Закатное солнце озаряло раскаленную пустыню, окрашивая дюны и скалы в нежнейшие оттенки. Ветер гонял песок, покоившийся на плитах
Сафхе Шатрандж, где виднелась знакомая фигура. Гордо, смело, но спокойно она стояла, отдаваясь дуновениям, позволяя играть с блондинистыми волосами. Мягкие шаги послышались за спиной, и натренированный слух определил их владельца.
— Ты и правда пришла, я так рада.
Стоявшая позади путешественница взглянула на девушку. На
Сокола, который никогда не предавался чувству свободы, возвращаясь к хозяину снова и снова. Её преданность охоте и приказам собственного отца порой казалась гнетущей. Несомненно, за хладнокровием и отвагой крылась истинная чувствительность, словно мягкий
пух за защитными
перьями птицы.
— Мне сказали, что ты меня искала.
Не оглянувшись на звук знакомого голоса Тадлэ продолжала, глядя высоко вверх.
— Мне всегда казалось, что пустыня в это время суток необычайно прекрасна. Мне она так нравится. Жаль только, что прежде мне не удавалось полюбоваться закатом вместе с друзьями.
Люмин подняла глаза вслед за ней, осматривая разрумянившийся небосвод. Чувство умиротворения передавалось от вечерней пустыни, но глубже таилось ещё одно, предзнаменовавшее
тревогу и
беспокойство.
— Тадлэ, неужели ты позвала меня только ради этого?
Дитя пустыни повернулась навстречу вопросу, спокойствие сменилось
решительностью. Секунду помолчав, девушка объявила:
— Для племени Танит ты гостья, а для Соколов — потенциальная добыча. Но я надеюсь, что тебе удастся выжить.
Тадлэ достала свой лук, приготовившись к бою.
— Поэтому прости…
Тетива натянулась тонкой струной, готовя стрелу. Облако пыли и песка взмыло вокруг девушек. Люмин не колебалась. В руках блеснул меч, не без уважения направленный на противника, ждавший
прощальной битвы. Всё вокруг будто шептало движением ветра и шелестом песчинок об этом грядущем прощании.
Первые ранения и капли багряной крови, в которых отсутствовали ненависть и гнев, проступили не скоро. Охотясь вместе, девушки изучали атаки и техники друг друга, чтобы битва проходила успешно, а добыча была поймана. Однако сейчас целью являлась
путешественница. Уклоняясь быстрыми рывками, она наносила увечья и в те же секунды думала, что сражение не тот способ, которым она хотела бы завершить
мимолётную связь. Но меч резал не тело, а оковы, что сдерживали Тадлэ так долго. Позволял почувствовать свободу от
уз.
— Ох… Болит… Но я рада!
Смелые порывы стрел рушились в ответ, царапая и впиваясь. Одновременно плавными и быстрыми движениями девушка поднималась в воздух, стреляла и, повернувшись, опускалась на землю. Сильные руки управлялись с оружием, словно с партнёром в танце, выпадами уводили тело от угроз.
Но сила иссякала.
Воздействие повреждений и
отравления играло свою роль. Напоследок взглянув на Люмин, пустынница увидела такое же воплощение хищной птицы, как и в себе. Но та была словно Орёл, намного превосходивший по силе других. Заставший несметное количество ожесточённых битв. Ушедший из них с
победой.
***
Если бы не она, Тадлэ так и погибла бы в том лагере Фатуи. Какое-то время ей невероятно этого хотелось. Инициация провалилась с настолько горьким, отвратительным чувством унижения и собственной ничтожности… Продолжилась с ним же.
Отец не дал закончить обряд в одиночку. Вынужденная компания давила и напоминала о провале. Однако не будь её,
второе ранение могло окончательно лишить Сокола будущего. Хотя есть ли оно —
будущее? Неспособность справится с обыкновенными врагами разъедала не хуже того
яда. Могла ли она надеяться на прощение хозяина и успешные сражения с подобными навыками?
Только тепло костра да осознание, что существуют другие
люди и
возможности, иной
мир за пределами её
мирка, состоящего из отца и племени, теплилось и грело.
Больно обжигало другое.
Сблизившись с Люмин, Тадлэ совершила роковую ошибку. Получила
третье ранение. Запятнала себя дружбой.
Сокол стал отвлекаться от охоты. Чувства и когти притупились. Появились лишние мысли о внешнем мире, более спелой и яркой жизни… Всё оборвалось следующим приказом,
первой охотой для прошедшего церемонию взросления Сокола.
Но новый титул остался Тадлэ не по нраву. Выбор между безвольной жизнью охотника и сохранением
дружеских связей выпал в пользу последнего. Даже если то могло означать
смерть.
***
Янтарные глаза увековечились в памяти, и Сокол, подняв руку вверх, взмахом вызвала очередное облако песка, знаменуя
побеждённой и
себя.
— Пожалуйста… не… забывай меня!
Искрящееся золото скрыло смелый силуэт девушки, и тот рассеялся под последними лучами заходящего солнца.
В пустынной пыли умиротворённо лежало
перо.
Перо Тадлэ.
Люмин сжала прощальный подарок ослабшей рукой. С немой тоской, будто ещё нераскрывшейся, она побрела обратно в племя Танит.
Массейры на месте не было. Только записка виновато лежала на потёртых деревянных коробках. Аккуратно развернув её, девушка убедилась в побеге.
«Если ты читаешь эту записку, я уже укрылся в безопасном месте в долине.
Если у тебя ещё есть голова на плечах, ты не станешь сокрушаться о выборе Тадлэ.
Эта охота ещё не окончена. Буря только начинается. О том извещает тебя Массейра, охотник и старейшина Танит.»
Выбор… Пустынница показала им, что отныне не слепо выполняет приказы. Что остаться другом важнее, чем служить племени. Что
мягкий пух из нежных чувств и впечатлений есть, хоть и спрятан за плотными, защитными
перьями.
Но эти перья необходимы Соколу для полёта. Если их выщипать, Сокол не сможет летать… И неизвестность судьбы маленькой, но смелой и верной птицы, неизвестность дальнейшего пути наполняла сердце печалью. Одно оставалось верным — Люмин её не забудет.
Под солнцем, ласкающим раскалённую пустыню, над дюнами горящего золотом песка… Встретимся ли мы вновь, Сокол, что сложил свои крылья?
