О том, как Маска Одержимости стал оратором

      — Мне было очень приятно иметь с вами дела, — закончил Чумной Доктор, обращаясь к единственному в камере собеседнику — учёному лет тридцати, с которым сам объект несколько часов вёл продолжительную беседу, рассказывая о своих медицинских исследованиях.       — Мне тоже, а вам, объект SCP-049, желаю хорошего вечера, — поднимаясь со стула, столь же дружелюбно ответил ему работник Фонда. — Мы с вами повстречаемся через пару дней.       После последней фразы, которая была проговорена чуть тише, учёный покинул Доктора, закрывая за собой дверь. Объект остался наедине со своими мыслями в приятной для слуха тишине.       На самом деле сорок девятого ничего не волновало. Он прекрасно себя чувствовал в заточении у Фонда и часто был настроен на разговоры с учёными, которые посещали объект часто с намерениями опросить о «Поветрии» или рассказать о своих медицинских изысканиях. Объект с энтузиазмом в голосе рассказывал о том, что за свою жизнь узнал в сфере анатомии и биологии. Иногда во время своих «экскурсий по внутренностям трупов» Чумному удавалось оживлять мёртвые тела, что немедленно конфисковывались без внимания на явную тоску по ним от их создателя.       Однако одна мысль крутилась в голове. Какое-то время Чумной старался это игнорировать, отвлекаясь на свои воспоминания о прогулках по лавандовым полям, но вскоре не замечать её стало невмоготу.       Кое-что, точнее кое-кто, крутился в голове и навязчиво не давал обратить внимание на что-нибудь другое. Этим кем-то был старый знакомый Доктора — Маска Одержимости, или просто Маска, такому обращению сам комедиант против не был.       Однако в голове были не просто воспоминания о друге и объекте, с которым Чумной путешествовал по всей Европе эпохи Ренессанса и был для Маски преданным зрителем в выступлениях по мотивам древнегреческих мифов. Это были внятные фразы голосом его старого друга.       — О чёрт... Доктор... как там тебя?! Доктор Джон! Ты не мог не оставлять меня с ним?! — ругался Маска в голове у Чумного и, похоже, не подозревал, что его мысли сейчас слышит кто-то посторонний.       Тогда сорок девятый стал осматриваться по сторонам, поднявшись со своего места. Трагичный Маска лежал на полу и встретился взглядом бездонных впадин вместо глаз с Доктором, который, обойдя стол и став ближе к собеседнику, взял его в руки.       — О! Ты решил меня надеть без моей просьбы? Как же галантно с твоей стороны, дружище! — взбудоражено воскликнул Маска, вновь став комедиантом.       Однако Доктор не собирался надевать объект. И не сколько потому, что его разумом бы овладел тридцать пятый, а столько потому, что не мог бы этого сделать, ведь его белый клюв — часть лица. Сорок девятый просто уложил друга на стол, протерев перед этим лакированной перчаткой небольшое место, дабы смахнуть кровь.       — Прости, но нет, — возразил Доктор, кладя локти на стол и подпирая подбородок, что являлось для него знаком особой дружеской симпатии, ведь с деловым учёным объект бы соблюдал правила этикета.       Маска опять стал трагиком, а из его глаз потекла чёрная жидкость, оставляя на фарфоровых щеках чёрные полосы.       — Посмотри, до чего ты меня доводишь! — чуть ли не плача, что его планы не удались, жалобно проговорил тридцать пятый, а после в голове Дока сказал тихое «шмыг», ведь носом издать подобный звук не мог.       — Ну-ну, не стыдно тебе так унижаться? — с незаметно ухмылкой спросил у Маски Чумной, стирая чёрные слёзы с его щеки, точнее ещё больше размазывая их по белому лицу.       — Для тебя не стыдно, — гордо ответил ему Маска, действительно не стыдясь таких действиях. Он даже не хотел иметь носителя в виде Чумного Доктора, ведь знал, что ему не удастся захватить его разум, ибо даже манипулировать им нормально не может. Это одна из причин, почему он прекрасно поладили — Маске просто не хотелось манипулировать человеком, сорок девятым, не имея с этого толка.       — Правда? Я знаю, что ты очень любишь садиться людям на лицо, — с той же хитрой интонацией ответил ему Доктор, на что сам Маска дружелюбно усмехнулся, ведь подобный каламбур ему очень нравился, и опять стал комедиантом.       — Что сейчас творится в твоей голове, Док? Ты в последнее время слишком весёлый, хотя твоих любимых мертвецов тебе поставляют реже, — подметил Маска, действительно интересуясь делами друга, ибо очень редко с ним виделся.       — У меня просто очень много планов в голове. Я не могу думать о чём-то, кроме их выполнения, — невозмутимо ответил ему сорок девятый и в удовольствии вдохнул трупный воздух вокруг, так как в голове у него был лишь один план, причём очень конкретный.       — Например? — вновь спросил у него Маска и, как Доку показалось, моргнул своими керамическими глазницами, от чего едкой чёрной жидкости на металлический стол потекло больше.       — Например один план. Причём на тебя, — последовал ответ, который сразу же пробудил в Маске Одержимости интерес.       — Неужели ты сделал для меня носителя из трупов? — с надеждой спросил он, но на хитрое «Не-а» лишь издал грустный вдох в голове приятеля. — Тогда что же? Хотя бы первую букву, мне же очень интересно!       — Ну, скорее всего, буква «Д». О чём-нибудь говорит? — специально растягивая проблемы между словами, ответил ему Чумной, посматривая в разные стороны, будто не при делах вовсе.       — А вторая буква?       — Нет-нет-нет. Решил меня перехитрить? — с усмешкой задал вопрос Доктор, хотя ответа на него не ожидал. — Могу дать словарь у меня на полке. Подойти, возьми и открой на букве «Д».       — Очень смешно, Док... — последовал саркастический и наигранно весёлый ответ. — Ну, может, ты сумеешь показать этот план?       Док с минуту подумал, пока в это время Маска в его голове не издавал ни звука, и кратко ответил:       — Да, могу, — а после добавил: — Только мне нужно твоё полное согласие.       — Конечно, я согласен! Я согласен на все твои идеи, какими бы безумными они не были! — нетерпеливо прокричал ему Маска, пусть в ушах это не ощущалось громко.       — Тогда... — далее Док не говорил. Он поднялся из-за стола, стряхивая с длинного балахона пыль, и взял Маску в руки, внимательно его осматривая.       — Что ты делаешь? — вновь задал вопрос тридцать пятый, но договорил последний слог через пару секунд после того, как Доктор засунул с обратной в его ротовое отверстие палец, что-то отмечая у себя в голове.       — А теперь молчи, — хитро сказал ему Доктор, и та фраза стала последней, что сказал комедиант, ведь ему очень не хотелось отвлекать его друга от важных дел. Быть может, он сейчас измеряет его параметры, чтобы создать идеального носителя, пусть и сам сорок девятый отрицал эту догадку?       Вновь объект отложил Маску на стол, замеряя на глаз диаметр его рта. Интересно, к чему такая зацикленность на рту тридцать пятого? Так подумал и комедиант, но свои мысли старался не формулировать, а то Док услышит и обещание его не отвлекать постоянными разговорами не будет исполненно.       Что-то отметив в своей голове, сорок девятый сделал шаг назад и одним движением снял со всего одеяния ремень с увесистой железной бляхой. Затем, отодвигая по сторонам часть балахона, что без ремня походил больше на халат, обнажил стоящий колом достоинство приличного размера. Добрые двадцать сантиметров были готовы к оральному приключению в Маску.       Не чувствуя ни стыда, ни совести, Доктор продолжил, опять хватая комедианта в руки только чуть грубее, ибо мысли о долге, что его друг не вернул, пробуждали гнев в спокойной душе объекта.       Холодные губы Маски слегка коснулись члена, обжигая чувствительную головку. Сам объект не мог понять, что происходит, но явно малоприятное. Конечно, не будучи фанатом Билли Харрингтона, оценить подобные действия очень сложно. К тому же если брать в расчёт то, что комедиант совершенно не помнит о своём долге.       Чуть поёжившись и опасаясь отморозить своё достоинство, Чумной продолжил. Края рта у Маски были совсем неострые. Отшлифовала ли их жизнь или такими они и были созданы — не столько важно, ведь для сорок девятого это вышло в плюс.       Он, не чувствуя ни сексуального влечения, ни желания получить впервые за сто лет оргазм, даже деньги ему нужны не были, ввёл член примерно наполовину. В странной чёрной жидкости из щелей Маски член скользил легко, даже лучше чем в обычных смазках.       Однако чёрная жидкость нагревала член, даже обжигала, но Доктору было будто нипочём. Он доминировал над старым другом и под своей маской улыбался.       Легко вводя орган дальше и с такой же лёгкостью выводя его из ротовой полости, Чумной продолжал, ублажая себя неумелым минетом. Однако и наслаждаться долго не мог, он излился на лицо тридцать пятому через пару минут, даже не простонав.       Положив шокированного Маску, который так же оставался с комедийным выражением лица, Чумной натянул на свой балахон ремень, что далось ему сложнее, ведь одно дело вытащить кожаное изделие из шлёвок, а совсем другое вставить обратно.       — Ну как тебе, оратор? — довольно усмехнувшись, спросил сорок девятый, на что Маска, издав краткое и не понимающее «Аэ», ответил, помолчав добрых десять секунд:       — Зачем? — голос звучал вопросительно, но не недоуменно и даже не зло. Просто вопрос, будто ничего и не было, а объекты просто весело пообщались за чашкой чая, как старые добрые друзья.       — Тебе опять подсказать или догадаешься? — спокойный голос Чумного будто издевался над бедным комедиантом, который только сейчас догадался, что его использовали как вагину, и приобрёл трагические черты лица.       — Я не догадываюсь... — грустно вздохнув, сказал ему Маска, а после в голове Дока раз издал жалобный «шмыг».       — До... — начал Чумной, протягивая согласную, а затем, не заметив догадок со стороны друга, закончил: — лг. Понимаешь?       — Долг? Какой ещё долг? — недоумённо вопросил Маска, и Док действительно не сомневался, что он сейчас не наигрывает.       — Помнишь, что ты делал в 1941 году на территории Астрахани вместе с SCP-073? А я вот помню, — поучительным тоном пояснил ему сорок девятый. — Ты взял у меня долг в размере тысячи франков и обещал вернуть, — продолжил Чумной, ёрзая пальцем по семени на щеках Маски Одержимости и смешивая её вместе с чёрной слизью.       — Ну, это же всего лишь тысяча франков! Это не стоит того, чтобы над моим прекрасным ртом так издеваться, извращенец... — начал возмущаться Маска, который держал все свои обещания и только про одно это запамятовал.       — Для меня любые деньги очень ценные, так что можешь поблагодарить, что я так мягко с тобой обошёлся, — на самом деле деньги и тогда Дока не волновали, ему эта тысяча франков и даром не нужна была, однако обесчестить рот Маски захотелось, тем самым успокоив внутреннего коллектора в Чумном.       — Ты всё равно извращенец, Чумка. Так со мной ещё не обходились. От кого, от кого, но от тебя я такого не ожидал! — вновь повеселев, будто имея эмоциональные качели, сказал Маска и перевёл всё это в шутку. В самом деле: зачем возмущаться, если можно наслаждаться тёплым семенем на собственном лице? Не каждый день выпадает такая возможность, причём именно от, как казалось всю жизнь, скромного и целомудренного друга!       — Я знаю, а теперь давай вернём тебя на место, в твою камеру содержания, — получив грустное и протянутое «Ну нет...», Чумной достал из сумки салфетки и аккуратно обтёр ими лицо друга, заодно стирая и часть чёрной слизи.       Конечно, у учёных было много вопросов, когда они обнаружили Чумного вместе с Маской, но это уже совсем другая история.