Необратимость

      В салоне гибрида пахло новой кожей и дезинфектором. Лу откинулась на спинку сидения и равнодушно смотрела в окно. Центр нисколько не изменился за два года, разве что голограммы Церкви Единства сменились на социальную рекламу для псиоников и нестабильных. Крайности, как они есть. Рядом сидела Даниэль Вейсс и что-то быстро набирала на планшете — ещё одна стабильность в новом мире. Сколько бы переворотов и смен режимов не ждало Нью-Пари, эта женщина всё так же самозабвенно будет передана своим гаджетам.       Впереди, в таком же автомобиле, ехали Иво Мартен и её напарник. Новый напарник. За это время Лу так и не привыкла к нему. Она честно пыталась, но не смогла. Всё его рвение наладить контакт и сработаться, было отвергнуто и уничтожено в первую неделю: она обезличила человека, с которым ей предстояло стать одним звеном прочной цепи в руках Приора, и не называла его даже по имени. Иво долго терпел её поведение, но, учитывая предыдущие заслуги, их дружбу и понимая всю сложность ситуации, рассудил по-своему: они выходили на смены по очереди и в очень редких случаях оказывались по обе стороны от него. Сегодня был как раз такой вечер, когда следовало натянуть фальшивую улыбку, расправить плечи, встать на каблуки и надавить себе ими на горло.       Два года оказались достаточным сроком, чтобы отвыкнуть от вычурной роскоши, неестественной белизны зубов и лицемерных приветствий. Лу, ни разу не метившая на место звезды вечеринок, так и не смогла освоиться в светском обществе, а работа за Периметром сделала её ещё более дикой для всего этого. Именно столько времени понадобилось, чтобы забыть всё то, чему учил Гектор Баретти. Он был в ярости, когда Лу надела туфли и стала шатаясь дефилировать по коридорам Инквизиции. Но ей было плевать и на его подёргивающиеся от злости усы и на смешки коллег — она чётко знала, что по окончанию мероприятия покинет Центр.       Иво Мартен не зря считался амбициозным политиком. После свершившейся революции он, не дав остыть пепелищу, начал активно загребать жар: летели головы, сменялись должности и лица, полиция и КС стали единой структурой полностью перешедшей под юрисдикцию Церкви Единства, Совет отправился в объятия Шарлотты Сарду и решал исключительно социальные вопросы Нью-Пари. Несогласных никто не спрашивал: расширение полномочий Синода станет возможным только после ряда успешных проектов. Но это далёкое будущее. В обозримом намечалось открытие небольшого поселения за Периметром. Всё это время Приор находился там и лично контролировал процессы. Его место занял Марк Жонсьер, который, по слухам, после казни Летиции, стал ещё невыносимее. Вот так Лу оказалась в абсолютно новой для себя обстановке, что позволяло не думать о прошлом. И не отпускать.       Проезжая мимо парка, окутанного дымкой неоновых огней, Лу открыла окно, вдохнула ночной воздух и закрыла глаза. На задворках памяти зашевелились воспоминания.       Мягкий газон согрет весенним теплом. Праздник в самом разгаре, вокруг десятки людей, их смех мешается с радостью от дополнительного выходного. Она лежит на его пиджаке и смотрит, как мимо проплывают перистые облака. Солнце на мгновение перекрывает тень.       — Нет, давай хотя бы полчаса без поцелуев. Я серьезно. — Руки закрывают лицо .       — Мадемуазель Рид отказывается от десерта? — Он целует и берет их в свои ладони.       — Я объелась и не могу дышать.       — Я сделаю так, что дышать станет легче.       Её веки дрожат от прикосновения его губ. Поглощенная нежностью, она зарывается пальцами в его волосы на затылке, и оба ныряют в патоку из зарождающихся чувств друг к другу, становясь чем-то новым. Он не соврал — стало легко.       — Лу, ты в порядке? — Даниэль положила руку ей на плечо.       — Что? — Она моргнула в попытке отогнать яркую вспышку прошлого. — Да, просто засмотрелась на вывеску.       Вэйсс покачала головой, отвернулась и больше не пыталась заговорить с ней. Трасса почти пустая: сегодня последняя летняя ночь и каждый житель намерен провести её где угодно, только не в дороге. Водитель сбросил скорость, и они въехали на территорию частного комплекса. Лу вышла из машины, подняла голову, попыталась подсчитать количество этажей, но сбилась на тридцать восьмом. Рядом возникла фигура Мартена, справа от него её напарник. Взгляд Приора остановился на застывшей девушке, он подошёл ближе и спросил так, чтобы слышала только она:       — Всё в порядке?       — Это второй подобный вопрос за последние полчаса. — Лу позволила себе посмотреть на него не как на начальника. — Почему со мной должно быть что-то не так?       Теперь уже Иво качнул головой. На мгновение Лу испытала укол раздражения, но это быстро прошло, и на лицо вернулась прежняя маска безэмоциональности. Компания направилась к зданию.       Цифры на панели не успевали отображаться до конца, лифт уносил их наверх. Лу прислонилась щекой к прохладному стеклу. Рядом Даниэль поправляла макияж, вглядываясь в своё отражение. Лу нечего было поправлять: несмотря на все уговоры, запугивания и угрозы лишить её премии, она позволила собрать её волосы в высокую косу и накрасить губы алой помадой. Хотелось минимализма, а лучше — смешных носков и остаться в комнате Инквизиции в пижаме с ведром мороженого, чтобы смотреть старые доштормовые фильмы. Вместо этого на Лу чёрное шелковое платье в пол с разрезом до самого бедра и открытая спина, которой она должна будет в случае чего закрыть тело Приора — полуобнажённый бронежилет.       — Сегодня вы отдыхаете и не дёргаетесь, — Иво посмотрел на каждого по очереди. — С охраной буду только я, поэтому важно слиться с окружающей обстановкой и поддерживать приятную беседу.       Он специально остановился на Лу, напоминая ей о важности уметь вести светский диалог:       — Знакомьтесь, выпивайте, ешьте. Лу, тебе бы лично рекомендовал сначала выполнить первый пункт. Будет много новых лиц, попытайся наладить контакт. Время возвращаться.       Она с опозданием поняла, что он имел в виду. Лифт остановился, и их поглотил шум гудящего пентхауса. Живая музыка тонула в гуле голосов, звенели дорогие бокалы, туда-сюда бегали проворные официанты с подносами. Тысячи лампочек освещали пространство под открытым небом, заменив звёзды. Тонкие каблуки ступили на скользкий пол, и Лу стала частью происходящего. Как когда-то.       Она не успевала ловить взглядом лица мелькающих людей: память стёрла остатки ненужных воспоминаний, оставив только самые важные, искренне необходимые, лучшие в жизни, болезненные. Прямо на них бодрой походкой двигался Марк Жонсьер, держа за руку незнакомую Лу женщину. При виде него, губ невольно коснулась полуулыбка.       — Приор, — он крепко пожал руку Иво. — Рад наконец-то видеть вас в неформальной обстановке.       — Я тоже, Марк. — Иво с нескрываемым любопытством рассматривал его спутницу. — Не представишь нас?       — Ой, — мужчина слегка смутился. — Конечно. Это Камилла Эйр, начальник департамента опеки.       Мадемуазель Эйр выглядела безупречно: строгое платье-футляр кремового цвета контрастировало с тёмной кожей и задорными ямочками на щеках, когда она улыбалась. Вкусы Жонсьера — вот ещё одна неизменная часть нового мира. Пока все были заняты обменом любезностями, Лу украдкой посмотрела на Марка и подняла палец вверх. Он кивнул ей в знак благодарности.       Следующей на очереди была Шарлотта Сарду. Она заметно волновалась ведя неторопливую беседу ни о чем и часто теребила большую пуговицу лёгкого жакета. Со стороны выглядело, будто студентка пришла на пересдачу. Лу помнила её, как любительницу гротескных образов и была рада, что часть этого неповторимого стиля всё же сохранилась: простой брючный костюм разбавляла большая искусственная птица на левом плече.       Решив не мешать налаживать политический контакт своим присутствием, Лу взяла бокал шампанского и стала продираться сквозь образовавшиеся то тут, то там группки людей. То, ради чего они здесь все собрались — открытие и внедрение новой программы по обучению псиоников в интернатах — состоится через несколько минут, а пока можно было походить и осмотреться. Мир изменился, а вот привычки людей наверху нет — всё то же кричащее богатство, несмотря на ограниченный ресурс, нелепая, почти уродливая роскошь для демонстрации социально значимых программ и разговоры с серьезными лицами о пустоте.       Шампанское приятно покалывало губы. Лу вышла в лаунж-зону и стала рассматривать участников оркестра, которые закончили играть и пришли расслабиться. Откуда-то сзади донёсся знакомый смех, она замерла. Кровь зашумела в ушах, пульс участился, хрупкая ножка бокала упала со звоном на пол. По обнаженной спине пополз холод.       Лу обернулась и стала лихорадочно искать глазами, на кого так отреагировало её тело. Странно, что через столько времени она всё ещё чувствовала волнение. Он был в центре дальних диванов, в окружении женщин и что-то рассказывал им, жестикулируя руками. Они, как завороженные, смотрели на него не отрываясь и смеялись. Она не видела его улыбку целых два года, не слышала его мягкий томный голос, которым он будил её по утрам, не смотрела в его глаза, наполняющие её своей теплотой, если глядеть в них дольше секунды.       Кей Стоун сидел расслабленно развалившись на мягком диване, нога закинута на ногу, в руке стакан с янтарной жидкостью, которая плескалась от взмахов. Черный костюм, черная рубашка, растёкшаяся черная подводка на глазах и укороченная стрижка, уложенная гелем – абсолютно новый мужчина в новом мире. Больше не её. В груди сдавило и сердце сделало болезненный удар.       Почувствовав новые эмоции, Кей отвёл взгляд от своих собеседниц и стал профессионально высматривать источник волнений. Их взгляды встретились: её растерянный, но пытавшийся приобрести былое безразличие и его колкий, больше не такой осторожный и полностью лишенный трепета.       — Это не для меня, Кей. — Лу сидит на краю стола и вертит в руках ключ-карту. — Мне хорошо с тобой и так, зачем усложнять?       — Что сложного в том, что я хочу сделать тебя частью своей жизни и занять место в твоей? — Его глаза полны печали, он уже знает, куда они движутся.       — Семья...— Она протягивает это слово, но спотыкается на последней букве. — Ты же знаешь всё, зачем пытаешься создать для меня счастливую симуляцию?       — Для нас. Это реально.       Лу молчит, нужные слова растворяются на языке. Остаются злые, жестокие, после которых только ненависть, а потом ничто. Сейчас или никогда. Свобода или разбитые надежды, осколки которых не склеить.       — Нет нас, Кей. — Она видит, как гаснет свет в его глазах, какая боль может скрываться за этой теплотой. — Есть ты и есть я. А ещё мой байк и свобода. Я не хочу упускать что-то важное, пока ты планируешь, какой ещё цветок купить домой и шлёшь мне список покупок.       — Что-то важное... — Тон становится ниже, он разочарованно взмахивает руками. — Спасибо, что не включила меня в перечень своих приоритетов. Осознавать, что ты находишься где-то между походами в бары Термитника и покупкой запаски — унизительно.       — Кей, я не это имела в виду. — Лу понимает, что сказанного не вернуть и во рту делается гадко. — Давай возьмём паузу, нам нужно побыть порознь какое-то время.       — Нет, — он качает головой. — Нет нас, Лу.       Она сглатывает ком, но он упирается ей в горло. Хочется кричать, вцепиться в ставшего таким близким человека и найти, сказать правильные слова, но она молчит. Ключ-карта от квартиры, в которой ей было хорошо, как никогда и ни с кем, остаётся лежать на столе. Она сжигает ту самую дорогу в сердце, что возникла в месте рядом с живым отцом и счастливой матерью, и закрывает навсегда двери в новый для себя мир — будущее, где могли быть она и Кей. За её спиной автоматически защёлкивается замок. По щеке стекает слеза.       Лу первая разорвала зрительный контакт. Захотелось уйти, сесть в машину и гнать до самого Периметра, чтобы потом ещё два года забывать, какую ошибку она совершила. Она подняла глаза и снова встретилась с его холодным взглядом. Кей прищурился, подмигнул, отсалютовал ей стаканом и вернулся к беседе.       Слишком тесно для них двоих или это только её так разрывало от эмоций? Лу поспешила выйти из лаунж-зоны, и её перехватила рука Даниэль.              — Что с тобой? — Взгляд Вейсс взволнованный. — Ты будто призрака увидела.              — Где здесь можно умыться?              Даниэль вела её коридорами, пока они не зашли в тупик. В ванной работал кондиционер, её потряхивало не то от холода, не то от потрясения. Она не ожидала от себя такой импульсивной реакции. Лу открыла воду на полную и упёрлась руками в раковину.       — Здесь Кей. — Она намочила ладони и растёрла шею.       — Я знаю. — Дани спокойно стояла прислонившись к двери.       — Кто ещё знает?       — Все.       Лу посмотрела на своё отражение и по зеркалу поползли мелкие трещины. Так вот, почему они все интересовались её настроением. Она почувствовала себя идиоткой.       — Почему никто?..       — Ты меня удивляешь Лу. — Даниэль впервые смотрела на неё осуждающе. — За два года ни разу не поинтересовалась где он, что с ним? Он начал работать на Сарду сразу после твоего загула. Она не смогла упустить такой ценный кадр и вцепилась в него своими щупальцами. Кей делает успехи. Светское общество знает, как лечить души.       — Вы общаетесь?       — Конечно. Терять контакт с таким человеком, как месье Стоун — опрометчивая глупость. — Она подправила выбившуюся прядь волос. — Он о тебе спрашивал.       — Когда?       — Всегда. — И снова это осуждение. — Пора проснуться, Лу.       Громкие аплодисменты и речь Шарлотты Сарду превратились в цифровой шум. Лу смотрела, как на огромном голографическом проекторе мелькают картинки будущих интернатов для псиоников: просторные комнаты, современные классы, кружки и множество мест для отдыха. Глаза зацепились за зеленый парк, в котором отдельное место занимали две отцветшие сакуры. Лу зажмурилась, и её накрыло новой волной воспоминаний.       — Жульничаешь? Напомни мне, не играть с тобой в карты. — Его ладони всегда такие тёплые.       — Здесь странно пахнет. — Она пытается подглядеть, куда её ведут.       В воздухе витает необычный тонкий сладкий аромат. Но чем глубже становятся вдохи, тем быстрее сладость слетает — и ей на смену приходят горечь вперемешку с прохладой. Так пахнет весна, молодость, первые чувства. Голова кружится от лёгкой эйфории, когда он убирает руки.       Стоя посреди сада, утопающего в цвете розовых деревьев, они тонут в объятиях друг друга. Лёгкий ветер срывает лепестки — они падают, кружатся в вихре, окутывают всё вокруг в нежность. Она снимает пару цветков с его волос и смеётся.       — Я потрясена. — Шёпот.       — А я влюблён. — Поцелуй.       Лу взяла виски и залпом осушила стакан. За ним последовал ещё один. Её руку перехватил подошедший Иво, когда она потянулась за третьей порцией.       — Я думаю, на сегодня достаточно. — Он не осуджал, хоть голос казался строгим.       — Я хочу уехать. — Она спрятала от него глаза. — Можно мне уехать, прошу?       Он кивнул, плечи Лу опустились от облегчения, но за её спиной раздалось:       — Добрый вечер, Приор. Мадемуазель, Рид.       — Месье Стоун, рад встрече. — Иво протянул руку. — Вижу, вы всё так же преданны моде Инквизиции. Это тонкий намёк на возвращение? Мне подготовить приказ?       — Служба в Корпусе имеет ряд своих преимуществ, но там напрочь отсутствуют весьма важные для современного человека категории: чувство юмора, стиль и, — он на секунду замолчал, — свобода.       Лу передёрнуло от последнего слова, она резко развернулась на каблуках и упёрлась взглядом в насмешливые глаза Кея.       — Прекрасно выглядите, мадемуазель Рид. Впрочем, как всегда.       Она зло прищурила глаза, и Кей уже не скрывал улыбку.       — Месье Мартен, вы не будете против, если я ненадолго украду вашу подчинённую? Даю гарантию, сегодня здесь безопасно. – Он смотрел на Лу и протягивал ей ладонь: — Потанцуем?       — Месье Стоун, вы уверены, что из всех присутствующих здесь женщин, именно я достойна отдавить вам ноги и испортить дорогие туфли?       — Абсолютно.       Лу не помнила, как взяла его за руку, как они шли в сторону небольшой площадки в центре, выделенной под танцпол, все её мысли были сконцентрированы вокруг осознания необратимости. Напротив уже собрались одиночные зеваки. Кей развернул её к себе: каблуки заскользили по плитке, его ладонь легла ей на поясницу, пальцы провели вверх по позвоночнику, посылая по телу одну за другой волны трепета, остановились между лопаток и мягко надавили. Лу прижалась к нему теснее. Он щёлкнул пальцами — в воздух взлетели смычки, оркестр приготовился играть.       Первой вступила виолончель: дрожащий, как последний выдох, звук заполнил пространство. Кей сделал резкий шаг на неё, Лу не ожидала такого напора и отступила назад. Пальцы рук сплетены в прочный узел — не убежать. Он внимательно ловил каждую её реакцию — не скрыться. Ещё шаг и ещё — он наступал, не давая ей форы. Поворот и взгляд глаза в глаза: такие дорогие, честные, злые. Между ними происходил немой диалог, где каждый высказывал всё, что накопилось за эти годы. Лу дотронулась до его шеи, провела ногтями по затылку, коснулась коротких волос. Он вздрогнул. Помнит. Она мазнула губами по гладковыбритой щеке и вдохнула его запах: хорошо знакомый, родной, лучший в мире. Благодаря ему она узнала, как пахнет её собственное тело. Только благодаря Кею Лу узнала себя настоящую.       Голова свисает с кровати, волосы касаются пола, руки сжимают влажные простыни. Ноги запрокинуты ему на плечи, он держит её за щиколотки, движения бёдер грубые, резкие. Сердце стучит где-то в горле, она прерывисто дышит. Скорость нарастает с каждым толчком, пот течет по груди, блестит на подтянутом животе. Она теряется в ощущениях, но не отпускает себя. Его колени упираются в твёрдый матрац, на руках выступают вены, когда он ложиться на неё всем телом, а она обвивает его ногами — присваивает себе. Хочется кричать: «да, да, да, да, пускай так будет всегда».       Он хватает её за шею, сдавливает и впивается ртом, оставляя красный след. В местах, где их тела тесно касаются друг друга, покалывает. В ушах звенит, она проводит ногтями по его спине и её бёдра с жестокостью встречают каждое его движение. Страстный, почти дикий поцелуй — языки сплетаются, ласкают, пробуют друг друга на вкус, на губах остаются следы от зубов. Она выгибается ему навстречу, зарывается в волосы, стоны переходят во всхлипы, её переполняет от напряжения. Внизу живота ноет. Становится жарко. По артериям несётся обжигающая кровь. Его рука ложится между её ног, пальцы касаются клитора, она замирает, трётся, просит ещё и ещё. Разряд из позвонка в позвонок, спазм, волна тепла, за ней сразу следующая, пальцы расслабляются, ноги дрожат, но продолжают его удерживать, приоткрытые губы ловят воздух.       Она больше не в спальне — где-то в невесомости. Потолок качается, пока, он продолжает резко и рвано двигаться. Его дыхание тяжёлое, на шее пульсирует вена. Он берёт её за талию, стискивает до боли пальцами, толкается с силой: раз, два, три.., десять. Плечи напрягаются, по спине проходит судорога, он глухо стонет и накрывает её собой. Тишина, бешеный стук сердец, постель пропитана сексом и запахом их тел. Её уха касается шёпот:       — Моя. Необратимо.       Лу забывалась, цеплялась за его шею, сжимала ворот пиджака, ныряя на глубину воспоминаний. Музыка больше не имела значения, всё решал накал — когда и кто первым не выдержит. Лодыжка подвернулась, каблук проехался по полу, и её повело назад. Кей поймай, закинул ногу на своё бедро и удержал. Надёжный, всегда. Их губы были так близко, но сами они далеко. Ничтожный миллиметр — иногда непреодолимое расстояние для тех, кто однажды сжёг все мосты. Её пальцы приблизились к его лицу, она хотела коснуться скулы, провести по щеке, очертить мягкие губы и снова почувствовать их вкус, но скрипки издали последние волнительные аккорды, и они замерли. На мгновение ей показалось, что не было этих двух лет, что это всё ещё они прежние: нежность в его глазах, её упрямое отрицание своих чувств, его улыбка, её принятие, их любовь.       По залу прокатилась волна аплодисментов, Кей опустил её ногу и отстранился. Руки коснулся лёгкий поцелуй, он развернулся на пятках и пошёл прочь. Она смотрела, как его фигура растворяется в толпе. Теперь было понятно, что происходит с человеком, который остаётся гореть от чувств в одиночестве. Захотелось курить. Лу стала искать укромное место, чтобы перевести дух: слишком много всего для одного вечера.       Она миновала лаунж-зону, которая была переполнена гостями, и вышла на открытый балкон. Шарнирная дверь с тихим ходом отрезала её от шума, людей и готовых вырваться наружу ругательств. Лу прислонилась обнаженной спиной к деревянной балке и выдохнула. Она больше не доверяла себе, своим чувствам, которые заперла на замок. Подул прохладный ветер; уже завтра Нью-Пари встретит первый осенний день. Рука полезла под платье — на бедре плотной черной повязкой были зафиксированы пачка сигарет и короткий нож. Лу достала сигареты и щёлкнула зажигалкой. Не сработала. Она предприняла по крайней мере ещё десять попыток и бросила тонкий блестящий бесполезный предмет в сторону: он стукнулся о перегородку, отскочил и полетел вниз с высоты пятьдесят первого этажа.       — Сука! — Она не сдержалась, слово оказалось слишком громким.       Сбоку послышался смешок. Лу поняла, что была всё это время не одна и стала всматриваться в темноту. Внезапно, по периметру одна за другой стали загораться маленькие лампочки. Он сидел на перилах за узорной ширмой на другой стороне балкона и курил.       — Не изменилась. — Кей спрыгнул и направился в её сторону. — Помочь?       Он подошёл, оставляя между ними расстояние, и поднёс зажигалку к её губам. Лу подкурила и выпустила слабую струйку дыма.       — А ты очень. — Она уловила, что в уголке правого глаза растеклась подводка, и он активно тёр это место.       — Не нравлюсь?       — Новый стиль и ты теперь куришь Пока не решила. Тот же голос, интонация и жесты, лукавый прищур, когда он пытался делать вид, что не читает её, подёргивание губ, которые прячут улыбку, прядь, падающая на лоб — прежний, просто пытается вписаться в теперешний мир. Как все они.       — Когда приеду домой, смою с себя этот вечер. — Он снял пиджак и накинул ей на плечи. — И курю я только по особым поводам. Забыла?       Лу помотала головой. Конечно, она помнила. Всё. Но знала ли она, понимала, что за человек стоит рядом с ней? Кей затягивался глубоко и выдыхал полупрозрачные кольца дыма. Первые громкие эмоции между ними стихли, теперь им нужно было решить, чем заполнить неудобную тишину.       — Как поживаешь? — Он облокотился рядом и смотрел, как развеивается пепел у их ног.       — Ты же знаешь. — Она пыталась сделать разговор лёгким, вышло криво, насмешливо. — Дани регулярно тебе докладывает.       — Не регулярно. — Кей отвернулся, выбросил окурок и достал из пачки новую сигарету.       — Готовим к заселению посёлок, собираем данные, проводим экспертизы, лабораторные анализы и ещё кучу всяких проверок, дополнительных исследований. Иво тонет в работе и мы вместе с ним.       — Новый напарник? Сработались?       — Нет. — Лу посмотрела вниз и не видела ничего, кроме черноты. — И в подмётки не годится старому.       Кей зажал зубами фильтр и сжал с силой перила.       — Да ну? И что же произошло со старым?       — Он пропал. А потом нашёлся в логове противника.       — Хм, — он хмыкнул и наконец развернулся к ней, — хорошая версия: ушёл к конкурентам.       Они тихо рассмеялись. Так, как часто это делали когда-то давно наедине друг с другом.       — Значит ты теперь важная светская персона. — Лу рассматривала новый образ и пыталась запомнить каждую деталь. — Признавайся, где платят больше?       — Разве служба на Приора тебя ещё не озолотила? Иво Мартен очень ценит свои должность, тело и каждый сантиметр волос.       — Ты разве забыл, что на этой работе богатой не станешь? Максимум — превратишься в Жонсьера и получишь в наследство его набор петлей.       — Зато фиксированная пенсия и куча талонов на хорошую еду, лекарства и оздоровительный массаж.       — Я вижу, ты вовремя узнал, что ничего хорошего в Корпусе не светит и соскочил.       — Как байк? Есть, где гонять? — Кей увёл тему.       — Я разбила его, — Лу замолчала, не зная, стоит ли продолжать. — Через две недели, как вернулась в Нью-Пари. Теперь он стоит где-то в гаражах Инквизиции.       — Зачем? — Вопрос прозвучал слишком искренне.       — В этом больше не было удовольствия. — Она сглотнула горькую от никотина слюну. — И смысла.       — Человек любит наделять вещи сакральными смыслами и самостоятельно разрушать их. И я не о вещах. Не ты первая, Лу.       — Звучишь цинично. Новая философия?       — Извини, если отобрал твою прерогативу на цинизм. Но прошу заметить, свой я заслужил, — последняя фраза прозвучала злобно.       — Кей, я хочу сказать...       Она импульсивно накрыла его руку своей, хотела, чтобы он знал, почувствовал. Вот так — без подготовки и долгих вступлений. Одно простое слово, которое значит очень многое. Сверху легла его тёплая ладонь, и он он покачал головой:       — Не надо, Лу. Ты открыта, тебе жаль, я понял посыл. Почувствовал, когда мы танцевали. К слову, ты была потрясающая. Спасибо.       Она смотрела ему в глаза, они всё так же излучали искренность и теплоту. И как можно было увидеть в них холод? Дура. А может, они были отражением её чувств по отношению к себе?       — Прости, Кей. — Лу подалась впёред и прижалась губами к его щеке. — Я знаю, словами ничего не исправить, но я хочу, чтобы ты услышал.       — Не изменилась. — Он провёл рукой по её волосам. — Я больше не сержусь. Всё в прошлом.       Губы коснулись её виска, и Кей осторожно отстранился. Он на секунду посмотрел на неё со смесью светлой грусти, а после развернулся и вышел. Лу осталась стоять на балконе, кутаясь плотнее в его пиджак. На нём остался его запах: лёгкий, волнующий, свежий, родной. Ещё одна неизменная часть нового мира.       Теперь таксисты везли в Термитник, как в любой другой район. Но Лу была уверена, что у каждого второго в бардачке можно найти баллончик или шокер. Такие места никогда не утратят легендарности, как не переписывай историю. Она наблюдала, как серая промзона сменяется яркой неоновой подсветкой. Мимо одиноких блокпостов шатались компании молодых ярко одетых людей — их мир ещё очень долго будет прежним.       Лу не захотела возвращаться в Инквизицию. Сейчас ей остро нужно было попасть к себе. Когда через две недели она вернулась на службу, то обнаружила на своём столе бумаги из банка, где черным по белому было написано, что кредит за квартиру погашен месье Кеем Стоуном. Он оплатил долги и исчез из её жизни бесследно, подарив такую манящую свободу.       Она очень быстро поняла, что её представления о свободе ошибочны, ложны и не имеют с ней ничего общего. Гнать вперёд, выжимать до предела и всё равно утыкаться в стены, выстроенные собственной неуверенностью в себе — в этом была вся она. Лу была уверена, что будь жив отец, он непременно объяснил ей, что значит быть по-настоящему свободной, а не гоняться по дорогам за её призраком.       Йонас был прав, когда сказал, что её свобода — бег за собственной тенью . Он многое изменил в жизни за это время: ушёл в учёбу, работал на две больницы, начал встречаться с очень симпатичной медсестрой, стал куратором центра для детей с пси, которые потеряли родителей, взяв тем самым серьезную ответственность не только за себя. И при всём при этом, он остался собой.       Лу осознала, что была собой только, когда за её спиной сидел кто-то очень важный, прижимался к ней всем телом, его руки забирались ей под куртку и щекотали, пока она надевала шлем. И тогда мчать вперёд имело смысл — дорога вела прямиком в будущее, где она свободна и счастлива рядом с кем-то, а не от кого-то.       Лифт как всегда не работал — ещё одна стабильность в новом мире. Стук каблуков в подъездной тишине был подобен грому. Ей оставалось пара ступеней, когда она заметила тень рядом со своей квартирой. Достав из-под набедренной повязки нож, Лу спрятала его в рукаве. Только стычки перед сном ей сегодня и не хватало. Она вся напряглась, когда, завернув за угол, обнаружила Кея. Он стоял прислонившись ногой к стене.       — Даниэль? — Лу улыбнулась.       — Даниэль. — Кей пошёл ей на встречу.       Она обвила его шею руками и на пол с лязгом упал нож. Кей озадаченно посмотрел на странный для данной сцены предмет, усмехнулся и тихо произнёс:       — Не изменилась.       Лу покрывала поцелуями его веки, скулы, щёки и подбородок. Она спешила отдать и забрать, как можно больше, пока он снова не исчез из её поля зрения, не растворился во времени, не пропал бесследно. Кей обнимал её как прежде — бережно, нежно, крепко — и она почувствовала, что наконец-то дома. Когда их губы встретились, оба будто заново открыли себя друг в друге: его язык раздвинул её губы, прошёлся по зубам, она приоткрыла рот и наконец-то освободилась, позволяя раствориться в ласке. Где-то сверху сосед ругался с телевизором.       В этом поцелуе смешалось всё: прощание с прошлым, боль разлуки, одиночество, прощение, эйфория, жажда, радость воссоединения и что-то абсолютно новое — надежда на собственный мир только для них двоих. Кружилась голова, стены стали давить, платье мешало быть ближе, ощущать его всем телом, каждым обнаженным участком кожи. Кей чувствовал, как её лихорадит, разрывает от переизбытка накрывших эмоций, он и сам едва контролировал себя. Они с трудом смогли открыть квартиру и буквально ввалились внутрь. Не зажигая свет и не размыкая губ, они срывали друг с друга одежду, наступали на неё ногами и двигались к кровати. Уже лёжа под ним и понимая, что всё это реально — он здесь, рядом, такой тёплый и родной — Лу прошеплата: — Мой. Необратимо.