***
Эвтида стояла перед дверьми в ибу, где лежало тело Исмана. Мелкая дрожь заставляла провести руками по плечам. Она должна расслабиться, выкинуть все мысли из головы, иначе у неё больше не будет шанса связаться с названным братом. Нет права на ошибку. Скрип двери нарушил тишину, ощущение неминуемого конца подкрадывалось всё ближе и ближе. Липкий страх охватил Эвтиду, стоило ей только разглядеть знакомый силуэт. — Ты так предсказуема, Неферут. — Амен стоял в глубине комнаты, скрытый в пугающей темноте помещения. Только Эвтида хотела сделать шаг назад, как её под руки схватил верный подручный Верховного эпистата — Тизиан. — Не так быстро, Эва. Больше тебе некуда спешить, — слова будто обухом ударили по сознанию. Слёзы потекли по щекам. Она не успела дойти до брата, не смогла связаться с ним. Она схвачена, и шансов на побег больше нет. Амен не отпустит, не позволит. Крепко связанные руки за спиной ныли от боли. Её везли обратно в лагерь, снова в темницу. В первый раз она была гостьей в помещении для охотников, теперь же стала постоялицей в комнате пыток. Мрачные серые стены, пропитанные кровью десятка шезму, не наводили страх: надежда на чудо ещё теплилась в голове. Амен не мог при подчинённых показать свою слабость, но стоило ему с Эвтидой оказаться вдвоём, он тут же помог бы ей сбежать, спастись от мучительной смерти. Мечты. Это её мечты. Разве она за столько лет ещё не поняла, что все надежды и вера в лучшее будут разбиты и уничтожены? Неужели она всерьёз думала, что сможет обмануть, расположить к себе эпистата? «Глупая, глупая Неферут». Темнота скрывала слёзы, стекавшие нескончаемым потоком по лицу юной шезму. Она так стремилась к брату, так хотела сказать ему слова любви, попросить прощения, узнать, кто виновен в его смерти. Она жила только этой мыслью — отомстить за него. Но все стремления развеялись, как дымка, гонимая ветром. Она узнает, как погиб Исман, ведь скорая кончина сведёт их вместе. И даже сейчас, в этих стенах мысли об Амене не покидали Эвтиду. Амен. Что он задумал, почему не приходил к ней? Почему не хотел поговорить и бросил её одну в темнице? Эвтида будто слышала крики всех шезму, что были в этой комнате до неё. Застоявшийся запах крови пропитывал одежду, волосы, кожу. Ей не выбраться — это конец. Резкий скрип двери оторвал Эвтиду от собственных мыслей. В комнату зашли эпистат и Агния в сопровождении Тизиана и нескольких охотников. Зачем так много людей на одну обездвиженную девушку? Свет факелов заставил по-настоящему понять, где она находилась. Кровь, клоки волос, оторванные ногти, разбросанные по полу. Эвтиду резко схватили и грубо усадили на стул, освобождая руки от крепкой верёвки лишь для того, чтобы привязать её снова, но уже к стулу. Саднящие следы на запястьях хотелось остудить, нанести мазь, которая сможет залечить раны, но кто ей позволит это сделать? Её окружали охотники, они были словно стервятники, ожидающие лёгкой добычи. — Ну что, кошечка, недалеко ты убежала, — мягкий голос Агнии пугал. Она же сама говорила, что поможет Эвтиде. Почему её притворно-ласковый голос звучал так, словно это всё было обманом с самого начала? Агния села напротив Эвтиды и медленно протянула руку к эпистату, тот моментально среагировал, отдал ей письмо шезму. — Сейчас почитаем, что ты там писала моему господину. Парни, вы готовы к настоящему представлению? — Агния окинула помещение взглядом и остановилась на Эвтиде. Эвтида не понимала, что происходит. Почему её держат здесь, почему Амен так холодно и с открытым отвращением смотрит на неё? Почему письмо, предназначенное только для него, в руках маленькой хладнокровной убийцы? Агния бегло пронеслась глазами по тексту, цепляясь за основную мысль: «Я люблю тебя», и после глубокого вдоха начала читать с наигранной интонацией. «Любимый господин. Ты просил меня быть честной с тобой, просил не лгать. Но можно ли назвать мои слова ложью? Ведь они правдивы, я никогда не врала тебе. Я говорила только правду, но не всю. Ты знаешь, что мои мысли только о тебе. Знаешь, что сердце и душа уже твои. Ты же это видишь, чувствуешь». Агния громко и заливисто засмеялась, охотники во главе с Верховным эпистатом подхватили это настроение и усмехались вместе с ней. — Наша шезмочка поверила, что такую, как она, сможет полюбить сам Верховный эпистат — вы только посмотрите на неё! — Агния указала на плачущую Эвтиду. Смех эпистата и его подчинённых был невыносим для Эвтиды, это было самой изощрённой пыткой для неё. Почему он смеялся над её чувствами, ведь он сам хотел сделать её своей женщиной? Зачем открыто издеваться и унижать человека за любовь? В голове всплывали слова наставника: «Не играй с эпистатом, сторонись его. Он твоя погибель, Эвтида». — Почему? — дрожащий голос прервал смех охотников. Эвтида собрала все силы, чтобы спросить это. — Ты до сих пор ничего не поняла, бестолковая? — слова, брошенные Аменом, болью отзывались в сердце шезму. Эвтида смотрела в некогда любимые глаза и не видела в них того тепла, что он дарил ей. Это не он. Его подменили. Не может человек быть настолько жестоким. — Эвтида, ты всего лишь средство для достижения цели. Не больше. Такие, как ты, прислужники Сета — не достойны любви, жизни. Ты серьёзно думала, что это письмо сменит гнев на милость? Знаешь, смотрю на тебя и диву даюсь, как ты до сих пор жива, коль такая глупая и не понимаешь простой истины. — Чего не понимаю, эпистат? — Обида и боль душили изнутри. Ещё вчера этот мужчина говорил о любви, а сегодня смотрит на шезму взглядом хладнокровного убийцы. — Ты так погрязла в своих «страданиях», что перестала что-либо замечать? Скажи мне, Эв-ти-да, ты думаешь, наша первая встреча была случайностью? — Нет. — Эва подняла взгляд изумрудных глаз на любимого господина, чтобы убедиться в его ненависти к ней. Злость на саму себя одолевала её. «Надо было слушать Реммао», — только эта мысль крутилась в голове. — Права, не была. Я могу рассказать тебе всё, мне даже интересно, в какой момент ты поймёшь, что тебя использовали. — Губы Амена растянулись в хищном оскале. Он хотел сделать ей больно, не только физически. Каждое брошенное слово убивало шезму. — Мне нужен был Реммао, но действовать открыто я не мог — спугнул бы вашу шайку. Когда погиб твой брат, я понял — это идеальный момент подчинить тебя, заставить думать, что я влюблён, чтобы ты потеряла бдительность и выдала планы своего наставника. Как же это было утомительно! Но эффект стоил того. Как тебе, кстати, понравилось прощание с Реммао? Удивил тебя твой учитель? — Амен громко рассмеялся. Его смех отражался от стен и острыми отравленными иглами проникал в сердце Эвтиды. Ей уже было всё равно, что происходило здесь и сейчас. Она закрылась от мира, она больше не могла слушать ранящие слова. Глаза, полные слёз, снова смотрели на любимого мужчину, и от увиденного сердце разбивалось на миллионы осколков. Хрупкая убийца приблизилась к эпистату слишком близко, слишком интимно опустила на него руки, Амен наклонился и нежно поцеловал её в губы. Обман, ложь, предательство. Всё было враньём. Чувства Эвтиды сожжены, пепел развеян по ветру. Боль и пустота, заполняющие разум, начинали сводить с ума. В голове вихрем воспоминаний проносились моменты с эпистатом: как он заботился о ней, когда умер Исман; как справлялся о здоровье; первый поцелуй, объятия; его слова: «Будь моей… Увезу в столицу… Все склонят головы перед тобой…». Сладкая ложь, что на деле оказалась сильным ядом, от которого никогда не будет лекарства. Говорят, у шезму нет души. Ложь. Есть. И она болит, терзаемая словами, что острыми клинками впиваются в тело. Её предали, обманули. Предала родная мать, продав маленькую девочку Сету, предала подруга, что не сказала о своих отношениях с названным братом, предал любимый человек, что никогда и не любил её. Предали все, кому она доверилась и открылась. Охотники медленно подходили к ней, окружая со всех сторон. Кто-то держал стул, чтобы она не завалилась вместе с ним, кто-то наносил удары по всему телу. Кровь стекала по губам, но Эвтида не реагировала. Она не слышала, что ей говорили охотники. Резко всё прекратилось. Тьма поглотила её. Фрагменты жизни шли один за другим. Вот отец жив и семья счастливо проводит время вместе. Смерть отца, гнев матери, знакомство с Исманом и его семьёй. Храм Тота, Рэймсс и Реммао, Дия и её аромамасла. Смерть одна за другой: Исман в красном Ниле, Дия на эшафоте. Воспоминания наполнились страданиями и казалось, будто нет выхода из этого мрака. Белёсый силуэт осветил тёмные уголки души шезму, он пробудил в ней желание жить. Дарующую жизнь оживляют. Как иронично. Мгновение — всё окутала тьма, чёрные тени плясали на осколках её воспоминаний. Одна белая фигура возвышалась над ней и душила. Убирала руки от шеи и начинала неистово резать её сердце ножом. Жуткая боль становилась настолько привычной, что было страшно. Она больше ничего не хотела, кроме как раствориться в собственных воспоминаниях, найти тот день, когда была действительно счастлива, остаться в нем и проживать его бесконечное количество раз, ведь там казалось, что Амен любит её. «Ложь! Ложь! Ложь!» Пытки прекратились, тело Эвтиды обмякло, подсознание пыталось найти счастливые воспоминания, чтобы спрятаться в них, но тихие шорохи не позволяли сконцентрироваться. В тёмном помещении только она и кто-то из охотников. Мужчина подходил всё ближе, пока не опустился перед ней на колени. — Прости, Эва, я ничем не могу тебе помочь. — Еле ощутимые прикосновения — кто-то вытер слёзы и кровь с лица шезму. Это не руки Амена, они меньше и грубее. Кто бы мог позволить себе такие вольности? Силуэт мужчины растворился, и наступила спасительная тишина, в которой было слышно лишь хриплое дыхание Эвтиды. Она не знала, сколько была без сознания. Но ледяная вода, которой облили её, резко пробудила Эвтиду. Амен. Он пришёл. Пришёл не для того, чтобы спасти, он продолжил пытки. Он хотел попасть в голову девушки, узнать все тайны, что она скрывает. Но она молчала. Первый ноготь был вырван медленно, позволяя полностью прочувствовать боль, последующие не давали эффекта, который ожидал Амен. Крики, болезненная агония — этой ночью они стали верными спутниками шезму. Запястья саднили, глаза еле открывались из-за больших синяков, губы кровоточили. Нескончаемая боль во всём теле была настолько естественной, будто так и должно быть. Надежды больше нет — её никто не спасёт. Эвтида уже всё рассказала эпистату, ещё в письме. Но что же ещё он хочет узнать, какую информацию она может дать, чтобы эти пытки прекратились? За что он с ней так? Близился рассвет. Центральная площадь была подготовлена для публичной казни. Тело шезму тащили по улице за волосы, будто она мусор, о который никто не хочет марать свои руки. Обессиленная, сломленная, она не сопротивлялась, когда Тизиан подводил её к вертикальному столбу на эшафоте. Аккуратно, с некоторой нежностью, привязывал руки верёвкой. Он последний раз смотрел ей в глаза. Эвтида видела в этом взгляде сожаление, будто Тизиан просил прощение за то, что не смог её спасти.***
— Смотрите и запоминайте. Никто не смеет нарушать волю Фараона. В конечном счёте каждая тварь будет умирать подобным образом. Все черномаги будут убиты прилюдно, чтобы те, что идут против слов Менеса II и обращаются к услугам отродья, знали, что их ждёт. — Амен окидывает толпу взглядом, медленно приближаясь к связанной Эвтиде. Последняя песнь шезму. Страшная медленная смерть. Амен крепко сжимает кинжал, заносит его над Эвтидой. Один точный удар в шею. Брызги крови окропляют эшафот. На шее черномага остается рана, из которой кровь будет медленно стекать по телу, причиняя нестерпимую боль. Шезму будет взывать к своему «любимому» Богу, прося о быстрой кончине. Последний взгляд, брошенный Эвтидой на любимого господина, что-то в нём меняет. Пелена спадает с глаз. Какое-то новое неизведанное чувство появляется в его голове: сожаление или что-то другое? Он не помнит, что происходило последние сутки. Только её письмо в руках, странная боль на сердце от переживаний о своей Непокорной. Кинжал в руке, её кровь. Что же он наделал?***
Ночами эпистату не спалось — образ Эвтиды не выходил из головы. Он видел её в движении ветра, слышал смех в льющейся воде, чувствовал её прикосновения лучами солнца. Она не уходила, преследовала его. Или это он не отпускал? Он больше не мог так и поэтому решился на отчаянный поступок. Амен — сын черномагов, что безжалостно убивал шезму, — захотел вступить в контакт с Ка Эвтиды, а потому направился к помещению, где хранился её труп. Он должен увидеть её, поговорить. Может, разговор с ней прояснит его собственные чувства, которые обрушились на него лавиной. Новые, незнакомые, такие, которые он не испытывал прежде. Что же она сделала с ним, неужели смогла заворожить? Амен коснулся лба девушки и предался воспоминаниям о ней. Темнота. Где-то рядом послышался плач. Он огляделся по сторонам и увидел, как чёрные тени танцуют вокруг Эвтиды. Она сжата в комочек. И он, его проекция, бьёт Эвтиду плетью, от каждого произнесённого им слова Эвтида плачет всё сильнее и сильнее. С каждым ударом его проекция становилась крупнее, заполняя всё пространство собой. Боль, которую он причинял Эвтиде, делала его каким-то животным. Амен и не догадывался, каким монстром его видела Эвтида в свой последний день. Эвтида пыталась докричаться до Амена, чтобы он прекратил эти пытки, но его проекция не желала останавливаться, жажда убивать стала настолько сильной, что её уже не остановить. Сам же Амен слышал слабый шёпот Эвтиды: — Я не врала! Любила тебя, господин! И только сейчас эпистат понял, какие чувства испытывал. Любовь. Он был влюблён в неё всё это время, но, ослеплённый жаждой мести, отгонял эти мысли прочь, не желая слушать сердце. Амен пытался заговорить с ней, но ничего не выходило. Он видел, как Эвтида плачет, видел, как больно ей делает. Только вот красная нить, что вела к нему, не делалась тоньше — Эвтида любила его, не обманывала его. А он навсегда останется для неё монстром, что играл с её чувствами. Амена резко выкинуло из пристанища Ка Эвтиды, контакт прервался. Осознание пришло яркой вспышкой, освещая все чувства, что были спрятаны глубоко в душе. Он убил ту, что искренне любила его. Она не врала. Никогда.