Катарсис

Катарсис — процесс высвобождения эмоций, разрешения внутренних конфликтов и нравственного возвышения.

Над ветхим храмом «Ями» смеркалось солнце, а осознание сие факта заставило ухмыльнуться от проведенной аналогии. Храм тьмы — ловящий уставшее солнце в свои объятия. Звучит красиво, не так ли? И уж точно не несет за собой опасности. Но… людям плевать. И по их вине на этом месте нет прихожан уже с полвека. Род человеческий горазд придумывать мифы и сказания, например, в их рядах считают, что «Ями» — обитель девятихвостого демона-лиса, пожирателя душ заядлых грешников и, доходя до смешного, даже — мимопроходимцев. Легенда эта не имеет связи с реальностью и несет за собой лишь толику правды. Да, лис — основной энергоресурс места силы, но, когда в храме есть жрец, вся энергия направлена исключительно во благо. И это отнюдь не фигура речи: божественные силы появились тут благодаря молитве человека. Молитве, что запрашивала избавления от печали, скорби и ненависти. Увы, из-за отсутствия постоянного обмена энергиями Наруто больше не может лечить словом. Банально не хватит сил. Это чревато ранним перерождением его, как жреца, и в последующем — потерей контроля над закрепленной за ним обителью. От отчаяния и людской глупости хотелось рвать и метать, но это, к сожалению — невозможно. Чувство долга перед мирозданием сковывало по рукам и ногам, заставляя угрюмо подпитывать цветы смерти, они же «ликорисы», остатками собственной энергии. В голове ненароком пролетела мысль: «Всевышний, ну пошли ты сюда какого-нибудь страдальца, да поугрюмее». Но мысль эта была поймана и задушена в зародыше. Уж больно велика плата за бездумные хотелки. Только живым существам позволено лепетать каждую глупость, да богу в уши. А Узумаки такие издержки не нужны, захочет бытие продолжить его безобразное существование — оно и продолжит. Без молитв и прочей чепухи. Лениво шагая по храмовому саду и раскачивая ведерко, наполненное живительной водой, он только удовлетворился проделанной работой, как… Почувствовал… Почувствовал энергию человеческую! Это было подобно разряду шаровой молнии прямиком в душу или же — наивысшей точке наслаждения. Настолько сладко для экстрасенсорики, что низ живота скрутило томным вожделением. Нет-нет, не подумайте, духи по природе своей — не нуждаются в человеческих утехах. Но подпитка энергией — это жизненная необходимость. Основа существования, так сказать. И поэтому в местах, где людей сроду не бывает, такой перфоманс — выигрывает в номинации самый желанный подарок. Хотя, постойте… неужели это влияние случайно брошенной мысли? Наруто тоскливо ссутулился, скривив миловидное личико. Вот черт! У всех пряники, а ему опять кнутом по загривку. Утробное рычание личной шизофрении изнутри сознания тоже отнюдь не радовало. Проснулся все-таки, коврик блохастый. — Аргх, малец, — чужой голос в голове набатом стучал так, что хотелось заткнуть уши и зарыться в землю. — Я тебя сожру в одночасье, за блохастого. Ты речь откалибруй, с божественным существом разговариваешь, между прочим! Иди, лови своего страдальца. Он видимо с горы Фудзи нырнуть собрался, а нам дурная слава не нужна. И так скверны хватает. — А с чего ты взял, что он тут не по чистой случайности? — прошептал себе под нос Узумаки. Если это действительно так, и человек утоплен в мраке безнадеги, то он сможет забрать его печали и подзарядиться на ближайший десяток лет точно. Тем более, очищение — это его прямая миссия. — Да от него смрадом погибели на весь лес разит, сам не чувствуешь, гаки? — громогласное и насмешливое «сопляк», оно же гаки, взбесило Наруто, заставляя того сурово нахмуриться и злобно пожевать нижнюю губу. — Сам речь откалибруй, я тоже божественное существо, вообще-то! — по-детски скандальный визг прошелся по лесу, отпугивая птиц. Наверное, Узумаки совсем забыл, что может общаться одной лишь мыслью. — У тебя из божественного — только я, да мертвая тушка, что по счастливому стечению обстоятельств заполучила резонирующую стагнацию жизни. «Грубо, но правдиво», — подумалось Наруто. — Так вот, бестолочь белобрысая, ты лучше скажи, каким образом тьму у него заберешь, вибрации-то — занижены. И впрямь, как очищать человека без направленной на исцеление энергии? — Аргх, тебя чему вообще обучали на слое животворящих существ? При отсутствии ресурса нужно заменить боль людскую на чистейшее наслаждение. А чем наслаждаются люди? Резко остановив походы по кругу, Узумаки задумался. Да, чему-то подобному учили там, наверху, где времени — не существует в целом. — Любовь, эстетика мироощущения, еда, — деловито загибая пальцы под каждый пункт, он думал удивить лиса своими познаниями, а после понял: — И как я его очищать буду? Мне ему королевское бенто, что ли, преподнести? — Вот идиот… — Кьюби, не скрывая бешенства, прилег на лапы внутри своей клетки. — Физическая разрядка. Оргазм? Похоть в наслаждении? Или как это у вас, двуногих, называется? — Что-о, — возмущенно растягивая гласные, насупился Наруто, — и как я, по-твоему, это сделаю? Скажу, мол, извините, что вмешиваюсь, но я древний дух и могу забрать вашу боль, трахнув вас на безвозмездной основе? Это же нонсенс! Бенто и то — логичнее. — Если не заткнешься, то так и будешь говорить, — гневный рык заставил навострить уши и спуститься в подсознание. — Дурман, Наруто. На это тебе точно хватит энергии. Внуши ему, что это единственное правильное решение в его жизни, или вообще — отключи сознание. Хотя… мы можем просто его поглотить, и дело с концом. Решать тебе. — Нет! Я понял, — отбрехавшись от мимолетной вины за мысль поглотить живого человека, Наруто продолжил: — Я помогу ему! Вынырнув из подсознания и поставив блок на ворчливого лиса, Узумаки напряг сенсорику в поиске своего подопечного. В расстоянии полутора миль на юг, у самого подножья горы, находился огонек жизни. И, видимо, нужно поторопиться, черт возьми. Пока этот настрадавшийся огонек не потух. С легкостью лавируя меж деревьев с помощью «телесного мерцания», расстояние до цели Наруто пересек через считанные минуты. К лику предстал шокирующий вид. Лис был прав: от него разило так, будто его Шинигами перед сном убаюкивал. Дело дрянь. Саске не знал, куда шел. Чертов лес водил его кругами, не давая пробраться к горному склону. Душа разрывалась в клочья от невыносимости бытия. Спокойствия. Все, чего он хочет, — это спокойствия. Легенды гласят: аокигахара — место духовного перерождения; путь и так неминуемой смерти. Суицид, совершенный тут, не испортит карму воплощения и подарит очищение разума. Заманчиво, правда? Хоть электорат власти Японии и обвесил каждое древо табличками «Не умирай, подумай о близких», он тем самым только подливал масла в огонь — как минимум для Учихи. Ведь его родной брат уничтожил всю семью собственными руками, оставив в живых только Саске. Как оказалось, с целью взрастить в нём своё подобие. Но… Саске устал ненавидеть… Жизнь. Душа Наруто, перепрыгнувшего с дерева на дерево для лучшего обозрения, заныла. О, милостивый, как же тепла человеческая энергия даже сквозь непроглядный мрак боли. Этот темноволосый парень… Даже нет, не так: у него удивительный для человека иссиня-черный цвет волос, холеная белоснежная кожа, глаза темнее ночи и естественный запах тела — еловый. Видимо, быть ему екаем в следующей жизни. Каким-нибудь… тенгу? Да, ворон определенно подходит как нельзя лучше. Смакуя внешне собранную информацию, Узумаки размышлял как лучше подступиться с разговором, но в силу его бесцеремонности все заранее было предрешено: — Ты хочешь избавиться от боли? Я заберу ее всю. Без остатка, — благодаря дурману голос протекал повсеместно вкрадчиво, звуча магически мелодично. — Не бойся, я и есть жизнь этого леса. Ты пришел сюда свести свое существование с концами, но я могу помочь поступить иначе. По ту сторону сознания дурман еще не вступил в полную силу, вопросы «Какого черта?» и «Что за дерьмовые шутки?» пролетали со скоростью света, провоцируя Наруто на смешки. Смешные все-таки существа — люди. — Я заберу твою боль. Позволь мне, — от шепота с придыханием самого Узумаки свело желанием, предвкушением желанного насыщения. Запах ели и скверны ощущался по-особенному вожделенно, оставаясь вяжуще-горьким привкусом на языке. Дыхание сбилось до неровно-жарковатого, опаляя верхнюю губу. — Кто ты? Покажись! Крепкий орешек. Похвально. Но энергетически чувствуется, что паренек на грани: на действие, подобное афродизиаку, — невозможно сыскать сопротивления. Еще немного, и он отдаст сознание. — Я — есть жизнь аокигахары. Я тебе не враг. Лучше скажи, сам кем будешь? — вопрос чисто на проверку подчинения был смешон по смысловой нагрузке, ведь Наруто, на самом деле, — глубоко плевать. — Учиха Саске, — парень хмурился оттого, что не хозяин своему телу отныне. А Узумаки лишь хищно ухмыльнулся. Осталось заполучить согласие. — Отдай мне свое тело, Учиха Саске. Я тебе помогу. Голос проникал повсеместно, тёк сладкой патокой вместе с ветром и будто проходил сквозь фибры души, принося то, что было столь желанно. Скорее всего, он сошел с ума. Но пересилить желание покориться голосу — Саске не смог. — Хоть убей, мне плевать. Неизвестность его больше не пугала. И это заставило Наруто расхохотаться. Открыто. Чисто. Возможно даже… развязно. Не думая, он переместился за спину Учихи и уложил руку тому на бок. Лисьи когти пустили россыпь мурашек по телу — играючи. А у Узумаки сносило крышу. Живая, теплая плоть, стук сердца и течение крови, все это — было настолько маняще и сладко, что внутри бушевал ураган желания обладать. Обладать — бесстыдно и полностью. Сливаясь в единый поток энергетики. — Я не хочу тебя убивать, ты мне нравишься, — проговорил он, опускаясь к шее. Довольный хмык вырвался непроизвольно, опаляя дыханием синеватую артерию на белоснежной коже. Аромат тела вблизи был еще более соблазнительным, и на секунду Наруто задумался, на кого из них больше действует дурман. Потому что его тело, ни живое, ни мертвое, кипело изнутри, и эрекция… томное возбуждение было чуждо восприятию. Руки потряхивало от желания наделать грубых глупостей, но стоило повременить с напором. Когтистые пальцы прошлись от косых мышц — до шеи, царапая и сминая льняную рубашку. Слегка опрокинув голову Саске вбок, Наруто оставил невесомый поцелуй на нежной коже. Сбившееся дыхание служило одобрением. Рыкнув и дернув Учиху за руку, Наруто развернул его в свои объятья. Ониксовые омуты вглядывались презренно, интригуя своей надменностью. Проведя тыльной стороной двух пальцев по скуле, Наруто вгляделся в мраморное лицо; взгляд забегал по точечным чертам. Изысканный улов. Красив, сволочь. — Ты только смотреть будешь? — бледные губы разъехались в ядовитую ухмылку, сбивая с созерцания прекрасного. Учиха прошелся языком по нижней губе, буквально призывая к действию. Треск самообладания внутри черепной коробки был оглушителен. Запустив руку в темную шевелюру, Наруто властным движением впился в безжизненные губы настойчивым поцелуем. Трепетное удовольствие от того, что Саске ответил, заставило промычать сквозь уста. Живительная энергия резонировала между ними, заставляя Учиху активнее включаться в процесс. Наруто прикусил губу, ненароком забыв о клыках, и заботливо слизал каплю крови, выступившую из-за его неосторожности, тем самым извиняясь. Утонув в урагане из эмоций Саске сам подался навстречу, развязывая хаори незнакомца. Удивляло то, что его тело было холодным, словно неживое, но вибрации вожделения наполняли воздух жаром. Хотелось больше. Хотелось ближе. Ближе, кожа к коже. До нагой части тела он наконец добрался, а после удовлетворенно простонал, встречая более сильный напор. Низ живота свело в сладко-болезненной судороге, налитая кровью плоть давила на рассудок немыслимо, сметая все предрассудки и заботы к чертовой матери. А Узумаки пылал от каждого касания губ. От каждого столкновения языков в соперническом танце. Ладони гуляли по торсу Учихи бездумно. Желали возыметь все и навеки. Ощутив недостаток в виде рубашки, он без задней мысли порвал ее одним бесцеремонным движением. Пуговицы разлетелись в траву; открылся свободный доступ для ласки. Крышу срывало со свистом. Основательно и бесповоротно. Скинув свое хаори и не разорвав страстного поцелуя, он нервно дергал чертову рубашку Саске, непродающуюся непослушным от желания рукам. Наконец-то добившись желаемого, он уже с жалостью разорвал поцелуй и опрокинул Учиху в траву, туда, куда ранее разлетелись пуговицы. Опустившись следом, аккурат на локти, они столкнулись изучающими друг друга взглядами — формально. Чисто во имя эстетического наслаждения: лазурь отражалась в черных омутах игриво. Животрепещуще. Наклонившись, Наруто оставил невесомый поцелуй в уголок губ, а после, спустившись сладостными поцелуями к шее, заставил Саске выгнуть позвоночник. Укусы Узумаки не могли быть нежными: два заостренных, почти животных — клыка, оставляли кровавые капилляры и реже — ранили нежную плоть. Ладони опускались ниже, ловя одобрительное покачивание бедер навстречу. Было так жарко, невыносимо. Остатки одежды были скинуты раздражённо — с утробным рычанием и грубым покусыванием губ. Мало. Чертовски мало. Смазав слюной налившийся желанием член, Наруто сжал бедро и потянул Учиху ближе. Устраиваясь удобнее, после — царапая кончиками ногтей челюсть, он подался вперед за поцелуем и прорычал: — Расслабься, теме. Смешок растворился в пылком поцелуе, и Узумаки толкнулся рефлекторно, ловя едва болезненный, но наслажденный — стон Саске. Пульс за сотню подгонял. Учиха успел лишь томно толкнуться навстречу. Губы, сомкнувшись, дразнили так, что суставы сводило от желания, пока большой палец Наруто вел по податливо изгибающейся пояснице. Саске ломало, он жался ближе; мимолетное давление растеклось внизу, и тугой рывок выбил глухой стон. А Наруто просто терялся в ощущениях, наслаждение смешалось с болезненными воспоминаниями, которые он так жаждал забрать. Раскалённое донельзя сознание стекало испариной по упругой пояснице. Учиха едва выдерживал темп напористых рывков. Мышцы напрягались, стягивая клубок экстаза в узел и ускоряя желанную разрядку. Ладонь Узумаки потянулась к члену Саске, его обхватила и, совершая возвратно-поступательные движения, двигаясь требовательно, мучая, заставила Учиху плавиться на пике сознания. Он почти хныкал, обессилено прижимаясь к плечу. Горячо, как же горячо. Колотящееся у гланд сердце рухнуло. Ступни скрутило в спазме, напряженные бедра свело. Саске насаживался как можно глубже, меж тем как напряжение достигало грани. Гортанный вскрик вытолкнул наслаждение вместе с рассудком. Последующие толчки оборвались в горящем чернильном взгляде, приносящем высшее блаженство. Оргазмические вибрации отступят и привнесут собой новое забвение. Скоро. Отныне Учиху никогда не побеспокоят прошлые печали. Наруто заберет их с собой. По ту сторону мироздания. Где нет и не будет — чувств. Туда — где самое место всей скверне. Возможно. Лишь «возможно» ужасные картинки жизни Учихи Саске еще побеспокоят Узумаки, но он примет эти кошмары с достоинством. Зная, что он спас заблудшую душу человеческую и помог очиститься, забирая воспоминания. Учиха никогда не вспомнит крови родителей на своих руках, не вспомнит и поступка брата — кланоубийцы. Отпустит мечту о торжественной мести и прожигающую душу ненависть. Возможно… забудет и лик своих кровных родственников, запах лимонного пирога, что так часто готовила мама, а может и имя свое… забудет. Но жрец храма тьмы — Узумаки Наруто, никогда не забудет подаренные им десять лет жизни.