Гроза

      Мне мнится, что-то некто наблюдает за мной.       Чудится, что кожей ощущаю чужое дыхание. Кто-то дышит мне в шею, кто-то смотрит мне в затылок, кто-то шепчется за повтором, за углом, я даже вижу его силуэт. Но стоит пройти пару шагов, выскочить из тени в попытке поймать преследователя, взглянуть в глаза тому, кто рушил мою жизнь последние месяцы, — пусто. Тут никого нет. И не было. А из звуков, разносившихся по земле, только бесконечный раздирающий душу унынием дождь.       Он льет и льет уже бог знает сколько недель, не останавливается ни на час. Не будет преувеличением сказать, что я забыл, как выглядит солнце. Под этим грязно-синим темным полотном, по ночам окрашивающемся в деготь, даже предметы, люди, дома и звуки становились унылыми и серыми, бессмысленными. Как ни странно, из-за ливня и лишней влаги мир становился грязным. Вода должна была смыть пятна, но только прибавляла мусора. Наверное, потому что само небо, изливающееся каплями дождя на улицы, уже было грязным.       Набережная пустовала многие недели. Я единственное живое существо, что стоит на ровной, выложенной плиткой дорожке, тянущейся вдоль всего водохранилища. Уровень воды заметно поднялся, а сама она стала похожа на лужу нефти, глубокую бездну, которая затянет тебя, стоит задержать взгляд. Все огни фонарей и машин становились размытыми, далекими, совсем неважными, будто служили лишь массовкой к фильму; они отражались в лужах, разбросанных по дороге, как мутные яркие пятна, как что-то глупое и невразумительное, словно невзначай пролитая краска, ненароком попавшаяся страница с цветной картинкой в книжке, где кроме текста не надеялся ничего найти. А со всех сторон только безразличие: мокрый асфальт, безлюдные улицы и детская жестокость облачного неба. Именно детская, потому как взрослая жестокость холодная, расчетливая, появляется по причине и ради результата. А небеса заливали город водой, пачкали мир и кошмарили улицы лишь из прихоти, словно совершали шалость, невинно повторяя «мы не знали, что кого-то обидим». Даже если знали, сколько ран принесут этому городу. Знают, но продолжают обрушиваться грозой.       Я все еще смотрю, задрав голову, и жду солнца, жду рассвета, жду лишь намека на тепло! В размазанных картинках воспоминаний, ускользающих ощущениях, давно забытых звуках я силюсь вспомнить ясный день. Щекочущие кожу порывы ласкового ветра, играющие на воде солнечные блики, громкие разговоры, раздающиеся в толпе прохожих, сквозь которых на набережной было не протолкнуться. Эйфория, наполнявшая душу, сердце, бешено стучащее о ребра, что-то теплое, разливающееся в груди и животе, — все это отдается болью и тоской. Я хочу вернуться. Я хочу вновь прикоснуться.       Закрыв глаза, отгородившись от всепроникающего надоедливого звука дождя, иногда мне кажется, что через воспоминания я возвращаю ощущения, которые испытывал раньше. Всего на секунду, на мгновение, но сердце трепещет, а картинка становится ярче и ярче! И испаряется, когда открываю глаза. Когда кожа вновь липкая и мокрая, одежда тяжелая и грязная, глаза мутные и безжизненные, а небо такое же непроглядное. «Точно, ведь уже много месяцев не прекращается гроза…» — думаю я, на секунду забывая об этом. Наверное она и не прекратится уже никогда. Каждый, абсолютно каждый твердит, что солнца мы больше не увидим, я сам повторяю это каждый час. И сам прекрасно знаю, что это правда.       Осознаю прекрасно, но закрываю глаза снова и снова, издеваясь над самим собой, воспроизводя в памяти каждую мелочь тех секунд, когда не гнался за незнакомым силуэтом. Кажется, даже сейчас эта тень где-то за спиной. Хотя знаю, что придумал его сам.       Холодно и мокро, больно и обидно, все так же тоскливо, одиноко и горько, что можно прямо сейчас перегнуться через ограждение и утопиться, только бы дождь прекратился, только бы звуки стихли! Но я так надеюсь, что завтра рассветет, что время чудом обернется вспять, что прозрачный силуэт вдруг станет осязаемым.       И глупо надеюсь, что гроза когда-нибудь пройдет.