Генеральский подарок на 9 мая

      Яркий солнечный день, когда на небе спокойно продвигались облака, которые как-будто решили, что именно сегодня не должен идти дождь, а, следовательно, предоставили более сильному «предводителю» руководствоваться этим днём – солнцу, что освещало неимоверно ярко всю округу, весь сам город, предвещая тёплые и практически безоблачные деньки.       Сегодня, несмотря на прекрасную погоду, военным был отдан приказ, чтобы они устроили на главной площади парад Победы, устроив его самым не забывающимся, спустя долгое время, среди других до этого проводимых парадов. Военные солдаты, что начали выполнять приказ, стали под утро репетировать марш, который они должны были исполнить в определённое время на установленной площади. Репетиция шла довольно в хорошем темпе: не было никаких серьёзных ошибок в марше, в речи солдат, что должны были открыть парад Победы. Всё шло гладко, как по зеркалу. Генералы и остальные высокие чины сидели чуть поотдаль от репетирующихся солдатов и о чём-то разговаривали. По большей части, вспоминали свою жизнь до войны или счастливые моменты в армии, на фронте или где-нибудь ещё. Но среди них, словно белая ворона, отличался один генерал-майор.       Данный человек, что частично служил в армии, да присутствовал на войне, большую часть молчал, слушая беззаботные речи своих коллег, спокойно, как плывущие облака на небе, курил, ни о чём толком не думая, обратив свой взор на рядовых, даже вдалеке подмечая некоторые ошибки, которые, впрочем, раз за разом уходили: солдаты старались их убрать, либо если это было невозможно по некоторым причинам, пытались скрыть их от взора наставников, что руководили ими, указывая, куда идти, в какое направление, каким шагом, где останавливаться и кто произносит торжественную речь. Генерал-майор Тодороки Шото наблюдал за ними и ему никто в принципе не мешал. Не задавал вопросы, не пытался заговорить с ним. Его просто оставили наедине с самим собой в столь восхитительное утро, что успело перевалить на день, приближая время выхода Парада на площадь, чтобы показываться после на телеканалах во всей стране.       — Как всегда... Вроде приятно, что обо мне говорить будут перед всем народом, как и до этого, а вроде, как это уже достало. Просто хочется обняться с любимым человеком в просторной квартире, пить чай, есть холодную собу и просто потом сидеть рядом друг с другом, смотря на прекрасный вид из балкона, либо окна. Но, конечно, если бы был этот любимый человек... – ни к кому не обращаясь, произнёс гетерохром, выдыхая изо рта сигаретный дым в виде колечка, что, благодаря спокойному и умеренному ветру, рассеялось перед его глазами.       — Генерал! Парад готов к выступлению. Что прикажете делать? – услышал неподалёку голос капитана, что, приветствуя вновь старших по чину военных, поднял руку, строго поставив горизонтально левую ладонь вниз, отдавая почтение и ожидая дальнейших указаний.       — Отлично, капитан. Скажите солдатам, что вот, через 15 минут, они выступают. А сейчас, пусть отдохнут немного от репетиции, – высказал генерал, к кому тот обратился младший по званию, откладывая свою трубку назад, прекратив покуривать.       — Как скажете, генерал! Через 15 минут мы выдвигаемся в сторону главной площади! – ответил капитан, вновь отдав честь генералу, спокойной походкой направляясь к солдатам, что расселись в тени, дабы отдохнуть на время.              Шото ничего не сказал, молча за всем наблюдая, потом, прекратив курить и потушив сигарету, встал с земли, предварительно отряхнувшись, и направился к своим коллегам по военной участи и по званиям. Подойдя, он услышал, что его ждали и сейчас они могли кое-что обсудить: что будут говорить на прямом эфире перед телевизионщиками. Ему это было неинтересно, но не поддавал этого с виду, проявляя наоборот согласие и подмогу своим военным товарищам.       Спустя более пятнадцати минут, парад Победы был торжественно открыт на главной площади, где солдаты не проявили ни единой ошибки что в марше, что в показе артиллерийных орудий, что в торжественной речи, предоставленная не многим солдатам. Смотря на весь марш, а в целом, на сам парад, Тодороки случайным образом поймал себя на мысли, что он никогда не был участником всего парада и даже свою генеральскую речь, он никогда толком не произносил перед народом, следовательно, дрогнув от этой мысли, ему стало, определённо, не по себе. Но понимая, что он не имеет права показывать свою слабость, пришлось успокоить свои нервы от этой мысли и, когда его вызвали, подошёл спокойным, умеренным шагом, подняв слегка высоко голову, выпрямив немного плечи и твёрдо произнес свою речь, в которой Шото говорил о том, что он успел повидать, будучи солдатом на войне и какие выводы вывел из этой войны, в которой участвовал.       Многие люди были восхищены его пламенной речью, видом, внешностью, а также взглядом. Особенно, еле приметный парнишка, с зелёными волосами, что держал в своей руке блокнот, делая в нём какие-то пометки. Как только гетерохром закончил свою речь, большую часть своего взгляда обращая на этого молодого юношу, зеленоволосый прекратил строчить в своём блокноте.       «Записывал мою речь?..» – пронеслось в мыслях у генерала, что возвращался на своё место спокойной и уверенной походкой, которая была у всех военных солдат, что пережили или были научены в армии.       Прошло ещё немалое время, как полностью парад Победы прошёл на главной площади, как все торжественные речи были произнесены и как распустили народ, что пришёл поглазеть на сам парад. Остальные генералы и высшие чины приняли решение отметить этот день, приглашая своего гетерохромного коллегу, который, несмотря на всё своё уважение, отказался, сославшись на не законченные им дела, которые планировал выполнить до конца. Попрощавшись с военными, Шото быстрым и бесшумным своим ходом, прошёл мимо толпы, направляясь в сторону зеленоволосого юноши, что ещё не успел довольно далеко отойти от главной площади, что-то бубня себе под нос и снова же делая какие-то пометки в блокноте. Генерал-майор решил, что он резко появляться не будет перед мальчишкой, не дай бог, напугав его своим внезапным появлением, из-за чего приблизившись на несколько метров, сначала позвал его:       — Эй, парень! Не против поговорить со мной?       Услышав, что кто-то позвал веснушчатого, тот прекратил бубнить себе под нос, повернулся в сторону зовущего, пряча свой блокнот за спину, ответив чутка заикающимся голосом:       — Д-да, к-конечно, что вы хоте–       Недоговорив, парнишка изумлённо посмотрел на военного и полностью растерялся, остановившись на месте, он начал смотреть по сторонам, а потом взглянул в глаза гетерохрому, чтобы затем прикусить губу, больше из себя ничего не выдавив, но как только собирался Тодороки вновь позвать паренька, тот извинился перед военным, сделав поклон:       — И-извините!.. Извините, генерал-майор Тодороки-сама! Я к-конечно отвечу на ваши вопросы!..       Поняв, что Шото, как бы ни пытался не напугать мальчишку, он всё же его привёл в ступор растерянности и услышав многочисленные извинения, что тот продолжал бубнить себе уже под нос, ругая себя за свою оплошность, гетерохром, не зная, что надо сделать, дабы веснушчатый перестал быть растерянным, поднял руки и сделал жест «успокойся», надеясь, что перед ним человек перестанет нервничать. Но, походу, что-то военный сделал не так: Изуку подумал, что тот что-то от него хочет, но уж точно не успокоения, начав лишь сильнее нервничать, шаркая своим ботинком асфальт, смотря вниз и перестав бормотать, ожидая выговор, потому что-то сделал не так.       ...После этого наступила полнейшая тишина, что сопровождалась пением птиц, лучами заходящего солнца, ибо парад был растянут, а также эстафеты в честь девятого мая проводились до самого вечера. Оба человека, один из которых был военным, а другой являлся мирным жителем ни слова не проронили за всё это время. Оба просто не знали, как начать разговор: Шото не мог отыскать и состроить свою речь так, чтобы мальчишка не нервничал, а Мидория думал о том, какие вопросы задать военному, дабы тот не посчитал его некультурным и невоспитанным человеком. В итоге, спустя довольно долгое время, эту тишину разорвал веснушчатый, набравшись смелости задать один вопрос:       — Генерал, вы не против... выпить чаю в моей квартире?       Задав данный вопрос, между ними вновь наступила тишина. Изуку смутился от своего же вопроса, вообще не желая его задавать военному, на его языке крутился совершенно иной вопрос, в отличии от того, о чём он думал в своей голове столь долгое время. Страшнее всего на свете, Изу ожидал ответа от генерала...       — Не откажусь. Можно узнать твоё имя, парень? – особо долго не думая, произнёс Тодороки, взглянув в глаза кудрявому, который, услышав положительный ответ, полностью загорелся радостью, восторгом и восхищением.       — Моё имя Мидория Изуку! Можете просто также называть меня, как Деку! Моя квартира совсем недалеко от главной площади. Идёмте, я вас напою чаем, – сказал радостно Деку, перестав ощущать скованность и растерянность, наоборот проявляя свою энергичность и нетерпеливость, указывая военному следовать за ним. Шото, без каких-либо слов, незаметно улыбнулся, и поплёлся позади него.       Как и говорил Изуку, его квартира вправду находилась не на таком далёком расстоянии от главной площади. Его квартира располагалась на третьем этаже, параллельно лифту, на котором оба человека, переглянувшись, мигом послали в баню, предпочитая подняться по лестнице. За довольно малое время, они оба поднялись на нужный им обоим этаж, с незаметной разницей: Изуку, почему-то, быстро выдохся, наклонившись, переводя дух, в то время как Шото, вообще не чувствовал усталости и для него подняться на третий этаж – не являлось сущей проблемой из-за которой мог бы устать.       — Ты в порядке, Мидория? – обеспокоенно спросил Тодороки, увидев состояние юноши, но, заметив довольную улыбку, понял, что о нём не надо так волноваться.       — Со мной всё в порядке, генерал-сама. Я просто давно уже не бегал по лестницам... – ответил Деку, выпрямляясь и доставая ключи из своего рюкзака, что, как оказалось, всё время был у него на спине, но Тодороки чудом не замечал этого. Открывая дверь в свою квартиру, Изу пропустил сначала вперёд генерала, рукой быстро включая свет, затем заходя следом, закрывая за собой дверь.       В освещённом коридоре было довольно просторно, чтобы уместилось два человека. Тодороки снял свою обувь, как и хозяин квартиры, начав разглядывать коридор. Но от разглядываний комнаты военного прервал парнишка, задав вопрос, какой чай тот будет.       — Зелёный, без сахара. Спасибо за гостеприимство, – ответил Шо, проходя за Деку с коридора на кухню, где также уже был включён свет и, судя по звукам, включён электрический чайник.       Подойдя к раковине, Тодороки вымыл руки, вытер их о полотенце, что висело рядом, затем сел на стул и наблюдал, сидя за столом, как Изуку хлопочет рядом со шкафчиками, доставая кружки, чайные ложки, варенье из холодильника, перекладывая его в отдельную миску, и достал печенье двух видов: овсяного и галеты, расставляя всё это на стол, пытаясь сделать как можно быстрее, чтобы не заставлять так долго ждать своего гостя и притом не слишком уж сильно торопиться, дабы не разбить по неосторожности какую-нибудь посуду, что доставал из шкафчика.       Пока тот всё это проделывал, гетерохром неосознанно начал наблюдать за его позами, движениями, талией и бёдер, понимая, что парнишка перед ним был неимоверно... сексуален? Эротичен? Красив? Шото не мог нормально подобрать подходящего слова, чтобы описать то, что видел, но как только он понял, что уж сильно заглядывается на него, Мидория поставил перед генералом кружку с чаем, как тот этого и просил.       — Извините, что немного долго. Я пытался, как можно скорее подать вам чай и всё, что возможно, к самому чаю, – извинился Изуку, сев напротив военного, помешивая в своей кружке чайной ложкой сахар, посмотрев в разноцветные глаза.       — Всё хорошо, Мидория. Спасибо за чай, – поблагодарил гетерохром, сделав маленький глоток из кружки, осознав, что тот, для удобства, кинул пару кубиков льда в чай.       — Да пожалуйста, генерал Тодороки-сама, – улыбнулся веснушчатый, достав из пакета галет, который окунул в варенье, и затем откусил его.        За всеми этими движениями гетерохром смотрел, вновь думая о том, что этот юноша чертовски прекрасен и своей привлекательностью, а также притягивающими свой взгляд движениями, заставлял генерала думать вовсе не о том, чего он хотел спросить у того. Чай они пили в тишине, не задавая друг другу вопросы, но каждый из них понимал, что те вопросы, которые они вправду хотели задать, перекрывались совершенно иными мыслями насчёт внешности напротив сидящего. Спустя пару минут, Мидория встал из-за стола, извинился за то, что резко встал и чуть ли не побежал в ванную, еле как выдерживая то ощущение, что, смотря на Тодороки, который спокойно пил чай, Изуку возбудился, посмотрев на своего восставшего «дружка», что неумолимо просил, дабы на него обратили внимание, показывая бугорком на штанах.       — Н-нет... Чёрт возьми, это же генерал... Да, красив своей внешностью, но возбудиться всего лишь из-за внешности и взгляда на Тодороки-сама... Боже мой, куда ты скатываешься, Изуку?.. – ругая себя за данный поступок, Деку растерялся и не знал, что ему делать: вернуться обратно со стояком в штанах, выглядело довольно позорно, а если он начнёт мастурбировать прямо здесь, в ванной, то это займёт уж точно не пару-тройку минут...       — Ладно, Изуку, ты справишься... Просто скажи генералу, что что-то неважно себя чувствуешь и уйди в свою комнату, только перед этим расстели диван в зале, потому что сейчас темно, а выпроваживать генерала в темень уж точно некультурно будет выглядеть... Дыши, Изуку, дыши. Ещё не всё потеряно, – успокаивая себя, на негнущихся ногах, зеленоволосый вышел из ванной, аккуратно заглянул на кухню, не входя целиком, осведомил военного о том, что он немножко себя неважно чувствует, что, может, это всего лишь из-за стресса, что сейчас расстелет в зале диван, проявляя своё гостеприимство для Шото.        Тодороки без вопросов понял и согласился остаться переночевать у парнишки, при этом вновь продолжив пить чай с печеньками, размышляя о том, что же случилось у Изу, из-за чего тот так сразу же стал чувствовать себя неважно. Толком ничего нормального не раздумав, перестал думать об этом, посмотрев в окно. Спустя несколько минут, он допил чай, вымыл кружку, а все вкусности, что достал для него Деку, оставил на столе, только плотно закрыв всё, чтобы никто не мог залезть на стол и не налакомиться едой. Выходя с кухни, Шото выключил свет, сразу же пожалев об этом, ибо он мгновенно погрузился в темноту квартиры, потому что нигде, кроме кухни, не был включён свет. Подождав пару минут, когда его глаза более-менее привыкнут к свету, прошёл в зал, где, как и обещал зеленоволосый, уже был расстелен диван. За весь день, наконец-то Тодороки позволил себе снять эту военную генеральскую форму, сложив её на стул, что стоял рядом. Походу, Мидория специально поставил его, чтобы генерал мог куда-то сложить свою одежду. Сняв с себя практически всё, оставшись полуголым в штанах, Шо пошёл в ванную, уже не испытывая проблемы проходить в темноте, так как его глаза привыкли к темноте. Зайдя в ванную, он закрыл за собой дверь.       Деку, как мышка, наблюдал, как генерал снимает с себя верхнюю одежду, кладёт её на подходящий стул, берёт полотенце, что висело вновь же на стуле, если тот примет решение искупаться, а затем уходит в ванную комнату, закрыв за собой дверь. Как только дверь ванной закрывается, юноша спокойно выдыхает, подходя к своей кровати и ложась на неё, до сих пор ощущая стояк в своих трусах, уже успев раздеться. Чтобы не ощущать этого состояния возбуждения, предпринял попытку закрыть глаза и уснуть, чтобы проснуться утром и это возбуждение, а также встреча с генералом, которого пригласил к себе в квартиру, отнести за сон, что ему приснился ночью.       Через некоторое время, Изуку ощущает кого-то рядом, но он спихивает это на сон. Через минуту ощущает, что что-то касается его волос, но он спихивает это на сон, чуть-чуть нервничая. Затем ощущает, что это что-то касается губ... которое он тем более не спихивает на сон, распахивая резко глаза, а затем, чуть ли не заорал от страха увиденного им, но его губы были заткнуты губами другого человека, что без стыда, без совести, оказался на кровати Мидории, и нависнув над парнишкой, поцеловал прямо в губы и бесцеремонно его трогая. Шото после глубокого поцелуя отстраняется, смотря на шокированное лицо юноши, у которого на щеках, как и у него самого, проявился румянец, но тот, что лежал под ним, не мог выдавить ни единого слова.       — Ты чего, Мидория?.. – задал вопрос гетерохром, сильнее отстраняясь от лица Изуку, наблюдая, как тот своим взглядом внимательно на него смотрит. Под освещением луны, Мидория, с внимательным взглядом, был похож на шокированную куклу из фильма ужасов, настолько его взгляд был внимательным, проницательным и, такое ощущение, что его глаза светились, из-за чего даже Тодороки стало не по себе от этого взора.       — Действительно, чего это я... – странным, не похожим на голос Изуку, произнёс парнишка, продолжая смотреть ужасающим взглядом на генерала. — А ничего, что вы целуете невинного паренька, что спит?.. То есть, целовать спящего, притом парня, для вас является нормой, Тодороки-сама?       Гетерохром на секунду растерялся, но потом, взяв себя в руки, вновь поцеловал в губы зеленоволосого, показывая, что да, для него это являлось нормой. Мидория сильнее стал в ступор, но, ощутив, что тот начал целовать его шею, аккуратно спускаясь вниз, юноша не на шутку перепугался, думая, что генерал оказался насильником и, как только постарался оттолкнуть его от себя, как тот сразу же, без слов, снял с юноши трусы и осторожно ввёл внутрь один палец, начав медленно двигать им и трогать стенки ануса.        — Т-Тодороки-сама!.. Что вы се– Ах! Себе позволяете? Нгх... – застонал парнишка, чувствуя наслаждение снизу, от того места, где Шото ввёл свой палец и его массировал.       — Что я себе позволяю? Да ничего, – спокойно ответил Тодороки, хотя он понимал, что сам уже возбудился, ещё в ванной, пока тот пытался заснуть. — Или ты уже забыл о «подарке», что ты мне обещал на девятое мая, Мидория, в виде себя? Походу, ты меня узнал ещё тогда, но и ты, и я, отлично сыграли актёрскую игру, словно мы друг друга не знаем, хотя мы не виделись всего-то два года.       Гетерохром спокойно произносил эти слова, стараясь не показать своему возлюбленному, как оказалось, своё зверское желание оттрахать его за эти два года, что они оба не виделись. Мидория мило улыбнулся, вновь издав стон, почувствовав, как тот ввёл в него ещё сразу же два пальца, чутка ощутив боль, что сразу же сменилось наслаждением.       — И правда, мы оба непревзойдённые актёры... Ты так классно, ах! выступил на параде, что я хотел прямо там поубивать всех девчонок, что начали вопить, верещать, пищать от твоего вида. Мгх... Тодороки-кун, может, ты уже войдёшь в меня?~ – произнёс Изуку с лёгкой ноткой ревности к тем девчонкам, о которых говорил. — Ведь ты так этого дня жаждал, Тодороки-кун~ Так возьми меня целиком и полностью, заполни меня собой. Я весь твой~       Генералу-майору не нужно было больше слов. Тодороки мгновенно вытащил из задницы Изуку пальцы, снял с себя трусы, что очень мешали его члену, который стоял, как по команде ровно, и сразу же вошёл в Мидорию, слыша великолепный стон, рай для ушей, от своего возлюбленного парня. Но перед тем, как начать толкаться, Шото остановился, войдя в него, чтобы тот смог перевести дух и привыкнуть к тому, что тот вошёл в него.       — Как давно мы не общались взглядами, Тодороки-кун... Я так соскучился по тебе, – смотря на своего гетерохрома, сказал зеленоволосый, подняв свою руку и кончиками пальцев очертил на любимом лице шрам.       — И я соскучился по тебе...Мидория, – ответил ему тем же Шото, касаясь только вместо шрама, симметричных веснушек.       Затем Тодороки резко начал толкаться в Изуку, слыша стоны от своего возлюбленного на кровати, что мгновенно охватил крепкое и сильное тело своего любимого руками и ногами, выкрикивая стоны, большую часть произнося имя. Оба прекрасно понимали, что этот секс оба жаждали настолько, что сейчас, сцепившись в сладком экстазе, готовы были сожрать друг друга, не боясь оставить на друг друге укусы, засосы и, конечно, царапины на спине Шо, оба отдавшись друг другу целиком и полностью.       «И всё же, Мидория дал самый шикарный и не забывающий подарок из всех, что мне дарили.»       Подумал генерал-майор Тодороки Шото, кончая вовнутрь своему возлюбленному Мидории Изуку, и падая обессиленно рядом на кровать, предварительно выйдя из тела. Оба, наевшиеся зверским сексом, послали в баню своих соседей, что могли шуметь завтра утром из-за того, что в комнате было слишком громко, они скинули грязное одеяло на пол и обнявшись, крепко уснули.