°°°
Небо окрасилось в цвета газировки из Термитника: такие яркие и сочные цвета, с примешиванием белых блестинок, перьевых облачков, Анна догадывалась, что высоко-высоко в небе, там застревали частички льда так и не выпадавшие на обжитые земли, но сейчас это интересовало меньше всего, а опоздавший единственный автобус Нью-Пари, обычно возящий нестабильных работяг туда-сюда, да. — Чёрт пюпитр! Топать ногой по луже слишком опрометчивая идея, уже по-осеннему холодная вода залилась в ботинки. Люди на пошарпанной и, скорее всего, доштормовой остановке, с презрением покосились, кто-то даже посмеивался: многие одеты куда беднее Анны. Как попало. — Нет, это невозможно, — на глаза навернулись слёзы, — Сицилл разочаруется во мне…я ж обещала, я ж обещала, — вспомнилось лицо троюродного брата на похоронах, других родственников: кто ж знал, кто ж знал. Не прошли генетический тест, а все свободные деньги ушли на поступление в эту школу: шутка ли учиться под руководством самого кардинала Жана-Франсуа, он благородный говорят, помогает бедным и сиротам. Где-то в рюкзачке лежали и документы на старую квартирку и дачу, в сносном состоянии. Сдать бы дачу. — Дача у тебя есть, несчастная, — неприятный человек, весь в татуировках, с гнилыми зубами, стал подходить к ней, — можешь, поделишься? Не только дачей… Слава Единому транспорт подошёл, сверкая облезлой ливреей, единственное светлое пятно на ржавом боку: реклама «Партнёрского контроля» и Корпуса Содействия, в салоне находилась пара бойцов оттуда, бандиты отступили, с Инквизицией и её псами мало кто хотел иметь общего. «Чёрт, — слёзы хлынули сами по себе, — опять! Да, что, — собственное хрупкое тело не давало преимуществ, хорошо, что внешность не подкачала, — хоть выгляжу на свой возраст…» Бойцы, проверив документы, пропустили. Места тесные, дышать нечем, голова кружилась. На неё посмотрел один, не прекращающий болтать, служивый парень улыбнулся. Другой, почему-то лысый и немногословный, покосился на него. — А вы в «Орхидею», мадмуазель? — автомат съехал набок, форма перекосилась, в руках жетон. Кивнула, подмечая, что парень ничего так. Выглянула мельком, когда их подкинуло слишком сильно. — Вы из богатых, — наверное, он хотел спросить про геном, но смолчал или испугался напарника, — простите. Второй боец закатил глаза. — Артур! Мне приказы тебе напомнить? Или, что с тобой Жонсьер сделает? Точнее с нами?! Он, конечно, придурок редкостный, но, — на лице показалось выражение остервенения, — всё за Мартеном хвостиком, но…карьеру подпортить может, оно тебе надо? Автобус свернул, можно было выйти и здесь, но отчего-то стало то ли интересно, то ли фамилии где-то слышала. Они ехали мимо театра, отраженный свет выжигал глаза. Центр: чистый, ухоженный, красивый. «Когда-нибудь, — горестный вдох, — забудь! Забудь! Забудь!» — Ха-ха, меня предостерегает, а сам, Фарук, а ты ревнуешь? Ха-ха! Крэп, ой, хотя ладно, — Артур обвёл взглядом других пассажиров, — вдруг Мартен когда-нибудь Приором станет, хи-хи-хи, меня, кстати, к Гюлеру хотят перевести, по крайней мере, не орёт так часто, хоть сам сопляк…чистые они все такие, будут выше нас… Остановка. Резкий тормоз. Устояла. Нос болит. — До свиданье, мадмуазель! — прокричал вслед один. — Не ударились? — сказал другой. Солнце поднималось всё выше. Становилось тепло. Горячо, хотя холодный ветерок сбивал настрой. Народу в частной школе «Орхидея» было уже немало. Открытие нового учебного года. Речь держал кардинал Жан-Франсуа, его сопровождал Приор Инквизиции, ряд дознавателей и силовиков; представителей светской власти намного меньше, Викария не было: то ли событие неважное, то ли политические тёрки. Анне было это неинтересно. Опоздала, но не на много. Можно выдохнуть. Брат искал её глазами с букетом, естественно без запаха, цветов; улыбался — его неясный пси-статус, хорошее образование и работа переводчиком делала своё дело. — Куку, — объятия брата всегда желанны, — что стряслось? — Автобус… Сицилл покачал головой. — Нет-нет-нет, не, надо я не наезжусь! Это дорого, или предлагаешь снимать жильё в Центре? Деньги…отложить бы до поступления… По собравшимся понятно, что это высший свет: чистые из влиятельных семей, богатые нестабильные, исключительные псионики, хотя последних кратно меньше: многие ещё учатся в интернатах. «Не поэтому ли с восемнадцати? Те, как минимум, на последних годах получают специальность как в колледже… — мысль крайне неприятна, поэтому её отогнала. — Смотреть бы по сторонам!» Чернокожая женщина, немного старше её и с безупречными манерами, стояла по правую руку от Жана-Франсуа, кучерявый парень, заканчивающий семинарию, по левую руку; оба переговаривались и смеялись, когда думали, что учитель не видит. Сколько им? Взрослые вроде или долго не виделись? — Это Летиция, — сказал на ухо брат, — возможно будущая мадмуазель Жонсьер, недавний приём в Инквизиции закончился тем, что Марк удивил всех, публично сделав ей предложение, оказывается они встречаются несколько месяцев! Красивая? Летиция понравилась Анне: хрупкая, маленькая, точёная, но с затаённой силой и волей; однако что-то мешало воспринимать её, хотелось добавить «своими пси», но…словно кто-то или что-то мешало, как мухи или комары, зудящие по ночам. Да, внутри Периметра насекомых мало, но были места…с подобной «природой». — Я слышала бойцы обсуждали его, в не самом хорошем ключе, жёсткий? — Анне стало страшно, что жестокий дознаватель будет мужем такой малышке, («Сама не крупнее!»). — В автобусе… Толпа гудела, когда вызывали того или иного поступившего, улюлюкала, хлопала и показывала в целом какое-то нездоровое поведение. Налетел холодок и морось. Зашумели зонты, плащи, у тех, кто побогаче и статуснее: энергетические версии или из магнитных полей: какой-то чистый демонстративно раскрыл купол, сверкнув символикой Церкви Единства. — Да, нет, — Сицилл покрутил головой, по смоляным волосами покатились крупные капли, делая его похожим на дурацкий фонтанчик купидона в районе их старого дома, — есть у меня друг, из русской диаспоры, Артье, нормальный говорит он…не то, что Гюлер тот же… Договорить не дали, голос куратора «Орхидеи», с нотками какого-то заискивания и подобострастия (при взгляде на кардинала), объявил: — Лефевр, Анна, — список её заслуг, конкурсов, баллов и зачем-то генетический статус, — геном неясен… Вздох удивления прокатился, но, видимо, тут таких было немало: толпа тут же успокоилась. Захлопали. Псионикам так не хлопали, да, их мало было, они с нестабильными учились в другие смены. Раздельно. С одной стороны: умно не перемешивать враждующие друг с другом группы, с другой, такое не нравилось. Случайно пересеклась взглядом с Жаном-Франсуа и поймала уж очень совсем необычное его выражение: одна бровь выгнута, глаза холодно прищурены, рот перекошен. «Показалось?»°°°
Мадмуазель ещё-не-Жоньсер оказалась приятной женщиной, профессионалкой, разбиралась в искусстве, в моде, в этикете и, казалось, во всём на свете: многие девчонки с курса влюбились в неё. Анне она симпатизировала и всё, несвойственно было девочке, пусть и из обедневшего, но в прошлом влиятельного рода с доштормовыми благородными традициями выбивать себе индульгенцию. Не свойственно. Напрягал только этот кучерявый. Киньяр, чтоб его, Жозеф, почему-то его предпочла обходить стороной, как и кардинала — было в них что-то нечеловеческое, злое. Другое дело нестабильный учитель с тёмным прошлым — это да…это для неё. Другие почему-то историю доштормовой политики посчитали скучной, как и философские труды некоторых деятелей, иные видели в увлечениях преподавателя: антицерковные настроения, как же, он с упоением рассказывал о революциях да различных течениях левых и правых. — Да, ну, — бросила Магдалена, единственная псионичка, попавшая в их поток, — херня! Ваши материалисты отрицали нас: просто отрицали, — зевнула, споро переписываясь с кем-то, — не думаю, что не были в курсе! Анна рассмеялась: Магда резкая как многие псионики с интернатов, но сдержанная и утончённая. Криокинетичка, что с неё взять; мечтала поступить на работу в Корпус Содействия и стать крутым детективом, всё мысленно примеряла форму и веселилась. — Не боишься? — подруга кинула на стол сумку, демонстративно показывая средний палец. — А как же парень твой, как его там… Ганс, вроде…алло, Лена он чистый, уже инквизитор, скоро станет дознавателем и познакомится с такой же… — явно намекала на кого-то уровня Летиции, такого же статуса. Подруга, хотя они были ими весьма условно, вдохнула, очевидно дело было не только в парне. — Не поверишь, но он не против, наоборот за, представляешь? Только попросила не лезть и, что сама всего добьюсь, а то мало ли, потом карьеру себе испортит…из-за меня… Историк, внимательно их слушавший, наклонился вперёд: на самом деле практикант, направленный Советом сюда, видимо хотят контролировать церковные учебные заведения, даже частные. В рамках политической уступки: зелёный свет, только вот прошлое у него странное — никто из ниоткуда, иногда говорил какую-то ерунду. Магда вскинулась. — Не нравится?! Да, нормальный он: вы такие же, как наши чокнутые националистические семейки… — Мадмуазель Кестнер, — голос спокоен, а вот фамилия известной церковной семьи напрягла (не просто ж так ты попала в поток, да), даже странно слышать размеренный и взрослый голос, — навели бы справки, что ли… — Что?! — вопрос не то к взгляду Анны, кутающуюся в закрытое платье, не то учителю в глаза. — Поэтому фамилию не афиширую, я непрямая родственница…наводила, дальше… Вздох. Голограмма с данными всплыла в воздухе. — Риза Ке, тоже криокинетичка и тоже встречалась с ним…покончила с собой, подробности рассказать? — Он. Мне. Всё. Рассказал!!! — Ага, и то, что она была изнасилована…и ещё много чего, можете идти, Магда, просто предупредил, извините. Дверь хлопнула, осыпав части штукатурки, где не было неона, пластика и металла: кусочек какой-то доштормовой архитектуры. — Лефевр, что у вас, — взгляд учителя зацепился за солнечный луч, запутавшийся в волосах, — красиво, кстати, знаете? Эссэ по экономике социализма подготовили? — он был куратором их группы. — Какие ещё хвосты или там? Анна прокашлялась, проговаривая, что всё отлично: церковная программа её никоим образом не касалась, хотя на всякий случай прослушивала лекции; писала многое. «Единственная загвоздка — Жозеф Киньяр и кардинал, черти их бы побрали, — с Летицией всё было закрыто: мода, архитектура, искусство, этикет и, конечно же, художественная практика, за этим, собственно, сюда и пришла, плохо только, что не акварель…но будущая жена инквизитора обещала сначала подучиться сама, потом её подтянуть: с этим дела плохи, нужна специальная бумага, — где бы её только достать!» — Что-то ещё, я же вижу, вас что-то беспокоит, Анна, — всё ещё практикант, которому писать кучу отчётов для Совета и не перессорить две эти структуры, сошёл вниз по ступеням в аудитории, — это тайна? Мы можем говорить здесь? Мотнула головой, словно отгоняя наваждение, поморщилась: с самого поступления подмечала некоторые странности; люди будто бы сходили с ума по кардиналу, но не она — уважала, не больше того, смотрела чётко и прямо. От некоторых его взглядов делалось жутко, как и от взглядов Жозефа. — Я не знаю, — стало внезапно холодно, память неясницы с аудиовизуал-пси подкидывала образы и ощущения, внутренности подмораживало, примешивая ужас, страх, непонимание, злобу и будто чужую волю, — может быть, я схожу с ума? Никто не знает… Историк, уже отошедший к Карте Мира двадцатых-двадцать первых веков, с упоением рассматривал точки различных мировых форумов и симпозиумов покивал головой. —…о вашей генетике? А вы не пробовали? Простите, совет банальный знаю, кстати, вам идёт, только не сутультесь так… Внезапно она вскинулась. — О, Единый, вам точно двадцать три? Ощущение, что я с дедом своим покойным говорю! Тихий смех. — А тебе точно восемнадцать, выглядишь на возраст, несмотря на хрупкость, однако…ведёшь и стараешься вести, нет, ну, сорок точно. Может, объявим сразу о золотой свадьбе и внуках, Лефевр? — Я вам нравлюсь, месье Виан? Вы, конечно, не, то, что ваш брат…он ничего так, служивый… Юмор стал острее. — Вам нравятся мужчины в форме? Потупилась, но не сдалась. — Откуда я знаю, какие мне нравятся? — и дёрнула плечом. — Хотите быть первым: дерзайте, Дэй… — и захлопнула рот: правила, сколько ей их вбивали родители, которых помнила, как живых, не перечить мужчинам, следовать правилам, прилично одеваться, знать этикет, не. Месье Виан, он же Дей Оруэлл Виан, подошёл к ней, слегка издевательски выгибая бровь: сходство с, ещё в начале года приехавшим сюда к нему братом, поступившим в Корпус Содействия и почему-то ругавшимся, было налицо; только Ромен погрубее и похамоватее будет. — Анна, если ты будешь одеваться как приличная послушница Церкви в день Обретения, то никогда…оголяться не надо, но… Историку пришлось прервать свою речь. На пороге стоял Киньяр, по обыкновению сжимающий руки в нервном замке и смотрящий диким волчонком. — Субординации и правилам вас не учили, что ещё можно взять от подкидыша Совета, — Жозеф прошёлся по аудитории, — Лефевр, к куратору! Я лично прослежу, чтобы… На пороге возникла Летиция, холодно смерившая друга детства взглядом. — Как и тебя не учили стучаться, — Анне припомнился случай, когда они с ней болтали и секретничали, он появился и зашёл без предупреждения, — тем более, мадмуазель это не касается…неясница, была бы чистой или псионичкой, да, и её церковная программа… Киньяр ретировался. — Спасибо, Лети, — было неудобно, — что ему от тебя надо? Любит? Летиция села, покивав. — Скорее всего, да… — лёгкая улыбка тронула губы. — Кардинал ещё в детстве благословил наш «брак», только я, Единый, замуж выхожу…придёшь? Кажется, Жози Марк не нравится, хотя… — в глазах зажёгся огонёк, который мало кто у неё видел, он делал её живой, не только чистой, бедной девочкой, добившейся всего, а просто счастливой женщиной. — Марку всё равно, не ревнует, сначала думала не любит, просто умный…я надеюсь, вот… Слова про кардинала напрягали, но не говорить об этом прямо: приглашения отпечатаны на натуральной бумаге, почерк каллиграфический, требуемый наряд и свод правил: разрешённые танцы. — Ой, у меня… Дей подколол. — Платья нет? — Я найду, как думаешь, Марк мне пара? Мозг Анны затуманился: «Да-да-да, только ты ему нет, — сама она молчала, а вот будто бы разряд, мысль, настрой, внушение, — нет! Нет! Нет!», на секу почудилось, что глаза Летиции странно сверкнули, но, может быть, это игра света? — Конечно, — голова разболелась, — может я сошла с ума, крыша едет… Повторила всё то, что «услышала», потупившись слегка. — Пси? — Не знаю, спасибо. Приду. Попрощавшись с преподавателями, вышла в коридор, на ходу сталкиваясь с кардиналом, Киньяром, несколькими инквизиторами…один из них был бледен и обеспокоен, всё время нервно сжимал пальцы. «Что-то случилось! — в мозг воткнулись тысячи образов, чужие воспоминания от случайного контакта. — Нет! Магда!»°°°
Очнулась уже у стены. Рядом три инквизитора и Летиция. — Поговорим? — к ней подошёл молодой дознаватель с хвостиком. — Дознаватель Инквизиции Иво Мартен, что можете сказать по… Замотала головой, словно отрицая что-то. Не могла взять себя в руки. По щекам бессильно текли слёзы. — Я ничего не знаю, я ничего не знаю… Летиция вздёрнула бровь, но промолчала. — Ладно, — Мартен был краток, — поправляйтесь, Марк, займись. «Тот самый что ли? — один вопрос в голове. — Смешной, — на цепного пса был вряд ли похож, — точно Жонсьер?» Похож скорее на щенка: милого, с волнистыми волосами и носом-картошкой, но свои мысли забрала назад, увидев, как работает с предполагаемыми подозреваемыми. «Ого!» Марк, клюнув Летицию в щёку и чему-то улыбнувшись, подошёл ближе. — Не стоит относиться по внешности, — под нос самому себе, — это я не постарел совсем ещё, что скажете? Видели что? Что могла сказать? Момент…смерти, да, видела, но…но…у неё отнялся язык, когда пыталась рассказать про внушения. Пусть ищут эмпатика: сильного эмпатика, раз через столько слоёв камня (основание нижних этажей зданиея восемнадцатого века) прошибло. Повторила всё. — Забралась на крышу, воткнула нож себе в сердце, — резюмировал Марк, — предварительно изнасилована… — А тот месье, не… — начало отпускать, мутило. Своевременная информация. — Он самый. Ганс на отдалении, сидел на холодных ступенях «Орхидеи» и тихо плакал, обхватив голову руками. Порывался вскочить, но опасался бойцов, тех самых, из автобуса, держащих его на прицеле автоматов. — Пойду? Рядом слонялся ещё какой-то сотрудник Корпуса, представившийся Гектором Баретти. Занимался охраной территории и помогал с расследованием. — Да, — Марк, вырванный из раздумий, кивнул, — Летицию позовите…пожалуйста. Было весело наблюдать как жених и невеста делают вид, что всего лишь мирно общаются. Да. Конечно. Месье Мартен тоже в это не верил. — Марк! Марк! Жонсьер! Если вы там наследите я лично заставлю тебя отчёты с позапрошлого года в архиве перебирать, вот увидишь, — усмехнулся, тут же обращаясь к кардиналу, — кардинал, разрешите обратиться, что можете сказать? Жан-Франсуа, несмотря на уже почтенный возраст, стоял ровно и строго: на три ступени выше, чем остальные; его фигура вызывала восхищение почти у всех. — Понятия не имею, мы с месье Киньяром обсуждали планы дальнейшего развития обжитых земель, возможности открывать подобные школы, фермы, но ничего практически ценного: так разговоры двух духовных людей, не думаю, что силовикам это интересно…этого Ганса проверили? Подошёл Баретти, показал всё, что смог найти — бритва, салфетка с кровью какого-то псионика, клочок бумаги. Анна, рассматривая всё это, про себя решила, что эмпатик всё-таки был, но где. С Гюлера охрану сняли, сразу же отстранив от расследования. Холодно. Подошёл Дей, затем Летиция, морщившася. — Ты не можешь вспомнить, что ты нам сказала тогда…в аудитории, когда я тебе приглашения принесла? Помотала головой. Нет. Не может сказать ничего и всего, что с этим связано. Может, вообще привиделось? Хотя они, пусть и не всё, но помнят. — Киньяр, говорит, всё помнит…вон, показания даёт. Около Жозефа стоял лысый аквакинетик-азиат. — Аквакинетик тут зачем? — Кто-то нажал на пожарную кнопку… — Месье Виан, пойду? Тот улыбнулся и добавил. — Ты мой совет слушай, а? Жду тебя в неприличной одежде. Лишь догадывалась, что преподаватель истории политики получит от преподавательницы искусства, но улыбнулась. Комнаты теперь были под охраной Корпуса Содействия — многие почувствовали угрозу, сказали, что боятся. «Наверное, они же и на кнопку нажали, — лицо закрывал платок: в жилых номерах, где можно оставаться некоторое время, продувало, — и тут…» — Месье, пропустите? Мужчина лет тридцати в форме приспешника и сигаретой во рту, спросил. — Документы, — сам представился Огюстом Рандо, — ясно, так, чё видела, не? Интересно наш аколит не считал тебя… — Рандо выглядел слегка глупо. Анна закатила глаза, роясь в сумке. Лучше бы домой поехала, и сдала бы завтра. Где же… — Чёрт пюпитр, — слёзы из глаз, — забыла сумку в аудитории! Приспешник помотал головой: нельзя. — Блин… — Плохо, что такие сексапильные девочки, — его перебили, это был Марк в сопровождении упомянутого аколита, кого-то из телохранителей; значит прибыло высшее руководство. — Извините, месье Жонсьер, месье Уэйн, я…но вы же, не… Появился и Баретти, закатывая глаза. — Слушай Огюст, у Нарсиса квалификация получше твоей будет и допуск: епископ сказал разрешить, значит, разрешить! Тем более сто раз уже считал, в глаза не видел, но ты знаешь. Пропускай! — словно опомнился. — Мадмуазель, кстати, ваша сумка у кардинала в кабинете. Анна кивнула вникуда и отправилась спать. Не моясь, не раздеваясь прилегла на диванчик тут же закрывая глаза: перед ними стоял Дей, но тут же кадры с Магдаленой. «Прав ли он был? — сознание прошило. — Но это ж невозможно, надо поговорить…проверил, значит аколит эмпатик? — но подумав, что в телохранители других почти не берут, успокоилась. — Пообщаться бы с ним…ерунда какая-то…» Магда сказала бы «херня», «срань» и «поебень», интересно, а почему родственница, пусть не близкая, епископа Кестнера училась, судя по всему, в обычном интернате? Они обычно куда повыше попадают.°°°
Корпус и Инквизиция пробыли в «Орхидее» ровно две недели. Постепенно напряжение спало: многое стало забываться. Летиция теперь уже Жонсьер светилась и всё рассматривала руку с колечком. — Наверное, когда я буду старой: внукам покажу, — смех звонкой волной разнёсся, но лицо тут же подвернулось грустью, — м-да. Жозеф протирал доску, самую обычную, от мела. — Ты всё ещё переживаешь из-за смерти какой сбрендившей псионички, Лети? У умерла и умерла. Люди ли они вообще, чего у них там в головах может быть…не знаю… — Жози, — красиво очерченные губы искривились на точеном лице, — ты же скоро поступишь на службу, что ты…несёшь? — она заговорила тише. — Тем более мой муж занимается этим делом, не всё так просто…и я ему верю… Киньяр бросил тряпку. — Я думал: политический брак, ну, где ты и где этот силовик, — голосом выпускник семинарии подчеркнул слово, будто ставя черту между духновниками и Инквизицией, — ты такая вся. Нежная. Выйдешь в свет. И с кем? Танцевать вообще умеет?.. Летиция ухмыльнулась, поднимая глаза к потолку. — Жозеф! — глаза её сверкнули гневом. — Не твоё дело: Марк — он другой, интересный, необычный…порядочный, и много чего умеет, ты прав до него не думала о детях, а с ним, Единый почему бы и нет? Киньяр подавился воздухом, ненароком вдыхая пыль с другой тряпки, высохшей. — Ты в него влюбилась! Она не осталась в долгу. — Заметь, в своего мужа…конечно, не сегодня, и не завтра, но нам обоим очень нравится имя Грег, хи-хи, Грег Жонсьер, нет-нет-нет, Грег Иво Жонсьер, обязательно назовёт в его честь! Анна искренне улыбалась, видя, что показавшаяся роботессой Летиция: словно оживает, превращаясь в человека, как принцесса из сказки. Очень красивая пара. «Надо бы их нарисовать, — преподавательница по искусству вышла, улыбаясь, — что это значит, кардинал не одобрит, ты со своим кардиналом совсем того уже?» Киньяр, заметивший её, раздражал всё больше. — Чего тебе, Лефевр, принесла: так давай…посмотрим, чего смотришь на меня? Анна скривилась, но воспитание не позволило. Сегодня оделась гораздо раскованней обычного, но в рамках правил. — Мне просто Марк нравится, ну, он симпатичный, нашли бы кого себе…а то ходите…страдаете, — хихикнула, — нравится? Мадмуазель Жонсьер отдала, а я перешила, умею, — специально поставила ударение на новой фамилии Летиции, — правда красивое. — Зачёт: иди отсюда! Дверь открылась. Дей. — Как грубо, Киньяр, считаю, что красиво, прогуляемся, мадмуазель Лефевр? Жозеф, уже носящий церковную форму, вскинулся, но смолчал: любой преподаватель имел права на прогулку с учениками по территории. Ничего предосудительного, обычно таким образом объяснялось что-то «на пальцах и примерах», для лучшего понимания. Совершеннолетние использовали это для свиданок, и доказать вряд ли что-то возможно. Строгих запретов нет: они всё равно нарушаются. — Как находите вон то здание, напротив, — показывал куда-то через дорогу, — назовите хотя бы одно политическое событие, связанное с ним и тем, кто там… Церковь. Старая доштормовая католическая церковь шестнадцатого века. Анна, как прилежная ученица, рассказывала всё и даже больше: с энтузиазмом, за это преподаватели (даже подверженные предвзятым взглядам о «нечистых») её уважали. — Отличница…пай-девочка, — рассмеялся Дей с лёгкой издёвкой, — шикарно выглядите сегодня, мадмуазель Лефевр… Анна смотрит на губы преподавателя, тут же вздыхая про себя: нет, несмотря на некоторые послабления, за это сразу вылет. — А вы, месье Виан? Слышала тёмная у вас репутация: откуда столько знаете…ну… — А приличным мадемуазелям не говорят, что раскрывать все карты опасно? — Их заберёт дракон, — у него красивые глаза цвета болотной зелени, с искорками мяты и молочного шоколада, — да? — Хуже: люди. Под свой собственный же смех двинулись дальше. Сокурсники судачили, мол раньше он был связан с каким-то националистами и неформалами, типа блэк-метала. — С металом вы и сейчас связаны? Так? Интересно, когда вы «при параде» выглядите не так скучно? А? — коричневый пиджак с заплатками был предметом шуток многих. — Как к этому отнеслись в Церкви… Инквизиции? Он пожал плечами. — Не спрашивал: искусство же, немногим нравится, но…с националистами и барыгами…ой, вы не знали про это, давно не связан, так увлёкся по глупости. Можете поинтересоваться мнением месье Уэйна, благодаря ему сейчас здесь, а не пошёл… — Какие интересные у вас связи, не находите, — была юной, без опыта, а потому и наглой слегка, — через брата? Дей отмахнулся, садясь на траву. Наползал закат. — Нет, басист одной группы: мой троюродный дядя, в общем, тогда он и попросил. Я вон даже преподавателем стал. Вы ж художница? — Да. — Обратитесь к Нарсису, у него сестра: хорошо рисует… Засомневалась, не знает его почти и где она, а где телохранитель какого-то высокопоставленного лица. Нереально. — Сами как? — Что? — Рисовать умеете, — опустилась рядом, — нарисуйте меня и скажите к какому политическому событию можно… — окончание фразы потонуло в сигнале на ужин. Поднялись. Налетел ветер. Залаяла собака: единственная известная ей собака, особенно в городской черте. — Флиртуете? — Кто? Я? Нет. — Не я же, — пиджак с заплатками опустился на хрупкие плечики, — у вас опыта совсем нет, особенно в высшем обществе, мадмуазель. Если б я был неотёсанным бревном типа Рандо, наверное, ляпнул что-то простое как палка, об уме… Холодало. — Точно дед, признавайтесь, Дей, наврали про возраст? Историк искренне рассмеялся. На утро его лишили премии: Киньяр, чёрт бы его побрал, наговорил кучу всякой ерунды, хотя прогулки, неформальное общение в рамках правил и приличий и даже невинный флирт с совершеннолетними студентами не возбранялся.°°°
Кардинал Жан-Франсуа наотрез отказался выслушивать попытки Анны донести о своём статусе. Способностях. Только, когда она уже уходила, спросил. — Вы что-то слышали связанное с Магдаленой Кестнер, — показалось, или он беспокоился только из-за фамилии, — что это было? Пожала плечами. — Эм-м-м. — Анна! Решившись, всё же сказала. — Будто внушение, я ещё об этом разговаривала с мадмуазель Летицией и месье Вианом, но…они ничего не помнят, дословно. Понятие не имею. Эмпатия? Внушение? Телепатия? Чтение мыслей? Кардинал посмотрел на неё как на умалишённую, усмехнулся. — Вот видите. Ни того, ни другого, ни третьего нет, а последнее вообще ересь, меньше всяких фанфиков читайте, когда влезаете в библиотечный компьютер… Злость. Ненависть. Испуг. Страх. Неверие. Но ей эти чувства не принадлежали, только благодаря неясному статусу удалось их отделить от своих, поставив своеобразный барьер. — Милая моя, поймите, своими беспочвенными подозрениями и домыслами вы только навлекаете тень на саму себя и наше учебное заведение… — Но обморок я сама себе не придумала и случайное считывание людей, в том числе месье Гюлера, которого ваши псы Инквизиции готовы были повесить в числе первых, за исключением разве что месье Жонсьера! Холод голубых глаз. — Сядьте! Или стойте и так голова болит от вас, Ганс такой же пёс, как вы выразились, не боитесь оскорблять Церковь, находясь в этих стенах? Анна выдохнула: ну, не нравился ей кардинал, ещё с самого первого дня. С самой первой секунды. — Это угроза? — Предупреждение, — Жан-Франсуа отвернулся, наклоняясь в затенённый угол от света, несмотря на день в разгаре: там не видно ни черта, — вам нравится Марк? Злость. Леденящая душу ненависть. Ужас. Да, что с ней, чёрт пюпитр, происходит? — Летиции нравится: стала похожа на живую, — улыбка сама наползла на лицо, — лучше, чем преследующий её по пятам Киньяр… Кардинал покивал головой, словно отряхиваясь, хотя был почти абсолютно лысый от старости. — То есть другой цепной пёс, которого многие боятся норма для бедной девчонки? И, да, эти ваши с преподавателем Вианом отношения нужно пресечь. Ради блага, вашего же блага. Интересно, а устав, придуманный ещё при Первом Викарии куда идёт? — Устав мы не нарушали и правилах чётко есть… — Правила легко изменить, Анна, — Жан-Франсуа махнул небрежно рукой, — знаете, когда-то и мораторий на смертную казнь был…это я к слову, чтобы я больше всего этого не видел… — Мне не пятнадцать лет, вы не хотите считать образы, Летиция говорит это возможно, узнавала у Марка, планшеты такие… — О чём вы говорили с мадмуазель Жонсьер, кстати? Опять они с Жози ссорятся… Анна прищурилась. — Имя. Она выбирала имя своему будущему ребёнку. От Марка, — и хлопнула дверью, — маньяк какой-то!°°°
Редко, когда нецензурно выражалась. Считанные разы. — Заебал! Заебал! Ненавижу, сука, уёбок, — вспоминалась Магдалена с её любовью материться в двести этажей, — чё тебе Жонсьер сделала? — уже и в мыслях, и в речи называла преподавательницу только так. Шальная мысль выскочила и проскочила. — Благословил он, блять, — перебесившись успокоилась, зал с боксерскими грушами наиболее для этого подходит. — Лефевр, какие слова-то знаем, — Дей скинул наконец однообразный костюм, — чё злая такая? Психанула, избивая грушу и расплакалась, когда та её ударила. — Ну? — Дей, — плевать, может, сейчас его поцелует, плевать, — я тебе нравлюсь? — обернулась, никого, кроме пришедшего к жене Марка, интересно. — Кардинал в отказ пошёл, этому придурку Киньяру поверил!!! Да, что он носится с ним как доштормовой сумкой от кутюрье и, кажется, его Марк не устраивает… Историк оторвался от растяжки, подняв брови. — Ему какое дело? Чистый из чистой семьи, без особых связей, но пробивной наводил справки, попадал под служебное пару раз, давно уже, и всё. Церковник. Инквизитор. Чё не так? Анна откровенно рассматривала мужчину, делая мысленный акцент, что тот явно выглядит старше двадцати трёх. Что-то здесь не так или? — Не знаю, — пробурчала она, — ерунда какая-то. И ещё сказал мне, что то, что мне показалось с Магдой, бред в общем. Обморок не бред. Считывание Ганса не бред. Неясный не бред. А вот внушение бред, людей мол с такой ступенью нет… — Официально нет, — подытожил Дей, — и то не факт. Мимо прошёл Марк. В руках букет цветов. Орхидей. С запахом. Из маленького кабинетика около спортзала вскоре раздался звонкий голос Летиции. — Марк! Спасибо, где взял? — а потом их же громкие стоны. Переглянулись, но решили промолчать, мало ли вредному Жози и его покровителю захочется сломать красивую пару.°°°
Кабинет истории просторен, с возвышение у стены, большая аудитория-амфитеатр и красивые резные окна, первый этаж шикарен. Многие завидовали их потоку: нестабильным и псионикам такой возможности, по большей части, не предоставляли. — Что сказал? Точь-в-точь передала слова кардинала, вместе с его странными намёками. — И вправду, с чего это вдруг? Может ещё опыты над людьми припомнит! — преподаватель озадачен. — В журналистских архивах такого много…да. — Журналистских? Да, как твое имя? Он сдался. — Это настоящее, только мне двадцать шесть, почти двадцать семь. Прошла на середину и смело поцеловала. — Оно и понятно, помладше мне не нравятся. Потрахаемся? — Единый, кто ты и что сделал с моей скромницей? — Хочешь поиграть, милый? Опыта у меня нет, и я реально скромница, оттого и крышу снесло. Ха! А что? Только не здесь…дача, квартира недалеко от второго интерната…расследование ведешь? Историк пояснил, что да: бывшая девушка Гюлера Риза Ке погибла при точно таких же обстоятельствах. Тоже несчастный случай. И она тоже училась в «Орхидее». — М-да, странно, кто тогда расследованием занимался? И ничего? — Да, тишина, мой босс считает, что оно как-то связано с церковью и их…на полицию не работаю…кстати, сам Ганс дважды попадал под подозрения. После первого едва не повесился, что сейчас будет? Анна села на стол, прикидывая насколько он удобен для куннилингуса. Улыбнулась. В сознании возникали сцены секса. Жёсткого секса. — Квалификация у меня есть и как ты правильно поняла: я обычно занимаюсь всякой жестью вроде маньяков, педофилов, людоедов. Здесь думал банальщина или совпадение. — Насилие над женщинами для тебя банальщина? Дей любовался студенткой, наконец сбросившей дурацкие наряды. И теперь идущей мимо правил. — Тебе не идёт…ой, я хотел сказать, есть девушки, которым плевать на моду, косметику и прочее, но это не твой путь, Анна. Будь собой, пожалуйста, — они поцеловались, — нет, это страшно, но не так редко, а… Она погладила его по губам. —…ни то и ни другое? — наклонилась и сказанула. — Отымеешь? Дей расхохотался. — Мадмуазель Лефевр, чёрт пюпитр, как ты говоришь, — заглядывал ей в глаза, — ты же трясёшься сейчас как мышь под веником, — добавил тише, — можно быть смелой, но не со всеми… — Почему? — Абьюзеры. Умный и интеллектуальный будет травить за это, а мужлан какой-то не поймёт твоих…специфических желаний, ищи себе эмпатика! Ей одного неизвестного эмпатика хватило. Не надо. — Чтобы образы считывал? Среди них тоже манипуляторов хватает, эх. — Как выросли…°°°
На квартиру приехали поздно вечером. Старый фонд все дела, пугало не столько соседство с Термитником и интернатом, хоть и не близкое, а вечные пробки в обе стороны на трассе. И плотная застройка стеной: загорится — подохнешь. Не успели полюбоваться на закат. Целовались уже в машине. Таксисту было всё равно. Дома и чай, совместный душ, горячая батарея, кровать. — Ты так смотрела на стол в моей аудитории, мадмуазель Анна, просветишь? Дерзнула и улыбнулась хищно, хотя было неловко и страшно. Мизинец дрожал. — Прикидывала приспобленность для куннилингуса, представляешь? — смешок вышел каким-то нервным. Дей поднял её, усадил на стол и сдёрнул ненавистные шортики. — Ну, хоть бы роль скромницы доиграла, — пальцы коснулись трусов, — ты сухая и ты боишься. С непривычки ляпнула глупость. — Это проблема? Он опустил голову меж разведённых ног. — Дрочишь тоже всухую, — молчание в ответ несколько озадачило, — неужели не дрочишь? Посмотрела в пол, на потолок, в стену и со вздохом честно произнесла. — Иногда…раньше пробовала, не понравилось…я делала это душем, — румянец на щеках перечёркивал всё сегодняшнее поведение, — а потом посмотрела счёт за воду и ужаснулась! Подумала про эти…ну, как их там, их же заряжать надо, вот. Дей искренне расхохотался. — Зря ты к Уэйну не подошла, вы бы точно сблизились, по рассказам коллег: трясётся из-за свои подлокотников! Чёрт! Она погладила его голову, пропуская прядки между пальцев, размяла шею, подчеркнула ногтем аккуратно скулы, брови и добавила. —…ещё у меня ноги сводит, судорогами, до боли, какое там возбуждение или я не выдерживаю на пике, потом всё болит и чешется, Единый, прости, это всё глупо. Да? — Нет. Это нормально, показывай свои стопы: разогреем, — тон сейчас принял обороты именно месье Виана, менторские оттенки, — и что с ними можно сделать, — прошёлся фалангами по своду, погладил косточку, поцеловал ахилл, заласкал голень, — где обычно? Большой палец противоположной руки лёг на промежность возле клитора, движения круговые, мягкие; как только чувствовала, что больно: убирал, разминал, заставляя расслабиться и забыться. — Да, — чувствовал, что и сам возбуждается от неё такой хрупкой, нежной, но удивительно выглядящей как в документах, — так необычно, в тебе нет ни детскости, ни инфантильности, милая, может только лёгкая наивность и отсутствие опыта, но ты остра как древнее рубило каменного века и насколько же проста; настолько же сложна, да-да-да, не стесняйся, где? Шея? Плечи? Так и знал: они связаны, — она любила таскать тяжеленные рюкзаки, а ещё был сильный лордоз, перегибистая фигура, — хорошо? Давай не на подоконнике… Всё же коснулся языком там, где обещал, сдвинув ткань трусиков и после прихватывая половые губки набок. Лизал. Трахал ртом, ловя первые звуки первого в её жизни полноценного оргазма, смазал руки подручными средствами и опустил их на аккуратные полушария. Стонал вместе с ней. — О, Единый! Я сейчас помру, — Анна стала засыпать, — прости… — Не стоит извиняться, — на всю жизнь запомнит ту, для которой стал первым, рука работала быстро-быстро, глаза закатились, — Аннушка, солнышко, — наклонился, целуя во сне, — её узкая ладонь ухватилась за головку, ноготок поцарапал, но это такая сладкая боль, — ё-моё…°°°
Разлепила глаза в спальне своей квартиры, вспоминала вчерашний вечер: сердце застучало. Единый, она переспала с преподавателем! Пусть, к которому были сильные чувства! Что же теперь будет! С ним. — Дура! Дура! Дура! — ругала себя, но вторая половина кровати пустовала. — Эгоистка! — слёзы показались внезапно. — Если его уволят, устав нашей школы не позволяет заходить ТАК далеко, чем ты только думала… Стук. Покашливание. Голос месье Виана. — Можно? — Конечно, — самообладание вернулось внезапно, стоило увидеть его без своей дурацкой и, скорее всего, конспиративной, одежды: неформально одетый, в косухе, с мейкапом и серьгой в ухе он выглядел так, что хотелось нарушить правила тысячу раз, где-то на задворках просыпались собственничество и ревность, нахлынувшие как лавина, только моргала глазами, не зная откуда это. — Как ты? Интересный вопрос. — Мы спали? — Нет, — Дей поднял руки, — можешь проверить твоя девственность в порядке, как вчера, позавчера и…только руками не лазий там. Только хлопала глазами. — В смысле? А почему меня тогда так вырубило? — Опыта мало, к этому нужно привыкнуть, вдруг сердечко не выдержит, не намекаю на твою хрупкость, да, и размеры…подготовиться, там. Анна хмыкнула. — Блин, видимо мне не повезло с внешностью, разве, что не похожа на малолетку и на том спасибо… — Расстроилась? Пойми я не хочу делать тебе больно, — он присел на краешек, обнимая, — поэтому никого, да?°°°
После долгой подготовки, нежного массажа, ласк и приятных слов Дей аккуратно лишил её девственности. Больно не было. Крови не было. Размер внезапно пришёлся к месту. — Я…не знаю…я… — Не паникуй, всё в порядке, — поцелуй в плечо, — так и должно быть, всё ещё хочешь на столе? Анна ухмыльнулась. — Конечно, это моя мечта, можно я посмотрю, сменим позу? Его губы выдыхали в ухо, щекоча. — Фантазии… Тихое хихиканье и звонкость. — Да-а-а-а, хочу смотреть как он входит…и выходит…в меня, пожалуйста! Как отказать? Никак. Дей лёг на спину, а её положил на себя так, чтобы видела, хоть немного, но видела…руки его на плоском животике и округлых бёдрах. Фигурка точёная. Всё там, где нужно. — Пожалуйста, учитель? — издевательский тон в ухо. — Нравится? — А побыстрее? Отрицательный жест: не сегодня. — И всё? — Нет. Давай свою ногу, аккуратнее… — в этот раз по ступне прошёлся горячий язычок. — Ласкай себя, Аннушка, во-о-от та-а-ак, резче! Быстрее! Не отнимай руку! Анна вскрикнула и провалилась в забытье. Дей устало прислонился к стене, доводя себя до пика. В этот раз ему похуже: устал, но в душе счастлив. Кончил вдруг от воспоминаний и её откровенных комментариев. Свой же принцип «не связывайся с девственницами и подчинёнными» был нарушен. Вопрос, когда об этом узнают в руководстве школы? Расследование не закончено, а кардинал ясно давал понять, что не очень одобряет его кандидатуру. Если бы это интрижка с опытной, если, но Анна и интрижка — стоять в одном предложении отказывались, да, и кинуть девчонку после первого де секса посчитал неправильным. И нравилась она ему. Дей разбудил укрыл её. И пошёл спать в гостиную. На тахту.°°°
Время до начала зимней сессии пролетело в «Орхидее» незаметно: они тихонько встречались, не забывая о конспирации и контрацепции, училась Анна хорошо и даже отлично. Если где-то и затерялся этический вопрос, то он отпадал сам по себе, несмотря на внешность малышки на ребёнка и даже на подростка она не тянула. А мозгами и подвешенным языком, так подавно. Единственное, Дея всё равно кое-что смущало: он сделал для себя зарубку поговорить потом с ней об этом. Однако на самой сессии и после неё — кардинал повёл себя весьма неожиданно, вызвал их обоих в кабинет, стал задавать неудобные вопросы, разве что в глаза не хамил и не угрожал, хотя хамство от такого высокопоставленного лица обычно выглядело как попытка спасти твою душу. Надоело. — Знаете что, Жан-Франсуа, — внезапно выпалила уставшая от подозрений Анна, уставшившаяся с вызовом, — вы говорите некоторые факты таким образом, что вас самих можно заподозрить в чём угодно, хоть в слежке, хоть в скрытых камерах, хоть вообще в псиэмпатии с телепатией, хотя последняя, с ваших же слов, антинаучный абсурд! Мне неприятно то, что вы копаетесь в моей жизни, извините. Помогло. Отступил. Хоть и пригрозил её исключить, а месье Виана уволить. Пошли прогуляться. — Ты считаешь нашу связь ненормальной? Дей задумался. — Не на всю жизнь точно, — выставил руку, — пойми это сейчас кажется: люблю, жить не могу тем более, что это не слишком здоровое отношение…у тебя действительно мало опыта и, а вдруг ты влюбишься в кого? — Почему нездоровое? Разве, когда человек жить не может — это не любовь? Пришлось объяснять «на пальцах», Анна скривилась, сморщив нос и хмуро отвернулась в сторону. — У меня что-то отвращение к таким отношениям, о которых ты говоришь, знаешь, как искусственные продукты, синтетические, — показались слёзы, Дей выдохнул, — когда любишь, то ты любишь…и это понятно, чувства такие, а это что? Любви тогда нет, что ли? Пришлось собирать волю в кулак. — Я не отказываюсь, просто предостерегаю и наставляю. Видишь, тебе уже не нравится? Потому что мы: не равные, это сложно; всё время догонять придётся…устанешь…это так, к слову, а вообще…крэп! — Не выражайся, хочешь, чтобы у меня был опыт, месье Виан? Он улыбнулся. — Вообще предложение, но это только летом. Идёт? Анна взвизгнула и обняла. — Ничего себе! Мимо парка, где они отдыхали прошла чета Жонсьер, Марк улыбнулся. — Нарушаете? — дознаватель, чья профессиональная принадлежность сейчас явственно подчёркивалась, махнул рукой. — Виан, я знаю, что ты журналист. Чего нарыл, делись? Анна, сославшись на то, что ей это неинтересно, схватила Летицию и потащила в магазин искусств. Они, хихикая, удалились. — А ты крут! Ваш этот, — Марк понизил голос, — хрен лысый, знает? — Не боишься, Жонсьер? Догадывается, — Дей выкинул сигарету, курил он редко, по случаю, — нет, ничего. Баретти и Уэйн нарыли что-то? Кстати, почему именно они? Какие-то подозрения или подковёрные игры церковников друг против друга… Марк ответил честно. — Виан, ты ж понимаешь, соглядатаи быть могут везде, да, ты человек со стороны, а я клятву давал и…ладно, Жан-Франсуа вполне может стать Викарием, чуешь? Не всем он нравится. Мне тоже, только я тебе этого не говорил… — Должность дорога? — Жизнь. — Я так понял: претенденты на викарское кресло по очереди отправляют в «Орхидею» людей, значит, не всё так очевидно и, значит, заключение: несчастный случай, ерунда? Жонсьер невесело усмехнулся. — Хуета я б сказал. Лажа полнейшая. Гюлер, конечно, хоть и долбаёб, но…чтобы совершить такое…нет, а тут два идентичных случая! И каждый раз мы Ганса почти из петли вытаскиваем…в это тоже успели… Прохожие обходили их стороной. Было холодно, но не настолько. Снега не было. Светило солнце. Зелёные изгороди парка скрывали беседу от посторонних лиц. — Ты выражаешься, не ругают? — Если только Иво, только ты ему не скажешь… — Конечно, — из кустов рододендрона без запаха показался Мартен, — вы бы ещё с плакатами вылезли на проезжую часть и с текстами антиправительственного содержания! Марк, напишешь отчёт мне, и то, почему хотя бы иногда надо соблюдать минимальную конспирацию, я думал ты умнее… — он подошёл ближе, сел рядом. — Просвети, чем тебе не нравится кардинал Жан-Франсуа? За него ответил Дей, рассказывая и поясняя всё, что сам видел и слышал. Мартен задумался, соединяя кончики пальцев между собой. — Занятно, но это ещё не делает кардинала злодеем, да то, что суёт нос в ваши отношения и позволяет этому Киньяру многое, закрывая глаза на…безусловно плохо, но это ни на миллиметр не приближает нас к отгадке в деле о криокинетичках, месье Виан. Подошли и Анна с Летицией. Мартен сделал обеим комплименты. — Когда поженитесь? — Иво, ты такой сводник, — Летиция покачала головой, они сейчас не высшем обществе, тон был неформальным, — может это…как его, первая любовь? Дей улыбнулся, подмечая, что да: с его стороны точно первая любовь, отношений было много, но не…настроение улучшилось. — Нет, просто мадмуазель Анна так светится от счастья, — Мартен криво улыбнулся словно вспоминая что-то, — да, я сводник… — он изобразил шутовской поклон в сторону Марка. — Если бы не я: черта с два он к тебе подошёл! Стоял и блеял там… — редко кто слышал его искренний смех, но не в этот раз. — Ха-ха-ха, как вспомню, я ему грю, мол случилось что, Марк, а он на тебя уставился и молчит…комедия! Летиция прыснула в кулак. — Конечно, помню, мы хотели прийти в Синод толпой одноклассников, но…не вышло, и я скучала. Полноте, тебе, Иво, до того дня: я считала всех дознавателей поголовно чурбанами неотёсанными, что только и умеют…ой, ха-ха-ха, при помощи силы, но ты… — Развеял твои сомнения? — пошутил Мартен. — Как кода музыки: точка и всё. Окончание фразы потонуло в дружеском хохоте всех пятерых. — А потом я увидела Марка, сначала он показался мне каким-то несуразным… — Спасибо, — вопреки ехидству глаза Марка улыбались, — а ты холодной. Анна, прятала эмоции в шее Дея. — Я и сейчас косплею Эльзу… — продолжила Летиция. — Марк ко мне подошёл и сказал какую-то ерунду, и я поплыла: живой человек, с юмором, с ехидством, с эмоциями, рядом с ним не нужно изображать тень или модель человека, на приёмах этого хватает…словно солнце отражается в глазах, такой вот цепной пёс… Марк внезапно подыграл. — Ау-у-у! Мартен встал, прощаясь. — Волки? — Мы да, пойдём, Марк, посмотришь моё платье…и не только его…до свидания, месье, мадмуазель, ой, уронишь. Да, я твоя волчица! Ой, смотри, бабочка! Откуда здесь? Изменилось ли что-то в преподавательнице по искусству? Нет. Вести предмет стала уверенней. Оживала всё больше и больше, порхая с улыбкой на лице. — Что думаешь, Анна? — Ничего хорошего. — В смысле, — Дей нахмурился, — ты не доверяешь Марку или…поясни, пожалуйста, кстати, Киньяр, просил передать у тебя опять незачёт по его части, Жан-Франсуа скорректировал программу: теперь это обязательно. Она помотала головой. — Нет. Красивая пара. Счастливая. Кардиналу не понравится, Летиция хороша, но он на неё влияет: чувствую или вижу своими недопси, вот как понять не могу. Какой-то надлом, возможно, не сегодня и даже не завтра — он воткнёт нож в спину кого-то из них, может обоих, но выставит виноватым точно не себя, спасибо я зайду к нему, — мысль ворочалась где-то рядом, — Дей, я думала о ненавистном мне Жозефе, и пришла к выводу, что это будущее Летиции, к сожалению…у неё нет выбора, а за своё, Марк является именно её, волей что ли, придётся дорого заплатить. Дей поперхнулся. — А не утрируешь ли? Жозеф неприятен, но… Они поднялись, встречая первую пасмурную погоду за сегодня и срывающиеся снежинки. Анна их ловила языком. — Нет, ты не понимаешь: Жозеф не просто мне неприятен, он как будто мёртв понимаешь? Как будто это не человек, а кукла-проводник чужих идей. А Летиция живая, яркая, необычная: другая Марка бы и не зацепила, я тоже умею справки наводить. Пока живая…чёрт, ощущение, что это замечаю только я. Показались ворота школы. Перерыв закончился. У проходной стояли Жозеф и Летиция. Шипели друг на друга. — Слушай, — донеслось до Анны, — ты мне друг, конечно, но… Единый я замужем! И люблю своего мужа, если тебе ещё не понятно! — наверное только неясники с аудиовизуал-пси увидели бы ненормальных огонёк, сверкнувший в глазах Киньяра. Руки стиснулись ещё больше, поза превратилась в шакалью. — Ладно, о, где вы были? Преподаватель истории развёл руками, показывая чек из магазина. — Я общался с месье Мартеном и Марком, женщины ходили куда-то, если вас не затруднит можете запросить… — Конечно. Прошли и мимо кардинала, хмуро смотревшего на Летицию, Анна кожей чувствовала состояние преподавательницы по искусству. Её было жаль: должен ли человек оправдываться, что любит! Внезапно всегда фоном ощущаемая злость, возникающая рядом с Жаном-Франсуа, нашла выход — пси из-под контроля, крови не было. — Держите себя в руках, Лефевр! — Я не виновата, что меня тошнит в вашем присутствии, кардинал: вижу вас и меня начинает выворачивать, и действительно, какого дьявола, крэп, вы к ним прицепились?! — от голоса, усиленным пси-воздействием, сотрясались перепонки. — Какая вам, блять, разница: политический брак не политический? Я видела сегодня достаточно. Это любовь, может, хватит лелеять этого долбаёба Киньяра, что проходу ей не даёт? Пусть подрочит, может, полегчает… Кардинал опешил, а потом влепил ей звонкую пощёчину и заорал. — Вон! Выгнать я тебя не могу, умница слишком, но с этого дня, чтобы отчитывалась. Мне. Лично. «Это его эмоции, что ли?»°°°
С Деем договорились шифроваться сильнее. Кардинал гонял по всем предметам. Проверил даже спортивную подготовку, преподав пару уроков фехтования и какой-то уличной борьбы. На удивление: дрался не хуже деревенского мальчишки, знал хитрые приёмы боя, уходил от преследования. За усиленным изучением Анна не заметила, как отошла от расследования и однажды, возвращаясь окольными путями, от возлюбленного, услышала голоса (те были искажены каким-то приборами). — Не беспокойся, мой хороший, всё наладится и наш план воплотится в действие, вопрос только когда…да, это действительно проблема, что она такая упёртая… — А насчёт… — слова потерялись или намеренно убирались. — Он как? Всё такой же? — Да, — в утверждении злоба того же тёмного эмпатика, ненависть и невероятная сила, — почти…осталась одна, максимум полторы…как говорилось, две, две с половиной, три и он будет…это удобно… Кто будет и каким было неинтересно знать. Страшно. Так как задумывалось нечто страшное. И кто упёртый? Чьи голоса? Кто говорил? В кабинет истории влетела бледная. — Анна, что с тобой? Она предостерегла и, закрыв плотно дверь, неслышным шёпотом пересказала всё и где слышала. — Это он? — так же аккуратно спросил Дей. Они уехали в этот раз на квартиру, снятую закадычным другом Сицилла Варна, хоть тот и не совсем одобрял их отношения: выслушал сестру и пошёл навстречу.°°°
Съёмное жильё находилось в служебном районе Корпуса Содействия. До Шторма — подобные этим здания, скорее всего, были общежитиями, а после такие переделывали под квартиры. Теперь строили по шаблону. На некоторых этажах сквозные коридоры, общие кухни и санузлы. Самое то для людей, иногда не бывающих дома и живущих одних, те, у которых были отношения: или перебирались в другие корпуса или к своим партнёрам, хотя от личной берлоги, пусть и казённой мало кто отказывался. Закадычным другом был тот самый Гектор Баретти, вместе со всеми расследующий, теперь очевидно, что убийство, Магдалены Кестнер. Столовая. Раздельная техника: этим удивить трудно, её квартира старше этой раз в пять, если не больше… — Какие мысли? Гектор той ещё параноик, поэтому можно говорить в открытую. — В этой школе находятся как минимум двое психопатов…это всё, — Анна закрыла глаза, — ни то о ком шла речь, ни то кто говорил: я так и не поняла. Но эмоции те же…какие-то планы…чёрт… Голова заболела. Чёрт. — Бросаем это дело, пусть инквизиторы им занимаются, — Дей был серьёзен, — иначе погибнешь уже ты. Хотя, может, речь о Гюлере? — внезапно он улыбнулся, прислушиваясь. — Номер квартиры напомни? Анна вспомнила о том, что отличница и назваоа даже улицу, номер дома, корпуса. — Улица имени Керема Хромого 5, дом пятнадцать, корпус 5, строение один, квартира 354… Снизу доносились звуки горячей мужской любви с нотами страсти «Ганс, жёстче, пожалуйста, да»… — Это он? Мало ли, имя распространённое, — Дей покачал головой, объясняя, что 333-я закреплена за Нарсисом Уэйном, тем самым аколитом, — а зачем ему, у него ж денег…а, чтобы вопросов не задавали. Дей продолжил, мол, если речь о третей возможной жертве и девушке Ганса Гюлера, предположительно криокинетичке, лучше сообщить Марку и Мартену, а не лезть туда самим.°°°
Прошло много лет. Почти десять. Сицилл Варн бесследно исчез. Анна Лефевр и Дей успели пожениться, прожить счастливую, но короткую семейную жизнь, пока его не забрала онкология. Едва не выплакав всё слёзы по своему первому учителю во всех смыслах — познакомилась с молодым человеком, с виду казавшимся нормальным, но жизнь омрачилась тем, что новый муж был обыкновенным абьюзером. Под конец брака из интересного мужчины опустившись до угроз и банальных побоев. От дерзкого слегка наивного характера неясницы почти ничего не осталось. Время стёрло почти все воспоминания, оставляя только парочку связей в Инквизиции и Корпусе, при устройстве на новую работу это ей помогло. Должность секретаря капеллана и куратора отдела «Пси» Нарсиса Уэйна показалась ей нормальной, главное, чтобы платили хорошо и не обижали. Иногда на работу заходили и инквизиторы. В том числе и Приор. Анна не могла вспомнить откуда знает некоторые фамилии, ведь в лицо не узнавала, как и они её. Голова дико трещала. Однажды мимо рабочего места прошёл боец, лысый и немногословный, с бородой, поравнялся с каким-то Марком, горячо пожимая его руку. Было видно за милю как дорожит своим начальником, может, что-то ещё? Но это её не касалось, тем более, постоянно косячила в присутствии капеллана, потому что…нравился ей. — Здравствуйте, мадмуазель, — боец улыбнулся, — к нему можно? Я мимо шёл, да, и с Нарсисом переговорить можно, чаи погонять. — Вы вроде бы болтать не любите, — вдруг она вспомнила, — Фарук же, — и улыбнулась, как и тогда в автобусе, — а я помню, вы ехали и бурчали на Марка Жонсьера, называя его придурком редкостным с вами был друг, кажется, Артур, — тень боли скользнула по лицу, — простите, а он шутил, мол станет месье Мартен Приором… Фарук покивал и зашёл в кабинет. Анна в шоке поняла, что Марк тот самый. Никогда бы не узнала. Мартен стал похож на бледную копию себя. Баретти отрастил усы и стал одеваться куда скучнее, чем до боли напомнил Дея, а самое страшное, увидела Ганса, обрюзгшего, осунувшегося, с потухшим взглядом и сломленного. Точь-в-точь её второй муж. Почему так? Третья? Третья с половиной?°°°
Некоторое время спустя Анна бессильно ревновала Нарсиса к Рид, отмечая, где та и где она: в груди царапалось сходство с Магдаленой, а не родственницы ли они? Убийства псиоников, потом группа Жермена, бомба, покушение на Приора: всё закрутило мозги не хуже, чем дьявольский коктейль. Регулярные стычки с начальником: обыденное дело, тот отчитывал, высказывал, орал, если надо, но не писал жалобы и не давил. Пытался считать. Страх, поселившийся неизвестно с какого времени, заставлял избегать контактов с псиэмпатиком. Бесконечно рисовала его, писала стихи, мечтала, но…да, в свои восемнадцать была куда более предприимчива. Может, Дей был прав и боялся именно этого? Известие о том, что брат Дея погиб, ударило не хуже, чем боксёрский приём. Анна заплакала, почему-то злясь на Нарсиса, мол не замечает её, а эту дурацкую Рид: абсолютно бессвязно, но так не больно, иногда они переписывались и созванивались, она помогала Ромену справиться с горем.°°°
Нарсис снова обругал, в этот раз за наветы за глаза. Извинилась. Попили чай. — Вы встречались с Гансом Гюлером? — ничего глупее придумать нельзя. — Я вспомнила почти десять лет назад, Улица имени Керема Хромого 5, дом пятнадцать, корпус 5, строение один, квартира 354, — смущённая улыбка, — «Ганс, жёстче, пожалуйста, да», простите… Начальник подался вперёд, выгибая бровь, невозможно понять, злится или нет. — Вечно помните не то, что нужно, мадмуазель Лефевр, — он прищурился, — а вы с Деем Вианом, журналистом газеты «Криминальные Хроники Вечера»? Сдержать эмоции было трудно. — Это мой покойный первый муж, — грустная улыбка, — он был моим преподавателем истории политики в закрытой школе «Орхидея»…интересное учебное заведение, не находите? — Так это вы тогда в обморок грохнулись и мои ботинки облевали из натурального крокодила? Что вы там увидели? В глазах Анны блеснули слёзы: «Мудак! Придурок! Сволочь! Сука! — к почившей Магдалене добавилась такая же интернетовская Рид. — Такой красивый, милый, крепкий, сколько тебе лет?» — Да, а вы действительно ругаете из-за подлокотников? — сама невинность на лице. Нарсис наклонил голову, улыбнулся. — Сочувствую, Анна, — улыбка вышла кривоватой, — да, уберите с них, кстати, руки, — тон голоса испугал до дрожи, — вы боитесь? Слёзы пролились нечаянно: тупой рефлекс даже от скрытой агрессии, и не в её сторону. — Ну, что вы, — он как-то невнятно обнял, — будете?°°°
На следующий же день она опять накосячила с планшетами, но понять могла только через неделю. — Как могу исправить? — догадаться не трудно, что он там увидел: оттенок тембра специально невинный, наивный, простой. — Вы мне нравитесь… Нарсис и бровью не повёл, тем не менее не вынимая руки из её волос; сжимал, так приятно, так нежно. Эмпатик. Она вздрогнула. — Вы мне тоже, — чуть насмешливо, чуть игриво, — откройтесь мне, пожалуйста… Анна потупилась: однажды уже открылась, потом ходила с чувством дежавю и ужаса. — Проклятье, Анна, я не понимаю! Разрыдавшись, поведала ему всю историю из закрытой школы и заглохшим расследованием, преподавателями, кардиналом (ныне Викарием), свои подозрения и того, что услышала. Она плакала и мотала головой. — Больше всего мне страшно, — её затрясло, — что я не вижу в Летиции того живого огня, — сорвалась на шёпот, — Викарий он страшный человек, пусть не говорят злые языки про них, но они очень любили друг друга…строили планы…это я сейчас про Марка…блин! Нарсис наклонился, вкладывая в поцелуй всё своё беспокойство, взял в ладони её лицо и заглянул в глаза. — Ты хоть понимаешь, что говоришь? Анна сжалась, но ласковая рука сняла все тревоги. — Да, понимаю…и я думаю, что он псиэмпатик… Мир пошатнулся! Точно — вот, что они упускали. — Чёрт, знаешь, а ведь я давно думал об этом…°°°
Третье убийство криокинетички и девушки Ганса Гюлера произошло в «Орхидее» через три с половиной года после выпуска Анны, и ещё одно, несостоявшееся, ещё через два, потом кардинал Жан-Франсуа стал Викарием Единым. Убийства прекратились. Но никто не мог связать эти два факта. Репутация у Ганса поползла вниз, он стал замечаться в беспорядочных половых связях, домогательствах, секситских высказываниях, бравированием своим геномом и глупости, иногда заканчивающейся дикими пьянками и другими выходками. Странным образом его кто-то отмазывал. Кто-то влиятельный. Вот тебе и три с половиной. Видимо, психопат чувствовал то, когда именно тот сломается, и потом вырастил себе подчинённого. Своего в Инквизиции, которого мало кто там уважал. — Почему именно он? Мало ли людей? Нарсис разбирался с каким-то бумагами. — Взял то, что лежало на поверхности? Захотел наказать? Ведь он чистый, а как же до чистого достучаться, кроме его самолюбия? Может, просто умом двинулся: захотелось поиграть или Ганс был благородным малым, что скорее всего, так и было, дерзнул преподавателю, когда Жан-Франсуа был кардиналом, иногда приходил в семинарию… — Каким? — Нежным, — глаза Нарсиса застилала пелена воспоминаний, — мне приходилось учить его грубости, резкости, — любви хотел. Вполне возможно, что тот считал его характер, скрытый и…точно наказал его, мол, посмотрите кто ты теперь.°°°
Заниматься любовью на капелланском столе необычно. Нарсис входил резко, вбиваясь до основания, приличных размеров член таранил и заставлял стонать. Пальцы нащупали клитор. Вторая рука терялась в волосах. Анна теряла голову. Поклялась не сравнивать своих мужчин: ни мужей, ни просто романы с интрижками, однажды по пьяни переспала с Роменом, уже после смерти мужа, и, чёрт подери, ей понравилось; хотя, чего врать, он грубее своего брата, но прямолинее — со своей простецкой нежностью, абсолютными глупостями на ушко и неловкостью. А Нарсис? Эмпатик. Дей был прав. Её недопси, соединяясь, с эмпатией — давали взрывной, почти наркотический эффект от ощущений. — Ноги поцелуешь? Я их мыла, — она перевернулась на спину, ступнёй касалась любовника, — ах! — аккуратно, чтобы не причинять боли, пяткой на мошонку, слушать порыкивание и вздохи. — Я уже, пройдись по торсу, пожалуйста, да, вот так, можешь опустить и положить на под-ло-кот-ни-ки, — чувствовала какую-то ненормальную связь с ними, но промолчала, — хочешь их погладить? О, да-да-да, та-а-ак! Да. Нарсис кончил, смотря на то, как она ногами, которыми только что ласкала его, касается подлокотников и опёрся рукой о воздух. Пошатнулся и вошёл, практически ложась сверху, мял грудь, страстно целовал, ласкал клитор, тёрся торсом, покусывал горло. Анна доводила себя до экстаза.°°°
После казни Летиции Жонсьер, не хотелось выходить из дома: всё казалось каким-то чужим, глаза на мокром месте, чёрная одежда, она была одной из немногих людей, ставших ей дорогими. Киньяра было не жаль. Никак. — Этот урод забрал её у меня! Довёл Дея до онкологии! Внушил Ромену черте что! Я не хочу сказать, что пуп земли, но он зачем-то использовал именно Ромена Ви-а-а-ана, сломал Ганса, вот на кой чёрт ему было убивать? Чтобы доказать, что он прав? Может, домогался сам до него…нет! Нет! Нет! Ни заявления, что жена Марка замазалась по самое не хочу, ни увещевания, что от той преподавательницы не осталось и следа — не помогали, сердце разрывалось от боли и бессилия… Маньяк, чёртов манипулятор, едва не угробивший половину выжившего населения. Душу грело и то, что в глазах Марка она видела отголосок того, прежнего, безумного любящего свою жену и получающего такую любовь в ответ. Тот Марк сейчас страдал, всё ещё надеялся на возвращение.°°°
Поженились тогда, когда права граждан уравняли и весь этот кошмар закончился. Праздновали в Корпусе, куда пришла и Рид со своим напарником, получали звания. — На пару слов, Анна. Рид была собрана и строга, говорила по существу. — Слушаю, мадмуазель Рид, что-нибудь надо? — Можно просто, Лу, после нашего небезызвестного марш-броска, я читала материалы одного дела, предоставленного Иво, в списках студентов закрытой школы «Орхидея» числитесь вы, это правда? И казнённый не так давно, тогда ещё кардинал Жан-Франсуа…в ваших показаниях есть… Анна решила, что лучше говорить прямо. — Сильного эпатика, — она понизила голос, — самого Викария…бывшего, на меня его флюиды не действовали, аудиовизуал-пси, как и телепатия, частные случаи эмпатии, мне удавалось выставить блок… Рид не выглядела удивлённой, тем более шокированной. — Да, ничего себе, противостоять. Знали Магдалену? — Да. Но не дружили, — рассказ не занял больше пяти минут, — он мне сразу не понравился. И Киньяр тоже, ходил за Летицией хвостиком, бесясь от того, что она любит… Марка, и вообще это я виновата… Телохранительницу Приора, по слухам, вывести из себя трудно, и то только одному Жонсьеру и, возможно, Гюлеру. — С чего это? — Дерзнула ему, ляпнул про них! Чёрт, стоило ему перечить? Лу присела, заглядывая в глаза. — Он: маньяк, а вы тут причём, Анна? Скорбите по Летиции? Вы в ку… Слёзы снова хлынули как из озера. — Да, слышала, но я знала её другой, такой живой, яркой, любящей и придумывающей имена своим детям. Их детям, — мимо прошёл Марк с нечитаемым выражением лица, молча, он уехал куда-то с Фаруком, — просто подумайте, Лу, смогли ли бы вы противостоять, — она зашептала, — эмпатику с первой ступенью, фактически вырастившему вас и знавшему очень хорошо? Он очень страшный человек… Рид кивнула, обняла как-то сухо и удалилась. Поняла? Нет?°°°