***
Снова утро. Вроде чувствую себя нормально, только отголоски боли в мышцах напоминают о беспокойной ночи. Но это все хорошо, с этим можно жить. Надо собираться. Стою под ледяной водой, пытаясь прийти в себя. Нет, я не хочу спать. Но мозг совершенно отказывается работать, может, хоть так смогу его растормошить. Ловлю себя на том, что разглядываю старую плитку и дрожу. Надо выходить и идти на завтрак. Здесь опять шумно. Хочется тишины. Я уже перестал ненавидеть их всех за то, что они счастливые. Просто мне опять не повезло, что поделать. Омлет в тарелке и какао в кружке раздражают больше. В горле першит, но я не могу прокашляться. На сегодня мой завтрак опять вода. — Гарри, ты опять ничего не ешь, — касается моей руки Гермиона. У нее грустное лицо. Наверное, она за меня переживает. Ее взгляд сканирует меня. Хочется закрыться от нее. — Ты очень похудел, я даже не могу вспомнить когда ты нормально ел, — это что, слезы в ее глазах? — Я не голоден, Герми, правда, — пытаюсь выдавить из себя улыбку, но, судя по лицу подруги, у меня это получилось отвратительно. — Гарри, я очень переживаю. Не похоже, что с тобой все в порядке. — Я ходил к мадам Помфри. Она сказала я здоров. Так что не переживай, все хорошо. Не хочу больше говорить. Такие разговоры отнимают слишком много сил. Мне больно смотреть, как страдает из-за меня Гермиона. Но я ничего не могу сделать. Она больше ничего не говорит, но я вижу, как она рукавом вытирает щеку. Какой я ничтожный. Краем глаза вижу, как заходит он. Я даже не могу определиться, как называть его в своих мыслях. Снейп? Как-то оскорбляюще. Профессор Снейп? Слишком официально. Северус? Не имею права на такую наглость. Он опять такой хмурый. Внимательно смотрит на своих змеенышей. Не могу отвести взгляд от его лица. Мне кажется, я даже стал лучше себя чувствовать. Один только его вид заставляет меня чувствовать себя живым. Жаль, что сегодня нет Зелий, увижу его в следующий раз только на ужине.***
Во время обеда иду обратно в свою комнату. Все равно он на обеде по средам не появляется. А так хотя бы немножко полежу и отдохну. Сегодня слишком много сил потратил на Трансфигурации. Чувствую себя почему-то более паршиво, чем обычно. Начинаю сильно кашлять. Горло будто разрывает изнутри. Когда приступ заканчивается, вижу какие-то странные розовые лепесточки пропитанные кровью. Что это черт возьми значит?***
Сегодня утром опять кашлял. Опять из меня вышли лепестки, только крови было больше. Чуть успел убрать, прежде чем Рон подошел ко мне. Слава Богу, он на меня мало обращает внимания. У него вроде появилась девушка. Только я об этом ничего не знаю. И, к моему стыду, мне абсолютно все равно.***
— Гарри, пожалуйста, расскажи, что происходит, — Гермиона взяла мои руки в свои. — Ты как будто угасаешь. В нашей гостиной больше ничего нет. Нет никого, кто мог бы отвлечь ее от меня. И я не могу уйти, потому что здесь тепло, а сам себя согреть я не могу. Тяжело вздыхаю. Видимо в этот раз отвертеться не получится. — Ты весь ледяной, — она шепчет сама себе, констатируя факт. Она смотрит на меня умоляюще. Гермиона прекрасный человек, и мне очень больно от того, что я заставляю ее переживать. Пока я молчу, собираясь с мыслями, вижу, как по ее щеке стекает слеза. Она отворачивается и быстро ее стирает. Делаю вид, что не заметил этого. Как же мне стыдно. — Я правда не знаю, что со мной, — неужели я так тихо говорю? — Я пытался узнать, почему мне так внутри больно. Но потом я начал кашлять какими-то цветами с кровью. И у меня не осталось сил что-то искать и пытаться узнать. Вот и все. Гермиона молчит. Я бы тоже молчал. Звучит бредово. Зато вот она правда, которую она так хотела услышать. — Гарри, я постараюсь что-нибудь найти, обещаю, — шепчет она, вытирая слезы. — Не говори, пожалуйста, никому. — Хорошо. Только обещай, что когда все станет хуже, мы обратимся за помощью. Я не могу ей этого пообещать. Не хочу, чтобы еще кто-то меня жалел, носился со мной как со святым. Гермиона тяжело вздыхает, понимая, что я не хочу ничего говорить ей.***
Очередная бессонная ночь. Наверное, в мои круги под глазами можно складывать учебники и не таскать эту неподъемную сумку. Хотя не знаю, может я все-таки выгляжу нормально. Стараюсь не смотреть на свое отражение, чтобы не расстраиваться. Завтра, то есть уже сегодня, будут Зелья. Пока это единственное, что поднимает мне настроение. Пускай я не написал эссе, он будет опять мной недоволен. Зато смогу просто посмотреть на него вблизи.***
Он кричит на меня, но звук еле-еле доносится до меня. У него такое ожесточенное выражение лица. Но если это единственное, что он ко мне испытывает, то пусть. Лучше чем ничего. Черт, я только что еще и опрокинул котел. Он был такой тяжелый, что я не смог его донести до стола. Он опять кричит на меня. Ну и ладно. Я так устал, что у меня нет сил, чтобы ему что-то ответить. Отработка сегодня. Придется пропустить ужин, чтобы немного отдохнуть. Не то чтобы я страдаю из-за этого, все равно увижу его вечером.***
Гермиона начала давать мне какое-то зелье, которое временно придает сил. Надеюсь, на отработке ничего не разверну. Ровно в семь стучу в дверь. Он пропускает меня внутрь. Как бы мне хотелось, чтобы я приходил к нему так по другому случаю. Наверное, я покраснел. Неловко отвожу взгляд. Буду драить котлы сегодня. Это даже хорошо, относительно не тяжело. Я расположился так, чтобы мне хорошо было его видно. Позволяю себе редко поглядывать на него. Насколько же он все-таки красивый. Вот он заправляет прядь волос за ухо и морщится от очередного домашнего задания. В его движениях столько силы. Хочется просто прикоснуться. Хочется обнять и вдохнуть его запах. Наверное, он должен пахнуть травами. — Поттер, ты уже все сделал? — он смотрит на меня даже не со злостью, а с какой-то усталостью. — Извините, профессор… — я прячу взгляд и продолжаю оттирать пятно. — Что происходит с тобой? — теперь он нависает надо мной. Как я не заметил, что он подошел? Пахнет травами горькими. Я был прав. — Поттер, почему не отвечаешь? — Извините, профессор, — не могу посмотреть на него с такого расстояния. Почему-то стыдно. — Со мной все хорошо. — Ты сильно похудел в последнее время, бледный, ушел из команды по квиддичу, не разносишь Хогвартс. Я даже не помню, когда ты последний раз дольше минуты с кем-то разговаривал. Поттер, ты совсем не похож на себя. Неужели он наблюдал за мной? Еле сдерживаю улыбку. Он волнуется за меня. Поднимаю на него глаза. Боги, какой же он невероятный вблизи… Хочется прикоснуться к каждой морщинке. Провести кончиками пальцев по нахмуренным бровям. Поцеловать эти тонкие сжатые губы… Неловко отворачиваюсь, чувствую наступающий приступ кашля. Только не сейчас… — Я закончил уже, профессор. Извините, мне надо идти. Хватаю мантию и буквально выбегаю в коридор. Пусть хоть миллион баллов снимет, только чтобы не видел этого. Руки не слушаются, но все равно достаю из кармана платок. Приучил себя всегда носить его с собой. Кашель длится дольше, чем обычно. Где-то на краю сознания проносится какая-то тревожная мысль, но я не успеваю за нее ухватиться. Меня выворачивает. Я опять в агонии.***
Что-то изменилось. Сегодня утром я заметил маленький росток, торчащий из моего живота. У меня нет сил, чтобы удивляться. Зато теперь понятно, почему мне так больно. Внутри меня живет растение. Обвязываю себя куском ткани. Почему-то кажется, что отрезать или вырывать этот росток лучше не надо.***
— Гарри, я нашла! — Гермиона врывается в гостиную поздно вечером, пару человек смотрят на нас, но почти сразу же отворачиваются. Я морщусь от громкости. Подвигаюсь на диване, чтобы она могла сесть рядом. — Гарри, я нашла! — повторяет еще раз, но только уже шепотом. Вижу, как она воодушевлена. Но почему-то ничего не чувствую. — Это болезнь, называется Ханахаки, — она достает листочек. — Из-за безумной и всепоглощающей любви, к сожалению, всегда невзаимной, в теле человека начинают расти цветы, которые больше всего любит его предмет воздыхания. Помимо выхода цветков или целых соцветий из ротовой полости, болезнь сопровождается затруднением дыхания, слабостью, лихорадками, иногда галлюцинациями. На последних стадиях растение может прорывать плоть человека и прорастать наружу. Лечение: операция по удалению всего растения. После операции человек теряет способность испытывать чувства романтического характера. Без лечения исход один — смерть… Я не знаю, что ей ответить. В голове пусто. Черт… Неужели это и правда со мной происходит? Как же это несправедливо… Мучаться не только морально от того, что я не могу быть с ним, но еще и физически от этого же. Теперь еще и нет надежды. Теперь я точно знаю, что он меня не любит. Какой же я глупый… — Гарри, расскажи… — Гермиона не заканчивает фразу, но я понимаю, что она хочет знать. Смысла хранить секрет нет, если я действительно на финишной прямой так сказать. — Снейп, — стараюсь не смотреть на нее. Гермиона молчит. Знаю, какие мысли у нее сейчас в голове. Все сам это уже проходил. Думаю о том, что она сказала. Больше не испытывать никогда любовь или умереть… — Гарри, тебе надо идти к нему, поговорить. Если даже не как с… возлюбленным… то хотя бы как с опытным зельеваром и вообще магом. Он может что-то придумать. Еще не поздно, Гарри. Я молча приподнимаю кофту. Знаю, в каком она шоке. С недавнего времени появились еще четыре ростка, и мое тело было похоже на окровавленное поле боя. Я ухожу. Не знаю, что ей сказать. Нужно подумать.***
У меня остается сил все меньше и меньше. Сегодня я не смог удержаться на метле. Лежу теперь в больничном крыле. Моя болезнь, к счастью не видна на магическом сканировании, а бледность из-за боли от сломанной руки. Гермиона сидит рядом и читает очередную медицинскую книгу. Она еще верит, что можно найти какой-то выход. Я не верю. Меня в очередной раз вырвало цветами. Теперь это уже не кашель. Кровавое месиво. Я свернулся калачиком, пытаюсь спрятать покрасневшие глаза. Не знаю, сколько прошло времени. Гермиона уже ушла. Сейчас наверное уже ночь. Хорошо, что я один тут. Пытаюсь заснуть, но тело так невозможно болит, что хочется выть. Лучше бы я остался с Дурслями и влюбился в какую-нибудь смешную девчонку с соседней улицы. Но почему-то я не жалею.***
Очередной приступ. Хочется разодрать все, чтобы только это прекратилось. Это самая страшная пытка. Чувствую, как дрожу. Подушка пропиталась кровью и этими цветами. Видеть уже больше не могу их. Кровать прогибается под весом человека. Запах трав. Это он. Не хочу, чтобы он видел меня в таком состоянии, но ничего не могу сделать. У меня нет сил, чтобы просто пошевелиться. — Поттер, что это такое? — он спрашивает так тихо, но я все равно его слышу. — Почему здесь цветы шиповника? Значит, это был шиповник. Из всех цветов в мире он полюбил куст с колючками. Почему это кажется таким логичным. — Почему вы любите эти цветы? — мне очень хочется узнать его чуть больше. — В детстве около нашего дома рос куст шиповника, — он почему-то отвечает мне, ничего не спрашивая. — Он был такой большой и красивый, и невероятно вкусно пах. Среди полуразрушенного дома и сада, он выглядел так величественно, что я много времени проводил около него. Я делал из его плодов чай, который приносил маме, когда она болела… Тишина. Теперь я не ненавижу эти цветы. Столько времени они были во мне, да и сейчас есть. Они важны для него. Значит в моих страданиях был смысл. Теперь мне легче. — Это то, о чем я думаю, Гарри? — он спросил еле слышно. Он впервые назвал меня по имени. Оно так красиво звучит из его уст. Так нежно, трепетно… — Гарри, это Ханахаки, верно? — конечно, он знает что это. Наверное нет ничего, что он бы не знал. На слова у меня нет сил, поэтому просто киваю головой. Он встает и спешно уходит. Как будто я ожидал чего-то другого…***
Через пару дней он просит меня задержаться после урока. Кидаю сумку на пол и жду, пока все выйдут. — Гарри, я ничего не смог найти, — он говорит, не смотря на меня. — Но я хочу тебе помочь… — Профессор, не надо, — я улыбаюсь ему. Он поднимает на меня взгляд. Рассматривает меня. Я знаю, что он видит. Видит румянец. Видит блеск в глазах. — Ты сделал это… — он все понимает. Вижу грусть в его глазах, которые еще недавно меня так восхищали. Теперь я чувствую лишь безразличие. Не знаю, правильно ли я поступил. Но я сделал этот выбор. Пусть так, но я не готов еще умирать. Нужно еще спасать мир от Волдеморта. А избранные всегда чем-то жертвуют.