Катарсис

Артур, хоть и рос в суровых условиях, всё же мечтал о любви и прочей розовой дребедени. В его мыслях и замках, построенных у себя в голове, все было идеальной картинкой, где принцесса приезжает в Камелот, мгновенно влюбляется в него, а он в нее, и — та-да-а! — родственные души, совместная охота, свадьба, дети и общий гроб. И он с этими ванильными мечтами засыпал и просыпался, холя и лелея свои уже заранее обречённые грёзы, пока жизнь чуть ли не плакала от смеха, а вселенная закидывала попкорн в рот. Когда ему стукнуло шестнадцать и все вокруг заговорили не про «принца Артура», а про «короля Артура», ему хотелось уйти в лес на вечную охоту. Может хоть там ему не будет так одиноко. Чем больше людей вокруг него появлялось, чем больше ответственность за Камелот заполняла воздух, тем сильнее он чувствовал, что хочет стараться не для Камелота, а для одного единственного человека, но такого человека рядом не рисовалось и стараться не хотелось вовсе. Утер читал ему нотации каждый день: о важности престолонаследия, о запрете колдовства, о войнах, о границах… Всё это в голове смешивалось в огромную кашу, такую же жидкую, которую ему приносили с утра неумелые поварихи. Она была жидкой и пресной, чем-то похожей на его жизнь, и по утрам хотелось съесть только яблоко справа от тарелки, но сил от этого не хватило бы на тренировку, поэтому приходилось есть, жмурясь. Иногда Артур считал себя невероятным эгоистом, наглым, или как там его называли противники Камелота и жители окраин, ах, да, «никогда не станет, как Утер». Эта фраза сидела в глотке настолько, что в шею хотелось до безумия воткнуть меч, лишь бы от неё избавиться. Самым абсурдным было то, что он никогда и не хотел быть, как его отец. Артур вообще считал, что отец слишком радикален в некоторых своих отношениях. Магия в Камелоте? Всех колдунов за руку не поймаешь. Друиды? Те ещё добряки, вроде лишний раз не суются, ещё и будущее знают: не лучше ли с ними сотрудничать? Только люди благородных кровей могут стать рыцарями? Ну, это вообще бред. Артур видел на улицах Камелота иногда настолько искусно в шутку сражающихся бедняков, что рыцари могли у них поучиться, что уж говорить о некоторых разбойниках, с которыми ему не раз приходилось биться. Он никогда не озвучит этого в слух, но его отец, сам того не понимая, был одержим магией в Камелоте сильнее, чем кто-либо другой. И Артур должен был продолжить его дело, как бы сильно он не противился отрубанию голов без разбора. Он хотел создать новое направление для государства, переформировать армию, изменить старые взгляды, в том числе и на магию — не дурак же, знает, сколько раз друиды ему жизнь спасали, сколько раз Гаюс лишний раз шептал над зельем, прежде чем дать ему выпить. Хотел, но руки были связаны собственной же короной, словно её свернули в восьмёрку и надели, как колодки. Запястья жгло, на них появлялись синяки, но корона вечна, как и чужие ожидания. Сможет ли хоть кто-то помочь ему стать тем, кем он хочет? Этим вопросом он задавался тщетно, долго и мучительно, проводя ночи, зарывшись в холодные простыни, ровно до того самого дня. Артур проснулся поздно, пропустив завтрак, грубо промычав что-то служанке и тут же себя за это осуждая. Наверное, они считают его самодовольным индюком, а может, он таким и является. Он задавался этим вопросом на протяжении всех дней своего никчемного полуправления, где голоса и мнения у него не было — только армия солдат, как игрушечных, которые выполняли всё, что он скажет, лишь бы не потерять статус рыцаря и деньги. Оклемавшись к обеду, он собрал рыцарей, чтобы развлечься, надел доспехи, начищенные рабом до блеска, и отправился в город «тешить своё эго», как однажды сказала одна из служанок. Её в тот день заковали в колодки и выпороли. Артур в тот день ненавидел себя за то, что рассказал это отцу в качестве шутки. Его отец никогда не смеялся. — Парни! Сегодня я вам покажу, как искусно владеет копьём настоящий рыцарь! — Артур слезает с коня, — Вон этого, — он показывает на парня в отрепьях, тот пугается лишь одного голоса принца, — на него повесьте щит, пускай бегает по кругу, а я всегда буду попадать в центр. Рыцари улюлюкали, а бедолага, судьба которого нарекла рабом, с ужасом ждал конца своих мучений. Бросок первый —в цель, второй — тоже, как и третий, но каждый раз страшно до мурашек. Вот она, привилегия королей — развлекаться с чужой жизнью. А Артур смеётся и грудь выше поднимает, слишком уж сильно он любит овации и ликование проходящих мимо красивых служанок. Артур ещё не понимает, что именно он делает не так. Вселенная смеётся и наблюдает. В этот раз молча и с прищуром. — Эй, ты, оставь его, — громко, с претензией, чужой бравый голос, к которому сразу же бежит человек-цель, прячась за худощавой спиной. — А ты кто вообще? — Вопрос тот же. Кажется, Артур ещё никогда не был так возмущен. Его глаза округлились. Копьё с силой вонзилось в землю. — Король Артур, — он важно складывает руки на груди, рыцари сзади, явно недовольные ситуацией, повторяют за ним. — Как бы давно я не был в Камелоте, но, если мне не изменяет память, Утер Пендрагон ещё жив, а значит, ты — всего лишь принц. — толпа, уже окружившая их конфликт, громко зашепталась, заставляя полукороля нахмурить брови. — Я прав, принц Артур Пендрагон? Вопрос был риторическим и оттого звучал ещё более мерзко, унизительно. Хам был отвратительно прав, отчего Артуру хотелось без выяснений махать кулаками, но позволить такого он себе не мог. Оппонент, казалось, его совсем не боялся, он снял щит с паренька-цели, отпуская его в дебри камелотских улиц, люди с которых столпились вокруг них, а щит — бросая в ноги Артуру. — Это ваше, сир. — Ты…— он тянется рукой к ножнам, показывая выжженные на металле меча узоры. — Как твое имя? — Артур тыкает в него мечом. — Мерлин, ваше высочество, ученик придворного лекаря. — И, казалось, этот факт настолько забавил хама, что тот едва ли не расплывался в улыбке. — Дайте угадаю, вызываете меня на дуэль? — Артур на секунду задумался, нет ли у этого паренька бессмертия в кармане. Иначе подобные слабоумие и отвагу он объяснить не мог. — Как ты смеешь так хамить его высочеству? — крикнул кто-то из рыцарей, тоже потянувшись к мечу. К мечу против безоружного. — Леон, хватит, — Успокоил того Артур. — Он просто глуп и нахален. — Артур разворачивается к Мерлину, убирая меч, — да, вызываю. Меч то у тебя хотя бы есть? — А что, свой не одолжите? Что-то между яростью и азартом промелькнуло в глазах принца в ответ на этот глупый подкол, он сильнее сжал рукоятку меж пальцев, заглядывая в глаза Мерлину, взявшемуся в его жизни из ниоткуда. Тот его не боялся. Да и не только его, как будто бы вообще ничего. «Должно быть, ему нечего терять», — думает он. Вселенная приподнимает бровь.— «Но ничего из этого не оправдывает его поведения. Он ответит за грубость». —Вселенная лишь ухмыльнулась. Ничего, если не сегодня. — Леон, Персиваль, в колодки его. Те мигом подхватили его за руки, скрутив их за спиной. — Ваше величество, скажите Гаюсу, что вы заперли меня просто так, он должен знать, где я, а то будет волноваться, а он, между прочим, уже в возрасте. Артур повернулся, забрал яблоко у какого-то мальчишки из толпы, и засунул его в зубы Мерлина.