Обещание

Тяжкий вздох снова наполняет комнату, отдается от стен, пропитанных душами нескончаемого количества людей, что были здесь, отдали им свою жизнь. Нагрузки монахов были ужасающе тяжелыми, долгими. Ладно еще это, но Кейдж каждый божий день задалбывает всех о том, что его все достало. Мол, не хватает ему той возни, что обычно бывает на его излюбленных съемках. Что они ждут тут уже целых два месяца чего-то, а ничего не получают. У Такахаши уже голова раскалывается от его бысконечного нытья, ворча что Джонни ведет себя как избалованный ребенок. И вот, очередной вечер. Снова Джонни Кейдж. Снова жалобы. И снова, снова и снова монотонный, поучительный голос Лю Кана, о том что актеру надо поднабраться терпения. Кенши это уже достало. Такахаши очень сильно отличался от остальных монахов. Важный мафиози как никак. По сравнению с Кунг Лао и Рейденом, он был прекрасно образован, обучен этикету и как полагается себя вести. Кейдж по поведению от деревенских конечно не далеко ушел, но он хотя бы, из так называемого "высшего общества". Особых привелегий это ему не давало, учитывая что когда Лю Кан пригласил его, тот был на грани банкротства, его популярность упала на нет, а сам он мог сторчаться прямо там. Хотя у Кенши дела обстояли не лучше, раз он пошел в особняк этого самого Джонни Кейджа за катаной. Не поперся бы он туда, не встретил бы этого паршивого актера, не покупал бы тот же актер Сенто, кто бы знал, что сейчас бы было. Может быть, Кенши был бы сейчас где-то в самых опасных и страшных для каждого районах. Может быть, он бы сейчас сидел в плену и подыхал там от голода, вечных пыток или еще что. Но нет, он же каждый день доводит себя до изнеможения. Ему же надо завести себя в какую-то задницу, мол, ну турнир какой-то, иди поучавствуй Кенши. Очередной писк Джонатана. Это становится краем. Уставший, злой и нервозный мечник - вот оно, то, что не каждому пожелаешь увидеть. — Карлтон, ты можешь уже когда-нибудь заткнуться? — все еще держит себя в руках. Еще хоть слово из уст Кейджа и все здесь взлетит. Взгляды всех уже направлены на Кенши. Ну естественно, а на ком еще? Будто не он до этого момента был молчаливым, угрюмым мужиком, который говорит только по важным делам. — А что, Такахаши, м? — противно. Кенши до жути противно от актера. Смотря на то, как его губы расплываются в улыбке, мечнику становится еще хуже. — Устал слышать мой прелестный голос? Кенши думает, хорошо было бы иметь сейчас какой-нибудь пистолет. Или веревку. Придушил бы этого, столь надоевшего ему Джонни, и дело с концом. Вот только ничего из орудий убийств у него не было. Такахаши клянется, при первой возможности он либо убьет актера, либо бросит где-то в канаве, на произвол судьбы. И как вишенка на торте, в кое-то веке заберет чертов Сенто. Кенши думает, вот сейчас врежет хорошенько Карлтону и пойдет успокоится. Сходит, выпьет например. Вернется к своей жизни и никогда не увидит омерзительное лицо Джонатана. Но нет, надо же Такахаши просто со всей силы врезать по столу, что там появились небольшие трещинки и уйти. Ну конечно же. Тогда ребенок скорее он, а не Джонни. Со стороны здания, откуда вышел Кенши, слышится отдаленное: — Что это с ним? — вроде Кунг Лао. А может и Рейден. Хотя это не в его репертуаре, задавать такие вопросы. Он никогда не различал этих двоих со стороны по голосу или когда они стояли спинами к нему. Только лица, только одежда. Вот они, их отличительные знаки. Лица, лица, лица. Врезавшееся в голову лицо. Эти дотошные голливудские черты. Эти чертовы карие глаза. Этот невыносимый характер Джонатана Кейджа. Кенши обещает, он точно убьет его.