Безумству храбрых

В этом году школа выдала театральному кружку целый отдельный корпус. Теперь вместо того, чтобы хранить сменку вперемешку с костюмами, ребята свалили всё в пустую комнату — благо, их было много — и назвали её “склад”. Только Легоси и мог в ней что-нибудь найти: тусклые лампы едва освещали бесконечные ряды коробок, а реквизит был расставлен по углам в порядке, известном только волку. Чтобы не сваливать всю грязную работу на покладистого хищника, решили дежурить по очереди, и сегодня Пина открывал для себя дивный мир пыльных ящиков. Он скользит скучающим взглядом по беспорядочному полумраку. Волк всё достаёт какие-то ткани, объясняя, зачем они нужны и почему Пина сможет найти их именно в этом тёмном углу и ни в каком другом. Но, если честно, барашку куда интересней смотреть на самого Легоси. Тот как раз поднимает довольно тяжёлый прожектор, чтобы куда-то его переставить, и под короткой шерстью перекатываются внушительные мышцы. Пина порой забывает, сколько силы в этом мохнатом теле. — Обычно я кладу это здесь, но Джуно часто уносит в другое место, поэтому лучше спросить у неё… — обернувшись к барашку с очередным устройством в руках, Легоси продолжает свою нудную лекцию. Они на складе одни, остальные давно разошлись по общежитиям — и в тесном полумраке Пина вдруг чувствует острый страх. Страх умереть от скуки. Он окидывает волка задумчивым взглядом. Пина давно наблюдает за ним, когда тот не видит — а возможно, даже любуется. Легоси красив, и вряд ли сам знает об этом. От него веет сдержанной силой хищника. Барашку вдруг становится любопытно: что будет, если его немного подразнить? Он шагает вперёд, прямо на волка, и тот запинается на полуслове. — П-пина? Что ты делаешь? — Легоси отступает, его глаза растерянно блестят. — Знаешь, — беззаботно тянет барашек, — Почему травоядные боятся остаться с хищниками один на один? Наверное, ты думаешь, мы вас боимся. Так ничего подобного. Иногда мы больше боимся самих себя. Он тянется к шее волка и обхватывает её пальцами, чуть сжимает, понимая, что не сможет причинить настоящей боли. Легоси шумно втягивает воздух. Чёрт, почему травоядные вечно ведут себя так? То Луис хватает его за хвост и припечатывает к стенке, а затем лезет пересчитывать пальцами зубы, то… Вот это вот. Словно им нравится испытывать волчий самоконтроль на прочность. Словно они уверены, что он не сорвётся. Вот сам Легоси в этом вовсе не уверен. От Пина пахнет жертвой, но в его поведении — ни капли страха. Он оглаживает шею волка, зарываясь пальцами в густой мех, а затем ведёт ими ниже, к пуговицам рубашки. Расстёгивает одну — и Легоси в панике обхватывает его плечи. — Я, ты знаешь, у меня там… Дела, да, я только что вспомнил… — бормочет волк, аккуратно отодвигая барашка в сторону, — Мне надо… Поучить, завтра уроки, а я ещё не читал… Легоси мчится к выходу, спотыкаясь о коробки, и со всего размаха пинает дурацкий прожектор. Ногу пронзает резкая боль, и он со сдавленным шипением опускается на корточки. Смех Пина обрывается встревоженным “Эй, ты как?”. Барашек садится рядом, слишком близко для Легоси, которого только что дразнили запахом вплотную и пальцами на шее. — Нормально, — бормочет он, отводя взгляд. — Уверен? — Угу. Улыбнувшись, Пина бодает его в плечо — несильно, но этого хватает, чтобы Легоси, который и так сидел на корточках, плюхнулся на задницу. На его бёдра опускается непривычная тяжесть: барашек садится сверху, заставляя волка растянуться на полу. — Тогда продолжим, — Пина возвращается пальцами к его рубашке, — Мне всегда было интересно: каково это — всё время сдерживать свои желания? Расскажешь? Легоси выдаёт в ответ лишь растерянные междометия. То, что происходит с ним, пугающе напоминает голод. Густая слюна скапливается во рту, и он поскорее сглатывает её, чтобы не выдать себя. Внизу живота появляется странное чувство. Но вместе с тем — он не хочет крови Пина. Не больше, чем обычно. Он будет куда больше рад, если тот, подвинувшись, словно случайно заденет его член, и поскорее избавится от дурацкой одежды. Пина расстёгивает последнюю пуговицу и проводит пальцами от горячего живота до груди, открывая себе роскошный вид. Если честно, он думал лишь подразнить забавного хищника. Ходить по грани, провоцируя, а затем делать вид, что он тут вовсе не причём — его любимое развлечение. Это уж точно веселее, чем разгребать складские завалы. Но теперь его откровенно ведёт от растерянного и уже слегка возбуждённого волка. Как же можно уйти, не узнав, что случится, если он сделает — например, вот так. Барашек тянется ближе — запах жертвы коварно заползает Легоси в нос — и с нажимом проводит языком по шее. По телу волка проходит волна незнакомого удовольствия. Он хочет спросить “Что это было?”, хочет сказать “Сделай так ещё”, но лишь царапает когтями пол, когда Пина без всяких подсказок продолжает его вылизывать. Затем тот ведёт носом по мохнатому уху, прикусывает своими смешными, совсем не острыми зубами — но этого достаточно, чтобы с губ Легоси сорвался сдавленный стон. Испугавшись, тот зажимает рот рукой. — Эй, я хочу тебя слышать, — усмехается Пина, нежно отводя его запястье от лица, и целует мохнатую ладонь, — Ты такой скромник, Легоси. Боишься, что потеряешь контроль и сожрёшь меня? Он ведёт пальцами по груди, поглаживает впалый живот — тот подрагивает от каждого касания, под мягкостью шерсти приятно прощупывается рельеф мышц — и накрывает ладонью ширинку. Волк жмурится и тихо скулит, покорный, как слепой щенок. Легоси не просто боится, о нет. Он в полном ужасе. Волк часто слышал, как одержимые мясом хищники говорят о своих преступлениях: мол, съесть кого-то — это не убийство, а акт истинной любви. В этих мутных словах он всегда видел лишь попытку оправдаться. Но сейчас он чувствует нечто похожее. Он не хочет смерти Пина, лишь горячо желает почувствовать его сильнее и ближе. Но ведь так нельзя. Перед глазами встают непрошенные картинки: комната перемазана кровью, тело у его ног содрогается в агонии, а сам он навеки становится тем, кто сорвался и убил травоядного друга. Вот что случится, если Легоси не заставит барашка отступить. Он мог бы отпихнуть его и встать — ведь он куда сильнее хрупкого товарища. Мог бы перехватить его запястья, удержать за плечи, осторожно отодвинуть в сторону. Но Пина приспускает его штаны вместе с бельём, скользит по члену сперва взглядом, а затем и пальцами — и Легоси хватает лишь на сбивчивое: — Чёрт возьми, Пина… Пожалуйста… Барашек понимает его по-своему. Нагло приоткрыв пасть волка, он суёт туда руку чуть ли не по локоть. Легоси открывает рот как можно шире, чтобы не задеть зубами нежную кожу. Ему кажется, что стоит его крови капнуть на язык, как всё будет кончено. Исчезнет упрямый волк Легоси, и ему на смену придёт безумный убийца. А вот Пина ничего не смущает. Он мажет пальцами по волчьему языку, обильно смачивая их густой слюной, а затем заводит руку назад, к своим оголённым ягодицам. Острым зрением Легоси видит в полумраке, как подёргивается член Пина в такт движениям сзади. Барашек растягивает себя небрежно, почти до боли — волк чувствует это в его запахе, видит по глазам, которые то жмурятся в удовольствии, то распахиваются от болезненных искр, проходящих по телу. — Пина… — шепчет волк, завороженно наблюдая. Вторая рука барашка крепко держит его за член, не давая собраться с силами и сделать то, что требуется, а именно — сбежать, — Ты не должен… — Хочешь помочь? — тот насмешливо смотрит сверху вниз, светлые глаза лихорадочно блестят, — Прости, я не уверен, что это хорошая идея, с такими-то когтищами. Легоси отчего-то смущается и сжимает кулаки, пряча когти. Ловкие пальцы барашка то и дело оглаживают его головку, и волк невольно выгибается, жалобно поскуливая. Пина творит с ним что-то, чего раньше никто не делал. Непривычные ощущения выбивают из лёгких воздух, а из головы — остатки здравого смысла. Приподнявшись, Пина направляет внушительный член внутрь и медленно опускается. Хоть у свободного от предрассудков барашка и были самки-хищники, он всё же предпочитал травоядных самцов — и сейчас он не спешит, позволяя себе привыкнуть к размеру. По телу проходят волны боли, но это ерунда. Он с любопытством смотрит на волка под собой, и то, что он видит, ему безумно нравится. Легоси тяжело дышит, весь пол вокруг исцарапан когтями. Барашку льстит, что волк из последних сил сдерживает себя, чтобы не навредить. Он опускается до конца, и боль сменяется чувством наполненности. Внутри всё сладко пульсирует. Пина запрокидывает голову в тихом стоне. Легоси держался, пока тот коварно покачивался на его члене, изводя ощущениями. Держался, когда длинные пальцы Пина зарылись в шерсть на его груди. Но возможность видеть его таким — расслабленным, отдающимся наслаждению — срывает последние тормоза. С негромким рыком волк царапает его спину когтями, разрывая дурацкую школьную форму — и Пина стонет, прижимаясь к нему всем телом. Теперь Легоси может зарыться носом в кудрявую шерсть. Он покусывает и лижет нежную кожу на шее, вдыхает запах разгорячённой плоти, и невольно движется навстречу неспешным движениям барашка. Пина не знает, сколько бы от него осталось, будь Легоси не собой, а кем-то другим. Кем-то, кто любит грубость и силу, укусы всей пастью и царапины по спине. Возможно, это был бы самый кровавый секс в истории этой школы. Эта мысль заставляет его усмехнуться. К большой удаче барашка, его жизнь, похоже, всё же не закончится на этом складе с волчьим членом внутри. Легоси уже не смотрит несчастным взглядом, в котором отражается паническое “помогите”. Прикрыв глаза в наслаждении, он движется всё быстрее, заставляя Пина выгибаться от нестерпимо приятных ощущений. Сильные руки крепко держат за бёдра, но не причиняют лишней боли. Осознание, что сейчас под ним громко стонет хищник, способный переломить ему хребет одним неловким движением, выкручивает ощущения до предела. Не выдержав этой сладкой пытки, Пина кончает, уткнувшись носом в горячую шею волка, и пачкает мохнатый живот. Что поделать, издержки обладания мужским телом. Обладания — во всех смыслах. Легоси тоже замирает, хотя барашек уверен: тот близок к финалу. Он поднимает голову и встречается с растерянным волчьим взглядом. — М? — уточняет он. — Ч-что? — сбивчиво спрашивает Легоси и отводит глаза. — Ты не кончил. Продолжай. — Я… Слушай, не нужно… Мало ли что… Пина лишь фыркает в ответ и резко насаживается до самого основания. Отблески разума покидают взгляд волка. Он сильнее обхватывает его бёдра, помогая двигаться в быстром темпе — до громких стонов и шлепков их тел друг об друга. Кончая, Легоси слегка подвывает, и Пина прячет улыбку в изгиб его плеча. С неожиданной теплотой он думает, что этот хищник довольно милый. Особенно сейчас, когда тот неуверенно обнимает его огромными лапами и поглаживает по спине. — Пина… — Мм? — сонно отзывается барашек, не отстраняясь. Он бы так и уснул посреди склада с членом Легоси внутри. Ему тепло и безопасно. — Пожалуйста, не делай так больше… — он сбивается с мысли, и Пина уже готов фыркнуть “эй, тебе же понравилось”, но не успевает, — …С другими хищниками. — Ревнуешь? — барашек насмешливо смотрит сверху вниз. — Н-нет, просто… Это может плохо кончиться. Пина вздыхает. Конечно, Легоси прав. И пусть риск и провокации заставляют кровь Пина быстрее течь по венам, будет обидно растерять её только из-за неосторожного клыкастого любовника. — Значит, если мне вздумается трахнуть хищника, я могу снова прийти к тебе? — весело уточняет он. — Ну… Да… Если захочешь, — Легоси уже не знает, куда деть себя от смущения, и Пина, сжалившись, тычется носом ему в морду. Им всё же придётся встать, прибрать за собой и придумать объяснение глубоким царапинам на полу. Но позже. Пока они молча лежат, уткнувшись в шерсть друг друга, и каждый думает что-то бессвязное и милое, о чём пока не станет говорить вслух.