Подпись художника

Марк нервно сжимал и разжимал кулаки, прежде чем войти в допросную комнату. Сотрудники КС уже привели Летицию, усадили на стул, оставив руки свободными. Излишние меры предосторожности ни к чему — женщина была под действием препаратов, спокойная, умиротворенная, безразличная ко всему. Взгляд затуманенный, уперевшийся в одну точку. Со стороны она выглядела восковой куклой, сидела не шелохнувшись. Марк знал, никаких проявлений эмоций с ее стороны ждать не стоит, так даже легче будет вести допрос. Помедлив еще минуту, Жонсьер уверенно открыл дверь в допросную, вошел внутрь. Скрип стула напротив заставил Летицию чуть вздрогнуть и перевести взгляд на мужа. — Марк… — совершено ровный тон. Инквизитор бросил хищный взгляд на супругу и потребовал. — Рассказывай. Женщина слабо усмехнулась. — Что именно, Марк? — Все. С самого начала. Как ты стала пособницей Жана-Франсуа? Какова твоя роль в покушениях на Приора Инквизиции, в деле Рауля Жермена? Я хочу знать все. Летиция молчала не больше минуты. — Еще в гимназии Жан-Франсуа стал уделять мне и некоторым другим ученикам особое внимание. Говорил, что мы умные, избранные, его будущая поддержка и опора в делах. Проявлял поистине отцовскую заботу. — Среди них был и Жозеф Киньяр? — уточнил Марк. — Да. На нас с Жозефом он возлагал особые надежды. Тогда мы еще не понимали, что он имеет в виду, но точно знали, что сделаем все, о чем бы он ни попросил. Жан-Франсуа умеет быть очень убедительным. Я верила ему безоговорочно. Женщина замолчала, Марк ждал. В голове было столько вопросов, которые он хотел задать, но продолжал выжидающе смотреть на Летицию. Женщина поняла и продолжила. — Даже после окончания гимназии Жан-Франсуа интересовался своими избранными подопечными, поддерживал связь со мной и Жозефом. Он был в полном восторге, когда узнал, что я выхожу замуж за инквизитора. Марк почувствовал как возросло его напряжение, как заиграли желваки, но все же взял себя в руки, своим молчанием побуждая Летицию продолжать. — Началась новая жизнь, обеспеченная, красивая, беззаботная. Такая, о которой я всегда мечтала, к которой всегда стремилась, к которой меня готовили родители, внушая, что я достойна самого лучшего. Красивая, образованная, целеустремленная, — женщина слабо усмехнулась и поморщилась. — Сначала мне все нравилось, даже очень, но вскоре я почувствовала, что мне чего-то не хватает, надоело быть бездельницей при таком статусном муже. Мне хотелось признания. С детства я любила рисовать, и у меня очень даже недурно получалось. Я решила попробовать возобновить занятия, освежить навыки. Тем более теперь я могла позволить себе самые лучшие акварели и натуральную бумагу. На какое-то время мне удалось найти в этом отдушину, но кроме меня это никому не было интересно. Никто не хотел брать мои работы на выставки, только делали комплементы моим стараниям. Лживые комплементы. От связей в светском обществе тоже не было никакого толку. Я почти уже отчаялась, когда в один прекрасный день мне позвонил Викарий. Женщина замолчала, облизнув пересохшие губы. Жонсьер тот час скомандовал. — Принесите мадемуазель воды! В комнату вошел сотрудник КС, поставил на стол графин с водой и стакан, молча удалился. Жонсьер наполнил стакан и придвинул его Летиции. Женщина сделала несколько глотков и продолжила. — Жан-Франсуа приглашал для личной беседы. Уже потом я поняла, почему нельзя было все обсудить по телефону. Сначала я была в ужасе от его предложения, не знала, как реагировать, но он так по-доброму на меня посмотрел, положил руку на плечо, и я как будто прониклась что ли, поняла, что могу быть чем-то полезной, повлиять на что-то. Могу стать кем-то. — Речь шла о покушениях на Иво Мартена? — Да. У Викария были грандиозные планы, и я прониклась. — Сейчас мнением изменилось? — голос Марка был тверд. — Что? Нет. Я все сделала правильно, нам просто не повезло. План Викария был идеален, удача отвернулась от нас. Иво Мартен смог переиграть Жана-Франсуа. Не без помощи своей подстилки Лу Рид, конечно. Она умная, очень умная. Влезла в дело Рауля Жермена, закрыла Приора от пули. Хороша, нечего сказать. Дрянь… — Что именно ты делала для Викария? — Передавала информацию, которую слышала от тебя из телефонных переговоров. Немного смекалки и несложно догадаться и что-то докрутить, додумать. Помимо этого, передавала инструкции группе Жермена. — Почему на бумаге? — Не хотели оставлять цифровой след. В конце концов даже секретарь Приора Даниэль Вейсс весьма подкована в вопросах кибербезопасности, что уж говорить о целом штате специалистов Инквизиции?! Нас рано или поздно все равно вычислили бы. Поэтому решили передавать информацию на бумажных носителях. Кто ж знал, что тупица Рауль будет хранить ее, а не уничтожать после прочтения. Идиот. — Почему именно на натуральной бумаге? Расточительно. — Как художник подписывает свои картины, так и я хотела оставить подпись на своих шедеврах. Не все же лавры славы Жозефу должно было достаться. Я тоже вносила ощутимый вклад в дело. Марк, не скрывая отвращения, поморщился, оскалился, но сумел обуздать свой гнев. Побарабанив пальцами по столу, произнес: — Увести! Когда сотрудник КС выводил Летицию из допросной, женщина обернулась, посмотрела в спину инквизитора: — Марк… Жонсьер сидел не шелохнувшись, не видел ее лица. Не хотел или не мог больше на нее смотреть — неважно. — Марк, я всегда тебя любила. Прости… Отослав Приору электронный отчет о допросе Летиции, Марк отправился домой, где теперь его никто не ждал. Оказавшись в своих апартаментах, Жонсьер устало прошел в гардеробную, стянул с себя инквизиторскую тунику, небрежно бросив ее на близ стоящее кресло, ослабил воротник рубашки. Взгляд упал на витрину, за которой стояли многочисленные парики его жены. Лицедейка, которая так умело меняла образы под стать ситуации, вечеру, очередному светскому приему. Раньше Марка восхищала ее смена образов, но в свете последних событий он посмотрел на это совершенно под другим углом и испытал отвращение. Отвращение, за которым скрывалось нечто иное, более скверное чувство — боль. Душевная, раздирающая, противная, мерзкая боль. Боль от предательства и чувства безысходности. Не смог, не разглядел, не предотвратил. Столько лет жил во лжи, в постели в врагом той системы, в которую свято верил и которую поклялся защищать до последней капли крови. Что-то надломилось, треснуло, закровоточило. Жонсьер метнулся в соседнюю комнату, распахнул минибар, пригубил дорогой виски прямо из горла бутылки, упрямо игнорируя стакан, вернулся в гардеробную. Сделав еще пару жадных глотков, инквизитор сжал горлышко бутылки в руке и со всей силы швырнул ее прямо в витрину. Раздался оглушительный звон бьющегося стекла, но даже он не смог заглушить душераздирающий крик, вырвавшийся из груди Жонсьера. Вложив все силы, всю боль в этот вопль, Марк, словно раненый зверь, упал на колени, схватился за голову, крепко зажмурился, почти заскулил. Звонок на телефон подействовал отрезвляюще. — Слушаю, месье Мартен, — неизменно твердым голосом ответил Жонсьер. — Марк, как ты? — участливо поинтересовался Иво. Мужчина понимал по тону Иво, сейчас с ним говорил не Приор Инквизиции, а давний друг. — Бывало и лучше, — признался Жонсьер. — Кхм, как обстоят дела с Викарием? — Арестован. У нас получилось, Марк. Сейчас его везут в КС, мне же нужно быть в Инквизиции, потом в Синоде… — Я допрошу с вашего позволения, месье Мартен? — Уверен, что тебе не нужен отдых? Я бы мог отдать поручение Ришару, — участливо предложил Иво. — Ну нужно. Я проведу допрос. Мне так… легче… — Прости, Марк… Жонсьер совершенно не понимал, за что в который раз перед ним извиняется Приор. Поистине удивительный человек — его начальник и близкий друг. Завершив разговор, Марк наскоро принял душ, надел свежие рубашку и инквизиторскую тунику, вышел из дома. Вдохнул полной грудью утренний воздух Центра, всерьез подумал, что пора бы взять длительный отпуск. Он заслужил. А еще он обязательно решит вопрос об опеке над двенадцатилетней девочкой из самого обычного приюта, которая, как две капли воды, была похожа на его Джейн.