* * *
— Ваше величество, — поклонилась девушка перед принцем, сверкая глазами, полными восхищения, пытаясь не рассеять серьёзный тон, — старейшины хотели бы вас видеть сию же минуту, — он вырисовывал рельеф тела наглым взглядом в упор. — И что хочет дедуля, — отозвался шуточно, позволив себе бестактность. Еле удерживаемые уголки губ Касуми съехали, а насильно подавленная улыбка повлияла на тон голоса, заставив нервно взглотнуть. Казалось, ничего смешного. Типичное поведение небесного принца. Но каждый его вздох для неё был совершенством: очередная неудачная шутка смешная до смерти, а взгляд — повод ослепнуть от неземной красоты. Сатору стало приятна честная реакция. Было видно её «огромный восторг» к старейшинам, даже сквозь насильное уважение, привитое с детства. — Полностью не осведомлена, — нутро облило приятным, тёплым ощущением, — передали лишь явиться, — будто желая оправдаться за не свои слова. Зачем? Она провинилась в чём-то? Ей так не казалось. Она однозначно желала держать себя в руках, выглядеть лучше в глазах Сатору Годжо, выстраивая излишне серьёзный, скучный характер, что часто трескался под обоянием сильнейшего. — Ваше величество, — собравшись с духом после стольких встреч, Касуми наконец решилась, — прошу вас подписать, — и протянула маленький, на первый взгляд пустой, блокнот чуть трясущимися руками. — Да пожалуйста, — Годжо довольно повёл бровями и отобрал у Касуми карандаш, нежно прикоснувшись вдоль кисти.* * *
— Безобразие! — очередная газета, порванная в гневе от рук женщины, лежала кусками на столе. — Понабирают ещё! Куда смотрит господин Хигурума? Как он мог позволить такое? — Эли, это не ему решать. Как эрудит, он не согласился бы на это. Решение за Ёшинобу, вряд-ли глава фракции в силах что-то изменить. — Ёшинобу сам когда-то был эрудитом. — Сошёл с ума на старость лет, — спокойно высказался мужчина, совсем наплевательски. — Тебя совершенно не волнует, — тревожно всмотревшись в дом и убедившись, что они одни, женщина понизила голос, не позволяя выносить звуки за пределы помещения — У нашей дочери распределение на носу. — Она не ребёнок, сделает правильный выбор. — Для неё правильный — не эрудит. Тело растёт, мозг не меняется. — Она эрудит и окажется там же, успокойся, — мужчина приобнимает её за плечи, втягивая в страстный поцелуй. Ей становится противно, мерзко от ласк родителей. Она не бесчувственна в плане нежности. Но видя этот порыв родителей просто с воздуха, нутро заполняется чувством лжи, пустого лицемерия из ниоткуда, не подкреплённого ничем. Благо, настроение с утра полностью ухудшить не удаётся. Она знает, как-никак: тест не распределит её на эрудицию. Не достаёт до них интеллектом, но не жалуется. Проведя детство в кругах эрудиции, узнав много чего о фракции «гениев», с годами мысли о них подпитываются лишь неприязнью. А детское восхищение в день первого же знакомства с парой высших из эрудиции, их наследниками и фракцией в целом окончательно убивает красочное мышление о них. Высокомерие. Они пропахли этим. Все. Дети, взрослые, старики. Даже те, в чьих судьбах изначально было предначертано оказаться частью эрудиции. Острый ум, от которого восхищалась девушка в раннем детстве, глядя на гениальных «дядек и тётек», со временем приносит только отвращение. Фракция людей из-за интеллектуальных отличий начали считать себя богами, не видя в других и капли человечности. Лишь безмозглые шавки, второстепенные персонажи их жизней. Жизней, где каждый главный герой в чужих. Но ненависти они были лишены. Против всех, не считая тех, кто был достоин их внимания. Ненависти к стороне фракции дружелюбия и отреченных. Даже отбросов. Всех, в отличие от бесстрашия. Тысячелетие вражды, недопониманий, что и исправлять не планировали. Даже десятки смертей дивергентов не изменили абсолютно ничего. Правительству было приятно наслаждаться, взирая плоды холодной ненависти между двумя фракциями. Со стороны бесстрашия вражда подкреплялась всего лишь местью, защитой и гневом, тогда как эрудиты сами поджигали очаги ссор. Смелость, что не занимать у бесстрашных. Свобода, благодаря которой дышать было легче. Жить, не раздумывая о завтрашнем дне, не волнуясь о вчерашнем и не планируя сегодняшний. Стиль жизни «только здесь и сейчас» вызывал лишь зависть, непринятие себя и своих чувств; оттуда же путь к скрытому гневу. Сонна не могла сидеть на месте, но и действовать открыто было равноценно самоубийству. Выскажется против — окажется среди отбросов, и не важно руками правительства или родителей. Сдадут и бровью не проведут. Мерзко от всего. Она не ощущает от них любви, ни капли, лишь недовольство. Тёплые чувства возгораются внутри исключительно в присутствии друзей, каких-либо других хороших знакомых, общества в целом. Всех, кроме членов семьи. С ними тревожно, с ними опасно, хоть и ужасный вред дитю не нанесли в плане физическом. С ними переживаешь о своей скрытности, не задумываясь: нормальны ли такие ощущения с самыми близкими людьми? Шаг. Он тяжёлый, медленный. Это отец, да, точно он. Она давно научилась их различать. — Спишь, принцесса моя? — он медленно открывает дверь, не услышав ранее лёгкие шаги бега дочери к кровати. — Ммм, пап, доброе утро, — она трогает заранее подготовленные, взъерошенные волосы, потирая нарочно-сонные глаза. — Просыпайся, мама будет зла, если опоздаешь, — услышав доносящиеся агрессивные крики женщины. Мило. Любой другой человек ощутил бы то же самое. Но почему ей противно при таком обращении родителя? Из-за чего их слова пахнут ложью? Кажется, что-то не то. Всё. Абсолютно. Не то. — Сейчас. — Сонна, мы с тобой вчера хотели поговорить по поводу фракции, о свежих новостях. Тебе нужно готовиться упорнее, наша дочь не должна оставаться в стороне, — взяв лицо дочери в ладони, произнеся, — и не быть достойной эрудиции, — прошептывает потише. — Сделаю всё возможное, отец, ты же знаешь. — Нет, — он перебил её спокойным, не лишённым угрозы тоном, — делай всё невозможное, переступи через себя. Ты же умная, так будь ещё умнее. — увидев смятения на лице дочери, — Ты обязательно окажешься в эрудиции, иного выхода нет, Сонна, — чуть сжав лицо, — Милая моя, наша дочь просто не может быть кем-либо другим. — Так что ты о новостях говорил? — перевела тему, еле подавляя гнев, с примесью страха. Ручка. Первое, что зацепило взгляд. Когда он так вёл себя, так прикасался, желание воткнуть ручку в шею отца, избавившись от внутренней бури, становилось яростнее. Оно горело жарким огнём, нарастало всё чаще и чаще, но не выплёскивалось наружу ни разу. Скрывать эмоции было не в её характере, но открытый гнев мог принести кучу неприятностей. А скрытый лишь помочь оградить других от физического вреда. — Ничего особенного. Собирайся на учёбу и пытайся не забивать голову слухами.* * *
25.07.2136/общая
межфракционная академия
— Маки, что происходит? Уже у входа академии лежало сотни выброшенных газет. Хоть и засорять каралось учебным законом, в этот самый день никто о таком и не думал. Руки учеников были забиты газетами, учителя сжались у стен, вчитываясь в бумагу внимательнее, не веря глазам. Восторженные крики будущих выпускников прозвенели в унисон звонку, напоминающему о начале урока. — Новый закон, все в восторге, — вопросительно оборачиваясь к ней, — Чего, не слышала? Весь мир с утра на взводе. — Теперь каждый может выбрать себе желанную фракцию, — послышалось сзади, — Доброе утро, девочки! Касуми была настоящей. По крайней мере, сегодня. Отсутствие небесного принца по близости позволяло ей не притворяться совершенно серьезной, уверенной, холодной подопечной старейшины Ёшинобу. — Вы смените фракцию? Я сама хочу на бесстрашие. — Оно и понятно. — обернулась — Сонна? — дожидаясь ответа. — Раз закон сменили, есть шанс выкрутиться как можно легче. — Тебя не отправят к отбросам? — Окажусь признана какой-либо другой фракцией, не будет пути назад. И никакие связи родителей не зарешают. — излишне уверенно, не стоило бы. — Поосторожнее там, иди куда угодно. Только не в бесстрашие. Это тебе не милота, да нежные приключения. Отчасти Маки звучала жёстко, но за словами скрывалось желание защиты, ничего более. — Плевать куда, главное подальше от эрудитов. Хоть в антигенцию, лишь бы не видеть их лиц. — Лиц учеников эрудиции или родителей? — отличие выбора были огромным, Касуми понимала это. — Не знаю — вопрос заставлял задуматься — Наверное… родителей. Внезапно крики учеников разнеслись по всей академии. Сигнализация, такая не характерная для звука оповещении перерыва, прозвучала раньше обыденного, совсем по-иному. Паника и напряжение охватили академию, всех, кроме учителей. Звуки сирены через пару минут сменились на женский голос частного диктора академии. «Внимание! Это не тревога. Просьба собраться выпускникам академии — будущим ученикам раздела фракций, в зале торжеств. Не опаздывать до начала первого урока. Правительство желает удачного дня.» — тон резко смягчился в конце, вызвав напряжение, вместо цели успокоить. — Наконец-то! — рванув с места Либер, убежав в сторону зала, — Идите уже. Тысячи учеников, грубо, будто одичалые, ринулись к дверям, выпав в холл, собравшись еле как, вперемешку. — Отвали, тут буду стоять я! Это место для эрудитов, не твой папочка купил! — Тишина! — Голос директора доносится эхом по всему залу. — Сегодня, вот-вот до важного, знаменательного дня, мы все… Голос перешёл на фоновый, позволив услышать беседу подруг, чьи взгляды зацепились за более юных учеников. — Это что, Кугисаки из младшего раздела? Столько ранних в этом году. — Повод есть, вот и идут пока горячо, — оценив взгляом весь зал, — и все на бесстрашие. Да что там такого? — Красавчик-принц, шикарные наряды, ещё… — мысли Мивы вслух перебиваются Маки: — Гарантия сдохнуть или остаться калекой. Даже магия тут не спасёт, — дергнув пальцем, приблизившись к уху, — Да и принц, слышала, не очень. Белый, как облачко, тебе оно надо? — Мне сбежать надо, — в ответ лишь нахмуренные брови подруги, — Как я отрекусь от эрудитов, если мать, как сторож, над головой стоять, да взглядом ковырять будет? — Смотри, — воспользовавшись толпой, Маки незаметно достаёт из кармана кусок смятой бумаги, напоминающий древний папирус, — Май достала, — тыкнув пальцем в сторону предложений из красных чернил: «Закон о свободе праве выбора, единстве и одиночестве будущих целей.» — То есть? — Тебя и пальцем не тронут, не посмеют. Радость, предвкушение — то, что уже ощущалось, не начавшись. Это был её шанс, единственное важное решение в жизни. Оступится, не хватит смелости — пропишет себе пророчество, длиною в жизнь эрудита. И ничего больше не спасёт. Решение одно: она не примкнёт к общине родителей. — Через неделю распределение. Нужно занять места родителям как можно дальше от первых ближних рядов зала. Так они никак повлиять не смогут, даже и не телесно, другим путём. Если конечно распределят справедливо. — Откуда знаешь про расположение? — Была на распределении родственницы, запомнила. Ближние ряды оказывали влияние, даже тестировщикам, — слова ужаснули. Казалось бы, подобное наследницу Зенинов удивить не должно было. Маки с детства становилась свидетелем ещё большего вранья и насилия по отношению к другим, в добавок, прочувствовав на собственной шкуре. Но повлиять на государственный тест не было подвластно даже им. — Могут пробить через связи. На приближенных Хигурумы забивать вряд-ли станут, уверена — и так окажутся впереди, — выдержав паузу, — что придумаем? — Пойду в эрудицию, — получив лишь озлобленный взгляд, — не злись, увидишь, я сделаю всё по-своему, — ухмыльнувшись, срывается, сбежав до окончания собрания.* * *
01.08.2136
В государственном центре распределения не осталось ни единого пустого места, за исключением первых рядов. Десятки мест пустовали, дожидаясь самых главных — старейшин и лидеров фракций. Первым зашёл глава старейшин — Ёшинобу Гакуганджи, в поклонах которому оказался весь зал. Абсолютно весь, кроме нагло улыбающейся фигуры, вальяжно сидевшей на красной ложе. Взгляд с высока, унизительный, да что этот мелкий о себе возомнил! Принц даже не удостоился встать на ноги, вместо чего раскинулся на дорогом кресле, будто встречая старейшину в позе лёжа. — Он ещё молод, Господин. Не стоит вашего внимания — свита старейшины ютится вокруг, дрожа, пытаясь усмирить медленно просачиваемый пыл. — Сатору Годжо только под вашим подчинением, это избалованный принц, — желая отделаться меньшим эмоциональным уроном обеих сторон, из кожи вон лезет Касуми, мельком кидая восторженные взгляды вверх, убедившись и сумев остаться незамеченной. Принц лишь нагло пялится. Неизвестно на кого именно, но надеется найти на себе взгляд именно Мива. Усталый вздох членов свиты, облегчение от увиденной сцены — наконец, господин медленно вздыхает, расслабив крепко стиснутые до хруста зубы и сжавшийся посох. Слегка поднимает взор под патлами длинных бровей, одарив мерзким взглядом юношу, кому всё так же плевать. Усаживается на золотом кресле главного ряда, дожидаясь глав фракции — высших из своей свиты. Следом, топот обуви двух мужчин забирает внимание зала в ожидании напряжённой беседы. В течение минуты прибывают главы фракции эрудиции и бесстрашия, зайдя одновременно, шаг за шагом, повторяя друг за другом, не оступившись ни разу. Сверлят глазами лица, не отводя прямой взгляд, одновременно остановившись, так же синхронно поклонившись перед старейшиной, даже учитывая факт желания обеих клониться как можно ниже «коллеги», изобразив ещё большее уважение. Окончив так же, будто по алгоритму сжимая руки друг друга в жесте приветствия. — Рад видеть вас, господин Яга, — интонация говорит об обратном. — Взаимно, Хигурума, — он более свободен, раскован по обращению к главе эрудиции. Эли, стоявшая рядом с Хироми, яро сверлит взглядом старшую представительницу клана Годжо — мать наглого наследника, пылая яростью внутри. Подруга бывшей наследницы Камо до мельчайших деталей помнит гибель девушки, никак не воспринимая факт случайности и невинности небесного клана, питая ненависть ко всем без исключений. Женщина же лишь опрокидывает белоснежные волосы, встремив внимание к старейшине, мельком заглядывая на сына. По ежегодной традиции выбора очередь наступает к взаимоотношению золотой свиты самих глав фракций — приветствию. Женщины обе кланяются друг другу, медленно поднимая голову, протягивая кисти одновременно. В унисон мужчинам из свиты. Предложив места сначала для глав, затем же сев рядом самим. Эли уверена в дочери, она её не подведёт. Не посмеет. Сегодня в ряды эрудиции вступит новый ученик, наперевес бесстрашию.* * *
— Она на первых рядах, — влетает в комнату Касуми, сразу же после дозволения подготовки от Ёшинобу. — Плевать уже, отступать поздно. Закон нарушить не сможет, — уверенности у Сонны не занимать, только лишь в этот самый момент. Она ярко накрашена, одета в тёплые тона, собрана, создав образ зарубежной куколки. В целях собрать на себе ещё больше внимания. Не знает зачем, откуда берут источник такие желания. Будто хочет что-то доказать, показать обществу. Себя? Нет. Сегодняшнюю свободу. Момент отречения от эрудитов, это должно запомниться всем. Шаг за шагом, на сцене каждый раз оказывается новый ученик, сначала пройдя истинный тест в сокрытой комнате, затем сделав публичный выбор. Сонна ложится на кресло, напоминающее стоматологическое. Тело охватывает волнение, хоть и результат по новому закону никак не влияет на будущее. Она не желает даже увидеть слово «эрудиция» на экране. Ведь это увидят все. При любых раскладах событий истинный результат теста раскроется моментально после выбора учеников. Это означит лишь одно: если результат истинного теста не будет совпадать с выбором, сделанным выпускником, то у учащихся будет дополнительный, второй шанс в течение года поменять фракцию, вернувшись в «свою тарелку». Тех, у кого результаты совпадут, не сумев в будущем справиться с заданиями, как ученики, окажутся среди отбросов безоговорочно. Это не пугает. Нет. В любом другом месте для неё будет лучше, чем в эрудиции. Пугает раскрытие изначального теста. Она молится, хоть и до этого существование бога яро отрицала. Падает на колени, скрывшись в одинокой комнате, удостоверившись в незаметности, желает от всех возможных божеств лишь одного — не оказаться никаким образом, хоть и условным, частью этих бездушных. Торопясь, оканчивает через минуту. Идея слишком глупа. Всё будет хорошо, гарантии провала не существует.* * *
Страшно. Он не стыдится. Оккоцу умеет признавать страх. Но сейчас оно ощущается гораздо острее. Результат истинного теста загружается в систему в течение пяти минут. Узнает об ответе ученик лишь публично, сразу же после сделанного выбора. Таков новый закон. Все должны узнать одновременно, исключения лишены даже сами старейшины. И вот, его черёд. Юта, с тряской рук, медленно тянется к ножу, сделав неглубокий надрез, сжимает кулак, поднимая вверх. Видит лишь одно — огромную чашу с раскалённым углём, не желая тянуть, дав повод задуматься, как можно быстрее приближает ладонь к чаше, сжав всё сильнее, чуть повернув. Капля крови падает на уголь, испарившись. Зал охватывает тишина, будто все одновременно задерживают дыхание, ожидая результатов истинного теста. Наконец, огромный экран сзади включается, изображая символ дерева. «Выбор — бесстрашие. Фракция — дружелюбие. Выпускник межфракционной академии — Юта Оккоцу.» Ощущение, будто весь зал поставлен на паузу. Из дружелюбия в бесстрашие. Случай один на миллион. Страх в теле усиливается, увидев лица зрителей. Пока один из нынешних учеников бесстрашия не встаёт, медленно хлопая, разливая звук по залу, что постепенно подхватывает каждая из фракций. Зал утопает в восторженных хлопках вставших на ноги зрителей. Даже сам принц сидит в восхищении, одаривая тёплым взглядом будущего студента.* * *
«Выбор — бесстрашие. Фракция — бесстрашие. Ранняя выпускница межфракционной академии — Кугисаки Нобара.» Девушка уверенно улыбается, махая кистью залу, бесстрашные же заражают зрителей радостными криками и аплодисментами. В этом году, в отличие от прошлого, количество учеников превосходит эрудицию. Хоть и на единичку. Но это только пока. Эли уверена, быть может, они не смогут превзойти бесстрашие снова, но в ничью обязательно войдут. Ещё один ученик, и результат вот-вот станет равным. Наконец. Этот момент. Женщина не испытывает ни капли волнения, она знает как всё закончится. Других вариантов просто не существует, они даже не рассматриваются. Лицо Эли чуть тускнеет, увидев внешний вид дочери. Слишком ярко, несвойственно стилю эрудитов. Нету той сдержанности, в то же время элегантного вида. Ну ничего, она ещё над ней поработает. Её дочь должна выглядеть подобающе новой фракции. Шаг, ещё один, и снова. С минуты на минуту в эрудиции будет пополнение. Но где тот энтузиазм Хироми? Разве он так неуверен в лучшем?* * *
Она заметила, не понравилось. Это ли достижение? Хотя без разницы, главное сейчас не опозориться. Быстро начнёт, быстро закончит. Сонна уверенно шагает к ножу, взяв в руки, резко сделав разрез глубже, чем нужно, слегка сжимает ладонь, затягивая время выбора. Медленно тянет к чаше с водой и символом глаза, поднимая взгляд на каждого из родителей и замечая в лицах одобрение и радость, поняв, что выглядит убедительно. Не пролив и капельки крови в воду, тянет ладонь к себе, закрыв глаза, в нежелании знать куда попадёт. Проходит вдоль чаш, остановившись возле случайной, не подняв веки, сжимает ладонь, позволяя пролиться капельке. Слышит звуки зрителей в недоумении и улыбается. Она больше не эрудит. Медленно раскрывает глаза, видя чашу, заполненную углём перед собой. Сонна ожидает что угодно, но вряд-ли бесстрашие. Хотя, предположительно, это и к лучшему. Слышит сзади пикание экрана распределения, затаив дыхание, молясь. «Выбор — бесстрашие… Звучит частый стук сердца в ушах. Тук-тук, тук-тук. «Фракция — бесстрашие. Выпускница межфракционной академии — Сонна Либер.» Резко оборачивается к экрану, убедившись в правоте услышанного. Она и не ожидает эрудит, но уж точно не это. Предположения были на дружелюбии либо искренности. Но видеть себя частью бесстрашных и в голову прийти не могло. Разворачивается обратно к залу, найдя лицо матери. Она в ужасе, просто застыла, будто женщина заморожена в миг. Отец же в гневе, хоть и пытается скрыть. Медленно губы матери произносят что-то, возможно она шепчет господину, либо проклинает систему, и уверенна, что никак не воспринимает результат.* * *
— Господин, — еле выдавливает из себя женщина, проглотив ком в горле, — Хигурума, это ошибка, — не отрывая стеклянного взгляда с дочери, — Система совершила ошибку. Мужчина не торопится ответить, поджидая момент восторженных аплодисментов и криков, чуть склоняется к Эли, не сменяя взор со сцены. — Успокойся, — вздыхает непринужденно, — Твоя дочь никогда не была частью эрудиции, — добивая её морально. — Система не ошибается. Она мертва. Однозначно. Буквально ощущаются то ли застывшие, то ли уничтоженные клетки тела. Женщина не в силах сдвинуться от шока, не ощущает на себе довольный взгляд Годжо старшей. И переманивать не стоит. Девушка истинно часть бесстрашия.* * *
От мимолётной скукоты принца спасает девушка, тихо оказавшаяся в ложе. — Выбрал себе в отряд новеньких? — лукаво улыбнувшись, отмахивая толстую косу с лица. — Присматриваюсь. Может кто послаще попадётся, — указывая выбор стандартов в отряд разведки антигенции. — Смазливых личиков в этом году достаточно, — старшая ученица эрудиции подходит ближе, гладя кистью молодого принца по плечам, — Выбирай с умом, — приближаясь к уху, слегка задевая губами, — Жду пополнение на счёт. Не зря же тебя избавила от бессмысленных выборов. Принц лишь усмехается, подозвав к себе подчинённого.* * *
Она знает, в отделение «открытого боя» ей не светит. Семейство Либер лишено магии уже несколько столетий. Последний член ответвления одного из трёх великих кланов погиб, имея двух наследников и одну наследницу, рождённых людьми. Но и валяться в стороне не планирует. Обязательно проявит себя в бесстрашии, не дав повод и усомниться в выборе, в первую очередь, самой себе, следом родителям. Особенно бесстрашным, что считают её частью ненавистного эрудита. Хоть и с аплодисментов это не ощущается, но мысли далеко не так чисты. Раз бесстрашие — подобай.* * *
Тихие всхлипы оказывается невозможно подавить. Надежда остаётся на одиночество, и не быть пойманным кем-либо. Позор. Ему не место нигде. Лишь стоит благодарить добродушную женщину с теста, что публикует результат на всеобщее обозрение, выбрав более подходящий к парню вариант — отречение. Не каждый второй выживает после слова «дивергент», уж тем более имеет шанс выходить наружу, за пределами здания живым. Но он бежит со всех ног, сделав выбор случайно, поставив на искренность. Знает, нигде ему не лучше. Садится в автобус, отъехав далеко за пределы центра. Бродит по тёмным улицам, ближе к отделению отбросов, плача горькими слезами. Его убьют. Поймают. Это хоть и не слишком хуже, чем быть грушей для битья одногруппников, но не вариант для будущего. Сжимается у стены, не услышав весёлое пение и топот человека, внезапно оказавшегося рядом. — Привет, — вздрагивает, роняя сумку, — чего плачешь, как зовут? — Ничего, всё в порядке, — нервно вытирая слёзы, отвечая с дрожью в голосе, — Дзюнпей Ёшино. — Махито, — протягивает руку, сдёрнув, вспоминив о способности. Юный антигент с лоскутным лицом только-только привыкает к проклятой магии. — Идём со мной, Дзюнпей. Не оставайся тут, среди отбросов опасно, — улыбается, вызвав доверие. У него нет другого выхода. Хоть и результат подделан, в вечер распределения всё тщательно проверяется. День-другой, за ним обязательно явятся, а побег подольёт лишь масло в огонь. Проклятие проводит рукой по воздуху, будто щупая что-то невидимое. Прозрачная пелена искажается, раскрывая мягкий барьер. Парень оборачивается, дёрнув головой, приглашая к проходу. Шаг, и они на другом конце материка. Солнечное побережье моря расслабляет, стирая напряжение полностью. Парень забывается, не почувствовав чужие, холодные руки, прижимающие его к подтянутому телу. Заставляя ощутить внутренние метаморфозы.