***
Дышит медленно, не размеренно, но устало, и давится напрямую всем воздухом — Майки трудно дышать, Майки не хочет дышать, но захлёбывается кислородом и на грани истерики пытается восстановить дыхание, порядок вдохов и выдохов, потому что должен, потому что обязан. Сердце, на вид, наверное, уже высыхающее, угрожает сорваться, и Майки давится ещё сильнее, потому что уже не может терпеть. Потому что больно, страшно, невыносимо. Красный свет мелькает перед глазами, красным разливают слёзы внутри, в глазах, красным красятся сами глаза от надрывающихся капилляров, красным — красным пятном образ Дракена перед глазами. Лежащий в луже, лежащий на койке, лежащий в крови, лежащий под ножом — плёнкой дёргающейся, желающей Майки в эпилептический припадок свалить. Майки просто хочет прилечь, закрыть глаза и потеряться, потому что достигает предела. Все голоса вокруг теряются, затихают, только сердце усиленно бьётся о рёбра, отдаваясь в ушах немым эхо. Майки тяжело — Майки тяжело, он не хочет дышать, не хочет быть. Майки страшно. Майки до беспамятства, до колотых ран страшно, до остановки сердца — до собственной смерти страшно. Но держится — упирается в пол, сгибается, чтобы не упасть, дышит, чтобы не потерять сознание и не умереть от нехватки кислорода, пытается быть тем, на кого сейчас можно положиться, потому что страшно — не только ему. Страшно всем, и Майки отчётливо понимает. Понимает, что ещё несколько минут, и надорвётся. Не своим голосом бормочет что-то несвязное про его обещание, улыбку давит, стоит так прямо, как позволяет сдавливающееся тело, как может позвоночник держать тяжелеющую голову. Верит — верит не столько в свои слова, не в окружение, не в Такемичи; верит в Дракена и обиженно кричит внутри, что Кенчик не оставит Майки одного, потому что обещает в прошлом — обещает, значит сдержит! Во врачей пробует верить, но безуспешно, и просто кланяется куда-то в пол от находящей тошноты, не держится совсем. Находит силы, чтобы не вырвать на пол, выпрямляется, давит улыбку, потому что надо, потому что должен. Блестит — от дождя, от слёз, от грязи, от пота — как маяк раскалывающийся, пытается выстоять среди шторма вокруг, пока кирпичи падают на скалы, пока его собственный фонарик не приходит потушить Ханма — а Майки горит. Майки горит, тянет всех к себе, чтобы выстоять, потому что надо, потому что должен. Повторяет про себя — Дракен, Дракен; повторяет и давится от страха — уже не держится, уже не стоит, просто дышит, пробует дышать. Смотрит в пол — не может смотреть на красный, ждёт щелчок, пока все звуки в голове бесятся с особой злостью, выводят из себя. Майки чувствует, что вот-вот его стошнит, и давится воздухом ещё сильнее. Давится так, что рвёт внутри ещё хуже, и держится — потому что больница, потому что должен. Держится — чтобы не вломиться в операционную, чтобы не мешать, не упасть, удержать остальных. Держится — а в мыслях висит на руке Кенчика, который непонятной для Сано силой продолжает его удерживать, даже находясь под ножами, под маской, под иглами. Держится снаружи, дышит ровно, потому что надо, потому что должен. Слышит щелчок. Щелчок — тихий, ударяющий по ушам, как руки Рюгуджи, и отзывающийся в голове голосами, шепчущими извинения. Майки думает, что, наверное, убьёт Ханму, убьёт всех, кто навредил Дракену или способствовал его ранению, убьёт особо жестоко — сил нет, держится, но силы действительно уходят, и уже не контролирует. И Майки чувствует, как теряет равновесие, как шатается полудохло, как дрожит, как ревёт губа кровью, потому что Майки скулит оглушающе громко, но не вслух, а в себя — кусает губы и руки трёт, потому что уже не может. Возглас — первый, ещё несколько, и Майки пробует слышать; слышит: «Мы сделали всё, что могли...» Майки чувствует, как темнеет в глазах, как усиливается дрожь в коленях, как сбивается сердце. Пытается удержаться, но равновесие подводит, и он, закрывая глаза, падает на колени. Сквозь пелену сознания различает только: «Нам очень жаль...», пока не теряется окончательно. Всё, что чувствует — он задыхается, его жутко тошнит, ломаются внутри кости, ноги начинают ныть от напряжения, от последствий драки. Звуки — в одно, только громкие крики слышит, только лоб и колени отдаются теплом от падения на пол. Майки закрывает глаза, надеется увидеться с Дракеном ещё хоть раз, даже если сам умрёт. Потому что не может уже. Потому что захлёбывается — тонет, тонет и стонет от боли во всём теле, тонет и безвольно, окоченело, бессильно сдаётся, не пробует всплыть, потому что не может уже.***
Майки — не дома. Сидит на крыше. Вечер провожает в каком-то кабинете — не помнит ничего, не может даже шага отчётливого сделать, не различает голоса и звуки, потому что в голове крутится голос Дракена, а Майки не хочет забыть его, потерять, упустить, позволить уйти и исчезнуть, как самому Дракену. Потому что остаётся у него от Дракена только напоминание о его голосе — о его руках, о его косичке, о его татуировке; и отдаётся по всей голове — именно его голосом. Майки сидит на крыше, на самом карнизе, и просто надеется, что вновь услышит его вживую — вмёртвую, если понадобится. Майки не жаль себя, Майки хочет слышать Дракена, хочет сказать ему «привет», хочет обнять его, хочет выплакаться в чёрную его накидку, чтобы ощутить, как его обнимают, как патлатую сбитую голову прижимают к плечу и шепчут непонятно что, прямо как Майки вчера. Майки хочет найти силы спрыгнуть вниз, чтобы вновь услышать Дракена, но бессонная ночь и усталость не дают встать, оттолкнуться, полететь вниз, а желание увидеть Дракена ещё хоть один раз обухом бьёт в грудь, пытаясь сердце завести, пока хоть у кого-то из их дуэта оно стучать не начинает. Майки слепится от солнца и ждёт дождя, потому что, ну, правда, не может уже, а выплакаться хочется до безобразия — Майки держится, Майки рвёт на крыше, но Майки держится, чтобы ещё раз взглянуть на Кена. Потому что надо, потому что должен. Потому что скучает, как ребёнок, потому что боится идти на похороны, нести в последний путь Дракена — если не Дракен, кто понесёт гроб Майки? Кто выставит всех в ряд, чтобы попрощаться с главой? Почему Майки — почему Майки теперь должен всех собрать, чтобы выставить в ряд, чтобы высказать прощальную речь? — чтобы прижаться к холодной груди на виду у всех и зайтись слезами, как последняя сука... Майки бьёт стены больницы ногами, отбивает ритм, пробует найти в себе силы, пока голод и жажда не начинают стучаться к нему совсем стыдливо и немного смущённо, пока солнце не выжигает на лице зарождающиеся снова и снова слёзы. Сано забирается выше, обнимая руками то себя, то кусок госпиталя. Ему чудится Дракен где-то рядом, дышащий ровно-ровно, потому что так и должен дышать любой живой человек. Ему чудится Дракен рядом с ним, как его рука взъерошивает волосы Манджиро, заплетает куда-то в хвостик флажок, и Кенчик улыбается слабо, краснеет еле ощутимо от каждого Сановского «Кенчик». Как Дракен берёт его за плечи, прижимает к груди и позволяет наконец выпустить всё, что накапливается за сутки. Майки всё ещё страшно, когда он думает о словах хирургов — и, когда представляет бледного Дракена за дверьми, не дышащего уже, холодного, как вчера из-за дождя, Майки откровенно рвёт на крыше в перерывах на вопли, слёзы и усталые стоны. Майки не может — Майки давится так, что его рвёт ещё хуже, а он не останавливается. Отходит от края и ложится обратно, глаза закрывает и представляет, что Дракен рядом, смотрит на него и касается плеча ненароком. Видит, в каком состоянии друг, и несёт его куда-нибудь подальше от больницы. Рвать уже нечем — давно не ест. Рвать уже нечем, но тошнит так, что голову оторвать не может от плитки, что одно лишнее движение заставит его блевать кровью и желчью. Майки сжимается так, что вот-вот исчезнет, оставляя за собой только чёрную всепоглощающую дыру. Ревёт на крыше, кричит что есть мочи, пока не срывается голос. Хрипит от отчаяния и плюётся остатками желудочного сока. Дёргает пряди волос, грязные от дождя, от грязи, от рвоты. Дышать пытается безуспешно, пока паника не накрывает с головой. Майки трясёт всего холодной дрожью, Майки хихикает совсем истерично. Поглядывает на край крыши — дёргает себя за волосы, будто это Дракен оттаскивает его от многообещающего уступа. Скулит совсем потерянно и одиноко. Двигаться не может, сил нет — сил нет, и он опять теряет сознание, надеется увидеть Дракена хотя бы по ту сторону, потому что, кажется, умирает и сам вслед за ним. Берёт его за руку, жмётся совсем потерянно и испуганно, желая хотя бы тут — во сне, пока в реальности его насилу живое тело погибает уверенно — обнять его, пока тепло всему телу от крепких рук не станет, пока рёбра не переломает, пока все органы не сожмёт; обнять — чтобы на колени упасть и в рану уткнуться, заливаясь слезами.***
Такемичи — следом. Такемичи следом за Сано, не понимает, как подступиться лучше, как сказать, что глава изводится без особого толка. Такемичи на крыше уже пятый час охраняет Майки, потому что его просит Дракен ещё там, в скорой, не бросать Майки. Потому что, кажется, Майки умирает — Майки умирает внутри, Майки готовится сброситься, как Аккун, и страшно становится даже Такемичи. Майки перед ним — дрожит. Теряет вчера сознание, теряет сегодня. Теряет вчера Дракена, но сегодня теряется сам. Майки — всего себя наружу: кричит от боли, рвёт от страха, дрожит наверху — потому что скучает уже. Потому что не может терпеть уже. Ханагаки подходит медленно, тихо, за плечо тянет Майки к себе. Истощение и переживания скашивают Сано вчера, сегодня — размышления и боль, страх одиночества — без Дракена. Тянет Майки, шепчет ему непонятно что, и Майки отречённо думает, что Такемичи занимает место Дракена почём зря. Майки молчит из-за сорванного голоса, Майки стыдится себя. Майки, блять, так страшно, что он готов перекусить себе вены на руках, только бы не в палату к Дракену. Майки умрёт вслед за другом — Майки умирает. Майки давится воздухом, остатками рвоты и собственными волосами, кровью давится и словами, застревающими в горле. Майки давится, чтобы выдавить улыбку, потому что надо, потому что должен. Потому что ему так стыдно перед Кеном, что готов умереть — умереть, чтобы извиниться перед ним, потому что надо, блять, и потому что он должен. Такемичи — следом. Такемичи не только следом за Майки идёт, но ещё и лезет за ним. Хватает, как Дракен, и несёт в палату к Кену, потому что тоже уже не может. Потому что Майки не слышит и готовится умереть; Такемичи только потому и остаётся здесь, чтобы отвести Майки к Дракену — хотя бы раз. Потому что надо, потому что должен. Потому что смотреть уже не может на два трупа перед собой и от всей души желает им сдохнуть однажды вместе в одной палате. Майки голову качает назад-вперёд, брыкаться не пробует. Майки дышит, и одно только это радует Такемичи до глубины души. Он считает лестницы, ступеньки, считает вздохи, всхлипы Майки, отражающие его сожаления, его боль. Дверь — аккуратно, но с усилием. Ломится внутрь, открывает — за собой закрывая сразу же, как от всего сердца сваливает Майки на пол. Сано трясёт ещё сильнее, он вытирает губы и руки, силится шаг сделать, пока ноги не подкашиваются, силится улыбку выдавить. В ушах отдаются дыханием мерно, как и должно у живых, пищащие аппараты по обе стороны от Рюгуджи. Как он, будто Манджиро вчера, сквозь пелену сознания его слышит — его отчаянные вздохи, наполняющиеся неисчерпаемой болью, его сбивающийся голос, совсем не похожий на голос Майки во всех его по-настоящему детских всхлипах. Дракен руку слабо вперёд тянет, позволяя Майки схватиться за него. Глаза прикрывает от счастья из-за встречи, от тревоги за друга, от нехватки сил из-за ран. И давит такую улыбку, что Майки боится потерять сознание вновь — жмётся к руке. По-мёртвому бледной, со следами капель дождя, но тёплой, греющей Майки душу. Жмётся и ревёт, потому что уже не может, а Дракен — Дракен может. Дракен всё сможет, если успокоится Майки рядом — если выплачется ему в рубашку, когда он выберется отсюда, если Майки так же улыбаться будет, как раньше. Дракен давит улыбку, все силы тратит, чтобы выдавить её, и слышит в ответ хриплое, проседающее, дёргающееся истерично на каждой букве и пропадающее где-то у него в руке из-за прижатых к венам губ Майки, но тем не менее ощутимое «Кенчик...» — в ушах отдаётся, током бьёт и сердце заводит похлеще дефибриллятора. В ушах отдаётся — привычно краснеть заставляет, улыбаться, несмотря на рану и остановку сердца. А Такемичи ещё час назад заявляет Дракену, заливаясь слезами пуще Майки сейчас, что его мелкий друг сознание теряет, не слыша врачебное «...могли, его состояние стабильно».