пожалуйста, кто-нибудь, кто угодно,
ну кто-нибудь посмотрите в мои глаза. я слышу молитвы.
— Это планета из пояса Близнецов, Дита. Оценка жизни на ней и на всём поясе держится в районе отметки «А». — Почему они продолжают показывать агрессию? — Пережиток прошлого, пагубные воспоминания о двух Войнах Императора. Органические формы жизни, населяющие пояс Близнецов, считают, что механике веры нет. Скрюллум — идеальный Император. Его острый, живой ум, осторожная дипломатичность и глубокие познания в истории ведут неорганические формы жизни к величию. Скрюллум работает не покладая рук, показывая всей — неблагодарной, не умеющей ценить хорошее — галактике, что Руперт сгинул в прошлое, кровавые преступления против человечества остались лишь мрачным напоминанием, а кремниевые формы жизни заслуживают второго — третьего? — шанса. Шая не разбирается в дипломатии. На её родине понятия дипломатии не было, и Лимбо существовало так же, как и Дита, в постоянных войнах. Она не понимает, зачем Скрюллум пытается что-то сделать, почему до последнего уповает на разумность Диты и чего-то ждёт и терпит, даже когда дитовские люди потрепали их посла. Шае нравится, что среди приближённых у Скрюллума не только безжизненная механика. Шая опасается этого, потому что живых проще убить.я не могу спать. так что сядьте здесь.
очень, очень тихо.
своего рода бессонный сон, понимаете?
Юноша в расписных одеяниях прижимает окровавленные бинты к левой части лица, скрывая уродство от идеального Императора. У посла вытек глаз и продавлена бровь. Нападение на дипломатов — как и на журналистов и врачей — приравнивается к военному преступлению. Он дрожит, пока Скрюллум молча обрабатывает услышанное, и Шая, стоящая в обваленном тронном зале, где когда-то в окружении ржавых механизмов сам Руперт раздавал приказы об уничтожении целых наций, чувствует лёгкую ностальгию. Её императрица тоже когда-то раздавала приказы со своего трона, а Шая, верная тень, держалась позади безмолвным призраком. Когда слуги уходили, оставляя их наедине, Шая наклонялась к ней, целовала узкую ладонь и слушала то, что никто из приближённых не должен был услышать: новые приказы об уничтожении, о геноциде наций, о войнах. Скрюллуму не требуется поклонение. Он прохладен к эмоциям и изящен в безупречном правлении, демократичен, дарует свободу. Но Шая всё равно держится позади него тенью и ждёт приказов, потому что иначе не умеет. Не ей рассуждать о политике и сложных государственных делах. Она палач. Всё, что Шая умеет, — лишь выносить приговоры и марать искалеченные руки в грязной работе, чтобы правление Скрюллума оставалось всё таким же благородным. — Вам нужно посетить медицинский отсек. Займитесь своим здоровьем, пожалуйста, — произносит ровным голосом Скрюллум. — Когда я снова вам понадоблюсь? — посол поднимает слезящийся взгляд. Скрюллуму не требуется поклонение. Но все подчинённые ему формы жизни — и кремниевые, и органические — готовы склониться, потому что за всю историю не было ни одной машины, которая бы заботилась об органике сильнее, чем заботится о себе сама органика. Его нежное отношение к органике плавит и сводит Шаю с ума сладким восхищением. Как же так получилось, что робот заботится о живых сильнее, чем кто-либо?ах, Нус. перевёрнутая идиотка. великая вечность, покрытая грязью. великий космос, разумеется!
— Я обязательно скажу, когда мне потребуется ваша помощь. Скрюллум всё такой же, как и раньше: печётся об органике, украшает свои слова вежливостью и заботой и ничего лицемерного в этом нет. Скрюллум желает, чтобы мир между органикой и неорганикой сохранился. Император жаждет утопию. Шая понимает, что эта утопия невозможна, но Скрюллум не слушает. Она не ломает его надежды, потому что нет ничего прекраснее, чем робот, способный мечтать. Шая в самом деле восхищается им, и это восхищение сдавливает горло, распирает грудь восторгом и слезится в глазах. Её Император прекрасен. — Благодарю, господин Скрюллум, — дипломат кланяется, чуть пошатываясь, кровь капает на пол. Шая облизывается.давайте рассядемся и пылко поговорим.
поболтаем в послеполуночные часы…
моего чудесного кошмара!
Скрюллум грезит о невозможном. Он считает, что ему удастся вести гуманную политику, и неосознанно навязывает её другим нациям, которые ещё слишком отчётливо помнят последствия войны с механикой. Скрюллум навязывает мир. Дита приносит ему слишком много хлопот. Пояс Близнецов, казалось, просто крошечная точка во вселенной, а Скрюллум напоролся на неё и не может двигаться дальше, из раза в раз пытаясь наладить контакт с враждебными людьми. Людям его мир не нужен, а Скрюллум пытается что-то сделать и все его старания напрасны.※
Скрюллум устаёт. Не так, как устаёт органика. Роботы устают немного иначе и отдыхают, само собой, по-другому. Им требуется перезагрузка или очистка памяти, и Шая любит этим заниматься, когда замечает, что давление на Скрюллума становится слишком сильным. Он берёт на себя слишком много и беспокоится, опасаясь ошибиться. Шая понимает его тревогу: это не Виртуальная вселенная и не научное исследование, где ошибки должны присутствовать, поскольку ведут к прогрессу. Это политика. И на карту поставлены не данные и коды, а сотни тысяч чужих судеб. — Когда-нибудь попытки понравиться всем превратят тебя в груду металлолома. Скрюллум утомлённо упирается ладонями в стол и склоняется над бумагами. В кабинете никого, кроме него и Шаи, и она наконец-то позволяет себе выйти из его тени: подходит ближе, тянется, с удовольствием зажмурившись, и обнимает его со спины, уложив подбородок на плечо. — Я не пытаюсь понравиться всем, — отвечает Скрюллум. Шая, сомкнув ладони в замок на его корпусе, улыбается и хитро жмурится. — А что это тогда? — Я пытаюсь сделать так, чтобы они перестали бояться нас. Уточнение: неорганическую форму жизни. Шая прижимается носом к железной шее, хмыкая. Скрюллум касается ладонью макушки, поглаживает между кошачьими ушами, и в его медленных движениях она улавливает усталость. — А нужны ли им твои попытки? — Они напуганы. Опыт прошлого запер их в тесную клетку страха, из которой они не могут выбраться самостоятельно. Я пытаюсь помочь. — Спасение утопающих — дело рук самих утопающих, — усмехается Шая, сдвигая несимметричный воротник ниже и любуясь тем, как на гладком чёрном железе ползут блики. — А ты устал. И у тебя начала прорезаться эта жуткая манера разговора, словно ты автозамена. — Госпожа Шая… — тихо произносит Скрюллум и плавно наклоняет голову, когда Шая мягко давит губами на выступающие позвонки. Он вздрагивает и сжимает в кулаке бумагу, какой-то важный, судя по печати Общества гениев, документ. Сладкое урчание перекатывается в голосе Шаи, когда она говорит: — Тише. — Я должен выполнить ещё несколько важных обязанностей. Прошу вас подождать пару часов и… Шая не наглеет и не переходит границы разумного. Она знает, какая ответственность на плечах Скрюллума и как он порой мучается из-за титула Императора. Но есть большая разница между действительно важной работой, которую необходимо выполнить как можно скорее, и той, которая может подождать. Пару часов. — Подождёт. — Мне нужно отправить этот документ Корпорации межзвёздного мира. Если я этого не сделаю…большое озеро грязи,
скрытое теперь от взоров.
Шая неторопливо скользит языком по ледяным позвонкам, отдающим на вкус едким привкусом металла. Она чувствует слабую дрожь, пронявшую Скрюллума, и незамедлительно расстёгивает его фрак и с шумным вздохом задирает рубашку. Скрюллум не сопротивляется. Ладонями жадная Шая накрывает открывшееся тело, скользит от абсолютно гладкой нижней части корпуса под поясом до такого же идеально гладкого верха и с зарождающимся в груди восторгом чувствует, как подрагивают плечи Скрюллума. — Госпожа Шая, прошу вас второй раз, — упрашивает тихим голосом беспомощный Скрюллум, а Шая знает: это всё их личная игра. Снова он строит из себя занятого, снова сопротивляется, упрашивает остановиться, а она не останавливается. Ведь им обоим это нравится. Проникает когтистыми ладонями под рубашку, скользит по холодному телу — ровное, без рельефных изменений, совершенное тело, которое Шая так бы разобрала и съела, — легонько царапает тонкие стыки металлических пластин и гладит, плавно размазывая тепло. Скрюллум придерживает шляпу, съехавшую вперёд, и Шая прижимается к спине плоской грудью, проскальзывая хвостом по его ноге. — Повтори свою просьбу, — просит Шая, гортанно мурлыча. Она тянется ладонью выше, касается шеи Скрюллума, царапая когтями, и мягко сжимает. Всё равно не задохнётся. Его тело мало того, что идеально и без лишних неровностей, так ещё и удобное. Скрюллум не может повторить. Заласканный, заглаженный теплом, он сдаётся под вылизываниями Шаи, продолжающей мучить его, и плавно наклоняется к столу. Восторженная Шая не разрывает контакта, продолжая жаться к нему, и нежно придавливает ладонью его спину, пока Скрюллум не оказывается лежащим грудью на отчётах, приказах и прочей бумажной бюрократии, которая ему так сильно важна. Шая может лишь представлять, как это хорошо: контраст холодного покрытия с горячим, шершавым языком, глубокое мурлыканье, лёгкое давление на стыки позвонков… Какая жалость, что она не кремниевая форма жизни. Возможно, так ей удалось бы доставить Скрюллуму больше удовольствия. — Очень хочу, чтобы ты сделал из меня робота. — Перестаньте… — вокальные функции сбиваются, подвисают — Скрюллум разговаривает с трудом. Она шумно выдыхает в вылизанную шею. Однажды её время придёт, и у Скрюллума не будет выбора.вставь глаза в мой мозг,
чтобы я очистилась от своего животного слабоумия.
— Перестать так перестать. Шая выпрямляется, опускает руки и отступает от Скрюллума. Если бы он был живым, дышал бы он сейчас тяжело? Дрожал бы? — Ошибка обработки… Повторный запрос. Перезагрузка первого графического процессора. Скрюллум ведёт — его самого, впрочем, тоже ведёт — ладонью по столу. Он неловко скидывает бумаги на пол, и Шая, победно ухмыляющаяся, поднимает упавшую документацию. Она укладывает её на край стола, бережно берёт Скрюллума под локоть. Ноги его совсем не держат. Шая с той же весёлой улыбкой помогает ему подняться и сохранить равновесие и поправляет сползшую шляпу. — Я же говорю. Ты совсем с ума от работы сходишь. Разговариваешь, словно автозамена со своими… Ошибка обработки, повторный запрос, перезагрузка… — От вас. От вас, госпожа, схожу с ума. И резко ловит её за запястье. Шая, пойманная в ловушку и притянутая к нему, ахает и смеётся. Теперь ведущую роль в их игре занимает Скрюллум, обнявший её за талию мёртвой хваткой и не позволяющий отодвинуться даже на миллиметр.※
Спальная комната предназначена по большему счёту для Шаи. Скрюллуму спать незачем, он лишь иногда остаётся рядом с Шаей, а вот у неё самой как были проблемы со сном, так и продолжаются. Иного выхода нет. Существование телохранителем Императора, его верной слугой, и ношение чёрных одежд со знаками отличия, клеймящими Шаю титулами палача и генерала одновременно, не предрасполагают к счастливой жизни и сладким грёзам. Она просыпается от ощущения скользящего по обнажённому телу, ещё сохранившему тепло ласк, сквозняка: уже не вечер, а раннее утро, и перекликание птичьих голосов доносится сквозь распахнутое окно. Шая нехотя приоткрывает глаза, моргает, пока зрение не приобретает чёткость, и лениво приподнимается, упираясь ладонью в большую мягкую подушку. Одеяло сползает с плеча, обнажая под косые лучи солнца шрамы на предплечьях. Скрюллум любит всё, что связано с жизнью. Шая не разделяет его фанатизма и любви к органике, но лишь по той причине, что эта цветущая, поющая и яркая жизнь ей привычна. Скрюллум за столом разбирается с документами. Измятый разодранный фрак висит на спинке стула. Шая тянется ладонью за кошачье ухо, чешет, а затем прижимает её к шее сзади и плавно разминается, склоняя голову то к одному плечу, то к другому. В груди мурлычет зарождающееся тепло. Из-за того, что Шая наблюдает, как Скрюллум работает, в ней просыпается игривое желание залезть к нему под руку и помешать. — Выспались? — спрашивает Скрюллум под шелест бумаг, даже не обернувшись. — Ага… — зевает Шая и облизывается. — Корпорация не разобрала тебя на запчасти? — Они даже не напомнили мне о необходимости отослать документы. Всё в порядке. Теперь у Скрюллума более ровная, чистая речь, не перебитая напряжением и ошибками. Шая чувствует себя довольной: её план в очередной раз увенчался успехом. Она оглядывается и видит, что одежда, которую она перед сном в чувствах содрала с себя и покидала на пол, теперь лежит аккуратно сложенной на тумбочке. Не спеша одевшись, заправив брюки в вылизанные кожаные сапоги и оставив рубашку расстёгнутой, она поднимается и сладко тянется: прижимает уши к голове, ласково ведёт хвостом и снова широко зевает. Скрюллум как сидел за рабочим столом, так и сидит. Она подходит к нему, гладит по плечу и обходит. Скрюллум поднимает взгляд, только когда она садится на край стола, аккуратно сдвинув отчёты в сторону. — Что советники предложили делать с Дитой? — спрашивает Шая. Скрюллум, отложив отчёт, включает интерактивный экран, а свободной ладонью берёт Шаю за руку. — Мнения разделились. Одни настаивают на продолжении дипломатических миссий, другие предлагают начать войну. Удручает то, что Диту невозможно оставить. Даже если мы покинем её звёздную систему, Дита продолжит преследования. — Советники совсем запутались, — усмехается Шая, поглаживая ладонь Скрюллума. — У меня всё ещё есть вы. — Хочешь услышать моё мнение? — Прошу его озвучить. Шая опускает руку Скрюллума и заводит ладони назад, упираясь в стол. Закинув ногу на ногу, она прикрывает глаза и плавно покачивает хвостом, свисающим с края. Скрюллум опускает лицо, следя за покачивающимся как маятник чёрным кончиком. — Пытаться решить проблему дипломатией нет смысла, если весь звёздный пояс видит в нас заклятых врагов. Пытаться уйти тоже нет смысла. Механические формы жизни населяют каждый уголок галактики, рано или поздно Дита снова объявит на нас охоту и мы уже не отделаемся парой жертв в лицах дипломатов и послов, которым не повезло. Нужно начинать войну. — Я не хочу убивать людей, как делал это Руперт. У меня есть информация, что не весь пояс Близнецов настроен против нас. Нападение на наших дипломатов и прочие диверсии — результат тоталитарной политики властей. — Тогда мы должны воздействовать на власть и сделать это осторожно, чтобы свести к минимуму жертвы. — И они всё равно будут, — замечает Скрюллум. Шая коротко кивает. — Ты теперь правитель, Скрюллум. Больше не будет чего-то хорошего или плохого, будет только серость, в которой ты утонешь. Если есть те, кто отвергает твою гуманность и продолжает совершать нападения, не в силах оставить в покое тебя и твой народ, разве есть другой выход? Ты должен быть как милосердным, так и способным постоять за свою родину и проявить жестокость там, где она необходима.ох, ты, родственная душа, посмотри в мои глаза.
нет-нет, посмотри внимательнее.
Скрюллум намеревается отвести взгляд, но Шая берёт его за подбородок и поднимает. Он смотрит на неё, а она дарит ему сочувствующую улыбку и гладит по щеке.ох, ты ужасен.
— Мне нужен лишь приказ, Скрюллум. — Я не хочу быть Рупертом. Я не хочу, чтобы их страхи стали сильнее. — Я когда-нибудь подводила тебя? — спрашивает Шая, выпуская подбородок Скрюллума. Тот отрицательно мотает головой, и она, погладив поля его шляпы, с лёгкостью привыкшего к службе палача отвечает: — Тогда доверься мне и в этот раз. Я знаю, как сильно ты хочешь сохранить мирную политику и показать всем, что неорганическая форма жизни может быть другом для органической. Почему же ты не можешь мне поручить эту грязную работу? — Мне не нравится, что вы собой рискуете. Дита настроена враждебно, а вы не всесильная. Однажды вы погибните. Скрюллум сомневается. Шая берёт его лицо в ладони и заставляет отвернуться от монитора и посмотреть на неё. Вкрадчиво, так, чтобы Скрюллум прислушался и отвлёкся от дел, сосредоточившись на ней, она произносит: — Это моя обязанность. Кто, если не я? — Я найду другого палача. — Я буду против, — фыркает Шая. — Вы не сможете пойти против указа Императора, — парирует Скрюллум. — Вы ничего не сделаете. — Я устраню твоего нового телохранителя. — Я застегну на вас ошейник домашнего ареста. — Скрюллум, чёрт возьми, ты не превратишь меня в домашнюю кошку, как бы ты этого ни хотел, — Шая усмехается и выпускает его лицо, но Скрюллум берёт её ладонь и прижимает к своей щеке, поймав удачный момент. Шая, стиснув клыки, напрягается. Расцарапанные, покрытые запёкшейся кровью костяшки касаются гладкого металла. Шае хочется одёрнуть свою уродливую руку от прекрасного лица без единого изъяна, но Скрюллум не позволяет: едва Шая дёргает ею в сторону, как он сильнее сжимает её запястье, останавливая. У Шаи уже глухо ноет рука. — Вы уже кошка, — констатирует факт Скрюллум. — Осталось одомашнить. — Перестань, — просит Шая, чувствуя зудящую неловкость. Он прижимается к ладони так, что пальцы распрямляются и теперь Шая видит помимо уродливой стёртой кожи ещё и уродливые когти. Она кривится, пытаясь сжать кулак, но лишь царапает металл. — Повторите свою просьбу. Шая ахает и изумлённо таращится на Скрюллума. Этого она не ожидала! — Какой вы подлец. Вы смеете использовать мои же слова против меня, Император? — Большое упущение не воспользоваться вашими словами в подходящий момент. Они обладают обезоруживающим эффектом, согласитесь. — В таком случае, — облизывается Шая, подавшись ближе, — прошу вас во второй раз. Перестаньте. — Перестать так перестать, — ответив Шае её же фразой, Скрюллум опускает её ладонь. А Шая принимает новую роль в их любимой игре: садится на бумажную волокиту прямо перед Скрюллумом, раздвинув колени и разложив хвост поверх важных документов — вся работа коту под хвост в прямом смысле, — обнимает ладонями за лицо и тянет к себе, заставляя подняться.посмотри в мои глаза.
глубоко в мои глаза.
※
Шая возвращается с пояса Близнецов спустя неделю. Кровь покрывает её, стелется за ней тяжёлой вонью, раны на теле горят, а лёгкие рвутся от частых вздохов. Шая не предала Скрюллума и в этот раз, послужив ему с честью и исполнив волю Императора как можно более дипломатично: провернула вооруженную революцию со смещением правительства, поддержала оппозицию и покинула истерзанную Диту, убедившись, что они справятся самостоятельно. Оппозиция, вставшая во главе правительства, заключает мирный договор с Императором и приносит множество извинений за грехи прошлой власти. Они клянутся в верности и возвеличивают Императора. Снова его восхваляют, считают эталоном милосердия и стирают языки в бесконечных благодарностях за протянутую руку помощи. Скрюллум — диковинка в своём роде. Неорганическая форма жизни, а любит живых больше, чем они сами друг друга. Шая гордится им до рвущей в груди боли. Скрюллуму не требуется поклонение и слепое почитание, которое требуют правители или тот же Руперт в своё время. Но Шая по собственной воле, погибая внутри от переполняющего её счастья за Скрюллума, преклоняет перед ним колено, берёт за ледяную ладонь, пачкая белую перчатку кровавыми пятнами, целует тыльную сторону и в присутствии советников, запоминающих, какую власть имеет Император над жестоким зверьём, возносит очередную клятву: — Я служила и ещё послужу… мой Император. Если придётся разнести благую весть об Императоре в каждый уголок галактики, Шая сделает это — и неважно, будет ли стоить ей это жизни, внутренних повреждений, сломанных костей или расслаивающейся психики, лоскутами сползающей по ночам. Шая умирает на третий год правления Императора после неудачной экспансии: попадает под шквальный огонь, и солдаты возвращают ему лишь уцелевшие куски. Как бы Скрюллум ни старался и каких бы учёных ни привлекал к операции, ему так и не удаётся вернуть Шаю к жизни, сшив воедино то, что осталось от её измученного тела. Шая умирает счастливая, избавленная от бессонных ночей и вечной жажды крови, но так и не заставшая расцвета империи. Скрюллум остаётся один, но доводит империю до расцвета и начинает новую Янтарную Эру с союза между органикой и неорганикой. Клипот, ударом молота высекая обжигающие искры, знаменует новую Эру, а Скрюллум, простирая ледяные ладони к напуганной галактике, — новую эпоху, воплощая в жизнь то, во что Шая так и не поверила: настоящую утопию. Император сожалеет, что его палач не застаёт этот момент. Он верит, что она наблюдает за ним, и надеется, что она видит утопию, ведь палач всегда была рядом и поддерживала его, несмотря на скепсис. Но жизнь продолжается, и Император лишь может сохранить в своей вечной памяти жертвенность палача и её веру в него.※
— Госпожа Шая. Добрый день. Шая подскакивает на месте как ужаленная с подпрыгнувшим к горлу сердцем, тут же рухнувшим в желудок и следом провалившимся в пятки. Шерсть на хвосте встаёт дыбом, кошачьи уши вскидываются торчком. В комнате отдыха прохладно и пусто. Только Шая, спрятавшаяся в углу на диване, да и Скрюллум, нашедший её. Видимо, она проспала рабочие часы. Шая утомлённо выдыхает. Работа вредит ей и приносит какие-то странные, чудовищные сны, от которых в груди ноет пустота. — Я проспала что-то важное, да?.. — предполагает Шая. Скрюллум отступает назад, не мешая ей подняться с дивана самостоятельно, и соблюдает дистанцию. Шая встаёт медленно и нехотя, зрение слегка затуманено. — Я всего лишь забеспокоился, не найдя вас на рабочем месте. Вам снилось что-то плохое? — Почему? — Вы тревожно спали. Удивительно. Шая бы многое отдала, чтобы вернуться в этот сон. — Это был удивительный сон, где вы были Императором, а я охраняла вас и служила вашей империи палачом и генералом. Скрюллум оборачивается на неё. Шая поправляет форму исследователя и печально улыбается. Жаль, что она не на Пенаконии, где возможно жить во снах. Она бы сделала из своих снов пузырь памяти и погружалась бы в него каждый день. — Интересный сон. Только жаль, что я бы не позволил вам занять такую опасную роль. — Не доверяете мне? — Боюсь вас потерять. — Ну не сделаете же вы меня домашней кошкой, — усмехается Шая, подмечая, что где-то уже слышала этот диалог. — Вы уже кошка. Осталось провести процесс одомашнивания. — Звучит просто ужасно. Не говорите так больше, — с улыбкой просит она. — Прошу прощения, — та же улыбка слышится в голосе Скрюллума. Только никакой домашней кошки из неё не получится. Шая создана, чтобы убивать. Рядом с таким дипломатичным и миролюбивым роботом ее ждёт только один — по её мнению — пугающий выход. Либо он однажды сам свернёт шею ей, наглотавшейся крови и утонувшей в жестокости, либо она случайно загрызёт его. Шая не верит, что у Скрюллума действительно получится её уберечь от вечного стремления к жестокости.