Твои синие глаза — чудеса!
алёна швец. — ведьм у нас сжигают.
Красные скаты черепичных крыш блестели, словно воск, под лучами тёплого сентябрьского солнца. Рыночная площадь гудела, как рой лесных пчёл. Вокруг разноцветных палаток с милыми флажками толпились женщины с корзинками и мужчины с увесистыми кошельками. Крестьянки в чепчиках перебирали в ящиках яблоки, груши и с лицами искусствоведов-критиков рассматривали спелые свежие тыквы, поблескивающие рыжими бочками. Мужчины и их милые хохотушки, идущие под руку, притормаживали у прилавков с игристыми винами, бутылочным грогом и сидром. Последнего в этом провинциальном городке было так много (из-за многочисленных яблоневых и грушевых садов), что местные ненароком пристрастились и уже не пили всё подряд, а скрупулёзно выбирали из тысяч разных один особенный. У колодца попрошайничали дети, торговала вязаными шалями старушка и танцевала обворожительная цыганка в кольцах-браслетах. Старушка причитала про молодёжь и с улыбкой протягивала молодым девушкам тёплые шали, предлагала их за несколько серебрянников, но дамы проходили мимо. Цыганка звенела бубном, браслетами на щиколотках и запястьях, вынуждала мужчин выворачивать головы и кидать ей в ноги по золотому. Маленькие крестьянские детки ловко проскакивали между людьми и рядами тележек с овощами, прилавками с выпечкой и стойками с напитками. Иногда стягивали с поясов зевак увесистые кошельки и, задорно хохоча, неслись к палатке со сладостями. Некоторые крали и булочки, и тыквы с кабачками, и даже бутылки с вином. В круговороте разнообразных торговых местечек, затесалась небольшая палатка с яблочным сидром. У прилавка стояла табличка с надписью: «Собственного производства». Присев на скрипучий стул, закинув нога на ногу, сидела торговка, собственно сидр продающая. Худая и бледная, с взглядом всегда чуть хмельным и лёгкой улыбкой на губах. Улыбкой, которую она дарила всем вокруг. Почти всем. Руки у неё изящные: тонкие запястья, длинные пальцы, узкие ладони. Лицо почти кукольное, но всё же живое, с глазами цвета бренди и неприлично длинными чёрными ресницами. Улыбчивая, приветливая, болтливая. Но неоднозначная, в чём-то загадочная, особенная среди всех остальных. Убирая рыжие кудри с лица, девушка поправила соломенную шляпку и, извиняясь, проскользнула вперёд, расталкивая людей. Каблучки отбивали ритмично по мостовой, огненно-рыжие лохмы струились языками пламени по спине, развеваясь при каждом шаге и дуновении ветра. Светло-голубое платье бросалось в глаза среди тёмных одежд местных, а компактная плетёная корзинка с алым бантом наталкивала на мысль, что её хозяйка — юная девочка. Плыла особа сквозь толпу, как поднятая ветерком, проскальзывала мимо толкущихся людей, заглядывала в палатки и поспешно ото всех уходила, будто ничего не западало в душу. Рыжая затормозила у колодца, приподняла соломенную шляпу и взглянула на цыганку. Темнокожая притаптывала, отчего браслеты и пояс со звенящими монетками гудели, сливались с ритмом бубна, выдавали чудную мелодию. Девушка покачала головой, с интересом за движениями цыганки наблюдая, а после кинула той пару монет, в довесок, похлопав, кажется, так громко, что услышала вся площадь. — Спасибо! — цыганка поклонилась низко-низко, почти достав кончиком длинной чёрной косы каменной кладки. — Было бы за что! — рыжая чуть-чуть присела, кланяясь девушке в ответ. — Ты, кажется, что-то ищешь, — цыганка подхватила тарелочку с монетами и бегло пересчитала заработок. — В благодарность могу помочь. Что хочешь здесь найти? — Кто тут продаёт лучший сидр? — девушка была рада помощи. Цыганка хмыкнула, призадумалась, а после махнула рукой, отчего браслеты её снова зазвенели, в сторону скромной палатки. Девушка провела взглядом, снова покачала головой и, кинув цыганке ещё парой медяков — двинулась в сторону торговки сидра. Тёплое солнце ласково касалось бледных щёк и играло лучами в тёмных распущенных волосах. Кажется, небесное светило переливалось блёстками в янтарной глади сидра в кубке и карих глазах. Загадочная торговка с хмельным взглядом и лёгкой улыбкой подливала напиток в бокал и расхваливала свой сидр. Говорила много, красиво, грамотно и ни разу не повторилась. Будто на каждого покупателя у неё был свой сценарий, продуманный текст. Не на каждого. В очередной раз, смахивая кудрявый чубчик с лица, девушка в соломенной шляпе приблизилась к прилавку, окинула бутылки и кувшины беглым взглядом и, вздыхая, подняла глаза на торговку. — Здравствуйте, — только и молвила она, замерев. — Доброго дня! — рыжая улыбнулась, приветливо и мило, даже помахала ручкой. У неё руки маленькие, почти детские. Лицо такое яркое, с переплетениями созвездий-веснушек, светлыми бровями и короткими ресничками. А глаза! Синие-синие, как лазурное море, как ясное летнее небо. — Мне сказали, что у вас лучший сидр, — рыжая, всё же, на ступор торговки внимания особо не обратила. — Это правда? — Конечно! — девушка за прилавком хохотнула, но глаз от покупательницы не отрывала. — Что-то конкретное хотите? Покислее или послаще? Думаю, сладкий сидр — это для вас! Такая чудесная дама точно предпочитает что-то послаще… — Как вы сказали?! — рыжая слегка смутилась, скромно улыбнулась и кокетливо убрала яркую прядку за ухо. — Яблочный или грушевый? — хмельные глаза будто смотрели прямо в душу, то ли в поисках чего-то личного, то ли выискивая конкретное предпочтение в сидре. — А какой лучше всего подходит для такой чудесной дамы, как я? — глаза-васильки блеснули озорными искорками и розовые губы потянулись в хитрой ухмылке. Торговка прильнула к прилавку, сложила на нём руки и из-под чёлки взглянула на покупательницу. Смотрела она иначе, не так, как на остальных. В карих глазах заплясали свои ритуальные танцы маленькие черти. Улыбка у неё сменилась с чего-то загадочного, на что-то более открытое и понятное. — Если назовёте своё имя — покажу вам самый лучший сидр, который только у меня есть. Делаю его для себя, но для вас сделаю исключение, — заговорила потише, сверлила взглядом рыжую и, кажется, неосознанно прикусывала губу. — Сначала вы, — девушка напротив не уступала в этих интимных взглядах, тонких улыбках и жестах. — Осаму Дазай, — торговка протянула изящную руку, чтобы поздороваться. — Плутовка и лучшая поставщица сидра в этом захолустье. — Накахара Чуя, — рыжая ответила на милый жест новоиспечённой знакомой. — Ведьма и бесстыжая пьяница. — Рада знакомству! — Дазай почему-то рассмеялась, крепко пожала маленькую тёплую ручку и, выпрямившись, осмотрела свою скромную лавку. Чуя за ней внимательно наблюдала, а про себя думала, что эта дамочка какая-то взбалмошная. На грозное заявление: «Ведьма!» — рассмеялась. Впервые кто-то над этим посмеялся. Не поверила, видать. — Вот этот! — Осаму вытащила красивую резную бутылку из-под прилавка и протянула её покупательнице. — Пробовать будешь? — А надо? — Накахара вскинула брови. — Самый лучший сидр нужно пробовать, перед тем, как купить? Осаму бы отдала его бесплатно, улыбнись ей ведьма ещё пару раз. — Ты, кажется, не местная, — заворачивая бутылку в красивую яркую ткань, заболтала Дазай. — Никогда тебя раньше не видела. — Странно, — Чуя ей снова улыбнулась. — Все меня тут знают. — Видимо — не все, — Дазай аккуратно уложила бутылку в компактную корзинку с бантом. — Один золотой. — Держи, — рыжая протянула Осаму два. — Захочешь угостить меня сидром — можешь найти меня в чаще, за тремя клёнами. — Это приглашение? — Дазай вскинула брови, заулыбалась довольно. Легкомысленно, но очаровательно. — Может быть, — Чуя кивнула и развернувшись, быстро растворилась в толпе. — В чаще? За тремя клёнами? Так там же… — про себя произнесла Осаму, тут же хлопнув себя по щекам. — Да она же действительно ведьма!☽♡☾
Листья стелились сплошным золотым ковром под ногами. В оранжево-красных кронах трёх массивных клёнов виляли пушистыми хвостами белки и скакали по худощавым ветвям маленькие птички, ещё, почему-то, не улетевшие на юг. За кустами можжевельника притаился, сливающейся с рыжим покровом земли, длинноухий заяц. Острые лучи осеннего солнца яркими золотыми бликами переливались в листьях и янтарных глазах. Дазай неуверенно подобрала длинную светлую юбку, оглянулась по сторонам в поисках того самого заветного домика, которым местные мамы пугают своих маленьких детей. В руках она держала плетёную корзинку с несколькими бутылками свежего сидра, парочкой крупных поздних яблок с алыми бочками и маленьким свёртком, куда Осаму старательно спрятала сытный кусок грушевого пирога. Наведаться в гости к лесной ведьме, которую за глаза кличут злой, обвиняют в скудном урожае ржи и изменах местных мужиков — было, возможно, не самой разумной идеей в голове торговки, но не разумной, не значит плохой. Вообще, Осаму искренне не понимала, какое отношения ко всем бедам их скромной провинции имела отношение эта чудесная голубоглазая красавица с лучезарной улыбкой. Если начистоту, то единственное в чём Дазай была готова обвинить Накахара, так это в краже своего сердца. С той самой встречи на площади минуло больше месяца, и Осаму, то и дело, прогуливалась по лесу пару раз в неделю, но не осмеливалась пройти дальше этих трёх злосчастных клёнов. Откуда брался этот необъяснимый детский страх перед «страшной злой ведьмой» Дазай не знала и не хотела знать, так как главной целью каждый раз было одно: обойти три клёна и наведаться к рыжей в гости. Голубые глаза Осаму из головы никак выбросить не могла. Стоило только на минутку задремать, как всплывали картинки того милого лица с созвездиями мелких милых конопушек; лазурные глаза, сияющие ярче морской глади в ясную погоду; огненные кудри, пушистые и яркие, как лисьи хвосты; безмятежная улыбка, нежная, как детская мягкая ручка на щеке. Чуя — та самая, для кого Осаму не могла придумать сценарий, перед кем не могла сыграть отлично. Чуя та, кто поразила хмельную легкомысленную голову и утащила в круговорот мыслей. Переступая через извилистый корень близстоящей вековой сосны, Дазай преодолела ту самую черту, которую не могла пересечь долгое время. Девушку пробрало холодком и по шейным позвонкам скрипучими лапками пробежали мурашки. Пятачок за тремя клёнами ничем не отличался от того, что было до них. Разве что грибов тут было значительно больше, и крупный участок брусничника был заботливо очищен от листьев и оставлен на дозревание красноватых крупных ягод. Под ногами зашуршал колючий ёжик, и Осаму чуть не вскрикнула от неожиданности. Девушка отскочила в сторону и глазами по монете уставилась на чудного зверя, топающего своей дорогой со стопкой листьев на спине. Он на неё внимания особо не обратил, как шёл своей дорогой, так и пошёл. Звери за тем «рубежом» тоже были другие, словно обласканные человеком и не боящиеся других. Или это всё были чары ведьмы? В пятнадцати локтях от вековых деревьев, между пушистых елей и золотых берёз, затесался маленький каменный домик с треугольной крышей, укрытой потрескавшейся коричневой черепицей. Из крыши выходила широкая каменная труба, медленно испускающая в ясное осеннее небо клубы сизого дымка. Несколько окошек на фасаде щедро заставлены горшками с цветами, среди которых горели апельсиновыми огоньками фонарики физалисов. Окружённый низким деревянным забором палисадник, благоухал урожаем крупных рыжих тыкв и патиссонов, а небольшая яблоня посредине сгибалась полусонными ветвями к земле, усыпанная крупными поздними яблоками. С другой стороны у крупной горки-клумбы с белыми пушистыми астрами, пёстрыми кистями золотарника и шариками оранжевых георгинов — сидела в кресле-качалке ведьма, прикрыв ноги тёплым мягким пледом. У неё на коленях свернулся клубком рыжий кот, в руке девушка держала потрепанную времени книгу, а на столике по левую сторону стояла та самая бутылка сидра, корзинка с хурмой и сушеный букетик полевых цветов. Дазай несмело зашуршала листьями и отвлекла хозяйку домика от чтения. Голубые глаза плавно обвели силуэт гостьи; от этого мягкого тёплого взгляда Осаму передёрнуло. Шатенка чуть-чуть склонила голову, заулыбалась легкой хмельной улыбкой и покачала корзинку у себя в руках. — Могу ли я угостить тебя, чудесная ведьма? — смелость вернулась к Дазай и с этой самой секунды она боялась уже не порчи, а что «злая лесная ведьма» откажется от её предложения и выставит вон. — А не боишься, что я наведу на тебя порчу? — рыжая будто мысли прочитала и улыбнулась так роскошно-лукаво, отчего у торговки колени подкосились. — Если ты выпьешь со мной, то после можешь делать всё, что угодно твоей колдовской душе, — шатенка ответила на лисий оскал как подобает: сверкнули коньячные глаза с пританцовывающими там пьяными чертями, потянулись светлые губы в ехидной улыбке. И Чуя, увлечённая, согласилась с ней выпить. И соглашалась ещё много-много раз; с широкой улыбкой шутила, что если Дазай не угостит её своим сидром в первую очередь, то нагонит на яблоневый сад Осаму вредителей. Торговка всегда смеялась, потому что знала: не будет такого. Она тонула в голубых глазах-чудесах, нежно ерошила пышные рыжие кудри и поутру рисовала линии от родинки к родинке на худой девичьей спине. Дазай с трепетом в груди нарезала тыквы и яблоки для пирога, не жалела рук, проверяя горячую выпечку. Она с улыбкой каждый вечер смотрела, как Чуя с причитанием обрабатывала ожоги на длинных пальцах, усевшись на колени перед Осаму. Она перебирала её пряди и гладила нежные щёки, вторила, что всё это глупости, а Накахара в ответ демонстративно закатывала глаза и делала вид, что обиделась, после чего всегда звала Дазай к себе, к камину, где они до глубокой ночи читали книги. Осаму не жалела, что переступила рубеж трёх клёнов. Чуя радовалась, что предложила Дазай себя угостить.