Сенешаль Ключей

Калибан 𝕴𝖓 𝕬𝖈𝖙𝖎𝖈𝖚𝖑𝖔 𝕸𝖔𝖗𝖙𝖎𝖘 «На грани вымирания» – «Мир Смерти». Один лишь этот термин из архива про Калибан способен удивить, а то и рассмешить уроженца Калибана. Суровые погодные условия, где огненно-жаркое лето сменяется ураганным гневом ледяной зимы, мешающие работе чувствительной аппаратуре на орбитальных спутниках; Древесина из лесных массивов не годилась для производства из-за нестабильной биохимии и требовала слишком много обработки, всё же волокна дерева были пропитаны необычным соком, а отравляющим ядом, свойственные всей флоре планеты; Как высказывались многочисленные свидетели фауна являлась одной из самых агрессивных среди колонизированных планет – омерзительные звери походящие больше на сточных и радиоактивных мутантов, голые с кусками шерсти, перьев, может, даже чешуек, такие неестественно плавные и грациозные, словно без костей объединяли опаснейшие черты многих животных. Насекомые несущие чуму одним лишь жалом, убивающие населения за пару дней, а саранча роем сжирает деревни и разрушает города; За всем этим восседали рыцари в замках, каждый год собирающиеся в группы и предающие очищению опустошенные земли, и организующие охоту на великих зверей, которые, к счастью, уже почти вымерли; Калибан, – мир смерти. Он не был домом для Древнего, но тот факт, что этот мир таил тревоги и смерть удивило его. Не то, чтобы он не встречал подобные планеты и не видел скрывающиеся ужасы, вовсе нет, он повидал многое. Но данный мир с орбиты казался ему необычайным своим изумрудным цветом. Таким... умиротворëнным? Солнце опаляла планету и она в ответ отражала лучи, сверкая искрами и освещая облака. Он явился сюда на одном из первых кораблей Экспедиционного Флота Первого Легиона по приказу самого Императора и встретил своего генетического отца и примарха, лорда Джонсона. Джонсон как и весь Калибан приняли их с распростёртыми объятиями, так и они с полной благосклонностью. Мир прекрасный и завораживающий. Он принял эту планету густых лесов. Настолько густых, что ветвистые деревья с плотным строем листьев не пропускали опаляющий свет звезды, скрывая земли во мраке. Древний встретил здешних людей, таких же, как на многих других мирах. Таких же, как на Терре. Здесь были рыцари в чёрных доспехах, применявшие те же технологии вооружения, что и они, пускай и хуже эффективности. Но не это было удивительным, а то, что их традиции, культура и учения совпадали с его Легионом; Он также видел блеск надежды и радости в их глазах.. как на Терре. Многие годы назад он и сам смотрел этим взглядом, когда Император ещё объединял Терру, а позже, Древний был удостоен чести быть одним из первых его воинов Легиона и подобно Императору, они также дали эту возможность для уроженцев Калибана. И он почувствовал родство с этим миром. Такой родной и ужасающе прекрасный. В отличии от Терры здесь убивала не радиация и жажда, пугали не мутанты с мародёрами, а монстры и жестокость фауны. Этот дом, не был разрушен её же семьёй, а сам отвергал собственных сыновей. Будто мать держащая беспричинную злость на своих детей пугала их, развивая тревогу и в конце концов, избивала без шанса на вдох. И тем не менее, её любили. Даже сейчас, улетая, он продолжал смотреть на отдаляющийся Калибан как на жемчужину необъятного космоса и волнения имматериума отразились щемящим чувством утраты в груди. Калибан... Древний всегда вспоминал его, как и свой родной дом на Терре. Вспоминал свою судьбу дарованную Императором, дарованную войной.. всегда вспоминал, когда ждёт. Древний ждёт. Война исказила его тело после Осады Барракана, когда он лично сражался рядом с Немиилом в середине 900.М30 в защите базы Эндриаго, названного в честь крепости на Калибане. Долгие 18 месяцев обороны от орков в изоляции, без подкреплений и снабжения, окружённые врагами, оставляли из-за дня в день рубцы на доспехе и теле. Измождëнные и израненные последние силы Астартес к концу осады сражались одними лишь осколками стали от опорных пунктов. Эта суровость и воля к жизни немного напомнило Древнему жестокий дом своей неумолимостью. Но тем ксеносам не хватало неизбежной смертоносной силы, они больше выматывали, чем истощали опасность. И с тех самых пор его погрузили в саркофаг. Для многих древних как он оставаться наедине с собой становится испытанием. Эта неизбежность, уязвимость, наведение и лишь мысли во тьме разгорают чувство раздражения, гнева, что-то вроде.. страха? Древний, что несёт имя Гелиодор, всё же, являлся необычным дредноутом.. нет, он не дредноут, не машина... он легионер Тёмных Ангелов, он проктор Крыла Ужаса, сенешаль Библиариума! Он пилот, не машина.. Гелиодор – сенешаль ключей, ожидает своего времени, когда его опыт и способности будут важны больше, чем просто боевой машины. Это звание обозначало наиболее значимых легионеров Первого Легиона, полезных в узкой специализации и ожидающих приказов, когда те смогут применить свой опыт на практике. Здесь, среди тьмы, Д͇ре͇в͇н͇и͇й͇ ж͇д͇е͇т͇ в своей усыпальнице, возможно, в долгом сне, проматывая свою жизнь раз за разом, когда события прошлого разворачивались мнимой явью, видения заполняли органы чувств, а мысли витали во мраке сознания. Но, всё же, разум Гелиодора не был погружён в подсознательном, напротив, он всё созерцал. И это было главным даром и проклятьем. Гелиодор не мог спастись от себя в гипнотерапевтическом сне, пробуждаясь в абсолютном неведении, будто из стазиса из одного времени в другом. Вместо этого он ощущал почти каждую секунду, – это делало его одновременно готовым к абсолютно любому приказу и внезапному пробуждению. Но его всё не было... Это омрачало его.. раздражало... Д͇ре͇в͇н͇и͇й͇ ж͇д͇е͇т͇ и его мысли и чувства накапливались с каждым столетием с такой тяжестью, что его можно было бы коснуться. Они извергали бесконечное терпение и невероятную злобу, некоторую печаль и надежду. Гелиодор уснул в последний раз на судне класса Глориана «Непобедимый Разум», личный корабль Льва Эль'Джонсона. Последнее, что он помнил, это свои покои и объявление которое ему передали перед гипнотерапией, что они летят на Ультрамар. И он возлагал надежду, что Хорус не сжёг Терру и не обрёк всё человечество на погибель. Хоть сомнений и не может быть, что Магистр Войны был остановлен, но ни он, ни Лев не были уверены, кто остался верен Императору, они во время Трамасского Крестового Похода знали лишь о Несущих Слово, Сынах Хоруса, Повелителях Ночи и Гвардии Смерти. И это тревожило. Астартес были рождены обычными людьми и нельзя противиться своей природе, от этого и не отказывались в большинстве Легионов, ценя и создавая искусство, читая текста и отдаваясь любимому делу. Подобно вопросам о высшим. Подобно этому времени думая о смысле всего этого.. Если тогда была ярко выраженная цель, то сейчас Гелиодор не знал о чём и думать... дальше об объединении? О наследии человечеству? Об мести предателям? О выживании? Только осмысление о прошлом и грядущем. Это время томительно тянется в ожидании чего-то. Тревога не даёт покоя в очередной раз, шепча на ухо, что опасность не осталось позади. Д͇ре͇в͇н͇и͇й͇ ж͇д͇е͇т͇ пока его собственные мысли пожирают разум. Мысли которые он спрятал в ментальную защиту от волнений варпа после увиденных видений пришедших с имматериума.. не хороших предзнаменований... Он отвергал их, не прислушиваясь к возможной потери и смертях.. Подобное, он видел пару лет назад до предательства Хоруса, слышал зов смерти о миллионах на одной лишь планете... тогда „зов” даже затмил Астрономикон. И он продолжает ждать пробуждения. Чужое присутствие. Чужое прикосновение. Гелиодор так сильно погрузился в себя, что он почти не заметил чьё-то прикосновение извне и это застало его врасплох. Пламенная ярость и раздражение Древнего ответили отторжением плотным барьером от ментальных рук. Встревоженный Гелиодор ощутил боль. Он всё также пребывал в непроглядной тьме, но ему стало больно. Он бы рефлекторно дрогнул от боли, но тело не двигалось, любые попытки сделать это были скованными и отдавались странным ощущением по всему телу, будто его зафиксировали внедренными иглами, впрочем, это было именно так. Каждую конечность оплетали провода меж которых проходила холодная жидкость. Имплантированный хроно-счëтчик говорил ему, что с последнего его сна прошло десять тысяч лет. Также тактильные ощущения, развитый гироскоп и чувство гравитации говорили ему, что он свёрнут подобно эмбриону. Тьма всё ещё окружала его и он бы уже хотел использовать своё психическое зрение, но активированный саркофаг опередил Древнего. Пронзительный свет озарил органы зрения, ослепляя вспышкой. Нет, это было не перед глазами, это озарение непосредственно в самом мозге, сознании Гелиодора. После вспышки всё вновь опускалось во тьму, но вместо полной пустоты всё складывалось в картину из фотонов проходящих через объектив. Он начал различать электромагнитное излучение в световом диапазоне длин волн, что складывались красочными цветами в мир, что окружает его здесь и сейчас в тусклом помещении. Дредноут бегло осмотрелся, узрев мрачный зал с колоннами. Первое, что он заметил, так это статую библиария, но настороженный взгляд быстро оторвался от монумента и встретил причудливого легионера под собой, чей цвет и орнамент Древний не мог идентифицировать. Псевдомышцы и магнаспирали рук Гелиодора зажужжали, а кулак вспыхнул в пламени молний. И в этот момент полость за „шлемом” засветилась синевой психокристаллических матриц свидетельствующая о психической активности, зловеще обрамляя форму сенсориума в котором выделялись два остро смотрящих сканера всё ещё скрытых во тьме. — Представься. — Громогласно потребовал Дредноут.