Хрупкие кости

      Если Питер и что-то умеет, так это предаваться воспоминаниям.       Ностальгировал он по всему подряд с тех пор, как перешел в седьмой класс и оставил свою так называемую невинность в прошлом, но если и есть что-то, на чем подолгу задерживаются его мысли, так это Стайлз (конечно, на нем, как это мог быть кто-то другой?).       Остальные нечасто о нем говорят. Разве что Скотт иногда, играя с Мелиссой, своей новорожденной дочерью, посмотрит на Эллисон, улыбнется и прошепчет что-то вроде: «Она такая же, как он: не перестаёт болтать». Эллисон улыбнется в ответ, ее глаза остекленеют, и она отвернется.       Сцены, подобные этой, успокаивают (хоть бы на несколько мгновений) зверя, что вечно мечется внутри Питера.       Дерек не любит говорить об этом. У него якобы нет времени сидеть-болтать, он всегда в движении, всегда говорит что-то очень важное, а Питеру кажется, что Дерека это просто больше не волнует. (Общение с Дереком заставляет зверя рычать и злиться, и Питеру приходится поспешить прочь. Стайлз не хотел бы, чтобы он снова стал плохим).       Эрика и Бойд молчат. Они по-прежнему увлечены друг другом. Питер оставляет их наедине, не желая рушить их покой.       Кора следует за Дереком. Иногда она смотрит на дядю полными сочувствия глазами, но Питер скалится, сторонится ее. Она не знала Стайлза так, как он. Она не понимала и никогда не сможет понять. Если бы Стайлз поговорил с ней, она бы сказала ему: «Я слышала о тебе от дяди Питера», но этого бы и не случилось. (Скрывать правду Питер Хейл умел мастерски).       У Лидии всё прекрасно. Но она всегда была сильнее других и умела справляться с болью так, как это свойственно только ей. Питер с трудом выносит ее присутствие.       Она туго завязывает волосы, волосок к волоску, как будто одна-единственная выбившаяся прядь — и её стена уверенности рухнет. Иногда она пытается заговорить с Питером, сказать ему, что «Стайлз не хотел бы...» Питер так и не выясняет, чего бы Стайлз не хотел, он всегда перебивает ее каким-нибудь язвительным замечанием.       В конце концов она прекращает попытки.       Айзек уходит в себя, подальше от Скотта и Эллисон. Те озадачены, но оставляют его в покое.       Питеру он нравится, этот миловидный мальчик с острым язычком и притворно-невинным взглядом. Питер садится рядом на диван и заводит с ним разговоры о чем угодно, не важно о чем, потому что стоит ему только взглянуть на дико жестикулирующие руки Айзека, как он почти возвращается в прошлое...       Нет.       Он никогда не вернет его.       Но он будет ностальгировать столько, сколько захочет, и ему все равно, если Дерек отдалится еще больше.       Ему все равно, что дом Скотта и Эллисон насквозь пропах соленым запахом слез.       Ему все равно, что Лидия и Кора перестали к нему заходить.       Ему все... Он просто хочет помнить и не понимает, почему все вокруг против того, чтобы он жил прошлым.       В конце концов, разве могло быть иначе? Разве возможно выносить жизнь в реальности, если есть такое прошлое? Лето Стайлза.       Лето, когда босиком на кухне Питера мальчик смеется ему, готовя чай со льдом. Лето открытых окон и Стайлза, сидящего на подоконнике и бормочущего под нос ингредиенты для какого-то заклинания, и Питера, говорящего ему: «Поднимай свою человеческую задницу оттуда. Я не спасу тебя, если ты упадешь», и ухмыляющегося Стайлза: «Значит, повеселишься, выхаживая эту человеческую задницу, пока она не выздоровеет».       Он всегда сидел на подоконнике.       И Питер знал, что Стайлз мог сам о себе позаботиться. Конечно, мог! Этот парень мог бы завоевать мир, если бы захотел. Но он был человеком, чьё тело состояло из хрупких костей, что долго срастались. Питер тогда не переставал оглядываться через плечо, чтобы убедиться, что его маленький любимец жив.       Конечно, он жил прошлым, очень конкретным прошлым: теми тремя месяцами, когда выцеловывал грубые замечания из уст юноши и просыпался в постели, еще теплой от его возни.       Он не осмеливался думать ни о чем, кроме этих трех месяцев. Потому что после лета наступила осень, и когда с каждым упавшим с дерева листком синяки переставали исчезать с бледной кожи Стайлза. Он сильно исхудал; не переставая то потел, то дрожал и жаловался на боль глубоко в костях.       И Питер узнал еще до того, как Стайлз пошел к врачу.       Он почувствовал запах.       Рак расползался по телу Стайлза и уничтожал все, до чего мог добраться. Питер слышал этот запах на старых вещах матери Стайлза и в больнице, он всегда есть в больнице. Остальные учуяли этот запах. Скотт сильно побледнел и покачнулся на ногах. Дерек выглядел так, словно его кто-то ударил. Остальные просто притихли.       Впервые Питер почувствовал этот запах 23 сентября, а 25 сентября заставил Стайлза пойти к врачу. К 15 ноября все поняли, что конец близок. 1 декабря Питер услышал, как врачи посоветовали шерифу подготовиться.       Хейл задавался вопросом, догадался ли шериф, к чему подготовиться, ведь в час ночи Стайлз сказал отцу, что все будет хорошо.       Как Питеру не жить тем летом, когда осень была такой плохой?       Как подняться после падения?       Была середина зимы, и ему никогда еще не было так холодно.