Современные демоны

— Знаешь, какие слухи ходят про мою лабораторию? — небрежным тоном спросил Дотторе. Казалось, его совсем не волновал ответ — взгляд доктора был устремлен на исписанные убористым почерком бумаги, — и вопрос будто задали лишь для того, чтобы заполнить паузу в неловком разговоре. Панталоне хмыкнул и, сдвинув тростью в сторону бумаги, мягко опустился на диван. — На самом деле слухов ходит настолько много, что меня самую малость начинает глодать зависть от твоей огромной популярности. — Панталоне прислонил трость к подлокотнику и закинул ногу на ногу, устраиваясь поудобнее. — Например, я слышал, что на завтрак ты закусываешь детьми, а на ужин доедаешь собственных ассистентов. Еще люди говорят, что ты воруешь из казны деньги — здесь, надо признаться, я слушал особенно внимательно — или что у тебя нет ни сердца, ни души. — Уверен, с последним слухом ты полностью согласен. Дотторе дописал последний символ в ряд таких же неразборчивых и закрыл лабораторный журнал. Если присутствие постороннего и помешало его планам, то он никак не выразил это — ни взглядом, ни жестом, ни даже случайным ядовитым словом. Может быть, ему на самом деле требовалась передышка, и появление Панталоне послужило для доктора сигналом завершить дела? — Так в чем причина подобного вопроса? — Панталоне хищно следил за плавными и выверенными движениями Дотторе, за тем, как он раскладывал бумаги, убирая самое опасное под замок, за тем, как скользила в пальцах поблескивающая серебром ручка (правда ли здесь обошлось без расхищения средств из казны?), и тем, как яркой синей искрой покачивалась на ухе одинокая серьга. Смертельная красота Дотторе очаровывала людей, но даже так опасные слухи о нем плодились быстрее сумерских грибов после летнего дождя. — Не думал, что тебе интересно подслушивать гнилые разговоры за твоей спиной, — закончил мысль Панталоне и улыбнулся, глядя собеседнику в лицо. — И правда, — Дотторе улыбнулся в ответ. — Но всё же я бы хотел поговорить об одном конкретном слухе. О том, в котором глухой ночью по коридорам комплекса шагает одетый в шелка дьявол, а души людей, встретивших его, оказываются в агонии вырваны из тел. Как думаешь, я пережил встречу с дьяволом как раз потому, что не имею души? Панталоне показательно взглянул на часы, висевшие на стене лаборатории и беззвучно отсчитывавшие секунды до окончания бесконечного рабочего дня. Затем он пожал плечами в притворном равнодушии и ответил, стараясь не подпускать в голос слишком много смеха: — И почему это девять вечера превратились в глухую ночь? Мой дорогой друг, не стоит так уж сильно доверять слухам. Люди часто преувеличивают, хотя часть про дьявола в шелках… — здесь Панталоне сделал паузу и провел рукой по подбородку, будто бы в глубокой задумчивости. — Эта часть мне нравится. — Так я и думал, — Дотторе кивнул. Его равнодушная реакция вполне могла сойти за подыгрывание выступлению Панталоне, а могла выражать настоящие мысли — если, конечно, у вопроса Дотторе не существовало тройного дна. Вместо ответа Панталоне сменил позу. Откинулся на спинку кожаного дивана, утопая в обитой тонкой кожей воздушной мягкости подкладки, выпрямил ноги, щегольнув носками лакированных черных ботинок, и плавным жестом поправил и так идеально сидевшие на лице очки. В чужой лаборатории он чувствовал себя как дома, был практически вторым ее хозяином, если учесть количество вложенных в исследования средств, и потому мог позволить себе немного вальяжной нескромности прямо под пристальным взглядом Дотторе. «Дьявол в шелках» — хорошее описание для главного казначея Предвестников. Человек, что забирает души в обмен на звонкую монету и с каждым днем всё сильнее теряет человеческий облик, сотворяя из своего сердца золотую жилу. Панталоне не чувствовал, что потеря человечности была такой уж большой бедой, если это могло позволить ему сильнее погрузиться в мир богатства, подобно истинному воплощению Моракса. Дотторе вдруг снял маску и, всё так же безразлично отложив ее на стол, поднялся со своего места. Панталоне с интересом следил за ним, ожидая, что именно сегодня преподнесет ему доктор. Будет ли это очередная душа на серебряном блюде или иной деликатес, удовлетворяющий придирчивые вкусы дьявола? — Уж простите, ваша светлость, не храню в лаборатории вина, — с отчетливым уколом произнес Дотторе, намекая, видимо, на прошлую встречу, — но у меня есть кое-что не менее крепкое. — Например пощечина? — усмехнулся Панталоне и взглянул на доктора снизу вверх. — Что ж, если она будет передана твоей рукой, я приму ее, какой бы высокой ни была цена. Дотторе знал, что без маски будет труднее скрывать истинные чувства, поэтому больше не стал размениваться на бессмысленные разговоры — нет, нелепый дьявольский флирт. Наклонившись ниже, он стянул с Панталоне очки, будто желая оставить его беззащитным перед грядущим ударом судьбы, и жадно поцеловал, терзая острыми зубами чувствительные губы. Если дьявол надеялся заполучить легкую добычу, то, увы, он заглянул не в тот дом. Панталоне позволил Дотторе забраться на себя, придавливая к дивану. Кожа заскрипела под весом двух тяжелых тел, выдерживая сумбурные толчки, и давление, и крепко стиснувшие ее пальцы, но вскоре Панталоне стало не до посторонних мыслей. Дотторе этим вечером был особенно настойчив, пытаясь с процентами рассчитаться за недавнее унижение. А в том, что доктор давно искал подходящий повод выместить на нем раздражение, Панталоне совершенно не сомневался. — Должен ли я попросить бережнее относиться к моему наряду? — в шутку спросил он, глядя на то, с какой страстью Дотторе принялся за пуговицы, заставив плотную ткань трещать по швам. — Неужели дьявол боится за свой выездной костюм? — вопросом на вопрос ответил Дотторе, но всё же умерил пыл. Часы подсказывали, что у Предвестников впереди была вся ночь — и еще немало возможностей положить рождение новым слухам. — Дьявол боится многих вещей, мой дорогой друг, — Панталоне скользнул пальцами по широкой груди Дотторе и стянул с его плеч изрядно надоевший им обоим лабораторный халат. Под свободной белой тканью, разумеется, оставалось немало преград для пытливого ума, однако Панталоне видел для себя в этом неторопливом раздевании особое удовольствие. Слой за слоем обнажалось скрытое под одеждами гибкое поджарое тело. Панталоне знал, что увидит: белую кожу, покрытую множеством давно заживших шрамов, упругие мышцы, темные ареолы сосков на часто вздымающейся груди, вены на тонкой шее, которую, кажется, можно сломать одним-единственным прикосновением рук, округлые плечи, темную дорожку волос у паха — помогая Дотторе избавиться от одежды, он постепенно воплощал фантазию в реальность. Образ, хранившийся у него в голове, идеально совпадал с тем, что видели глаза, но, как бы он ни старался забыться, Панталоне всё равно чувствовал обман. Лишенный души и сердца холодный доктор мастерски овладел притворством, возвел на пьедестал умение заменять подделкой суть: Глаз Порчи и фальшивое сердце бога и рядом не стояли с тем, что Дотторе однажды сделал с самим собой. — Похоже, дьявол беспокоится о каждой своей игрушке, — произнес Дотторе, в ответ на нежность прикосновений впиваясь ногтями в бледную кожу Панталоне. Боль говорила за него громче любых марионеток, и даже жаль, что к голосу разума в этой комнате никто давно не собирался прислушиваться. — Тогда, наверное, мне стоит ее сломать? Панталоне тихо рассмеялся. Они оба были чертовски возбуждены, и уколы язвительных фраз служили лишь дополнительным топливом в очаге (не)искренней страсти. Протянув руку вверх, он коснулся лица восседавшего на нем Дотторе, скользнув пальцами от горячих скул к не менее горячей шее. Ладонь легла на горло плавным жестом, и нетрудно было представить, как эта изящная рука одним движением обрывает искру жизни. — Кому понравится играть со сломанными игрушками? — Мне. — Дотторе усмехнулся, прекрасно чувствуя угрозу, скрытую за этими простыми словами. Он знал, что не стоит наслаждаться чудовищным дыханием смерти, направленным прямо ему в лицо, однако жизнь в Снежной и знакомство с Панталоне научили его одному важному правилу: не совершай действий, которые не принесут выгоды. Панталоне не убьет его по случайной прихоти, не заставит истекать кровью, если каждая пролитая капля не принесет взамен десятки тяжелых звенящих монет. Мертвый Дотторе был намного дешевле и предсказуемее живого, однако живым он мог… Да, он мог, например, принести им обоим немного удовольствия. Дотторе прижал их возбужденные члены друг к другу, скользя ладонью по горячей плоти. Неудачная поза не давала ему развернуться как следует, заставляя изгибаться на коленях у Панталоне и тяжело дышать от каждого нового толчка. Ладони Панталоне лежали на его бедрах, помогая контролировать темп, однако большую часть работы всё равно приходилось брать на себя именно Дотторе. Он первым начал это маленькое представление, он и закончит так, как хотелось бы именно ему. Смешно говорить «кончит на собственных условиях», но таков уж был Дотторе: и в жизни, и в смерти ему требовался безграничный и безусловный контроль над ситуацией. Дотторе излился первым — выносливость после нескольких бессонных ночей подвела его, — следом кончил Панталоне, едва не запачкав их одежду. Диван пострадал сильнее, но избавиться от пары пятен спермы на нем было проще, чем от крови и разбрызганных мозгов. Приводя себя в порядок после пережитого оргазма, Дотторе не мог не заметить, каким жадным изучающим взглядом Панталоне скользит по его телу. — Что, господину дьяволу нравится этот распутный вид? — в его голосе чувствовалась насмешка, за которой прятался тонкий намек на возможное продолжение. Панталоне, умудрявшийся сохранять истинно аристократическое достоинство даже в такой неприглядной ситуации, не пропустил скрытый между строк вопрос. — Дьяволу нравится много вещей, — произнес он, искаженным рефреном повторяя собственные слова, и улыбнулся. — А мне нравится наблюдать за тем, как другой дьявол желает притвориться передо мной невинной овечкой, дорогой доктор.