания на себя. Стоило ей появиться в актовом зале, как все, абсолютно все на неё взглянули. Даже Рюджин. А как тут не взглянуть непонятно. Перед ними легенда школы: олимпиадница, отличница, гордость учителей и родителей.       Скромная, мирная, тихая Йеджи.       Ни черта она не мирная.       — Поприветствуем Йеджи, она с этого года тоже член нашей команды, — звучным голосом объявила Джису, негласный лидер и заодно режиссёр-постановщик. — Она моя подруга, так что в ваших интересах её не обижать.       Рюджин фыркнула, сделав вид, что шутки не поняла. Теперь всё понятно, что здесь Йеджи забыла. На самом деле она была технарём до мозга костей, брала курсы по математике, информатике и физике. Первая в списке на курсы продвинутой математики. Премилый до зубовного скрежета технарь в их театральном кружке, дожили.       Джису начала перечислять качества Йеджи, будто её подруга не могла говорить сама. Такой у неё интересный взгляд со стороны, сякие предложения обо всём на свете. Рюджин слушала, в упор глядела на Йеджи и изнывала от желания разразиться гневной тирадой.       Что-то ей в ней не понравилось, это очевидно. Что именно — вот, в чём загадка.       Может, не понравилось, как Йеджи цеплялась пальцами за растянутые рукава свитера, а может, то, что она постоянно смеялась невпопад, этим привлекая внимание. И её очки ей совсем не шли. Но всё-таки дело было не во внешности. На внутреннем уровне Рюджин ощущала, как кровь бурлила от неприязни.       Наверное, дело всё-таки в том, что Йеджи привлекала много внимания. Уже все ею заинтересовались и пытались подлизаться к ней. Сходили с ума от её появления, как коты от валерьянки. Рюджин не понимала, что в ней только нашли. Йеджи лишь обычная умная девчонка. Вряд ли она чем-то толковым поможет их кружку.       И чёрт с ней, с этой Йеджи. Самое обидное, что сама Рюджин в кружке третий год и, даже принося им классные идеи, никто с ней общаться не хотел. Она хмурая, вечно раздражённая. Её характеристика — «к ней лучше не лезть лишний раз».       Ей трудно будет подружиться даже с растениями в зооуголке. И как бы она не пыталась, друзей у неё всё не было. А грустно-то, одиноко-то. Попытки исправить это были, но безуспешные. Рюджин почти смирилась, но почти — ключевое слово.       Разумеется, ей было больно смотреть на то, как Йеджи завоевала сердца всех в кружке. Но не Рюджин, она так и не смогла.       — И что мы будем ставить? — спросила Йеджи, ладони сложив на коленях и взгляд устремив на собственные ногти.       «Мы»? Сама-то лишь новенькая, а уже причисляла себя к их команде.       От одного звука её голоса Рюджин тошнило. Она честно сдерживалась, чтобы не прослыть грубиянкой в первый же день знакомства. Сжимала в кулаках подлокотники кресла до побелевших костяшек. Главное, ничего не сломать и не разрушить.       — Мы ещё думаем над произведением. Хочется чего-то особенного. Это всё-таки последний год для многих из нас.       — Но не для всех последний, — хмыкнула Юна, девушка Джису. У них разница года два примерно. Было очевидно, кто займёт место главного в кружке после того, как Джису окончит школу.       — «Ромео и Джульетта», может?       Рюджин ещё больше в упор посмотрела на Йеджи. Она сумасшедшая. Или глухая. Или глупая. Или всё вместе. Как при желании чего-то особенного можно было предложить стандартную заезженную «Ромео и Джульетту»? У Рюджин в голове просто не складывалось.       И никто даже не рассмеялся над ней или её предложениям.       Если они серьёзно будут ставить «Ромео и Джульетту», Рюджин перейдёт в книжный клуб или кружок фотографии. Это, чёрт возьми, невыносимо. А это только начало.       — Это классика, — пожала плечами Джису.       — Классика, которую можно интересно обыграть, — спасая своё положение, добавила Йеджи. — Мы бы могли…       — Это скучно, — отрезала Рюджин.       Понятное дело, последнее слово не за ней, потому что, во-первых, она всех бесила, во-вторых, она не любимица Джису. Но молчать она уже не могла. Не собрание, а пытка средневековая.       При этом её даже не терзало чувство вины. Много чести для Йеджи.       Джису бросила хмурый взгляд на Рюджин, а потом глянула на Йеджи, ранимую душу, видимо. Та ещё больше сжалась в комок, лишь бы меньше ловить взглядов на себе, но она слишком привлекла внимания. Это бесило.       — Спасибо за мнение, Рюджин, — холодно, но всё ещё вежливо ответила Джису. — У тебя есть предложения?       — Вообще-то предложения есть.       Они и правда были. Но самое лучшее её предложение — чтобы Йеджи покинула из кружок и ушла к чёртовой матери, лишь бы подальше.       — Мы с радостью тебя выслушаем.

***

      Несмотря на то, что собрание и так было короче обычного, оно всё равно показалось Рюджин сумасводяще долгим. При этом она не могла оторвать взгляд от Йеджи, которая постоянно избегала смотреть на неё. Всё для того, чтобы ночью наедине с собой, как и всегда, прокручивать события в голове в мельчайших деталях и злиться ещё больше.       Злиться, пока успокоение само не придёт к тебе, — её любимый способ.       После собрания она быстро собрала вещи в рюкзак. Рваные, смазанные и быстрые действия никого не удивили. Наверное, все хмыкнули с мыслью «Опять Шин бесится» и перестали о ней думать. Так и было всегда. Правда, привыкнуть трудно.       На улице прохладный вечерний воздух немного остудил её пыл. Рюджин с удовольствием пинала камни и собирала на белых кроссовках всю пыль с дороги. По пути домой её сопровождали серые скучные многоэтажки, в одной из которых она и сама жила.       Всё было однообразно и как обычно. До одного момента.       — Эй, Рюджин, — послышался за спиной тихий голос. Не узнать говорящего она не могла, потому что за сегодняшнее собрание до ужаса отчётливо запомнила голос.       Чёрт, Йеджи её что, преследовала?       — Чего тебе надо? — фыркнула Рюджин.       Сначала она хотела лишь ускорить шаг и убраться восвояси, чтобы не тратить время на эту выскочку, но решила поддаться искушению. Может, после беседы она хоть поймёт, что в ней такого манящего и интересного. В итоге она снизила темп ходьбы, чтобы Йеджи могла её спокойно догнать.       — Нам в одну сторону, как я поняла, — тяжёло дыша, отозвалась она. — Я подумала, почему бы нам вместе не пройтись.       Йеджи с её явно плохой физической подготовкой прижимала ладонь к сердцу, будто могла успокоить его бешеное биение. Она семенила за Рюджин, не замедляя шага, будто та от неё могла убежать. Очень хотелось, честно говоря.       — Серьёзно? Ты мазохистка или как?       После того, что было на собрании, Йеджи должна быть настроена к Рюджин менее дружелюбна. Чёрт возьми, она весь вечер пялилась на неё в открытую, фыркала с каждой её фразы и насмехалась над её идеей поставить «Ромео и Джульетту». И после всего этого ей всё равно захотелось пройтись вместе?       Глупо. И несуразно. Пазл в голове Рюджин никак не складывался: Йеджи портила всю картину своим странным необъяснимым поведением.              — Нет… Ты выглядела одиноко. Я захотела составить тебе компанию.       Рюджин не только выглядела одиноко, она ещё и была одинокой. Как бы она не билась над этой проблемой, решить её не получалось. Прогулки в одиночестве, беседы с самой собой будь то вслух, будь то про себя — её все. Даже члены театрального кружка не смогли заменить её друзей, которых у неё никогда и не было.       Она никому не интересна.       Когда в классе все разбивались по парам, она оставалась одна. Родители её, считай, игнорировали. Мало кто в театральном кружке хотел быть с ней партнёрами по сцене, хотя играла она отлично, по её скромному мнению. Все эти маленькие ситуации доказательство одного — она одинока. Бывает. Она научилась быть лучшим другом для себя, но это не значит, что грусть и злость отступили в сторону.       — Составила компанию? На этом всё, расходимся?       Добавьте, пожалуйста, в характеристику Рюджин к «грубой» ещё и «глупая».       Даже осознавая, что у неё никого нет, она отталкивала Йеджи от себя, хотя та — единственная, кто проявил к ней интерес. Она даже сама подошла к ней и не побоялась её хмурого лица со сдвинутыми бровями.       — Я хотела ещё сказать, что у тебя хорошие идеи, — не унывала Йеджи, умело меняя тему. Будто она могла задобрить Рюджин комплиментами. — Театральноу кружку повезло, что ты есть у них. Ты мыслишь неординарно и удивляешь.       — А ты — нет.       Да уж, иногда её прямолинейность выходила за рамки.       Вернее, назвать это прямолинейностью уже нельзя. Это грубость ради грубости. Задеть, чтобы показать, что она не белая и пушистая. Что она никому не нравится и с ней лучше не связываться. Рюджин нужны друзья, чтобы заполнить одиночество, но Йеджи — плохая кандидатура.       — Честно, — пробурчала Йеджи, отвлёкшись на то, чтобы поправить сползающую лямку рюкзака. — Что правда, то правда. Я привыкла думать по инструкции, алгоритму. У тебя же ко всему разный подход.       Что ж, они обе сознавали свои проблемы, но ещё не решали их. На этом их схожести кончились. Как и терпение Рюджин.       — Спасибо. Я лучше домой пойду.       Йеджи открыла рот, чтобы что-то сказать, но не успела: Рюджин уже упорхнула в подъезд нужной многоэтажки, пока её не стошнило от этой приветливости и миролюбивости Йеджи. И всё-таки она не поняла, что в ней такого особенного. Она просто… вежливая и хороша в математике.       Тяжело будет теперь на собраниях театрального кружка. И в школе тоже.

***

      В целом, со всем происходящим можно было свыкнуться. Рюджин же как-то привыкла к своему одиночеству, вот и сейчас она просто привыкнет к тому, что все до сих пор липли к Йеджи, и успокоится. Тогда все будут жить в мире и согласии, а Рюджин меньше возникать на собраниях. Но нет, всё не так-то просто.       Ей невыносимо смотреть на то, как все просили советов у Йеджи, будто она мудрец сотого уровня. Как все шептались с ней, моментально втянув её в клуб сплетниц, когда с Рюджин за три года ни разу даже самые громкие новости не обсудили. Как просили у неё помощь с домашним заданием, ведь она же умная. Как будто больше умных людей в школе не было, честное слово.       Рюджин пыталась помалкивать, лишь вжималась в кресло и терзала ногтями подлокотники кресла, таким способом сдерживая гневные тирады, бурлящие внутри. Эта милая наивность и кротость Йеджи проявлялась во всём. В том, как она говорила, смеялась, играла и принимала участие в обсуждениях. Она всем своим видом говорила «Я не хочу лишнего внимания», но продолжала его привлекать.       Она, ничего не делая, влюбила в себя всех, а Рюджин, как бы не старалась, такого не светит.       Было легко её невзлюбить.       Но игнорировать её — тяжело.       Она была везде. Проникала под кожу и в сознание стремительно. Она везде мерещилась. Стоило Рюджин зайти в школьную столовую, как взгляд цеплялся за макушку Йеджи. Разумеется, она сидела с Джису и Юной и смеялась с ней, обсуждая невесть что. Стоило покинуть столовую и выйти в коридор, так Йеджи тут как тут: уже стояла у шкафчиков и доставала учебник для курса продвинутой математики.       Даже когда Рюджин возвращалась домой после тяжёлого и одновременно скучного учебного дня, Йеджи плелась сзади неё. Жили они, чёрт возьми, рядом. Удача высшего уровня. Теперь они пересекались как минимум взглядами каждый божий день. Рюджин начала думать, что попала в ад, когда замечала балетки Йеджи, скользящие по пыльному асфальту.       Внешний вид Йеджи её особенно бесил. Вся из себя такая невинная дева Мария. Белая шёлковая блуза и плиссированная юбка нужной длины — всё строго по школьному уставу. Волосы заплетены в высокий хвост, а с одной стороны ещё и заколоты украшением в виде бантика. Мило до тошноты. Как ребёнок, честное слово. И, разумеется, очки как последний штрих — подтверждение того, что много-много учится, вот от этого и упало зрение.       Её бесило абсолютно каждая деталь в Хван Йеджи. Каждая, без исключения.       Ещё больше её бесил тот факт, что всем она нравилась. Слепые.       К счастью, собрание театрального кружка кончилось. Наконец свобода, мысленно вздохнула Рюджин, хотя ещё в прошлом году кружок был её отдушиной и все собрания приносили ей небывалое наслаждение. Потом люди поняли, что с грубиянкой лучше не связываться, а вдобавок к ним ещё и присоединилась Йеджи.       Последний год в школе, а столько неприятного уже случилось. Кошмар, одним словом.       Рюджин накинула рюкзак на плечо, когда заметила на втором ряду кресел кем-то забытый блокнот. Честно говоря, разбираться с тем, кто его потерял, сил не было. Да и не её это дело, завтра снова будет собрание, вернутся за ним тогда же. Или человек сам придёт забирать вещь. Старшая школа это уже не дети всё-таки.       Но почему-то она всё равно поддалась порыву и пошла смотреть, кому принадлежит дневник. Мало ли, это вещь Джису, а там могли храниться важные заметки. Оглядывая блокнот, Рюджин по началу не нашла никаких пометок о владельце. Лишь мелкий ровный почерк, пронизывающий все страницы. Потом она наконец зацепилась за надпись «Хван Йеджи» и как ошпаренная откинула блокнот назад.       Не надо ей такого добра.       И возвращать она ничего не будет. Больно надо.       Но не успела Рюджин толком ничего сделать, как рядом с ней будто материализовалась из ниоткуда Йеджи, владелица блокнота. Разумеется, ответственная девочка всегда вернётся за своими вещами и не отложит это дело на потом. Рюджин мысленно закатила глаза и сделала вид, будто она удивлена.       — Фух, спасибо, что нашла мой блокнот, — вздохнула Йеджи, переводя дыхание после бега обратно в школу. — Я даже не заметила, как его оставила. Задумалась, наверное. Я в последнее время такая рассеянная, кошмар.       — Я заметила, — грубо оборвала её Рюджин. У неё нет времени слушать возбуждённый детский лепет Йеджи. Вернула дневник — пусть домой идёт.       — Ладно, прости, если отвлекаю. Ещё раз спасибо, что нашла блокнот и что не заглядывала внутрь. Это слишком личное…       Рюджин фыркнула, бросив «Пожалуйста» и удалилась. Ей совсем не интересно, что в этом блокноте может быть личного. И вообще это глупо приносить такую вещь в школу, зная, что ты рассеянная и на раз-два можешь потерять её. С Йеджи такое и случилось. Ей повезло, что никто плохой не нашёл блокнот. Вернее, нашёл — Рюджин, но Йеджи почему-то думала, что та порядочна. Чёрта с два.       Ладно, всё-таки ей интересно.       Что же личное хранилось в блокноте Хван Йеджи? Потайные мысли, признания в любви или, наоборот, в ненависти? План по захвату мира? А, может быть, всего лишь объяснение, почему она всем нравилась, хотя ничего такого в ней не было? Занимательные рассуждения. Рюджин обязательно предастся им ночью вместо мыслей о том, что она всё ещё одинока.

***

      Разумеется, уже скоро Рюджин забыла о ситуации с блокнотом, зато о Йеджи не забыла. Думать о ней стало привычкой, сопровождающей её чуть ли ни каждую минуту. «Не думать о ней, забыть и вычеркнуть из головы», — напоминала себе каждый раз, а потом встречалась с непонятно почему приветливой улыбкой Йеджи, фыркала и снова думала.       Есть известная фраза: «Тебя настолько нет, что ты везде». У Рюджин фраза прошла сквозь мясорубку, искривилась и в итоге вышло простое «Ты везде». И с этим ничего не поделаешь.       На собраниях Йеджи стала больше раскрываться и меньше стесняться. Джису приговаривала, что не зря кружок пополнился интересными людьми, ведь другой склад ума Йеджи лишь плюс для них: взгляд со стороны никогда не помешает. Рюджин же редко когда слушали и даже слышали. Зато осуждающие взгляды она ловила на себе частенько.       На удивление, но на очередном собрании её выбесила не Йеджи, а Джису с Юной. Да-да, такое бывало. Не только же на одной Йеджи зацикливаться.       Юна как кошка на солнце ластилась к Джису, урывая поцелуи и этим отвлекая её, будто они все здесь собрались не ради постановки, а ради лобызаний этих двоих. Главное, никто и слова им сказать не мог, потому что Джису главная в кружке, а Юна что-то местной Реджины из «Дрянных девчонок». Не сказать, что она королева школы, просто подрастающая стерва. Только с Джису она и была милой.       — У меня есть маленькое объявление, — Джису похлопала в ладоши, чтобы привлечь внимание всех. — Я решила изменить сцену признания в любви главной героини. Мы изменим текст, ничего серьёзного.       — Но…       — Время, чтобы выучить новый текст есть. Это будут стихи от Юны, — Джису обняла Юну за плечо, притягивая ту к себе поближе. — Вообще, они посвящены мне, но я решила, что они хорошо впишутся в общую канву нашей постановки.       «Нашей постановки, — мысленно хмыкнула Рюджин. — Ага, конечно». Некоторые уже давно перестали принимать участие в обсуждениях, потому что их выслушивали, но к ним не прислушивались. Они играли роли второго плана и вообще-то не жаловались. Рюджин тоже не жаловалась, пока играла важные роли, которые её устраивали.       Не поймите её неправильно, возмущаться и спорить с людьми — её любимые занятия, но сейчас она слишком устала. Неприязнь по отношение к Йеджи её выматывала.       — Я же сказала, что сделаю, — шепнула Джису на ухо Юне. — Стихи вышли милыми, кстати.       — Моя благодарность не заставит себя долго ждать, — отзывалась Юна. — Не только стихи, но и все мои мысли посвящены одной тебе.       Даже непонятно, что Рюджин бесило больше в их отношениях — наигранность или приторность. Пожалуй, всё сразу. Юна из тех, кто выгоду любит примерно также как и внешнюю привлекательность людей, а не внутреннюю красоту. Джису же просто потакала ей во многом, если не во всём.       Но тем не менее Юна посвящала стихи Джису. Какими бы их отношения не были отчасти притворными и манерно-жеманными.       Никто и никогда не посвящал ничего Рюджин.       Её редко кто поздравлял с днём рождения, дарил собственноручно сделанные открытки или видео с смешными фотографиями. Ей не рисовали портреты, не посвящали текста и стихи. Её попросту не замечали или намеренно игнорировали. Даже у таких, как Юна, были такие, как Джису.       Рюджин была одна.       И эта правда ударила её под дых. Стало настолько больно дышать и даже думать, что она быстро собрала вещи и рванула на выход из актового зала, хотя до конца собрания ещё добрых полчаса.

***

      Рюджин, только покинув актовый зал, думала ещё вернуться, но глянула на двери актового зала и передумала. Там думать тяжело, не получалось даже вдохнуть полной грудью. Мысли путались, а взор постоянно устремлялся на Йеджи. Это уже не её комфортное место. Может, оно даже никогда и не было таковым.       Сначала она думала переждать в библиотеке, чтобы вдохнуть запах старых книг, полных заметок от разных людей, и успокоиться, но потом вспомнила про неприятную старушку-библиотекаршу. Потом думала просто поскитаться по улицам, но в итоге смогла лишь сесть на первую попавшуюся скамью.       Ноги поджала под себя, обняла руками колени и уместила на них голову. Поза знакома и привычна ей: в ней она проводила много ночей, думая, в какой момент всё пошло не так. В какой момент она испортилась и в какой момент всё перестали обращать на неё внимание.       Над ней расстилалось темнеющее небо, но она уткнулась носом в колени, шмыгая. Это не слёзы, просто разочарование. Рюджин даже не обращала внимания на то, что кожанка не спасала её от холода, и ветер спокойно продувал её.       Заболеет же. Хотя кому будет дело? Наверняка, все в кружке лишь вздохнут от облегчения.       Видимо, дело было.       — Эй, Рюджин.       Снова тяжёлое, частое дыхание. Снова противный голос с успокаивающими нотками. Снова Йеджи. Снова-снова-снова. Когда уже конец этого «снова»? Когда уже она будет свободна от мыслей о ней, что вечно её преследуют? Видимо, оставалось лишь подождать до конца учебного года.       Разочарование и грустные мысли моментально сменились раздражением. Рюджин колени опустила со скамьи на пыльный асфальт и перестала обнимать себя за колени. Взглянула на человека перед собой и удостоверилась, что это Йеджи.       Видимо, одной Йеджи и было дело до неё.       — Чего тебе надо?       Сознание перенесло её в воспоминания их первой встречи, когда-то после собрания Йеджи захотелось составить Рюджин компанию, когда она узнала, что им идти в одну сторону. Как была милой и наивной маленькой девочкой, так и осталась.       Да и Рюджин ни черта не изменилась.       — Просто хотела узнать, что всё в порядке. Ты ни с чего убежала с собрания. Я присяду? — и не дождавшись ответа, Йеджи плюхнулась рядом с ней. Но, к счастью, их понят даже не касались друг друга. — Видимо что-то да случилось. Если расскажешь, то я обязательно тебя выслушаю и…       — Иди к чёрту.       Будто Рюджин нуждалась в том, что её слушали.       Нуждалась.       Но не в том, что её слушала Йеджи. Было в ней что-то отталкивающе, в то время как других она манила к себе как магнит железо. Но если вариантов больше не было, то нужно пользоваться тем, что предлагали, верно? Даже если такая перспектива не очень радовала.       — Я не уйду, пока не расскажешь.       Надо же, Йеджи проявляла чудеса стойкости и уверенности в себе. Через сколько секунд она сольётся? Давайте узнаем.       — Я сама не знаю. Просто расстроилась. И выбесилась.       — Дело в изменениях в тексте? Но это даже не сцена и учить тебе эти слащавые стихи не надо, можешь не переживать, — отозвалась Йеджи, а потом глянула на то, как Рюджин хмуро сжимала челюсти, добавила: — Видимо, дело не в изменениях.       — Вообще-то дело в стихах. И в Юне с Джису.       — Ну, они мои подруги, но иногда и они меня бесят, — неловко пожала плечами они. — Они сладкая парочка, что с них взять.       — Именно. Парочка слащавей некуда. У меня никогда не было такого, нет и не будет. И друзей у меня тоже нет. И стихи мне никогда не посвящали. Ничего мне приятного не делали, даже простые комплименты, — возмущённый шёпотом потоком бурлящей руки лился из неё. — Меня даже слушать не хотят толком. Понимаешь?       «Понимаешь?» — быстро сорвалась с языка, не успела она даже подумать. Йеджи ведь ни черта не понимала. Куда ей до понимания, если все готовы были её выслушивать. Скоро и она встретит свою Юну, которая будет писать ей милые стихи, и вместе они будут слащавой парочкой.       Рюджин же останется одна. В этом она уверена.       — Понимаю, но лишь наполовину. Меня слушают, но лишь когда я говорю об определённых вещах. Не обо всём меня готовы слушать, а я не обо всём готова говорить, — горькой вздох рассёк напряжение между ними. — Я посвящаю стихи другим, но пока ещё никто не сделал этого мне в ответ.       Рюджин фыркнула. Вырвалось. Слова Йеджи не звучали как правда, но судя по мутному рассеянному взгляду Йеджи, правдой они были.       — И, кстати, Джису о тебе много говорит. Потому что я прошу. Мне было интересно, всегда ли ты такая… м-м, хмурая или только я тебя чем-то не устроила.       За что именно цепляться в сказанном Рюджин не знала. Глаза разбегались. Каждое слово Йеджи било в самое сердце. Её интонации напоминали те, какими говорили о своих грехах на исповедях.       Получалось, что Рюджин была грехом Йеджи?       Это было взаимно.       — Мне все люди не нравятся. Но ты — больше всех.       — Рада, что я особенная для тебя, — с лёгкой игривостью принимала её слова Йеджи. Защитная реакция что ли?       Рюджин перевела взгляд на Йеджи, хотя та тут же увернулась от неё от неловкости. Та же самая заколка-бантик, выглядевшая по-дурацки. Свитер поверх рубашки и брюки — по-школьному, по-деловому. Отличница. Это с уверенностью можно сказать, только глянув на Йеджи. Наивности ей не занимать, как и очарования.       — Что в тебе все нашли? — горячо прошептала она.       — Я просто говорю то, что они хотят услышать. Ты слишком прямолинейная. А я удобная. Вот, что во мне нашли.       Теперь всё понятно.       — Но я устала быть удобной, милой и хорошенькой девочкой. Другие мною гордятся, но не я собой. А ты смелая. Этим ты завлекаешь. Хотела бы я быть… — голос дрогнул, — тобой.       Быть с тобой. Это и хотела сказать Йеджи, но боялась. Она же не смелая.       Рюджин не видела себя со стороны и не понимала, какой невероятной она была. Она — глоток свежего воздуха. Её острый язык и интересные мысли привлекали. Другие ничего не смыслили. Когда плохо о ней отзывались. Йеджи её постоянно защищала.       — Не советую быть мной. Я уже говорила, почему.       — У нас обеих есть проблемы в жизни, — вздохнула Йеджи. — Ты ошиблась в одном. Тебе посвящали стихи. Ещё как посвящали.       Рюджин плохо вслушивалась в слова Йеджи и не сразу поняла, почему та полезла в рюкзак, чтобы достать тот самый блокнот, который недавно теряла. Она передала его в руки Рюджин и сказала надломившимся голосом «Смотри». Если тогда хотелось узнать, что таили в себе записи блокнота, то сейчас не очень-то и хотелось.       Листая страницы, она поняла, что в конце каждого текста имелось краткое «Для ШР». Потом она поняла, что это стихи, красивые и цепляющие. Необычные.       Потом до неё дошло, что ШР в пометках значит Шин Рюджин. Её имя. Её.       — Что это?       — Сама не знаю. Рефлексия. Мои мысли на бумаге. Похоже, что я технарь лишь наполовину, а на вторую половину я поэтесса, — лёгкая усмешка. Ну точно защитная реакция. Йеджи явно с трепетом и дрожь по телу ожидала реакции Рюджин.       Рюджин просто не знала, что думать и как реагировать.       — Мысли на бумаге это понятно. Непонятно, почему эти мысли… обо мне.       Они обе избегали смотреть друг на друга, подгоняемые неловкостью.       — Потому что в тебя невозможно не влюбиться.       Влюбиться. В Шин Рюджин. Это звучало как приговор даже для самой Рюджин. Уж слишком мало верилось во всё это. Но, судя по взгляду Йеджи, правдой это было. Она всё удивляла и удивляла.       — И что мне делать с этой информацией?       Вопрос скорее к самой к себе, чем к Йеджи. Та не поняла бы, что делать со всей то неприязнью, которую она испытывала уже долгое время. Сама Рюджин тоже не понимала. Жизнь будто бы издевалась над ней подсовывая проблемы, которые постоянно нужно было решать.       Сначала Йеджи отобрала у неё внимание, а сейчас влюбилась в неё. Когда и что пошло не так?       Рюджин запустила ладонь в волосы со стоном. Что ей делать?       «Я запуталась в себе, но ещё — в тебе».       — Эй, Рюджин, всё хорошо? Прости, что так всё вывалила на тебя, но… я не могу больше. Эти чувства, их слишком много.       Она понимала, чувствовала каждое слово. Только у неё была не любовь, а неприязнь. Но неприязнь? Она уже начала сомневаться в этом, а в голове как некстати закрутилась воронка мыслей, затягивающая её в пучину морскую.       Она попала в капкан.       Она слишком много думала.       А Йеджи слишком много говорила.       — Поцелуй меня.       «Поцелуй меня, чтобы я поняла, что чувствую. Обжигающую неприязнь или всё-таки всепоглощающую любовь. Чтобы я поняла, эти чувства к тебе — спасение и пропасть. Чтобы я поняла, попытка не пытка или всё-таки пытка».       «Чтобы я разобралась в себе».       «Чтобы перестала чувствовать себя одиноко».       — Ты уверена?       — Чёрт возьми, — возмущённо зашипела Рюджин. — Целуй уже. И не думай. Я тоже не буду.       Когда Йеджи испуганно захлопала глазами, а потом наконец наклонилась к ней для поцелуя, то все терзающие её мысли пропали. По телу прошлись сотни тысячи электрических разрядов, стоило их губам соединиться в поцелуе.       Что думать, что чувствовать?       Почему разобраться в себе настолько тяжело?       — Ещё. Мало, — оборванные фразы Рюджин заставили Йеджи усмехнуться и разделить с ней ещё один поцелуй. — Не могу понять, что чувствую.       Вопрос всё ещё открыт.       Ничего непонятно. Но Рюджин всё равно положила свои ладони на талию Йеджи, как это любила делать Джису с Юной.       — И не смей говорить, что тебе никто не посвящает стихи. Я это делаю, — на выдохе рвано прошептала Йеджи. — Всё для тебя.       Рюджин больше не будет жаловаться.