***
Льюис направляется к воротам, слабо покачиваясь от обвившей мышцы боли. Пронзительная стужа раннего утра вползает под засученные рукава, языками холода поднимая лёгкую дрожь. Он отпер ворота и вышел за пределы. Оглянулся — тишина, за исключением отголосков пения жаворонков. Лелеется надежда не наткнуться на какую-нибудь телеграмму: Уильям вовсю готовится стать профессором математики в университете, нельзя отвлекать его делами не столь значительными. Лик удачи не улыбнулся: около почтового ящика виднелась пара не отчётливых следов. «Для пешей прогулки почтальон выбрал весьма не подходящий день», — заключил он, но мысль быстро развеялась. В почтовом ящике представлялось нагромождение из дамских писем или пропахших цветочными парфюмом конвертов-приглашений к очередному балу или банкету. Но ничего из перечня там не оказалось: в полупустом пространстве коробки одиноко лежала, обмотанная подарочной бумагой, судя по размерам, обыкновенная книга. Прямо посередине красовался красный бант, аккуратно завязанный струящимися шёлковыми ленточками. Необычный подарок. Адресат указан в верхнем углу: «Уильяму Джеймсу Мориарти с наилучшими пожеланиями». Льюис пожал плечами и направился обратно в дом. Да, подарок непременно достанется хозяину, но шестое чувство так и внемлет разузнать подробности, проникнуть под корку обёртки и зачитать название с обложки. Как таковых близких друзей среди знати у семьи не имеется, а книги брату дарили лишь они с Альбертом. Значит, это от него?.. Нет, навряд ли, старший пусть и обладает утончённым вкусом в украшениях, а то временами и относится к этому вопросу даже слишком щепетильно, но вязать банты, оставляя на бортиках странные подписи, и — Льюис принюхался — опрыскивать бумагу женскими духами было ему совсем не свойственно. Тогда возникает другая догадка: Уильям заказал эту книгу, а хозяин магазина запаковал товар постоянному клиенту из признательности… брызнув обёртку исконно женским парфюмом?! Не сходится, а потому очень хочется поглядеть одним глазком, что же запрятано внутри. Ноги несут его в конец коридора на втором этаже — в комнату Уильяма. Если тот до сих пор спит, Льюис просто оставит посылку на столе и уйдёт. Но прямо сейчас он стоит с приподнятым кулаком, даже не торопясь постучаться. Насупленные брови только сильнее ограждают переносицу. «И почему же книга так вызывающе оформлена? Какая же нелепость!» На ум приходит самая неприятная, но правдивая догадка. Его брат обрёл настырную поклонницу, искушённую заключить с ним брак! Если он не выяснит правду, то обязательно будет возвращаться к тревожным мыслям снова и снова: вот Уильям берёт подарок в руки, вдыхает аромат и по аккордам сочетаний с великой точностью определяет даму сердца. Он вспоминает её имя и теперь сладковатый запах надёжно впитывается в сознание на долгие годы. Это только начало, а юная особо уже сумела его заинтересовать! Дальше развязывает бант, явно намекающий о безвкусном стиле особы: тянущиеся до пояса рюшечки или же туго завязанные на рукавах бантики со стразами. Она говорит, мол, видишь, я одна такая особенная, и у меня самые прелестные платьица! Льюис открывает дверь, но уже своей комнаты. Он кладёт книгу на стол и пристально всматривается, будто его надзор оставил малейший дюйм предмета неприкосновенным. — Рыться в чужих подарках — неэтично! — взывает Льюис-ангел с правого плеча, размахивая своими белыми крылышками. — Уильям-нии-сан расстроится, когда узнает о твоей выходке, ты поставишь его в неловкое положение! Льюис вздохнул и впал в противоречивые раздумья, закусив губу. — Не слушай нудного моралиста, всё допустимо во благо нии-сана, — не отстаёт Льюис-демон. — Вдруг страницы этой книги пропитаны ядом? Ты сможешь стать спасителем Уильяма и покрасоваться перед ним! Когда тебе ещё выпадет такая удобная возможность? — Почему ты сразу представляешь плохое! — донимает его ангел. — Ранее мы сошлись в том, что подарок сделала юная девушка. Какие козни она может строить? — Ты не понимаешь, любая из них хочет украсть нии-сана! Просто взять и связать себя узами брака без любви! Мы должны предотвратить трагедию любым способом, к тому же, брата нельзя отвлекать от важной работы. Он будет признателен за заботу. «И вправду», — думает Льюис, приставив пальцы к подбородку. Пока светлое и тёмное борются за право быть услышанными, книга оказывается в тисках кистей рук, настолько крепких, что бумага на краях чуть-чуть мнётся. Сладковатый аромат вновь вбивается в ноздри, в витающих вблизи нотках парфюма различается звучание цветов персика и нежной розы. У него чуть ли не кружится голова: нужно спасать брата из лап роковой обольстительницы! Зря она так старательно завязывала банты на своих ненужных подношениях. В тот же миг комната озарилась хрустом режущейся бумаги. Маленький ручной ножик плавает аккуратной линией, вырезающей лишь часть с надписью. Через минуту застывшую тишину рассек глухой стук упавшей на пол книги с твёрдым переплётом. «Немыслимо!» — раздается внутренний крик. Если бы он только вышел из гортани, то незамедлительно поставил бы на уши всё поместье. Льюис вскинул руками и закрыл лицо, пламенеющее алым румянцем. На ватных ногах он кое-как дошёл до кровати и присел. До дрожи на руках, до выступивших капелек пота на лбу — он ошарашен абсурдностью случая. «Кто в здравом рассудке преподнесёт брату такое?!» Взгляд смещается на лежащую книгу с бордовой коркой. Жаль, что она не провалилась сквозь землю… вместе со своим отправителем. Будто не веря ни собственным глазам, ни разумности происходящего, Льюис снял очки и начал усиленно их протирать, увлажняя чистые стёкла. И как после такого он сможет посмотреть в глаза брату? Но… увидеть Уильяма всё же хотелось. Пришло время его разбудить. Он делает глубокий вдох и хлопает себя по щекам. Самое время смести отражение остатков несуразицы с его лица. Но потом Льюис вспоминает детали прошлой ночи с румянцем, искрившимся на тех же щеках с зажатыми ладонью губами, и… со всей силой хочет ударить себя той омерзительной книгой. Недолго думая, он рывком отпирает дверь и застывает в оцепенении, завидев знакомый силуэт с приподнятой рукой, очевидно, норовившейся вежливо постучаться. В алых глазах напротив неприкрыто выражен вопрос, но прежде чем губы Льюиса выпускают первый звук, взгляд Уильяма смещается на покоившийся неподалёку предмет. — Б-брат, всё в порядке? — застилает его взор Льюис, придвинувшись вправо. — Пожалуй, это мне следовало бы спросить, Льюис, — мягко интересуется Уильям. Заметив, что младший то и дело отводит глаза, он стоит неподвижно и ненавязчиво даёт ему время для объяснений. Судя по нависшей тишине, Льюис предпочтёт затаить секрет в безмолвных стенах своей комнаты. — Впрочем, я не мог найти тебя ни на кухне, ни где-либо ещё, потому проверил здесь. Ты ведь не откажешься от совместной утренней трапезы? — Я скоро буду, — немалыми усилиями Льюис возвращает спокойный тембр. Уильям кивает, но по его взгляду, направленному куда-то насквозь, становится понятно, что мысли его витают где-то не здесь. Обошлось. Льюис закрывает за ним дверь и тяжело вздыхает. Он лишь оттянул неизбежное, но то лишь к лучшему: вместе они решат эту проблему. Чай слегка горьковатый, или… он проецирует на него свои мысли. Допустим, та дама… оставила ему пособие для освещения щекотливой темы. Значит, планы её всецело серьёзные. Необходимо избавиться от этой порочной особы, она недостойна и волоса с головы его целомудренного брата! — Льюис, ты уже полные 3 минуты не сводишь глаз со дна чашки, — голос слегка обеспокоенного Уильяма выводит его из дум. Льюис слегка дёргается на месте и ставит чашку на столешницу. Будет тяжело, но всё во благо его брата, чью честь и достоинство он будет охранять до конца! Тем временем старший сидит в кресле, потягивая последние глотки чая перед раскрытой газетой. Его пробегающие по ровным строкам глаза, чувствуется, хотят заглянуть чуть дальше новостей. — Брат, ммм, ты должен… кое-что узнать, — глупое чувство нарастающего смущения, оно подступает с усиливающимся охватом. Уильям смещает взгляд и кивком подтверждает, что сейчас готов посвятить ему всё своё внимание. Это нелегко. Как уважающие себя викторианцы, они с братьями никогда меж собой не поднимали столь лишённые всякой морали темы. — Во-первых, — начинает он издалека, сцепляя пальцы меж собой, — хочу извиниться за то, что открыл адресованную тебе посылку, может быть, мне не стоило этого делать. Льюис наконец поднимает взгляд на Уильяма, ожидая какой-нибудь реакции, но получает лишь лёгкий кивок. Чувство вины его понемногу отпускает, но самое сложное ещё впереди. — Во-вторых, какая-то женщина хочет подобраться к тебе, и выбирает для этого лишённые всякой порядочности методы. — Та книга с бордовым переплётом, что лежала на полу твоей комнаты. Так непристойностью её содержания объясняется твоё беспокойство? — Д-да… Хорошо — он признаёт — это было легче, чем ожидалось, в особенности когда тебя понимают с полуслова. — Так почему ты счёл, что её отправила мне какая-нибудь особа из женского общества? — Ну… — запинается он. — Я не могу вообразить, чтобы кого-нибудь, кто не желает потешиться или выскочить за тебя замуж, надоумило выбрать именно такой подарок. К тому же, подписью было указано твоё имя и гласило «с наилучшими пожеланиями». Что уж говорить о пьянящих разум женских духах! — Если мой подарок всё ещё цел, могу ли я посмотреть сам? — губы Уильяма растягиваются в полуулыбке. Ладно… Льюис поспешил с выводами, самое тяжкое всё ещё впереди. — Хорошо, я принесу. — Не стоит себя утруждать, мы оба поднимемся в твою комнату. С каждым шагом, каждой протоптанной ступенькой сердце Льюиса словно притаивается в своей работе, как и его лёгкие. Что же будет, когда Уильям увидит своими глазами? Разозлится ли? Дверь в злосчастную обитель глупого розыгрыша открывается, и он готовится сделать шаг в неизвестное. Книга лежит на том же месте, где её увидел Уильям — по глазам видно, как он это подметил. Льюис охмурен надеждой, что в этой комнате брат не успел некогда уловить ещё нечто более… непристойное, будь то ритмичный скрип кровати или льющиеся гладью звуки охрипшего голоса где-то в половину ночи. Печатно оформленный кошмар покоится прямо у носков его туфель. Уильям наклоняется и берёт книжку в руки, жестом смахивая пыль, которой на ней нет. Он садится на кровать младшего и рассматривает обложку от корки до корки. Касается пальцами заглавия машинописных букв, чуть царапая ногтями корешок. «Переливы желаний» — гласит название, подразумевающее освещение щекотливой для знатного рода темы — капризов полового соития. Абстрактный рисунок изображает двух людей, занятых прелюдией. Случилось то, на что даже сам Льюис не осмелился пойти, — Уильям рассматривает содержание книги, и пока его глаза пробегаются по полям, в них замечается граничащее с усмешкой откровенное изумление. — Брат? — не находит места своему любопытству Льюис. — Ты не хочешь ничего сказать? Давай побыстрее избавляться от неё. — А конкретнее? — От обеих. Уильям уже не сдерживает короткий смешок несмотря на немой вопрос в глазах Льюиса. — Не следует нам поступать столь радикально, — отвечает он спокойно. — И что ты предлагаешь? — Дадим ей то, чего она добивается. — Брат, как мне это понимать? — Ладно, сейчас объясню, — он откладывает книгу в сторону и закидывает ногу на ногу. — Допустим, на меня положила глаз некая… Альбина. И она всеми способами желает заключить со мной брак, но не из широкой любви и высших целей, диктуемых обществом порядочной девушке — её желания всецело плотские, первобытные. Наша Альбина считает, что её план безупречен — и вот я, перечитав книгу от корки до корки, прошу прощения, преисполнюсь испытать все описанные чувства и методы на своём опыте. А где мне искать партнёра? Девушка утверждает, что не потребуется терзать себя поисками — светлая Альбина сама так и просится ко мне в объятия. — Так почему ты желаешь играть по её правилам? — Об этом не было речи, Льюис. С одним фактором она не прогадала — моя жажда знаний и любовь к чтению охватывают всё, начиная от народного фольклора до незамысловатых пособий вроде этого. — Хорошо, ты прочтёшь и забудешь об этом происшествии, — подытоживает младший. — Неверно в корне. Льюис беспомощно вскидывает брови. — Брат, просто скажи, что это скоро закончится… — После сегодняшнего дня мы о ней никогда не услышим, — уголки губ Уильяма приподнимаются и он жестом взывает Льюиса к себе. — Хорошо, в чём тогда состоит твой план? Ты уже упоминал, что её желание будет исполнено. Он подходит и садится рядом, нахмурив брови в переносице, пока украдкой рассматривает симпатичные черты лица Уильяма. — Да, мы подыграем, но не так, как она ожидала. — Ты сказал «мы»? В чём заключается моя роль в этом спектакле? — Хороший вопрос. К этому я и хотел тебя… подвести. Понимаешь ли… На его щеках выступает еле заметный румянец, очарование которого не минуло взор Льюиса. — Мне нужна помощь, но только с твоего позволения. — Ты можешь просить у меня что угодно, брат, тебе я никак не смогу отказать. — Моя просьба имеет несколько… специфичный характер. Льюис не понимал одного: то ли у него помутнилось сознание, то ли он в самом деле понял, что в этом сценарии от него требовалось. Но брат Уильям и выдаёт такие намёки… Как они до такого дошли? Смятение так и застыло на его лице, он прожигал дыры в стене вместо того, чтобы переглянуться с братом. Кулаки на коленях сжимаются и он тяжело сглатывает. — Ты уверен? — прерывает голос тишину. — Прости, наверное, ты считаешь, что я сошёл с ума, — Уильям поник на его глазах. — Нет, это не так!.. Брат, мы могли поискать иные пути, с чем же твоё решение связано? — С тем, что я мало кому могу доверять, на самом деле. Ты мой особенный, и опыт, который я хочу постичь — тоже. Он говорит расплывчатыми фразами и трудно выяснить, что подразумевается под словами. Если не займётся любовью с ним, Льюисом, то ни с кем больше? Брат ведёт себя очень странно, но, по правде сказать, предложение нельзя было назвать не заманчивым… Быть у любимого брата… первым и единственным. — Хорошо, я даю согласие, — произнёс он, стараясь выглядеть как можно более решительным. Уильям раскрывает глаза шире, будто не веря в услышанное. На несколько мгновений он приставляет пальцы к подбородку и тщательно обдумывает следующий шаг, а затем тянется к книге. Руку перехватывает Льюис. — Подожди. Давай кое-что мы сделаем не по инструкции. Теперь уже Уильяму остаётся безнадёжно хлопать глазами. — Я имею в виду… Помнишь ли, в детстве ты… прильнул губами… прямо сюда, — приставляет он палец к губам и опускает взгляд. — Я знаю, ты пытался как можно безболезненнее остановить кровь из ранки, но тогда я… почувствовал тепло. И это тепло по сей день томится во мне. В романах обычно пишут, что это особый жест влюблённых, — его голос переходит к шёпоту. — Можем ли мы… сделать так же? — Так ты помнишь? Должно быть, я сильно смутил тебя тогда… — шепчет Уильям, растроганный его просьбой. — Всё, что касается тебя, — помню, — Льюис смотрит на него с такой нежностью, на которую не способен никто на белом свете больше. Мириады алмазных звёздочек просияли в его глазах, и отблеск маленьких ограненных рубинов перелился в бледно-розовые веснушки на лице напротив. Как и раньше, Уильям очертил золотистый затылок тонкими пальцами и притянул к себе. Только этот жест и напоминал о детстве, поскольку кое-что с тех пор изменилось. Губы прильнули друг к другу в нежном поцелуе. Теперь Льюис отвечает брату: сминает мягкие створки так, будто массирует воздушную розовую вату. Братья целуются неумело, невинно, точно птенцы, шелестящие маленькими крылышками под сводом бескрайнего неба. Предаваться страсти просто боязно — она навлечет ненужные доводы, а семейные узы после того предстанут в совсем не приличном свете. Уже во второй раз вкушающие сладкий плод уста отпрянули с неохотой, оставив на влажных губах клубок горячего дыхания. Застывшее молчание прерывается старшим. — Хорошо, теперь перейдём перейдём непосредственно к эксперименту, — он берёт книгу в руки и пристально вглядывается, бесшумно шевеля губами. — Итак, вступление: «Акт, разделяемый мужчиной и женщиной, прежде всего должен быть направлен на зачатие ребенка. Это основная цель человеческого соития как биологического вида...». Нет, не то, — страница перелистывается. — Может нам сначала следует снять одежду? — предлагает Льюис, стараясь не выглядеть в глазах брата за гранью увлечённым. — Буду рад, если ты возьмёшь этот этап на себя, — губы Уильяма растягиваются в мягкой улыбке. В столь интимной обстановке очень неловко протягивать свои руки к туго завязанным пуговицам. Опускаться всё ниже и ниже, распахивая воротник, за которым виднеется чуть красноватое основание шеи. Жилетка медленно скатывается с плеч и падает на простынь, её затем поправляют и складывают, выравнивая каждый угол и шов. Ещё одна деталь — рубашка — кладётся поверх жилета, и перед Льюисом красуется обнажённая по пояс и утончённая в прелести своей комплекции фигура. Глаза же блуждают ниже — ниже пупка, ниже ремня — и замирают на округлых бёдрах. — Давай я сниму с тебя? — странным образом утвердительно прозвучал вопрос. И прежде чем намёк на разрешение был получен, Уильям уже теребил пуговицы его пиджака. Ловкость рук — и вещица осенним листиком падает на простынь. Лёгкие движения пальцев — и листик этот сверху накрывается жилеткой. Развязанный галстук, за ним — первая, вторая, третья… следующая — пуговицы выбираются с петель. Льюиса весь антураж сильно смущает — это видно по его лицу, на котором пылкий румянец осел розовой пудрой. — Лу, ты стесняешься? — игриво спрашивает Уильям, а затем, видя, как младший пытается что-то сбормотать, немедля накрывает его губы своими. Лёгкий поцелуй вогнал Льюиса в ещё большую краску. Он приподнимает брови и строит жалостную гримасу. — Извини, я подумал, что одно стеснение вытеснит другое, — невинно вскидывает плечами старший. Лучи решимости теперь ниспадают на Льюиса, чьи руки снимают последние пуговицы, распахивая рубашку. Теперь очередь Уильяма быть сбитым с толку: его глаза предательски пытливо блуждают по обнажённой груди брата, как будто ему впервой видеть его без одежды. Рука рассеянно волочится по кровати в поисках глупой книги. — Т-так, следующий шаг… — высунув язычок, небрежно перелистывает он страницы. — «Грудь женщины исподлинно служит для кормления младенца материнским молоком. Но чувственная стимуляция этой зоны приносит небывалое наслаждение её обладательнице…». Мраморные плечи Льюиса сияют в позолоте утреннего блеска, сползающего до тени в углублениях его выразительных ключиц. Он неловко осматривает себя и вздыхает: — Моя грудь не годится для ласк, она не мягкая и пышная, как у женщин. — А я попробую изменить твоё мнение, — Уильям мягко целует его в уголок губ и россыпью крохотных поцелуев плавно спускается до шеи и ключиц. Грудь Льюиса невероятно красивая и ухоженная, красующийся посередине шрам добавляет изюминку в вид её гладких эпителий. Губы Уильяма оставляют лёгкий поцелуй ближе к ареолу, заставляя волны дрожи на его теле рассылаться вместе с пульсом. Льюис тихо мычит и прикусывает нижнюю губу. Миг — и он падает на спину, зрачки сужаются от вида нависающего над ним Уильяма. В скупом молчании он тут же припадает к набухшим соскам, лаская пальцами и страстно выцеловывая каждый дюйм груди. Блаженство невыносимое, Льюис хочет вскрикнуть от переполняющих его чувствительную натуру ощущений, но не может: вдруг несдержанностью он смутит брата? Утонченные вздохи бьются о стену крепко прижатой ко рту ладони, пока грудь невольно приподнимается навстречу ласкам. Тепло последнего поцелуя опаляет рубцы шрама, и Льюис приоткрывает глаза на нечёткую фигуру, чьё выражение на лице сейчас пытается разглядеть, но фокус находит лишь вид затылка. — Я ведь доказал, да? — Уильям чуть наклоняет голову набок к своего плечу, будто собираясь за ним спрятаться. В ответ ему тишина, кожа покалывает от прикосновений со спины. Льюис невесомо целует его в затылок. — Брат, а мои задачи не расписаны? — Ты ложись, а я сейчас посмотрю, — Уильям трётся головой и чувствует щекотку от кончиков волос Льюиса. Младший покорно ложится под скорый шелест бумажных страниц. Возвращаясь к перечню глав, а затем между быстрым листанием что-то усиленно изучая, Уильям подавал впечатление глубоко погруженного в сложную задачу мыслителя. Наконец он приоткрыл губы и слова его приобрели звучание: — Ну, даже не знаю, как тебе это сказать… Льюис застыл в смиренном молчании, но всё же отыскал в себе мужество: — Брат, не заставляй себя, я сам прочту, — опираясь на локти, он задумывал привстать. — Нет, я против, — тон его намекал о бескомпромиссности, а жест побуждал вернуться в раннее положение. — Тогда что… — Доверься мне. Уголки чуть опухших губ Льюиса приподнялись в робкой улыбке. — Хорошо, — выдержав паузу в пару мгновений, он тихо добавил. — Я весь твой. Послышался чёткий стук корешка о поверхность пола. Не ожидал осмелевший Льюис столь резкого шага брата, который мигом развёл его ноги в стороны и с жадностью льнул к его губам. Младший невольно застонал в поцелуй, позволив языку Уильяма протолкнуться внутрь. «Малыш Льюис, какой же ты всё-таки соблазнительный», — ухмыляется Уильям своим мыслям и осыпает живот брата пылкими поцелуями, поднимаясь к его шее и опускаясь. За всем этим увлечением он не заметил, как начал рьяно тереться пахом о его промежность, и чем дольше это продолжалось, тем сильнее он ощущал твёрдость — и свою, и чужую. — К-книга нам… кх-а-ах, нам не… понадобится, брат? — у Льюиса кружится голова. — Я уже пробежался глазами и запомнил суть, — он тянется к пряжке ремней брата, а после опускает ширинку брюк, благополучно стягивая их со стройных ног. То же самое движение — и нижнее белье накрывает кипу ненужной одежды. Уильям был готов к виду эрегированного органа, но не ожидал запечатлеть сочащуюся с его вершины вязкую жидкость. Братья синхронно закрывают лицо руками и отворачиваются, прожигаясь глубоким смущением. Первым в себя приходит Льюис. Он придвигается ближе к стоящему на коленях Уильяму, и накладывает ладони поверх его, размашисто отодвигая по разные стороны. Не успевает старший среагировать, как его дрожащие губы плотно накрываются чужими. Льюис гладит тонкую кожицу языком, увлажняя малиновые уста заново. — Что скажешь, метод всё ещё рабочий? — дразнящим тоном произносит он, теребя ремень брата. — Если бы ты лежал на спине, мне было бы удобнее… А Уильяму не нужно повторять дважды: немного неуверенно и стеснённо, но он последовал просьбе. Брюки волнистыми складками скользят по изящным ногам вместе с бельём. Будто бы машинально он тянет руку, чтобы прикрыть свой орган, так непристойно прямо стоящий. — С тех пор когда я видел его в последний раз, он не изменился, — задумчиво бросил Льюис. Уильям не знает, посмеяться ли ему или прямо сейчас провалиться куда-нибудь, например под землю. — В таком положении ты его всё же не видел, — пытается он снять неловкое напряжение. — Ага, вот и думаю, влезет ли. Уильям подавился воздухом и откашлялся. — То есть я хотел сказать, — вскидывает руками Льюис, только осознавший, насколько глупо и откровенно прозвучала фраза, — в-вероятно, в книге пояснено, как и в какой позе мне будет легче принять твой чл… Нет, не так! Как мне нужно взять в рот твой пени… с-свой язык! — Дай мне минутку, я вспомню следующий этап, — массирует старший виски. — «У молодых девушек, не имевших представления о половом соитии, диаметр окружности влагалища не соответствует размерам гениталий партнёра. Проникновение без тщательной подготовки грозит разрывом тканей и нанесением увечий…». — Эм, диаметр окружности?.. — Что-то не так? — в его тоне звучала еле уловимая настороженность. — Нет, просто сама формулировка… — Скажи, Льюис, тебя точно устраивает, что я буду твоим… первым мужчиной? — робко проговаривает он. — Ты всегда будешь моим первым. Слова эхом отзываются в ушах, отскакивают от дышащей жизнью грудной клетки Уильяма. — Иди ко мне, — он берёт его за руку, переплетая пальцы, и утягивает за собой в постель. Льюис садится на него сверху, наклоняя голову за новым поцелуем. Они сминают губы друг друга нежно. По левому боку Льюиса скользит тёплая ладонь, невесомо массирующая бедро. — Я вспомнил кое о чём, что нам пригодится, — младший чуть наклоняется к прикроватной тумбе и из первого отсека берёт затемнённую баночку с жидкостью. — Однажды я… случайно принёс из кухни оливковое масло, а вернуть обратно — забыл. — Эта случайность оказалась нам очень кстати. -… Пальцы покрываются гладью из жидкости и скользят друг о друга. Масло каплями стекает с тонких фаланг, оставляя за собой мокрые дорожки. Он сцепляет их и растопыривает. По телу в предвкушении проступают мурашки. Льюис сглатывает и прижимается грудью к Уильяму, опустив голову на плечо. — Льюис, только расслабься. — Я спокоен. — Скажешь мне, когда будет больно. Уильям целует его в висок и раздвигает ягодицы, касаясь кончиками пальцев тугого колечка мышц. — Льюис, ты мой самый красивый мальчик, — бархатисто шепчет он на ухо. — Брат?.. — уголки губ чуть изгибаются в улыбке, но глаза он не открывает. — Твои блюда всегда самые вкусные, мой наиталантливейший братик, — и снова целует в висок. — А ещё мой мальчик очень заботливый. — А ещё? — Самый милый, ласковый, нежный — одним словом — безупречный, — мурлыча продолжает он. — Ты меня любишь? — Больше всего на свете, — губы сливаются в томном поцелуе, пока первый палец плавно входит в расслабленное нутро. Льюис мычит и чуть подрагивает, но боли не испытывает. Второй палец проникает так же легко и трётся о тугие, но чуть свободные стенки. Уильям подмечает странность, перебирая в голове всю информацию о физиологии человека. Никак не ожидал он, что мышцы ануса будут настолько податливы с первой подготовки. Фаланги проникают глубже, оттопыриваясь внутри, и единой колонией выходят почти до ногтя. Дыхание притаивается за тонкими вздохами Льюиса. В горячем канале кончики упираются о гладкую поверхность, чуть надавливая в одной точке. Уильям приоткрывает губы и глухо стонет в ответ на вскрик брата. Он усиленнее раздвигает ягодицы и вводит третий палец. Стон Льюиса растворяется в глубоком поцелуе со старшим. Их дыхание сливается воедино, а грудные клетки соприкасаются в ёрзающих движениях. — Льюис, ложись, — шепчет он, поцеловав брата в щёку напоследок. Холодная, грубая жидкость размазывается по продолговатому органу, растекаясь узорчатыми гроздьями дрожи. Пальцы, что покоряли внутренний мир, скользят по тонкой кожице, обнажающей блестящую влажную головку. — Здесь и без советов справимся, ведь так? — задорно спрашивает младший. — Последуем воле тел, — произносит Уильям и кладёт руки на внутреннюю сторону бёдер брата, шире раздвигая. Затем приставляет головку и плавно, дюйм за дюймом, входит. Шипение Льюиса добавляет остринку в процесс, он жмурится со странных непривычных ощущений. Прижимает ладонь ко рту, прикусывая ребро заострёнными клычками. — Пожалуйста, расслабься, Лу, — голос словно выводит из транса. — Мы сделали это. — Да… Но не закончили, — констатирует Льюис. — Со мной всё в порядке, двигайся. Первый толчок, еле ощутимый, вызывает у него болезненный стон. Второй, чуть более глубокий, — и Льюис запрокидывает голову, царапая ноготками простынь. Уильям перехватывает его руки и сплетает пальцы, вжимая в постель. Его бока обвивают чужие бледные ноги и рывком прижимают к себе. Член входит почти наполовину. Недовольное шипение разится с уст, когда присутствие старшего внезапно покидает его. И одного этого момента хватит, чтобы понять: он сделал что-то не так! Сюжет накладывается один хуже другого, но Льюис находит в себе силы взглянуть на брата, который прожигает взглядом скляночку, выливая маслянистую жидкость на свой орган и размазывая рукой по всей длине. — Брат? — всхлипывает Льюис. — Примешь ли ты меня снова? Он не знает, что заставило Уильяма задать этот вопрос, но старший явно должен посчитать фразу бессмысленной, ощутив на своём члене зудящий нажим чужой ладони, плотно приставившей головку к анальному отверстию. — Не знаю, какие слова следует говорить в таких моментах, но я лишь желаю попасть в твои объятия, брат. Чувство наполненности окутывает вновь, горячие стенки сжимают в плотных тисках пульсирующий орган, чьи плавные движения нарастают с каждым толчком. Льюис заносит руки за спину Уильяма и притягивает его к себе, пылко целуя в губы. — Я думаю, партнёр хотел бы, чтобы ты двигался быстрее, — выдыхает он в поцелуй. — Ты ведь тоже?.. Уильяму мало, он кладёт его ногу себе на плечо и наклоняется ниже, проникая почти до упора. Голос крепко стискивается гортанью, но куда в такие мгновения деть руки? Льюис только заносит одну за голову, сжимая край подушки, а пальцами второй смыкает смятую ткань простыни. — Льюис, не следует держать эмоции в себе… — вбивается он в тело младшего резвее, — так в пособии… было написано. — В любом случае у моего брата х-хорошо получ-чается, — хрипло слетают с губ слова. Шлёпки кожа о кожу скачут гомоном в тени спёртого дыхания. Внутри Льюиса горячо, узкие жилистые недра манят, взывают войти глубже и толкаться ненасытными выпадами. На ублажающую твёрдый член руку падает вторая, и переплетенными пальцами они лавируют от кончика до основания. Уильям падает на бок и притягивает к себе худое тело, заключает меж пальцев набухший сосок и резко входит меж упругих ягодиц. — Льюис-с, — тембр его соткан неоднородным звучанием, — Льюис, поцелуй меня с чувством, будто целуешь своего любимого. Горячие губы прижимаются друг к другу в исступлении, лихорадочно покалывающем точками на переплетённых языках. Вкус утреннего чая растаял горьковатыми снежинками, и Льюис тщательно подбирает каждую. Толчки порывистые, отзвук их сгущается ритмичным скрипом кровати, а шуршание простыней опоясывает тактильные шлёпки. Обтягивающий средних размеров агрегат эллипс жадно вбирает в себя дюймы подвижной кожицы, пестрящей выразительными синими венками. Словно устья рек, насыщенные водами тропы впадают в единое жерло, что готово вот-вот излиться в тесноту бугристых недр. На бледной коже бедра розовеют тонкие, под стать длинным фалангам пальцев, следы; такие отпечатки наследены на внутренней стороне, оставленные плотно прижатым ребром ладони. — Б-брат, прости, я скоро... — Всё в порядке, Льюис, — движения его становятся размашистыми, он сжимает бока и проталкивается у́же. Их бёдра двигаются синхронно, касаясь или отталкиваясь друг от друга в едином темпе. Охваченный путами подступающего экстаза Уильям всаживает зубы в плечо Льюиса, наслаждаясь протяжным стоном младшего. Вызванные болезненным укусом ощущения вспенили какофонию эмоций. И теперь неясно, откуда берёт своё начало боль и где она переплетается с наслаждением. Рука скользит на боках и жадно цепляется за ягодицу. У худого по комплекции младшего брата удивительно упругие и округлые прелести. Он мнёт её с пьяной фанатичностью воздыхателя, чья давняя любимая нежилась на супружеском ложе в прозрачных одеяниях. И теперь она лежала пред ним, просящая любимого раскрыть ей свои объятия. Судорожные толчки гарцуют в такт поскрипывающей кровати. В иллюзиях их постель словно стала меньше, едва сумеющая уместить тела на себе. Младший рьяно ласкает свой орган, вот-вот готовый излиться струёй эйфории на живот, пока о ягодицы в беспорядочном ритме бьётся чужая мошонка. Льюис улыбается мыслям, закусывая губу, и в перелёте интимного вихря движений крепко хватает Уильяма за ягодицу. Старший брат всегда наполнял его тело теплом, и Льюис никак не мог ожидать, что однажды это перестанет быть метафорой. Протяжным стоном с пар приоткрытых губ изливается единая мелодия, и тремор оргазма укрощает молодые тела. Проходит пару минут прежде, чем дыхание грудных клеток возвращается смелым ритмом. Льюис в блаженной истоме лежит на старшем, положив голову на грудь. — Брат, а что ты намерен делать дальше? — удивительно обыденным тоном слетает вопрос. — Со вчерашнего дня у меня остались незаконченные чертежи, и я мог бы… — Я не это имел в виду, — он уже успел пожалеть о глупой назойливости, но отступать более не видит смысла. — Братик, ведь правда же нужно чаще практиковаться, чтобы достичь мастерства? — Ну, это золотое правило закрепления навыков. — А мой совершенный братик не желает ли довести до идеала своё новое умение? Потому что на меня ты всегда можешь положиться, — младший демонстративно подносит палец ко рту. — И обещаю хранить молчание. — Ох, даже не знаю, как тебя благодарить, Льюис… — пока Уильям ласково поглаживает голову младшего, он загорается волнующим вопросом. — Меня вот что беспокоит: когда я тебя… подготавливал, твоё тело удивительно легко поддалось, хотя с этим должны были возникнуть трудности. У тебя всё в порядке? Не хочешь ничего объяснить? В ответ слышно лишь слабое посапывание Льюиса, уже погрузившегося в приятную дрёму. Уильям вздыхает и с чувством неловкости смещает беглый взгляд на пол. Около кровати лежала давно забытая книга в бордовом переплёте. Раскрытые её страницы пестрили знаками и символами с различных формул и теорем. На самой вышине гордо стояло напечатанное жирным шрифтом заглавие: «Асимптотическое поведение интегралов с переменными пределами интегрирования».***
Сквозь прозрачное стекло окон тянутся лучи света, озаряющие игристое содержимое глубокого бокала. — Для весьма нелюдимого человека ты выглядишь очень довольным на этом светском торжестве, Альберт, — подмечает лорд Рокуэлл, не сводя добродушный взгляд с собеседника. Мориарти подносит бокал к губам. После соприкосновения жидкости с кожей на них остаётся влажный след. Он хмыкает и чуть покачивает сосуд в своих руках. — Добрые дела всегда оборачиваются радостью, господин Рокуэлл. Предвкушаю итоги вмешательства благородной руки, и после банкета вернусь в особняк. Ведь счастье нужно разделять в кругу семьи.***
Томная улыбка играет на устах Уильяма, который гладит обнажённую спину брата, засматриваясь в окно. Сегодня зеленоглазую «Альбину» ожидает серьёзный разговор.