куда, от чего, зачем

В наполненном людьми зале никто не танцует. Никто. Кроме Арсения. Он плавно двигается под какую-то идиотскую песню, звучащую из старых хрипящих колонок, но выглядит при этом так, будто не только этот задроченный клуб, но и весь этот ебаный мир его танцпол. Мягкий, изящный, грациозный. Ничего особенного, никакой последовательности в танце, просто плывущие движения тела с отключенным от всех проблем мозгом. Ему явно круто. Сидя за маленьким столиком в самом отдаленном углу, Антон за ним неотрывно наблюдает. Красивый до усрачки. Пьяный в стельку. Заебавшийся до ужаса. Его. Сколько бы Арсений не отрицал очевидное, но все было так — есть только они, одни в этом мире, никому не нужные, брошенные, повязанные. Проблемами, мыслями, образом жизни, взглядами, мнением, любовью. Им никто, блять, не нужен. Антон уверен, что пока рядом с ним есть Арсений, он счастлив и никакие другие люди не смогут сделать его хотя бы в половину таким же счастливым. Ни ебанушка мать, которая всегда любила младшего пиздюка сильней; ни алкаш и распиздяй отец, который просто когда-то не успел вытащить свой сраный член, пока трахал его мать, потому что та хрюкнула, чем рассмешила его. Антон терпеть их не может. Арсений своих тоже. Его мать спала с начальником его отца. Отец ебаный мудень, который мог только орать и материться, по вторникам вспоминая, что у него есть сын-омега, за которым нужен был глаз да глаз. Наркотики, секс с кем попало, бухло. Арсений брал от жизни все возможные плюсы, потому что никто ему не запрещал. Когда ему отчаянно хотелось, чтобы ему запретили. Но всем было срать. И родителям, и так называемым лучшим друзьям, и даже парню. Антон бы разозлился снова, но сейчас Арсений с ним. Танцует и ни о чем не думает, ничего не хочет и ничего не ждет. Ему просто кайфово в этом моменте, в этом месте, с Антоном. Сделав крупный глоток пива, Антон жмурится. Пойло в этом месте хуевое, конечно. А музыка и народ еще хуже. Цветомузыка почти ничего не освещает, мешая ему любоваться Арсением, который продолжает танцевать в центре пустого зала. На него смотрят. Многие, в основном альфы. Облизывают. Хотят. Антон делает еще глоток пива. Хуй вам, уебаны. Этот омега занят. Хотя будь Антон на их месте, он бы тоже откровенно раздевал глазами омегу, одетого в узкие джинсы и короткую кожанку. Эти лосины полностью повторяют контуры стройных ног, обтягивают, как вторая кожа; задница в них аппетитная и упругая, так и просится в ладони, чтобы смять, прижать, погладить. Что они вообще здесь забыли? В этом Богом забытом месте, у черта на рогах, за краями карты. В вонючем обдрипанном клубе, с какими-то деревенщинами, у которых, видимо, из развлечений только их приезд. Отвлекшись на то, чтобы попросить бармена плеснуть ему еще пивка, Антон пропускает момент, когда рядом с Арсением оказывается какой-то хер. Кто-то из местных, рожа дебильная и набуханная, сальный взгляд прикован к заднице в узких джинсах и лапы тянутся туда же. Антон так резко подрывается с места, что сбивает стол; слышится звон разбитых стаканов и возмущения посетителей, но все это щас до пизды. — Какого хрена, блять?! — Антон успевает оттолкнуть парня в сторону ровно в тот момент, когда его мерзкие руки уже почти оказываются у Арсения на талии. Тот настолько упит и обдолбан, что вообще ничего не замечает. Реагирует только на крик Антона, растерянно моргает и смотрит мимо, потому что на самом деле ему похуй. Он же знает — его в обиду не дадут. Никогда. — Отвалил от него нахер, — цедит Антон, скаля удлинившиеся клыки. У него сейчас острая предгонная фаза и если кто-то будет его бесить, то завтра точно очнется в канаве. Если вообще очнется. — Да мы ничего такого не делали, бро, просто… — деревенщина даже не успевает договорить; в его челюсть с отвратительным хрустом врезается кулак. Кто-то вскрикивает, снова бьется стекло. Парень заваливается на столик и ломает его, на него опрокидываются стаканы с пивом и какая-то сомнительная жрачка. Кто-то ржет. — Нет. Никаких, блять. Вас, — рычит Антон, продолжая сжимать кулаки и даже не чувствуя, как саднят костяшки. — Он сам по себе, понял, придурок? Деревня смотрит на него еще какие-то секунды, пристально, тяжело, как будто решая, стоит ли что-то делать или съебать по-тихому, пока не развязалась настоящая драка. Но потом здравая часть его мозга — если она есть вообще — все-таки отключается. Он зло вскрикивает и вскакивает с пола, его дружки помогают, толкают его к Антону, который и рад кулаками помахать, слишком все заебало. Начинается такая возня, что с трудом получается уследить откуда бьют. Деревенщин больше, они все набрасываются на Антона, на чужака, орут и лупят здоровыми кулачищами так больно, что воздух застревает в горле. Он бьет в ответ, ломает кому-то нос, чувствует, как по руке бежит кровь, слышит крики и стоны боли, снова бьет, не думая, не разбираясь, просто херачит от души, чувствуя, как от этого приятно вскипает кровь. А потом кто-то хватает его за шкирку, как котенка, кто-то здоровый, сильный. И тащит куда-то. Антон брыкается и зло матерится, когда его просто вышвыривают из клуба на улицу, прямо в кучу полных мусорных мешков. А следом швыряют и Арсения, который шипит, как кошка, запинается, громко орет «блять» и валится прямо на него. Антон болезненно охает. Прям по яйцам. — Ух, блять, Арс. — Прости, — слышится совсем невиноватое. Арсений вошкается и ерзает на нем, чем не делает ситуацию лучше. Несмотря на боль во всем отбитом теле и гудящую от бухла голову, у Антона крепко стоит. Перехватив Арсения за талию, Антон всматривается в его дикие глаза, которые в темноте кажутся ему пиздецки яркими, словно впитавшими свет звезд. Арсений тоже смотрит, долго, изучающе, но пьяно. А потом наклоняется и целует. Резко и грубо, с кровью Антона, лезет ручонками под полы ветровки и тянет ближе к себе, а сам все вжимается, трется, двигается. Антон стонет ему в рот. Они трахаются в чьей-то машине. Антон вскрывает старую проржавевшую дверь найденным тут же ломом, торопливо снимает штаны и лезет к Арсению, который уже успевает стянуть с задницы свои тугие джинсы и теперь ждет его. С разведенными ногами, в дурацких носках с пандами, по-прежнему в ебаной кожаной куртке. У Антона кровь идет носом и совсем не от того, что ему его расквасили. Антон не помнит, как надевает презерватив, зато помнит, как входит в Арсения. Тот принимает его с довольным протяжным стоном, голову запрокидывает и вцепляется пальцами в плечи. Антон стонет тоже, глухо, уткнувшись носом в его тонкую шею, жмурится от того, как внутри охуительно горячо и узко, матерится сквозь зубы, когда Арсений сжимается вокруг него. — Блять… Ох, блять, Ар-р-рс, как охуительно, — Антон стонет и толкается, слыша, как Арсений скулит и зарывается пальцами в его волосы, тянет за них, подается бедрами навстречу, обхватывает его ногами за пояс. — Ш-шаст… Шаст! Ай!.. Да, сильнее, пожалуйста… — Арсений трогательно жмурится и кусает губы, крепко держится за него и стонет так красиво и приятно, что у Антона разве что мед из ушей не льется. Ему так пиздато и так правильно сейчас. Им обоим. Потому что они оба на своих местах. Оба там, где и должны быть. С кем должны быть. Одиночки. Не такие. Всех бесят. Никому не нравятся. Еблан и шлюха, стоят друг друга. «Нахуй ты опять его позвал, Арс? Он вечно все портит!» «Ты ведешь себя как конченый шлюхан, Арс. И только поэтому ты здесь. Народ веселить». «Бля, смотрите кто пришел. Эта парочка уже вместе ходит, нашли друг друга». Ржач друзей эхом стоит у Антона в башке даже сейчас, когда его отчаянно пытается перебить стонущий Арсений. Он уже дрожит мелко и почти не двигается, только цепляется за Антона, подгоняемый к оргазму его мощными грубыми толчками. Они не парочка. Это слово им максимально не подходит. Они даже не друзья. Кто они вообще? Друг другу. И в этом сраном мире тоже. Иногда Антону кажется, что он родился зря. Арсений говорит, что родился неправильно. Вышел не оттуда. Он слышит не те слова. Ненавидит тех, кого стоит любить. А кого стоит любить… Кого, кстати? Арсений кончает со звучным стоном облегчения и сразу обмякает в руках Антона. Сам Антон дотрахивает его еще пару минут, покрывает поцелуями его лицо и шею, чтобы сгладить ситуацию, пока разомлевший Арсений лежит с закрытыми глазами и шумно дышит. Они уезжают из этой жопосрани прямо на этой же машине. Завести ее оказывается еще легче, чем девственника. Арсений курит найденные в бардачке сигареты, подпалив от машинной зажигалки, разувается и сидит с притянутыми к груди коленями, выглядит отрешенным и потерянным. Или растерянным? Они оба не знают куда бегут, от чего, зачем. Просто едут в никуда, не строя маршрут. И они нужны друг другу. Антон точно не знает как, но нужны точно, а еще сильно. Если Арсения не будет рядом, Антон потеряет смысл что-то делать. Если Антона не будет рядом, Арсений просто задохнется. Их привязанность друг к другу гораздо глубже, дальше и сильнее простого секса и простых отношений. «Просто» вообще не про них. — Где мы? — проснувшись через час хрипло спрашивает Арсений. На заднем удобней, поэтому он спит там, пока Антон продолжает рулить. Так легче не думать. — Не знаю. Через зеркало заднего вида Антон видит, как Арсений кивает. Да. Так и надо.