Часть 1
11 мая 2024 г. в 11:07
— Йонетт!
— Нет!
— Йонетт!
— Катитесь к черту!
Нет уж! Я уже два дня не выхожу из комнаты, а единственные, кого я пока впускаю — это Тони, наш эльф-домовик; и Инесс, моя домашняя летучая мышь. И все думают, что я выйду просто из-за того, что сегодня уже двадцать девятое августа?! Ха!
— Извините, но вы не можете сидеть там вечно, Йонетт! — к уговорам подключился Тони. Предатель! Я лишь закатила глаза и показала им средний палец из-за закрытой двери. Пока в дело не влезла бабушка, ситуацию еще можно контролировать. Если же влезет — пиши пропало.
— Йонетт Меллани Харвин! — из-за двери раздался бабушкин голос. Ну вот — вспомнишь говно — вот и оно. — Если ты сейчас же не выйдешь из комнаты, я буду вынуждена принять радикальные меры… — хоть я и не видела ничего из ее действий, я готова поклясться, что она достала палочку.
— Запрещенный прием, — пробормотала я, недовольно поднимаясь с кровати. Чего-чего, а перспектива лишний раз испытывать на себе Империус в бабкином исполнении мне совсем не улыбалась.
Я в последний раз бросила ненавистный взгляд на уже изрядно размалеванное письмо. Чего только оно не пережило за последние пару дней — и практику парочки непростительных заклятий, и службу подставкой для принесенного Тони чая, даже попытку сожжения! В общем, если бы был конкурс на самое много-чего-повидавшее письмо, оно бы безоговорочно заняло бы, если не первое, то хотя бы призовое место.
— То-то же! — довольно проворковала эта старая карга, увидев меня на пороге. Я оказалась права — палочка все еще была у нее в руке. — А теперь, — бабушка направила кончик оружия на меня. — Ты идешь за мной, и меряешь свою новую форму.
Судя по тому, как она интонационно подчеркнула слово «свою», за меня уже давно все решили. Да, скорее всего, первого сентября 1971 года я валю через чертовы куличики в долбаную Англию, в «школу чародейства и волшебства Хогвартс», как мне написали в том самом многострадальном письме. Только вот одна загвоздочка: ни в этой, ни в какой-либо другой жизни я не хотела и не захочу тратить семь лет своей жизни на какую-то левую английскую школку, тем более, если родители или даже Тони вполне способны обучать меня на дому. И они бы так и сделали, если бы не бабка. Завелась такая, мол, «Это не дело!». Женщина, вам семьдесят шесть лет, вы хотите сказать, что знаете, какие в двадцатом веке могут быть «дела»?!
Ладно. Где наше не пропадало. Сейчас лучше натянуть улыбочку и быть хорошей внучкой, беспрекословно исполняющую любой каприз этой дряхлой кикиморы. Все-таки от Хогвартса есть и польза — девять месяцев, целых девять месяцев я не буду видеть рожу этого сраного седого тираннозавра!
— Повернись… Так… Красота!.. — довольно улыбалась бабка меж тем. Почему-то взрослые обожают, когда им устраивают подобные показы мод. — Эмили! Эмили, только посмотри!
— Да-да, красиво… — мама ответила как-то отстраненно. Она вообще последние месяца четыре будто в своем мире. Нет, она хорошая, по крайней мере, совсем не как бабушка. Мама вовсе не такая. Наверное, именно поэтому в доме всем заправляет эта змеюка в халатике; два года назад папа уехал куда-то в командировку. «На две недели». С каких собачьих пор в одной неделе триста шестьдесят пять дней — даже нашей ГВСИХ (гениальной всемогущей седовласой императрице холодильника) понять не суждено. Так или иначе, с тех пор от папаши ни слуху ни духу.
Итак, вернемся к рассказу. Хотя, на этом уже можно завершать. Или не завершать, а сразу промотать время на вечер. Точнее, на ночь, когда мы с братом лежим по кроватям. Так думают взрослые. На самом же деле, мы сидим на балконах, каждый на своем, и болтаем обо всем на свете. Так уж вышло, что мой младший брат Найджел — мой лучший друг, по совместительству, самый адекватный член семьи Харвинов. И любит его бабушка больше. Все потому, что он мальчик — им всегда нужен был наследничек. Они могли бы получить его и раньше, но вместо наследничка родилась я — своенравная, грубая, быдловатая. В детстве я завидовала Найджелу, но сейчас я ему даже благодарна — по крайней мере, лучше терпеть унижения от родственников, чем бесконечные сюсюканья.
— Жестоко, — сказал он, услышав от меня, как предки порешали мою судьбу. — Хорошо, я не на твоем месте.
— Это вопрос времени, Найджел, — усмехаюсь я. — Через два года ты тоже получишь это чертово письмо, и тогда, поступив не на Пуффендуй, ты можешь немного упасть в бабушкиных глазах.
— А ты?
— А что я? Как минимум назло этой старой горгулье, я попаду куда угодно, но не на Пуффендуй.
— А как максимум?
— Братец, Пуффендуй — факультет добрых и трудолюбивых. Где ты во мне увидел доброту и трудолюбие?
— Судя по бабушкиному отношению к тебе, — Найджел задумчиво потер переносицу. — В ней этих качеств тоже не шибко много.
— Значит, Харвинов туда отправляют уже по умолчанию. А я сделаю все, чтобы не попасть туда! Специально буду вести себя как чмо и лениться!
— Ха, ну удачи, — усмехнулся мой брат, прежде, чем пойти к себе, бросив на ходу «Спокойной ночи».
— Спокойной ночи! — говорю я, а сама думаю: «Удача понадобится тебе, через пару лет!».
Теперь, когда предысторию в принципе можно уже заканчивать, следует пояснить, что за культ Пуффендуя в нашей семейке. Все дело в том, что наш далекий предок (очень далекий — он был лучшим другом сына Пенелопы Пуффендуй), Эльвиас Лукас Харвин, тоже в свое время учился на барсучьем факультете. Вроде же, учился и учился, чего из этого драму делать? Не тут-то было — то весьма историческая личность. Итак, Эльвиас Лукас Харвин — первопроходец, изготовитель первого маховика времени, на себе же его и протестировал. Кто ж знал, что лет через тысячу у него родится такая прапра…правнучка! И главное, что родится она не иначе, как первого сентября. Вот такая я везучая!
Ладно. Сейчас уже точно надо заканчивать. Так что я глажу Инесс на ночь, выключаю свет и, засыпая, думаю о том, что произойдет, если меня, не дай бог, все же отправят на Пуффендуй.