***
— Прошу, ваше величество! Камердинер почтенно поклонился, подавая Александру его перчатки. Последний поправлял свой туалет перед спектаклем в уже привычной ему обстановке спальни Наполеона. Он теперь часто наведывался сюда, чтобы поговорить в уединении, или сбежать от постоянных допросов Румянцева. Хотя обстановка его собственных покоев сейчас уже мало чем отличалась от этой, заполненная подарками его величества. Стоило ему обратить внимание на изящный золотой несессер, или широкую кровать, как Наполеон тут же распоряжался доставить царю точную копию. — Благодарю, Констан! — Александр мягко улыбнулся, оторвавшись наконец от своего отражения — Вы, должно быть, настоящая находка для вашего господина. — Только не рассчитывайте, что я и его вам подарю! — внезапно отозвался император, который последние десять минут скучающе листал газету в своем кресте, — Вы и так уже почти увели у меня Коленкура! Романов только добродушно рассмеялся, отпустив камердинера. — Боюсь, месье Коленкур слишком предан вашему величеству, чтобы когда-нибудь перейти ко мне на службу. Что очень прискорбно, он просто превосходный дипломат! Александр даже не заметил, как Наполеон отложил газету и приблизился к нему. Он в очередной раз припудрил волосы, осматривая себя со всех сторон, когда в зеркале показалось раздраженное лицо императора Франции. — Александр, прошу вас! Если вы проведете еще хоть минуту перед зеркалом, я начну сомневаться не только в вашем слухе, но и в вашем зрении! Неужели вы еще недостаточно прекрасно выглядите? Александр невинно вскинул брови и перевел изумленный взгляд на собеседника. — Даже не знаю оскорбиться или принять за комплимент! — Примите за мое искреннее желание не обидеть господина Тальму нашим отсутствием, — он выставил свой локоть, как бы приглашая спутника взять его под руку, — Я могу вас заверить, вы выглядите так же ослепительно, как и всегда. Русскому императору (который даже не успел как следуют изучить весь имевшийся у Наполеона парфюм!) ничего не оставалось, кроме как галантно обхватить чужую руку и проследовать в ожидавший их экипаж. Когда императоры наконец прибыли к началу спектакля, весь зал, по обыкновению, дожидался только их. В своей ложе, установленной на возвышении прямо напротив оркестра, они были для зрителей как на ладони. Наполеон озаботился, чтобы частичную глухоту царя приняли во внимание, а потому приказал разместить их места в наиболее акустически удобном месте. Александр был и благодарен за такую заботу, и немного смущен тем, что на протяжении всего вечера чувствовал на себе любопытные взгляды. Но ему скоро представился шанс этим воспользоваться. Сегодня ставился "Эдип" Вольтера с месье Тальмой в главной роли. В первые же минуты трагедии он громогласно произнес: "Дружба великого человека — благодеяние Богов!" Не упуская момента пока спектакль не ушел с этой фразы, и хорошо осознавая всеобщее внимание, устремленное на императорскую ложу, Александр поднялся на ноги и взял за руку Наполеона, прижав ее к собственной груди. Зал тут же разразился аплодисментами. Даже актеры на сцене с умилением аплодировали этому излиянию дружбы. Только Наполеон растерянно, и немного смущенно смотрел на него, ничего не в силах сказать. Он снисходительно улыбнулся и кивнул, умоляя Александра взглядом вернуться в кресло. Последний с некоторым триумфом заметил краску на чужом лице и посчитал себя в какой-то степени отмщённым за все те внезапные знаки внимания, которые любил обрушивать на него император французов. Ему не раз потом припоминали эту выходку, как пример собственного лицемерия, и противники, и ярые поборники Наполеона. Но если бы его спросили в этот самый момент, пока они смотрели друг на друга в императорской ложе под гулкие аплодисменты, был ли он искренен, он бы не задумываясь ответил, что да. Проблема была в том, что часто он сам не знал, когда был искренен. С падением занавеса и окончанием спектакля, толпа зрителей медленно заполнила собой фойе, а Александр оказался прижат к перилам парадной лестницы группой местных вельмож. Он все силился вспомнить имя чрезвычайно разговорчивой пожилой дамы, которая с энтузиазмом описывала ему свою поездку в Петербург в 1874, когда Константин, уже немного подвыпивший, вдруг окликнул его и стал стремительно продираться сквозь толпу в их направлении. — Ваше величество, вы-то мне и нужны! Мадам, вы нас извините, у меня к брату чрезвычайно важное дело! Великий князь бесцеремонно отодвинул негодующую даму и, взяв Александра под руку, потянул его за собой, так что последнему оставалось только бросить на прощание скомканные извинения. Он во многом не одобрял такое поведение Константина, но сейчас был почти благодарен его наглости, сам бы он вряд ли выпутался из этого разговора еще минут десять. — Важное дело? Только не говори, что ты снова попал в историю с местной администрацией, — прошептал он с укором, хотя ночные приключения брата развлекали царя чуть ли не больше, чем актеры французского театра. Константин хохотнул. — Не в этот раз! Сегодня у меня к тебе серьезная просьба. Они остановились у входа в партер, между рядами которого беседовала теперь группа французских актрис. — Я, Мюрат и Жером собираемся на прием к одному местному графу, и я предложил взять с нами, — он многозначительно кивнул в сторону партера, — прекрасных французских муз. Я думаю, тебе уже знакома mademoiselle Bourgoin? Александр аккуратно повернулся, чтобы рассмотреть шептавшихся актрис, и узнал прелестное личико девицы, которая настойчиво заигрывала с ним уже не первый день. Поймав на себе его взгляд, она кокетливо улыбнулась, а ее подруги тут же звонко захихикали. — Она от тебя без ума, — с некоторым раздражением констатирует великий князь, — так что если ты поедешь с нами, присутствие всей их компании гарантировано! Александр без особого энтузиазма прокручивает этот сценарий с предсказуемым исходом в своей голове. — То есть вы хотите меня использовать в качестве приманки, чтобы затащить к себе на попойку французских актрис? Я правильно понял? Константин раздраженно вздыхает. — Ты так говоришь, будто ты там будешь самый обделенный! Я для тебя хочу как лучше, провести вечер в приятном обществе дам, чем снова пропадать где-нибудь с этим Бонапартом! — Надеюсь, вы не про меня? Рядом с Константином внезапно появляется улыбчивое лицо, обрамлённое темными кудрями. Жером Бонапарт, король Вестфалии, также прибыл на конгресс, и с момента их встречи с Константином не было дня, чтобы двум императорам не докладывали об очередной выходке их младших братьев. Александр был и тронут, и поражен, что эти двое так коротко сошлись. Константин засмеялся и дружески хлопнул Жерома по плечу. — А вы как всегда вовремя! Мы, разумеется, о вашем августейшем брате, общество которого является главным развлечением императора всероссийского! Александр хотел было заверить Жерома, что общество его брата для него вовсе не в тягость, но тот его опередил, подхватывая: — В самом деле, ваше величество, он вас еще не уморил своими тирадами о маневрах, тактиках и анализе ландшафта? — Что вы! Я считаю честью получать уроки военного мастерства от такого гения, как ваш брат! — Гений или нет, а вы не должны так поощрять его внимание, он ведь не понимает границ! — тут Жером понизил голос и наклонился ближе к царю, — Вы знаете, что после Тильзита он почти неделю не переставал о вас говорить? Просто весь дворец извел: Александр-то, Александр-сё! А вы снова потакаете его капризам! Я уверен, он не обидится, если вы обделите его своим присутствием на один вечер, присоединившись к нам. — Вот-вот, вам нужно побольше разнообразия! Отвлечься от разговоров о политике, выпить, порадовать дам. Они будут в восторге, если вы составите нам компанию! Вы ведь не откажете в такой ничтожной просьбе? Теперь Жером и Константин наступали на него сообща, а краем глаза Александр заметил направляющихся к ним актрис Французской Комедии. Пути к отступлению были почти отрезаны, а между тем намечающийся курс казался все менее привлекательным. — Я… — Вот вы где! На предплечье русского монарха знакомым властным жестом опустилась рука, и Александру не надо было оборачиваться, чтобы узнать, кому она принадлежит. "Император Наполеон", "Ваше величество" — почти одновременно протараторили Жером и Константин, на что император ответил легким кивком. — Великий князь. Жером. Я вижу, вы сегодня снова затеваете что-то неладное? Впрочем, я благодарю вас за то, что составили компанию моему отбившемуся спутнику, — он повернулся к царю и продолжил более мягким тоном, — Я совсем обыскался вас, Александр! Наш экипаж уже подан. — Дорогой брат, позвольте! — внезапно подался вперед младший Бонапарт, — Мы как раз приглашали императора Александра с нами на светский прием. — О, боюсь это невозможно! — рука на предплечье Романова сжалась чуть сильнее, — Видите ли, Александр уже пообещал мне сегодня вечером партию в вист. Не так ли, друг мой? Александр бросил на Наполеона недоумевающий взгляд. Он ненавидел карточные игры, и они оба об этом знали. Но, догадавшись о замыслах собеседника, он поспешил подыграть. — Сожалею, но это так! Я совсем запамятовал, что мы условились на сегодня, поэтому вынужден отклонить ваше в высшей степени соблазнительное приглашение. Король Вестфалии тут же поник, а Константин продолжал сверлить глазами брата. — Партию в вист? — сказал он с плохо скрываемым сарказмом, — С каких пор вы стали небезразличны к картам? — Совсем недавно! Император Наполеон любезно вызвался помочь мне войти в азарт, и, должен признаться, в этом есть свой шарм. — Удача новичка ударила вам в голову! — виртуозно подхватил Наполеон, — Но, увы, нам уже пора выезжать. Вы простите мне, если я украду вашего брата на этот вечер? Великий князь выдавил учтивую улыбку, но едва сдержался, чтобы не закатить глаза. "На этот вечер". Он делал это каждый вечер. — Разумеется, ваше величество! — Ба! Вы двое совсем не умеете развлекаться! — Жером разочарованно следовал глазами за группой актрис, направляющейся к гардеробу, — Пойдемте, Константин, оставим их величества в компании, которую они очевидно предпочитают! Они обменялись краткими поклонами, прежде чем король Вестфалии и великий князь удалились, а двое императоров неторопливо пошли к парадной лестнице. Все это время Наполеон не спешил убирать руку с чужого предплечья, и ее вес будто обжигал Александра сквозь рукав мундира. Они часто ходили под руку, напомнил себе царь. Это было нормально, это было в порядке вещей. — Надеюсь, я не слишком расстроил ваши планы? — спросил его спутник, когда они уже спустились на пол пролета. — О нет, что вы! А вот планы Константина и Жерома на ваших актрис явно пострадали. Они оба рассмеялись, но Наполеон многозначительно притянул российского императора к себе и понизил голос. — Я думаю вы и сами понимаете намерения mademoiselle Bourgoin, — внезапно добавил он, — но осмелюсь вас предупредить, что если эта дама будет упорствовать, вам лучше ответить ей отказом. Александр немного покосился на своего собеседника, стараясь не выдавать лишних эмоций, пока они еще были на людях. — В самом деле? — спросил он почти скучающим тоном, — А у вас есть причины не благоволить этой особе? — Что вы! Признаться, я с ней даже не знаком. Когда они подошли к своему экипажу, Наполеон отстранился, чтобы галантно пропустить вперед российского императора, прежде чем устроиться напротив, и только когда карета тронулась, он как бы невзначай закончил свою мысль: — Французские актрисы очень хороши, но ужасные сплетницы, особенно, когда дело касается такой важной персоны! Если вы решитесь провести с ней ночь, будьте готовы к тому, что о подробностях вашей встречи в скором времени узнает весь Париж. Он многозначительно улыбнулся и Александр понимающе кивнул в ответ. Конечно, он не рассматривал возможность этой интрижки всерьез, ограничившись со своей стороны легким кокетством, но за предупреждение был искренне благодарен. Всю дорогу до своей резиденции они обсуждали просмотренную пьесу, женщин, внушительные траты своих младших братьев, которые, казалось, озолотили каждого трактирщика в городе. Но никто не спешил заговаривать о политике, об этой наболевшей теме, которая почти всегда кончалась спорами и недомолвками. У них осталось совсем мало времени, чтобы сойтись на условиях нового договора, но сегодня вечером они словно обоюдно решили этого не упоминать. Провести остаток дня в приятном неведении всех тех противоречий, которые их сейчас разъединяют. — Вы не останетесь на чай? — Александр невинно открывает дверь в свои покои пригласительным жестом, — Я так часто злоупотреблял вашим гостеприимством, что мне неловко ни разу не ответить вам тем же. Только обещайте, что мы не будем играть в вист. Наполеон невольно усмехнулся и с интересом бросил взгляд вглубь приоткрытой комнаты. — Вы уверены, что не слишком от меня устали? Это было сказано больше из вежливости, но в тоне императора промелькнуло неподдельное сомнение. — Сир, вы меня раните! — Александр почти оскорбленно дотрагивается до андреевской ленты, — После целого года разлуки, разве можно меня винить в желании провести с вами побольше времени? Такой ответ Наполеону явно понравился, а его довольная улыбка вызвала у Романова такой триумф, что он сам не мог понять, насколько искренне произнес эти слова. — Что ж, в таком случае не смею вам отказывать! И обещаю, что не стану терзать вас карточными играми, друг мой. — Премного благодарен! Они засиживаются у кофейного столика на долгие часы. Чай сменяется бургундским вином, свечи становятся все короче, а разговоры все развязнее. В один такой момент откровения Наполеон позволил себе пересказать пошлый анекдот о королеве Пруссии и ее муже, чем не на шутку расстроил своего собеседника. — Зря! Зря вы такого мнения о прусской чете! — Александр все более разгорячался, рискуя расплескать оставшееся в бокале вино, — И королева Луиза — умнейшая женщина! Я помню, когда приезжал к ним в Мемель, она была так предупредительна! Она почти сразу- — Влюбилась в вас без памяти? Александр запнулся и, глядя на самодовольную ухмылку Наполеона, чуть не всплеснул руками, но недопитый бокал помешал ему. Он наконец отставил его в сторону. — Вы… ну вы опять за свое! Почему вы считаете, что все мои истории должны обязательно включать любовные похождения? — Потому что в большинстве случаев это правда, друг мой! — Наполеон ехидно улыбнулся, отпив из своего бокала, — И прекрасную Луизу тут совершенно не в чем упрекнуть! Кто, встретив вас, мог бы не влюбиться? Это было сказано таким будничным тоном, что Александр даже не нашелся, что ответить, только выдавил смущенный смешок и опустил глаза, надеясь, что краска на лице проступает не слишком сильно. К счастью, Наполеон избавил его от продолжительного молчания. — Право, иногда я думаю, что делаю всех местных дам несчастными, монополизируя все ваше время! Mademoiselle Bourgoin мне никогда не простит! В этот раз Александр засмеялся уже более непринуждённо. — Если бы только в Петербурге знали, как вы охраняете честь российского императора, работа Коленкура была бы куда проще! — Охраняю честь? — Наполеон наигранно вскинул брови, — Разве вы забыли, Александр, что я пригласил вас сюда, чтобы похитить? Очередной прилив смеха заставил Романова откинуться на подушки. То ли вино так сильно ударило в голову, то ли пересказанные им же самим сплетни придворных уж очень нелепо звучали из уст императора Франции. Наполеон внезапно пересел из своего кресла на диван, ближе к Александру, и заговорщически наклонился к самому уху. — Ах, вам смешно? Вот сейчас прикажу своему камердинеру вас связать и отправлю в Париж первым же курьером. Александр, которому уже не хватало воздуха и щемило в боку, только сильнее запрокинул голову от смеха. Глядя на пляшущие на потолке отблески свечей и чувствуя приятно разливающееся по телу тепло, он с трудом подавлял очередной приступ хохота, и только встретившись глазами с Наполеоном, чье лицо оказалось непривычно близко, окончательно пришел в себя. — По правде говоря, — начал он с отдышкой, чтобы как-то разбавить повисшую тишину— в Париж я не против отправиться даже вашим заложником. Всегда мечтал там побывать. — Неужели? — в глазах корсиканца мелькнула озорная искра,— Это можно устроить. Но тут Наполеон в нерешительности замер. Эта странная игра, кажется, завела их обоих в тупик. Они были теперь так близко, что можно было почувствовать в дыхании собеседника кислые нотки вина, а тишина повисла такая звонкая, что сердце стучало в ушах. Серые глаза ненадолго метнулись к губам Александра и тот почти перестал дышать, сжимая оказавшиеся под руками подушки до треска. Они будто стояли на краю ужасной пропасти, только подайся немного вперед и оба полетят кубарём вниз. Наполеон дернулся и отсел на край дивана, неловко оправляя свой мундир. — Вы всегда желанный гость в моей столице! — продолжал он с напускной непринужденностью, — Раз она вам так нравится, в следующий раз встречу проведем именно там! Александр наконец выдохнул и поспешил выпрямиться, отчего-то чувствуя на языке вязкое разочарование. — В следующий раз… — повторил он с грустной улыбкой, — Когда вы закончите с Испанией, верно? Упоминание недавних военных неудач заставило Наполеона помрачнеть, но он выдавил учтивую улыбку, утирая платком отчего-то вспотевшее лицо. — Да, конечно. Когда с Испанией будет кончено. Он поспешно поднялся и с деланным удивлением посмотрел на часы. — Второй час ночи! Я, должно быть, вас совсем утомил. — Нет-нет, что вы! — Александр также вскочил на ноги и тут же почувствовал тяжесть собственной головы, чего старался не показывать — Я ведь сам пригласил вас! — Александр, прошу, — корсиканец мягко улыбнулся, — вы же знаете я чужд церемониям, я и так достаточно злоупотребил сегодня вашим временем. За что, тем не менее, очень благодарен. Он взял со стола свою двууголку и собирался двинуться к выходу, когда Александр неуверенно шагнул к нему. — В таком случае, позвольте хотя бы проводить вас… Царь едва коснулся пальцами обтянутого мундиром локтя, но Наполеон отпрянул в сторону, как обожженный. — В этом нет необходимости, — проговорил он сдавленно, избегая чужих глаз, — Доброй ночи.***
Император французов в который раз сбросил с себя одеяло и поднялся с кровати, чтобы приоткрыть окно, в надежде, что холодный октябрьский воздух поможет ему проветрить голову и успокоить нервы. Наполеону совсем не спалось. Все тревожные мысли, которые он отгонял от себя днём, обрушились теперь на него с новой силой. Он чувствовал, что теряет время и, что более важно, теряет доверие царя. Он знал, что на родине (да что там на родине, даже здесь!) Александра неустанно пытаются настроить против него, что ему нужно было сделать что-то, чтобы вернуть их добрые отношения, какими они были в Тильзите. Он готов был использовать все свое обаяние, чтобы завоевать расположение русского монарха. Но то, что произошло между ними тем вечером, испугало даже его. "Ничего не произошло!" в который раз повторял рациональный голос в его голове, но Наполеон прекрасно понимал, что то, чего не произошло, и было главной причиной его бессонницы. Всякий раз, когда он закрывал глаза, его преследовало лицо Александра, этот томный взгляд, раскрасневшиеся от смеха щеки, приоткрытые тонкие губы… — Это невыносимо… В тишине просторной спальни его собственный шепот показался оглушающим. Конечно, он знает о сношениях между солдатами в своей армии. Конечно, он иногда засматривается на красивых мужчин. Но разве подобное случалось с ним раньше? Это было смешно, неужели он так усердно изображал очарованность русским царем, что поверил в неё сам? Сколько из того, что они говорили друг другу каждый день было неискренне? Мог ли он надеяться, что хоть что-то в их дружбе было настоящим? Бонапарт вспоминает как Александр взял его за руку во время спектакля и внезапно осознает, что ему очень хочется, чтобы эта дружба была настоящей. Он хочет верить в нее, но понимает, что доверять этому чувству нельзя. Быть может, хитрец Талейран был прав тогда, в Тильзите, когда намекнул, что его чувства к царю ослепили его к реальности? Наполеон смотрит на витиеватые узоры парчовой ткани на балдахине и решает не отвечать себе на этот вопрос. Когда он, наконец, засыпает, ему снится лес. Хвойный лес, зимой. Он долго скитается по этому повторяющемуся пейзажу, пока белизна слепит глаза, как будто ищет кого-то в ней и не может найти. Он ходит так до темноты, пока деревья вокруг не принимают зловещий вид, а белизна под ногами не превращается в бесконечную серую массу. И тогда он наконец его находит. Он еще не знает кто это, но он видит вдалеке мужской силуэт и понимает, что это он, тот кого он искал все это время! Силуэт приближается к нему, и постепенно Наполеон может различить знакомые очертания лица, такого приветливого и обольстительного. Он сам не замечает, как начинает двигаться ему навстречу, но когда они оказываются в паре метров друг от друга, от этой улыбки не остается и следа. Оскал острых зубов сверкает в полутьме и зверь набрасывается на него с нечеловеческой силой, моментально сбивая с ног. Наполеон отчетливо слышит собственный крик, когда чудище впивается клыками ему прямо в грудь. Его пронзает ужасная боль, он хочет проснуться, пошевелиться, но тело сковывает леденящий страх. Он видит собственное сердце в этой зубастой окровавленной пасти. Оно не бьется. — Ваше величество! Прошу, мой император, очнитесь! Наполеон видит перед собой перепуганное лицо Констана, который все еще трясет его за плечи. Его ночная рубашка насквозь промокла, от сквозняка в комнате тело пробирает мелкая дрожь, и он тут же хватается рукой за грудь, словно рассчитывая нащупать там зияющую дыру. — Сир, как вы себя чувствуете? Мне отправить кого-нибудь за врачом? — Я… спасибо, Луи, не стоит — Бонапарт успокаивает своего камердинера, усаживаясь на край кровати, — Мне приснился кошмар. По тому, как мужчина на него смотрит, он не открыл ему ничего нового. — Вы так кричали, — говорит он, с дрожью в голосе, — я уж подумал о худшем. Я так испугался, сир, я бы никогда себе не простил, если бы вас- — Довольно, Луи, это всего лишь сон! — не выдержал корсиканец, однако рука его снова потянулась к груди. Констан ничего не сказал, только смотрел на него со странной смесью любопытства и сочувствия. Наполеон прочел немой вопрос на его лице и обреченно вздохнул. — Мне приснилось, что я… что на меня напал медведь. Он разорвал мне грудь, — император демонстративно откинул ворот взмокшей ночной рубашки, — и сожрал мое сердце. Это выглядело так реально, я никогда не чувствовал подобной боли! Лицо его камердинера, если это было возможно, стало еще более взволнованным. — Ваше сердце? — повторил он задумчиво, — Это очень дурной знак, сир. Что он может означать? — Не имею понятия. Впрочем, сны редко несут в себе скрытый смысл, я думаю мне просто не следует столько пить на ночь. Констан невольно улыбнулся, но на его лице все еще преобладала тревога за своего господина. —Вы уверены, что не стоит вызвать врача? Может быть, принести вам чаю? — Спасибо, но пока я ограничусь чистой ночной рубашкой. Наполеон раздраженно вылез из кровати и зашаркал к гардеробу, сбрасывая с себя одежду на ходу. Констан тут же подобрал его вещи с пола и остановился рядом с императором, на случай если тому понадобится помощь. — Ваше величество… могу я задать вам вопрос, который, возможно, превышает мои полномочия? Наполеон, только что продевший голову через горло рубашки, наскоро расправил ее на себе и устало улыбнулся. — Отчего же нет, спрашивай. — Вы ведь сами выписали тех актрис из Парижа, потому что хотели, чтобы они понравились царю. Почему же вы тогда отговорили его с ними ехать? Улыбка тут же сошла с лица императора, которое стало вдруг мрачно-задумчивым. — Знаешь, ты прав, Констан. Это явно вопрос не твоих полномочий.***
Последние дни в Эрфурте прошли менее торжественно, чем его начало. Все порядком устали и от спектаклей, и от балов, а текст нового договора с дюжиной поправок и секретных пунктов был с трудом согласован Румянцевым и Шампаньи. Отношения двух императоров также заметно охладели. На людях они, разумеется, все также горячо любезничали, но между ними появилась явная напряженность, которая только больше проявлялась наедине. — Вы, случаем, не заболели? — Александр невинно смотрит поверх чашки чая, за их совместным завтраком, — Вы так мало говорите сегодня, это на вас не похоже. Наполеон только усмехается, добавляя в тарелку джем. — Это я обыкновенно говорю слишком много! Нет, друг мой, я в полном порядке. Просто сплю неважно последнее время. Александр понимающе кивает, ставя чашку на блюдце с глухим стуком. — Вы знаете, я тоже дурно сплю последнюю неделю. Мой доктор мне обыкновенно прописывает травяной чай, но не могу сказать, что это очень помогает. Снова эта неловкая тишина повисает между ними. Это случалось все чаще с того дня, как Наполеону приснился тот странный сон, но он решил не рассказывать об этом Александру. Царь был слишком чувствителен к такого рода потрясениям, часто приписывал им мистическое значение, а истолковывался тот кошмар очень недвусмысленно. — Вы уверены, что достаточно отдохнули перед такой долгой дорогой? Может быть задержитесь еще на денек? Александр сочувственно покачал головой. — Увы! Мое присутствие в Петербурге нет возможности больше откладывать. Но не волнуйтесь, я вполне привык к дальним путешествиям, и на моем маршруте будет достаточно мест, где можно будет остановиться! "У этих чертовых пруссаков, например!" желчно подумал Бонапарт, но внешне одобрительно что-то промычал в ответ. Он решил не омрачать их последние часы вместе очередными препираниями по мелочам. Когда откладывать отъезд царя уже не было возможности, Наполеон провожал его до самой Веймарской дороги. Они ехали верхом, отделясь от своих свит, также, как и в первый день их встречи. Француз теперь невольно вспоминал то предвкушение, с которым он проезжал здесь всего пару недель назад, как они оживленно беседовали после долгой разлуки, как много хотели сказать друг другу. Александр говорил ему тогда о своих успехах в Финляндии, о том, как собирается учредить там парламент, и как надеется, что похожую систему со временем удасться установить и в России. Он с горящими глазами делился проектами реформ, спрашивал советов, искал одобрение на чужом лице. А Наполеон только ласково улыбался, иногда высказывая ему свои мысли и предложения. Как это было не похоже на то, что было сейчас! Учтивые улыбки, разговоры о погоде и обмены добрыми пожеланиями, все это было так сухо, так пусто, что Бонапарту то и дело хотелось спрыгнуть с лошади и потребовать объяснений. Однако чем он мог быть так не доволен? Александр был с ним вежлив, условия, какими бы они ни были, были приняты обеими сторонами, Эрфуртский конгресс был завершен. Но чем ближе они подъезжали к развилке, где им нужно было вновь надолго разлучиться, тем тревожнее становилось Наполеону, и тем сильнее ныло что-то у него под ребрами. И вот, наконец, они спешились, оставив своих коней, и стали неторопливо прогуливаться вдоль дороги, пока готовилась коляска русского императора. — Я надеюсь, вы мне напишите, когда прибудете в Петербург? Мне бы хотелось убедиться, что в пути вас не украли. Александр глухо усмехнулся, прикрывая рот белоснежной перчаткой, и Наполеон попытался как можно лучше запечатлеть это в своей памяти. — Боюсь, если меня что и задержит в пути, то только скверные дороги! А вы тоже не забывайте мне писать, где бы вы ни были. Вы-то не проводите должного времени в вашей прекрасной столице! После неловкой паузы и нескольких взглядов в сторону своей свиты, Александр глубоко вздыхает, будто выбирая подходящий момент для неизбежной фразы. — Что ж, хотелось бы остаться с вами еще хоть немного, но долг зовет! — Да-да, конечно, — Наполеон нервно теребит пуговицы на мундире, переминаясь с ноги на ногу, — Вам пора ехать. Несмотря на эти слова, оба императора продолжают стоять на месте. Кажется этот момент должен быть таким важным, что не хотелось делить его с окружавшими их людьми, но приватность — это роскошь им недоступная. Они обнялись на прощание, не слишком долго или крепко, больше для протокола, и русский император хотел было двинуться к коляске, но чужая рука на предплечье внезапно удержала его. — Александр, постойте! Наполеон выискивающее заглянул в удивленно-раскрытые голубые глаза напротив, сам не зная, что хочет сказать, но их последний разговор казался таким пустым, что он должен был сказать еще хоть что-нибудь. — Прошу пообещайте… что непременно посетите меня в Париже в следующий раз. Он постарался вложить в эти слова больше, чем мог сказать, и улыбнулся со всей теплотой на которую был способен. В лице Александра в этот момент будто что-то треснуло. Сухая вежливость дала место менее выверенному, но более искреннему выражению глубокой меланхолии. Его белесые, почти невидимые брови, сдвинулись домиком, а челюсть раскрылась в немом упреке на эту последнюю выходку корсиканца, который не мог дать их расставанию пройти по сценарию, будто наивно не понимал еще, что происходит. После недолгого колебания Александр внезапно подался вперед и впечатался в чужие губы своими, приобняв Наполеона за плечи. Последний от неожиданности замер и машинально закрыл глаза, лишь в последнюю секунду немного наклонившись навстречу отстраняющемуся лицу. Это был короткий, сухой поцелуй, почти бесстрастный, только след его на губах обжигал не хуже раскаленного железа. — Я обещаю. Царь улыбнулся своей очаровательной, совершенно непроницаемой улыбкой, и Наполеон подумал, сколько людей, должно быть, пали ее жертвами, и скольких она, вероятно, еще погубит. Окровавленная пасть из кошмарного сна на секунду снова возникла в его воображении. Экипаж русского императора вместе с его кортежем уже скрылись пыльным облаком за горизонтом, а Наполеон долго еще наблюдал за пустынной Веймарской дорогой, уже предчувствуя, но ещё не желая осознавать, что следующей встречи у них с Александром уже не будет.